Аничкина иколе. Приключения Руднева

Последние слова Волжина произнесла сбивчивой скороговоркой, снова краснея.

Дмитрий Николаевич, теперь уж не пряча взгляда, открыто смотрел на свою собеседницу, и та, кабы осмелилась поднять на него глаза, прочла бы в его взгляде восхищение.

– Конечно, я никому не скажу, – пообещал он. – Это лишь их двоих касается.

Было в его голосе что-то такое, от чего Анастасия Аркадьевна и вовсе смешалась, вскочила и заторопилась.

– Простите, Дмитрий Николаевич, я совсем забыла… У меня есть важное дело… Мне нужно идти!

Волжина стремительно направилась к двери, где столкнулась с Белецким. На его извинения она пробормотала что-то невнятное и, совсем смутившись, стремглав выскочила из классной комнаты.

Белецкий растерянно посмотрел ей вслед.

– Я что-то не то сделал? – недоуменно спросил он, а после принюхался и скривился. – Oh, das ist so eklig! (нем. О, это отвратительно!) Здесь пахнет как в парфюмерной лавке! Немудрено, что Анастасия Аркадьевна столь стремительно удалилась! Что здесь произошло?

Погруженный в свои мысли и чувства, Дмитрий Николаевич молчал и опомнился, лишь когда Белецкий подошёл к нему.

– А?.. Что ты спросил?.. Запах?.. Это девочки вылили мне в ящик стола одеколон… Адоратрисы…Такая у них тут глупая традиция, – рассеяно ответил он.

Белецкий посмотрел на Руднева настороженно.

– Дмитрий Николаевич, вы «Лила Флери» нанюхались что ли чрезмерно? Как-то вы странно разговариваете.

И тут он заметил на коленях Руднева альбом с недорисованным портретом.

– Та-ак! – протянул Белецкий, указывая на портрет. – Вы в неё влюбились!

Окончательно опамятовавшийся Дмитрий Николаевич пожал плечами.

– И что с того, даже если и так?

Белецкий впился в Дмитрия Николаевича хмурым озабоченным взглядом.

– Да что ты, Белецкий, сморишь на меня, как на хворого? – рассмеялся Руднев.

– Да потому, – взорвался Белецкий, – что ваша влюбленность хуже лихорадки! И малиной вас от неё не отпоить!

– Белецкий, ты единственный в мире человек, который сетует на то, что влюбленность малиной не лечится!

– Я единственный в мире человек, которому приходится лечить ваши влюбленности!

– Белецкий, влюбленность – не болезнь, а нормальное состояние души! И не нужно меня от неё лечить!

– Кабы вы голову не теряли, я бы с вами согласился..! Вот ведь нашли время! Здесь черт знает, что творится, а вы амуры взялись разводить!

Руднев сложил альбом и бросил его в проветривающийся ящик.

– Не беспокойся о моей голове, – примирительно сказал он. – Поверь, я отлично помню, зачем мы здесь. Ты ведь мне что-то рассказать пришёл?

Белецкий ещё несколько секунд сердито посверкал глазами, а потом поведал.

– Дмитрий Николаевич, пока вы тут с дамой любезничали и портреты рисовали, я ознакомился с личным делом учительницы французского, Екатерины Владимировны Княжиной. В своё время она была помолвлена с сербским офицером из числа слушателей академии Генштаба, но за месяц до свадьбы разорвала помолвку. Позже её жениха отозвали на родину и там отправили под трибунал за участие в антимонархическом заговоре. Он сбежал из-под стражи и, предположительно, вернулся в Россию, где присоединился к террористически-анархистской группировке русских революционеров и, якобы, даже был активным участником революции 1905 года.

– Неужто ты всё это в её личном деле вычитал? – подивился Дмитрий Николаевич.

– Нет, там только про помолвку разорванную было и имя жениха. Остальное я узнал у Черномора.

– У кого?

– Так девочки прозвали историка Гольца.

– А у него-то откуда такая осведомленность о личной жизни Екатерины Владимировны?

– Про её личную жизнь он ничего не знает, зато он написал статью о Белградском заговоре, где в числе прочих заговорщиков был упомянут и жених Княжиной. Этот Константин Францевич хвастал передо мной своими публикациями. Я, естественно, выразил желание ознакомится с сербской историей. В общем, всё это абсолютно неважно. Главное, у нас есть имя Миомир Тубич. Думаю, стоит задать вопрос о нём нашему фельдмаршалу из Особого отдела?

– Пожалуй, – согласился Руднев. – Хотя я бы стал его спрашивать не столько про анархиста Тубича, сколько про то, почему господин Ярцев не счёл нужным нам о нём поведать. Ни за что не поверю, что Департамент полиции не знал о Тубиче и про его матримониальные намерения в отношении здешней учительницы.

Белецкий нахмурился.

– Вы не доверяете Ярцеву, Дмитрий Николаевич?

– Не доверяю, – признался Руднев. – Он из тех людей, про которого никогда не знаешь, что он сжимает в руке, которую держит за спиной. Мне это не нравится.

– Думаю, вы преувеличиваете. Он просто о вас высокого мнения и хочет, чтобы вы взглянули на картину незамутнённом взглядом, – Белецкий взглянул на часы. – Я должен идти, у меня урок. Встретимся через полтора часа.

Однако встретиться им пришлось раньше.

Глава 7

Леночка всё никак не могла решиться, чьей адоратрисой стать: Герштока или Дмитрия Николаевича. С одной стороны, сделаться обожательницей учителя рисования было бы более очевидным решением, в конце концов, он ведь так походил на «прекрасного принца», но с другой – была в этом какая-то несправедливость по отношению к Герштоку, ведь не будь Дмитрия Николаевича, выбор Леночки был бы однозначен, да, к тому же, и без Леночки Блохиной у Дмитрия Николаевича хватало поклонниц.

Помучившись в нерешительности, Леночка Блохина наконец приняла Соломоново решение: по понедельникам, вторникам и средам она станет обожать Дмитрия Николаевича, по четвергам, пятницам и субботам – Герштока, ну, а в воскресенье, пожалуй, можно побыть и адоратрисой Михаила Петровича. А то ведь у Филина совсем обожательниц нет! А он ведь даже для неё, для Леночки, снял с самой высокой полки чучело утконоса и разрешил потрогать!

В тот день, когда было принято судьбоносное решение, был аккурат вторник. То есть день обожания Дмитрия Николаевича.

Последним уроком у третьегодок была гимнастика, которую по причине ещё пока теплой и сухой погоды проводили на улице в школьном парке. Леночка Блохина гимнастику терпеть не могла, поскольку ничему полезному, например, лазанью по деревьям, Марта Германовна Адам по прозвищу Ева, разумеется, их не учила.

Чтобы избавится от ненавистных занятий и высвободить себе время, Леночка пожаловалась Еве на плохое самочувствие, и та освободила её от урока, велев зайти в лазарет к сестре. Леночка сделала лицо пожалостливее и поплелась к лечебному флигелю, но, едва лишь завернув за угол, шмыгнула в заросли ирги, где на старой полусгнившей скамейке было их с Натали секретное место.

Благословенных полтора часа добытого враньём времени Леночка намеревалась потратить с пользой. У неё было два серьезных дела. Во-первых, она хотела сходить на дальний пруд и проверить, как там поживает семейство крякв, к гнезду которых, судя по следам, повадилась наведываться лисица. А, во-вторых, ей следовало совершить подвиг во имя своего обожаемого Дмитрия Николаевича. В этом вопросе Леночка решила не мелочиться и начать с деяния значительного, на которое мало кто из адоратрис решался, но которое считалось наивысшим проявлением почитания в силу несомненной сложности исполнения и тяжести последствий. В общем, Леночка решила, что во имя Дмитрия Николаевича она нынче съест кусок мыла, который утром втихаря утащила из помывочной.

Посидев в раздумьях, Леночка решила, что начать нужно всё-таки с подвига, поскольку дело это было куда как менее приятное, чем прогулка до пруда, а откладывать неприятные занятия на потом Леночка не любила.

Девочка достала противный, мерзко пахнувший серо-бурый комок из кармана и приказала себе собраться. Её уж и заранее тошнило от мысли, каково это сомнительное лакомство на вкус, но кто же сказал, что быть адоратрисой лёгкий жребий?

Леночка зажмурилась и приготовилась откусить кусочек, но тут за её спиной раздался спокойный и ровный голос:

– Мадмуазель Блохина, что вы здесь изволите делать?

От неожиданности Леночка аж подпрыгнула.

Вскочив на ноги и поворотившись, она увидела пред собой предмет своего обожания, который строго смотрел на неё, хмуря брови.

– Я?.. Я в лазарет… Мне Марта Германовна велела… – почти и не соврала Леночка, пряча за спину зажатый в ладошку кусок мыла.

– Вот как? Так лазарет в другой стороне, – не поверил прозорливый Дмитрий Николаевич. – Что вы прячете? Извольте показать.

Дмитрий Николаевич протянул Леночке затянутую в перчатку руку.

– Мадмуазель, я жду.

Леночка тяжело вздохнула и отдала добытый с таким риском трофей.

Суровость на лице Дмитрия Николаевича сменилась полным изумлением.

– Зачем вам это? – недоуменно спросил он.

Леночка почувствовала, что краснеет, и это, кажется, ещё более возбудило в Дмитрии Николаевиче свойственную всем взрослым подозрительность.

– Мадмуазель, объяснитесь, – велел он.

Под строгим и проницательным взглядом больших дымчато-серых глаз учителя никакое правдоподобное враньё Леночке в голову никак не приходило, и потому она решила выложить всю правду, тем более что истина должна была Дмитрию Николаевичу несомненно польстить.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

От фр. école – школа.

2

Содержание (кошт) в школе Леночки Блохиной оплачивалось частным образом, а не из казны, в отличие от казеннокоштного содержания.

3

Имеется в виду сентиментальный роман Жан-Жака Руссо «Юлия, или Новая Элоиза».

4

Команды в спортивном фехтовании, используемые и в настоящее время морфологической передачей с французского. Toucher (туше) – касание. Halte (альт) – бой остановлен. En guarde (ан гард) – к бою. Êtes-vous prêt (эт-ву прэ) – готовы? Allez (алле) – начали.

5

У Чернышёва моста на Фонтанке располагалось здание Министерства Внутренних дел Российской Империи.

6

Леди Годива – англосаксонская графиня, жившая в XI веке, которая, согласно легенде, проехала обнажённой по улицам города Ковентри ради того, чтобы её супруг снизил непомерные налоги для своих подданных.

7

Мещеряков говорит о супруге Николая II императрице Александре Фёдоровне, урождённой принцессе Виктории Алисе Елене Луизе Беатрисе Гессен-Дармштадтской.