Полная версия
Как украсть Драконий меч
Крессида Коуэлл
Как украсть Драконий меч
© 2011 by Cressida Cowell All rights reserved Originally published in Great Britain in 2011 by Hodder Children’s Books
© А. А. Кузнецова, перевод, 2015
© Издание на русском языке, оформление
ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2015
Издательство АЗБУКА®
* * *
Маленькая просьба к читателям:
ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ОБИЖАЙТЕСЬ НА ИСТОРИЮДо сих пор Иккинг просто играл в приключения и понемногу учился быть героем. Ставки были не очень высоки. Но теперь на остров Олух надвигаются трудные и темные времена.
Пожалуйста, не обижайтесь на эту историю.
История ничего не может с собой поделать. Так оно и бывает: история, частью которой мы все являемся, это не просто приключения викингов и драконов. Это повесть о взрослении.
А одно из свойств взросления, один из непреложных, неизбежных его законов, заключается в том, что однажды… однажды… однажды…
Нам приходится взрослеть.
Простите, но это правда.
Пролог, написанный Иккингом Кровожадным Карасиком III, последним из великих героев-викингов
Теперь я древний-предревний старик, и прошлое кажется очень далеким.
Но когда-то, давным-давно, на архипелаге водились драконы.
И когда-то, давным-давно, я был мальчишкой, который на тринадцатом году жизни совершил ужасную ошибку.
Я освободил из плена Берсерков дракона Ярогнева.
Дракон обещал улететь и провести в изгнании в ледяных пустынях севера всего один год. Один год форы, а затем, поклялся Ярогнев, он поднимет Драконье восстание, чтобы полностью и окончательно стереть людей с лица земли.
За обещанный год мальчик, каким я был тогда, вытянулся, словно деревце, на целую ладонь, а то и больше. Все рукава сделались мне коротки, но год миновал, а Ярогневом и не пахло, как и Драконьим восстанием.
Я перевел дух и начал надеяться, что прохлада нетронутых снегов смягчила ужасные страдания столетнего плена. Возможно, думал я, дракон вернулся к счастливой беззаботной жизни своих предков, плещется себе сейчас на свободе в ледяных водах, гоняется за тюленями в бескрайней холодной пустыне…
Может быть, очутившись в родной стихии, он примирился сам с собой, позабыл обещание и вовсе передумал возвращаться, а?
Может быть.
Ну а вдруг?
Возможно.
Но в тихие часы ночи слова Ярогнева снова вспыхивали в памяти – не такие это были слова, чтобы растаять со временем, как лед по весне. Это были огненные слова, они зловеще шипели и полыхали, обжигающе живые в моих снах:
«Мы спалим этот мир огнем и не оставим ни единого жалкого человечка. Потому что последние сто лет я заглядывал в прошлое и в будущее, и вот что я тебе скажу, мальчик… люди и драконы не могут жить вместе…»
Слова жгли мою душу, словно пылающие змеи:
«…и поэтому я созову драконов со всех концов света, из глубин океана и с небесных высот, и мы дадим вам последний бой, пока не стало слишком поздно».
– НЕТ! – кричал я во сне. – НЕТ, НЕТ, НЕТ, НЕТ, НЕТ!
Но время не повернуть вспять. Мальчик, каким я был тогда, не мог его остановить.
И дракон явился.
1. (Не) самый великий день в жизни
Однажды давным-давно, в зимнюю полночь, Иккинга Кровожадного Карасика III подбросило от ужаса.
Иккинг, Надежда и Опора и Наследник Вождя Племени Лохматых Хулиганов, был нескладным, тощим, ужасно обыкновенным мальчишкой с самым неприметным лицом.
Спалось ему, сказать по правде, так себе.
Трудно крепко заснуть, если постелью тебе служит гамак, подвешенный посреди Трудного Пути на вершину Сердитой горы. Точнее, до вершины оставалась еще четверть пути.
Трудный Путь на Сердитую гору пролегал по высоченному утесу. Подъем на него занимал два дня с ночевкой. Приходилось вбивать пару крючьев в отвесную стену и всю ночь беспокойно ворочаться в гамаке, опасно подвешенном на гладкой скале.
Неподалеку от хозяина на скальной полочке отдыхал Ветрогон, верховой дракон Иккинга. Вообще-то, ему полагалось караулить на случай опасности, однако зима, время драконьей спячки, еще не кончилась, поэтому он и днем-то постоянно клевал носом, а уж ночью дрых без задних ног. Длинный и нескладный, Ветрогон вытянулся на карнизе и храпел, словно простуженная корова.
Вот если бы опасность уселась ему на голову – тогда Ветрогон, наверное, что-то заметил бы.
Беззубик, крошечный и самовлюбленный охотничий дракон Иккинга, принадлежавший к породе обыкновенных садовых, тоже ничего не заметил. Он крепко спал у хозяина на груди, наполняя гамак дымными колечками.
Но Иккинга разбудила именно опасность. В этом он не сомневался ни секунды. Сердце у него беспокойно колотилось, сна как не бывало. Мальчик всей кожей чувствовал угрозу.
Со всех сторон.
Честно говоря, здесь, высоко на скальной стене, посреди зимы, когда самые страшные драконы архипелага пребывают в спячке, бояться было особенно нечего. Ну разве что гамак свалится.
Так почему же у Иккинга так мечется сердце, почему в желудке так муторно, что вот-вот стошнит?
Очень медленно (ему вовсе не хотелось вывалиться) Кровожадный Карасик выглянул за край гамака.
Подножие горы терялось головокружительно далеко внизу.
Иккинг сглотнул и решил туда не смотреть.
Они забрались очень высоко. Отсюда открывался вид на многие мили во все стороны, словно смотришь на карту архипелага. На западе мерцало море. На севере темнело зловещее иззубренное ущелье Торова Грома. Еще дальше в той стороне высились плавучие айсберги и неровные пики Холодных гор.
А прямо под ним раскинулся незнакомый материковый ландшафт изо льда и снега, оживляемый лишь подозрительно теплыми булькающими водоемами. Они пускали дымные пузыри, словно храпящие драконы.
Чуть дальше по скале висел залатанный гамак лучшего друга Иккинга, Рыбьенога.
Рыбьеног тоже храпел, скорее всего из-за астмы (бедняга страдал аллергией на собственную драконицу, Жутьздорову, которая делила с ним гамак). А может, из-за сенной лихорадки (Рыбьеног был единственным известным Иккингу человеком, ухитрившимся заиметь сенную лихорадку посреди зимы).
А наверху, высоко-высоко наверху, раскинулось ночное небо, усыпанное алмазными звездами…
Небо полнилось шумами, более зловещими, чем гром, более странными, чем молния. От тонкого писка ныли барабанные перепонки. Казалось, неведомые киты перекликаются в чуждой вселенной.
И там вверху, в небе, Иккинг различил сгустки черноты, медленно надвигающиеся из ущелья Торова Грома.
Расстояние не позволяло определить, к какому именно виду драконов принадлежат незваные гости, но в их крыльях было нечто кошмарное, и в глубине души он их узнал.
Когда молодой кролик замечает кружащего в вышине ястреба, он, возможно, видит его в первый раз – но память предков велит ему в панике поскакать большими прыжками к спасительной норе. Так и с этими драконами.
Не подумайте, будто Иккинг никогда прежде драконов не видел. В его мире их было полным-полно, как диких, так и домашних.
Вот только драконы в вышине над горами вели себя неправильно. Они были из разных видов, а летели вместе, словно охотничья стая. Драконам это несвойственно. Они не объединяются для охоты, тем более на людей.
Может, когда-то, давным-давно, такое и случалось. Однако теперь даже самые древние старики не помнят, чтобы драконы нападали на людей.
Конечно, если человек вдруг попадется на пути голодного дикого дракона, тот его запросто сожрет. Но чтобы они нарочно на людей охотились – такого не бывало. Разве что, может, совсем уж в стародавние времена…
От страха у Иккинга как иголками закололо кожу на голове. Он отчаянно напряг слух, силясь расслышать, что происходит в темноте. И каким-то образом сквозь рев ветра ему удалось уловить поистине наводящий ужас звук, свирепое шипение по-драконьи.
Никогда еще он не слышал таких зловещих речей, переполненных ледяной ненавистью. Он едва разбирал слова, но звучали они как заклинание, жутко и завораживающе:
Все ближе и ближе подлетали драконы, и вот уже стало понятно, что направляются они прямо к увешанной гамаками скале.
Иккинг еще сильнее вывернул шею. Метрах в двадцати над ними виднелись гамаки остальных юных воинов племен архипелага, подвешенные на вбитых в скалу крючьях. Иккинг с Рыбьеногом отстали от них на полчаса. И если им двоим гамаками служили залатанные коричневые одеяла, то остальные приспособили старые корабельные паруса. Из-за роскошных узоров – красно-белых полос или сине-золотых ромбов – гамаки выделялись на фоне скалы, как фламинго на болоте.
Загадочные драконы летели прямиком к ним.
Теперь Иккинг разглядел нападавших. И узнал их по форме крыльев.
В стаю объединились самые злобные драконы архипелага: бритвокрылы и вертокруты, апатозавры и упырапторы.
«Надо предупредить остальных», – подумал Иккинг и открыл рот, чтобы закричать, но от ужаса у него перехватило горло, как это случается в самых худших кошмарах.
– И-и-и-и, – пропищал Иккинг, – и-и-и-и, и-и-и-и-и…
Нет, так его никто не услышит…
Он напряг силы:
– Драконы… – И, подумав, добавил: – Злющие.
От его сипения не проснулся даже Беззубик, не говоря уже о юных воинах, безмятежно посапывавших высоко вверху.
Драконы между тем были совсем близко. Они летели плотным строем – совершенно противоестественное для них поведение. Они уже вытягивали лапы и выпускали когти, готовились напасть. А юные воины были совершенно беспомощны в своих ярких коконах. Так их всех перебьют во сне…
Иккинг дотянулся до небольшого углубления в скале, куда пристроил свой рюкзак. Трясущимися руками он вытащил лук и стрелу из колчана.
Может, и хорошо, что он так далеко отстал от остальных. Если бы он видел, чем занимался в тот момент вожак драконьей стаи… мог и в обморок грохнуться.
Стаю вел вертокрут.
Казалось бы, название этой породы не сулит ничего особенного, для вас оно, может быть, звучит вполне безобидно. Только вот, боюсь, вертокруты отрывают своим жертвам конечности, чтобы те не могли убежать.
Извините, но это правда.
Зависнув совершенно неподвижно рядом с одним из гамаков, вертокрут медленно разинул пасть и выпростал язык толщиной с крепкую мужскую руку. Раздвоенный кончик гибкостью и чувствительностью не уступал человеческим пальцам.
Язык скользнул внутрь гамака Сморкалы, крайне неприятного двоюродного братца Иккинга, и принялся шарить там.
Иккинг тщательно прицелился и выстрелил.
Целился он, разумеется, в вертокрута.
Стрелял Иккинг неплохо. Не настолько хорошо, как дрался на мечах, но вполне прилично. Только вот стрелять из болтающегося гамака не так-то просто. Особенно когда и лук, и стрела у тебя погнуты. Кстати, руками того же Сморкалы, вот ведь ирония.
Слегка изогнутая стрела покинула тетиву и винтом ушла вверх, мотыляясь, словно пьяная. В последний момент она дернулась вправо и, миновав дракона, вонзилась в левую ногу Сморкалы пониже колена.
Иккинг, вообще-то, совсем не то хотел сделать, но так оказалось тоже неплохо… в некотором роде.
Сморкала приглушенно взвизгнул – а вы бы удержались, если бы вам прострелили ногу из лука? – и выпрыгнул из гамака… к большому удивлению (и неудовольствию) вертокрута, не успевшего ухватить жертву за какую-нибудь конечность.
Разумеется, спросонок и со стрелой в ноге Сморкала начисто позабыл, что болтается над пропастью. Он полетел вниз, вопя и кувыркаясь, мимо гамаков своих товарищей-воинов, а потом и мимо Иккинга. Тот отчаянно вытянулся в попытке поймать кузена, хотя и понимал, что не сможет удержать такого здоровяка… Нет, Сморкала пролетел слишком далеко.
Тут бы и пришел конец Сморкале Мордовороту, но ему повезло: из скалы чуть ниже Иккинга торчало чахлое деревце. Дерево замедлило его падение, и юный викинг в последний момент сумел-таки ухватиться за одну из нижних гибких веток и спасся.
И вот Сморкала болтается на дереве, в тысяче метров над землей, от изумления не в силах издать ни звука, и таращится на Иккинга круглыми от ужаса глазами.
– ПОМОГИ МНЕ, ТЫ, ИДИОТ, – одними губами произнес Сморкала.
А ведь мог бы и проявить капельку вежливости к человеку, который только что спас его от страшной смерти и был единственным, кто мог бы спасти еще раз. Но Сморкала, увы, вежливостью не отличался.
Было ясно, что долго ему не продержаться. И Иккинг по доброте душевной помог бы, да не доставал. Совсем чуть-чуть.
Кровожадный Карасик лихорадочно завозился в гамаке, разыскивая веревку, чтобы бросить Сморкале. Но найти что-нибудь, лежа в гамаке, не легче, чем натянуть трусы, скорчившись внутри наволочки. А в гамаке, заполненном дымом Беззубика, это и вовсе напоминало какой-то дикий танец в бане по-черному.
Иккинг раскачивался и метался туда-сюда, но нащупать конец злосчастной веревки никак не удавалось, а ладони сделались скользкими от пота. Он судорожно дернулся, словно связанный червяк… и вместо веревки случайно вытащил меч …
С ужасным треском клинок рассек старый истертый коричневый гамак ровно напополам.
– А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А! – Вот теперь у него наконец прорезался голос. – ДРАКОНЫ НАПАЛИ!!!!!!
Крик вышел оглушительный – весь воздух, застрявший от страха у Иккинга в легких, вырвался наружу и пошел отражаться от скальных стен, поднимаясь все выше.
Рыбьенога, висевшего в метре над Иккингом, ударило звуковой волной. Бедняга резко обрел бодрость, вскинулся, растопырился, словно взорвавшаяся морская звезда, и едва не вывалился из гамака. Далеко-далеко вверх по скале все гамаки зашевелились и закачались, их обитатели сели, протирая глаза и бормоча: «Шотакоэ? Шопрсходит?»
– И-и-и-ик! – встревоженно пискнул Беззубик, открывая глазки.
Он осознал, что, набирая скорость, несется к земле, и расправил крылышки.
Нападавшие драконы зависли в холодном ночном воздухе. Они перенастроили свет своих желтых глаз (исключительная способность, присущая некоторым драконам) со слабого свечения на ослепительное сияние, опустили головы…
И заметили Иккинга, раскачивающегося на остатках гамака. В слепяще-ярких лучах многочисленных глаз-прожекторов он был как на ладони на фоне темной скалы.
– Ух… ох… ВЕТРОГОН! ПРОСНИСЬ!!! – заорал Иккинг, бешено размахивая мечом во все стороны.
Кричал он по-драконьи, ведь Иккинг был одним из немногих викингов всех времен, способных говорить на этом завораживающем языке.
– Хрррооооо… пщщщщшшш… – храпел Ветрогон.
Рой драконов, по-прежнему зловеще висевший над Иккингом, исторг медленное, леденящее душу шипение. Что-то щелкнуло – это драконы опустили на глаза маленькие фокусировочные шторки, чтобы видеть предметы предельно четко с огромного расстояния.
Еще с минуту они парили неподвижно. Только чуть поводили глазами, следя за мечом Иккинга. А потом сложили крылья и ринулись вниз.
Ловчее пике.
Зрелище красивое, вот только Иккинг был не в настроении им наслаждаться. Хотя если бы он не болтался на одной-единственной полоске одеяла на высочайшей скале архипелага, то непременно залюбовался бы.
Ловчее пике – роскошный образец воздушной акробатики, когда дракон уходит в свободное падение, сложив крылья. А рой гигантских драконов, исполняющих его одновременно, так отвесно и так близко к Трудному Пути на Сердитую гору, что крылья практически задевали скалу. В глухой ночи – это, скажу я вам, редчайшее и прекраснейшее зрелище. До смерти впечатляет (только очень незадолго до смерти, честно говоря).
Драконы с воем приближались к Иккингу. Вожак уже распахнул пасть, но мальчишка в последний раз отчаянно извернулся, качнулся и зацепился за скалу. Рой драконов просвистел мимо, к подножию скалы, не в силах выйти из великолепного пике.
Иккинг отчаянно шарил по скале, пытаясь отыскать опору на гладкой, как стекло, поверхности. Руки, вцепившиеся в останки гамака, медленно, по чуть-чуть сползали все ниже. Долго ему не продержаться… но опора для ног никак не находилась, и он снова качнулся над головокружительной бездной прочь от скалы.
Тем временем Беззубик прыгал у Ветрогона по животу в тщетных попытках его добудиться.
– П-проснись! Проснись! Или Б’бе-беззубик перемелет твои кости в муку! – вопил дракончик. – Проснись, ты, ле-ленивый не-не-недотепа!
– Хрррооооо… пщщщшшш… – храпел Ветрогон, счастливый и довольный, как никогда.
Во сне он беззаботно перепархивал с дерева на дерево, и милая крохотная бабочка нежно щекотала ему пузо своими нежными крылышками.
Рыбьеног попытался выбраться из своего гамака на помощь, но запутался ногой в веревке.
Хрясь!
Пятидесятый дракон, очередной вертокрут, с визгом пронесся мимо Иккинга на скорости двести километров в час, в последний миг совершил зубодробительный разворот и ухватился за скалу крючьями на концах крыльев.
Блестяще! Непревзойденные летные навыки!
Неотрывно глядя на Иккинга, вертокрут начал быстро подтягиваться на крыльях по скале к беспомощно болтающейся жертве.
Беззубик бросил скакать по животу Ветрогона и изо всех своих крохотных сил попытался сковырнуть блаженно похрапывающего Ветрогона с карниза, в надежде привести его в чувство.
– Ах, милая бабочка, не уходи, – шептал во сне Ветрогон, с обиженным уханьем выдыхая кольца дыма, – останься со мной, порхалочка, и мы станцуем танец цветов…
– ИККИНГ, ТЫ КРЕТИН! – орал Сморкала, болтаясь на дереве метром ниже. – СДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ ХОТЬ РАЗ В ЖИЗНИ! Я ДОЛГО НЕ ПРОДЕРЖУСЬ!
Но Иккингу своих забот хватало.
– А-а-аи-иййййй! – пронзительно визжал он, а вертокрут, подобно летучей мыши, подползал все ближе, разевая пасть, в глубине которой разворачивался, словно улитка, ужасный, мускулистый, волосатый язык.
Крокодилья пасть дракона распахнулась, как чемодан, жуткий язык змеей выстрелил из нее и обвился вокруг меча, заставив Иккинга оторвать левую руку от гамака…
Дракон сместил захват, и, содрогаясь от омерзения, Иккинг почувствовал, как язык обвивается вокруг всей его руки.
Тынц!
Очередная полоска одеяла лопнула, и теперь он болтался на тончайших ниточках над бездной.
Дракон приостановился, готовясь вывернуть Иккингу руку вместе с мечом…
2. Как они вообще там оказались
Пока дракон медлит, прервем ненадолго наш рассказ, но лишь для того, чтобы вкратце пояснить, как Иккинг вообще оказался в таком положении.
Это ведь так раздражает, когда тебя закидывают в середину повествования, не сказав ни слова о том, как герои туда попали и с чего вдруг они устроили привал на трех четвертях Трудного Пути вверх по Сердитой горе посреди зимы.
Ведь идиотская же затея, да?
А случилось вот что.
В то раннее и ясное утро племена архипелага собрались у подножия Сердитой горы громадной и шумной толпой, прихватив множество шатров, саней и лыж. Викинги приветствовали старых друзей и врагов, сталкиваясь большими животами. Охотничьи драконы кувыркались в воздухе у них над головой, а верховые дрались между собой.
На самой вершине Сердитой горы располагалась фехтовальная школа «Гром и молния». Племена прибыли сюда на ежегодное трехнедельное празднество, включающее пиры, бои и прочие увеселения. Самые же главные события должны были произойти в последний день – День Нового Года, на который было назначено состязание мечников и церемония Новогоднего Посвящения В Воины. На церемонии, как нетрудно догадаться, должны были посвятить в воины подросшее поколение викингов архипелага, после чего оно могло смело прощаться с детством: всякий прошедший ритуал считается взрослым и полноправным членом племени.
На Сердитую гору можно забраться двумя путями.
Есть Легкий Путь – плавный подъем, по которому можно весело прогуляться пешком, даже не запыхавшись. Этим путем воспользуются взрослые воины со всеми санями, шатрами, верховыми и упряжными драконами, оружием и припасами.
А еще есть Трудный Путь – совершенно отвесная скала, восхождение по которой занимает два дня. Этот путь предназначен для Будущих Воинов, дабы они доказали, что достойны быть принятыми в племя.[1]
Будущие Воины разглядывали гигантскую каменную стену с изрядным сомнением.
Они представляли собой смешанную толпу прыщавых подростков, где все до одного были крупнее и мускулистее Иккинга с Рыбьеногом. (Кроме их верного друга Камикадзы, крохотной, бешеного нрава Бой-бабы с гривой светлых волос, которую хозяйка если и расчесывала, то наверняка вилами.)
Плевака Крикливый, главный наставник по Хулиганской Программе Начальной Пиратской Подготовки, давал Будущим Воинам краткое напутствие.
Это был человек-гора двух с лишним метров ростом, с голосом как туманный горн и ушами словно растоптанная цветная капуста. Чувствительностью он не отличался.
– Так, воины, слушай сюда! – гаркнул он. – Это всего лишь легкая прогулка! Вам просто надо за ближайшие день и ночь одолеть эту совершенно отвесную скалу. Как только доберетесь до школы, начнете готовиться к состязанию мечников в День Нового Года. Это ваш шанс подучиться и получить подсказки у величайшего мечника архипелага, самогó Молниеноса!
Из толпы Будущих Воинов раздались охи и ахи.
– Как же мне не терпится познакомиться с Молниеносом вживую, – возбужденно прощебетала Камикадза Иккингу с Рыбьеногом. – Говорят, он идеальный Герой…
– А вот и о-о-о-он! – прокричал Бандюг Остолоп, показывая вверх.
Роскошный дракон из породы краснотигров спикировал откуда ни возьмись прямо к ним. На спине его, изящно пригнувшись, сидел не кто иной, как сам Молниенос. Камикадза испустила восторженное улюлюканье и вскинула кулак, а дракон пролетел прямо у них над головой, и они почувствовали ветер, поднятый его крыльями.
Дракон понесся на бреющем, Молниенос свесился с него, нахально сорвал с головы Стоика Обширного шлем и снова взвился ввысь.
Стоик Обширный, отец Иккинга, был скроен по традиционной викингской мерке: мышцы как бейбольные мячи, борода как грозовое облако и мозгов ровно столько, чтоб уместились в кофейную ложечку.
Он не обрадовался.
– Ох уж этот Молниенос, ничуть не изменился! – фыркнул Стоик, когда все засмеялись, а молодежь заохала и заахала.
– Давай вниз, ты, выпендрежник! – заорал вождь Хулиганов. – Этак мы до ночи с места не тронемся! Ну я не знаю… эти герои… никакого соображения…
Наконец изящным и стремительным пируэтом краснотигр опустился прямо перед Стоиком. Молниенос перелетел через голову дракона, сделав полное двойное сальто, и с элегантным поклоном протянул Стоику его шлем.
– Держи, Стоик, дорогой…
