Смайлик на асфальте

Подполковник с сожалением отложил вещи и повернулся к кладовщице.

– Молчанова вчера одна пришла?

Женщина только развела руками.

– Не знаете, она ничего не употребляла?

– Наркоманы?! У нас? – ужаснулась та. – Нет, с такими мы не связываемся. Как только начинаем подозревать, сразу расторгаем контракт. У нас ведь и детская анимация есть. Разве можно к детям наркоманов?

– Во сколько вчера представление закончилось?

– В десять, как всегда. Но обычно ребята еще час отрабатывают на набережной – многие с ними фотографируются. К двенадцати, как правило, все расходятся… А что все-таки случилось?

В глазах женщины любопытство мешалось с испугом.

– Следователь все объяснит, – туманно буркнул Брагин, прощаясь. Больше ему здесь делать было нечего.

Дворами он вышел к Мойке и двинулся через Дворцовую к Адмиралтейскому проспекту, где припарковал свою машину. Площадь постепенно заполнялась людьми. Туристы фотографировались у Александровской колонны, кто-то пытался сторговаться с кучером кареты, неприкаянно слонялись обвешанные рекламными плакатами продавцы экскурсий. Брагин внимательно посматривал по сторонам: не исключено, что среди толпы сейчас бродит преступник. Такая бравада частенько встречалась среди серийных убийц. Возвращаясь на место преступления на следующий день после убийства, они наслаждались чувством превосходства: опять удалось переиграть «легавых»!

Сделав крюк, подполковник вернулся к фонтану. Заградительные ленты уже сняли, на той скамейке сидела семья с двумя детьми. Смайлик еле-еле проглядывал на сером граните фонтана – наверняка дворник постарался. Если не знать, что там есть рисунок, ни за что не разглядишь.

Брагин остановился, еще раз огляделся по сторонам – нет, никого подозрительного. Он достал телефон и набрал участкового.

– Васильич, ты не мог бы разузнать, кто из ваших дежурил на Дворцовой вчера вечером и ночью? Вдруг заметили что?

– Сделаю, – пообещали на другом конце. – Только ребята сейчас отсыпаются. Я попозже позвоню.

– Конечно, пусть спят.

В разговоре возникла пауза, а потом участковый осторожно заметил:

– Бросил бы ты это дело. Хочешь доказать, что тогда был прав ты, а не начальство? Но даже если докажешь, все равно тебя не вернут. Место уже занято молодыми и эффективными. Такие динозавры, как мы, которым не все равно, больше не нужны.

– Спасибо за заботу, только я не вернусь, даже если позовут.

– А зачем тогда… – начал участковый, но Брагин уже закончил разговор.

«Действительно – зачем? Зачем я лезу в это дело? – думал он, направляясь к машине. – Из самолюбия? Из выработавшейся за четверть века привычки идти по следу? Или просто потому, что невмоготу сидеть в пустой квартире? А еще потому, что на свободе бродит убийца, маньяк, и убивать он будет все чаще и чаще».

Дома Брагин нашел страничку Ольги в соцсетях. Обычная девчачья страничка с котиками, шмотками и косметикой, слегка разбавленная театрально-киношной жизнью. Однако в глаза бросалась одна странность – девушка заходила в соцсети сегодня утром. Впрочем, мало ли кто мог знать пароль. Лучшей подругой Ольги была помечена некая Ирина Ефремова – еще одна миловидная блондинка. По всей видимости, девушка общительная, раз не боялась открыто писать номер телефона. В соцсети она в последний раз заходила вчера днем. Брагин набрал номер Ирины, но ему никто не ответил.

Подполковник вскипятил чайник, заварил пакетик чая и попробовал дозвониться до Ирины еще раз. На этот раз телефон оказался выключен.

До поездки в морг оставалась уйма времени, и дабы как-то убить его, Брагин решил приготовить что-нибудь на обед. Кроме того, ему всегда хорошо думалось, когда руки были заняты. Однако в холодильнике кроме куска лосося нашелся лишь засохший пармезан и упаковка сливок для кофе. Брагин с удивлением повертел сливки. Откуда они тут взялись? Он не помнил, чтобы покупал их, кофе он любил черный. В морозилке сиротливо покрывалась инеем початая пачка пельменей. Зато в буфете нашлись аж две пачки макарон – пенне, в просторечье «перья», и спагетти, которые он называл просто макаронами. Значит, на обед сегодня будет паста с лососем.

Брагин порезал рыбу на кусочки, обжарил на сковородке с лучком до золотистой корочки, затем залил сливками и оставил тушиться на небольшом огне. Поставил на плиту кастрюльку с водой. После некоторого колебания выбрал спагетти – они варятся быстрее. От рыбы уже тянул аппетитный запашок, и подполковник, сглотнув слюну, сообразил, что сегодня еще не ел. Он натер сыр и всыпал его в рыбу. Спагетти к этому времени как раз разварились до нужного состояния.

Есть решил прямо со сковородки – так вкуснее. Не хватало только завершающего штриха. Брагин вновь открыл дверцу буфета, но потом вспомнил, что «штрих» вполне мог расти на соседском балконе. Мысленно извинившись перед соседями, он выдрал из крайнего ящика веточку петрушки. Вот теперь все было как надо.

Но паста оправдала лишь половину возложенных на нее надежд – утолила голод. С умными мыслями оказалось сложнее.

Кофе и мытье посуды съели остаток дня. Пора было помаленьку выдвигаться к Фишману.

* * *

Фишман встретил Брагина в секционном зале. В помещении витал резкий запах формалина, к которому примешивался сладковатый удушливый запах разлагающейся плоти. Аккуратно зашитый труп Молчановой лежал на металлическом столе, рядом возился санитар. Мельком взглянув на тело, Брагин тут же отвернулся. За два с лишним десятка лет работы ему часто доводилось бывать во владениях судмедэксперта, он привык и к запаху, и к телам, но разве можно привыкнуть, когда смерть забирает молодую красивую девушку, которой жить и жить?

– Только что ушел, – сказал Фишман, снимая халат. Подполковник не сразу понял, что тот имел в виду Кравченко. – Он намерен закрыть дело, для него все «кристально ясно». Пойдем ко мне в кабинет, там и поговорим.

Предложив Брагину стул, хозяин кабинета развалился в кресле, вытянул ноги и чуть не застонал от наслаждения:

– На ногах весь день. Стал уставать.

Не вставая с кресла, он нагнулся и включил чайник на тумбочке, хлопнув дверцей, подцепил две кружки.

– Будешь?

Брагин покачал головой.

– Ну, как пожелаешь.

Брагин не торопил друга, понимал, что Михаилу нужно время прийти в себя. А тот, отфыркиваясь и обжигаясь, шумно выхлебал полную кружку чая и тут же заварил вторую.

– Ух, полегчало, – выдохнул он. – Теперь можно и к делу. Бумаги я пока не писал, но тебе ведь они и не нужны. Итак, по существу.

Судя по всему, девушка вела нормальный образ жизни. Для своих двадцати пяти плюс-минус пара лет была абсолютно здоровой, питалась правильно, следила за собой. В желудке нашлись остатки легкого ужина – зелень, овощи, рыба. Где-то около полуночи она выпила полстакана пива, в котором нашлись следы препарата, который обладал седативным и легким снотворным эффектом – Фишман произнес длинное название, ничего не сказавшее подполковнику. Через полчаса был сделан укол. Героин. Смертельная доза. След от укола остался на локтевом сгибе.

– Единственный след, заметь! – Михаил многозначительно поднял брови.

– То есть наркоманкой она не была?

Фишман уверенно покачал головой.

– Никоим образом. И, кстати, никаких следов в организме другой дряни. Даже никотина. Правильное питание и героин? Сомнительное сочетание.

– Решила попробовать… – пожал плечами Брагин.

– И начала с героина? И сразу передоз? И никого рядом из опытных?

Умные глаза Фишмана смотрели скептически.

– Да, странно.

– Это нам с тобой странно, а ему все «кристально ясно», – вздохнув, передразнил следователя судмедэксперт.

Следов насилия на теле девушки Фишман не обнаружил, если, конечно, не считать насилием над организмом туго затянутый корсет. Сексуального контакта тоже не было. Все выглядело так, будто она внезапно решила покончить с собой.

– Только, поверь мне, такие ухоженные девицы не кончают с собой. Не для этого они холят свое тело, чтобы вскорости с ним расстаться. На ногтях свежий маникюр. Я достаточно насмотрелся на суицидников после длительной депрессии или тех, кто сидел на «колесах», какой там маникюр – все ногти обкусаны до мяса. Тебе бы поговорить с кем-то, кто ее хорошо знал, – закончил судмедэксперт.

– А если это не самоубийство… – начал Брагин.

– Тогда ее убил тот, кого она знала, либо кто-то, кто не вызвал у нее подозрений, – подхватил мысль подполковника Фишман. – Он угостил ее пивом, подмешав туда препарат. Она стала заторможенной, невнимательной, сонливой, и он повел ее на скамейку. Если кто спрашивал, что с девушкой, говорил, что хлебнула лишку. Затем дождался, когда люди начнут расходиться, и сделал укол. Да, на шприце только ее отпечатки, но ведь он мог надеть перчатки. Да и отпечатки такие, что ей самой было бы трудно удержать шприц. Сама бы она держала его иначе. И направление прокола тоже странное. Возможное, но странное. Делала бы сама, игла, скорее всего, вошла бы под другим углом.

Фишман снял очки и начал протирать стекла полой рубашки.

– Впрочем, может, все это – мои старческие фантазии, – заметил он, вновь водрузив очки на массивную переносицу, – и прав как раз молодой да эффективный, а мы с тобой ни черта не понимаем в современной молодежи.

3

– Артем!

Он оглянулся. Ни одного знакомого лица в лобби отеля не было. «Наверняка послышалось», – решил он и зашагал к выходу. Он не любил бывать в дорогих отелях – чувствовал себя там не в своей тарелке. Все, начиная от вышколенного швейцара и заканчивая высшим менеджментом, смотрели на него косо, словно на замарашку на королевском балу. Впрочем, он и сам ощущал себя здесь чужаком. Роскошь, пафосность, неспешная основательность, свойственные именитым гостиницам, были для него атрибутами другой жизни или другого мира. И дела с подобными заведениями он старался вести через электронную почту и прочие удаленные сервисы, встречая клиентов на улице, перед входом. Но иногда, как сегодня, ситуация требовала личного присутствия.

– Артем! Зуб! Да подожди же!

Старое студенческое прозвище, образованное от фамилии Зубарев, прозвучало под стеклянной крышей «Кемпински» совсем уж неуместно.

К Артему направлялась незнакомка. Летний костюм цвета слоновой кости выглядел простовато, да только он знал цену этой простоте. Со светлым костюмом контрастировала темная блузка в цвет распущенных по плечам волос и черные лодочки. Лицо незнакомки закрывали большие солнцезащитные очки. Остававшиеся на виду губы и аккуратный носик, к которым вполне мог приложить скальпель пластический хирург, не вызывали в памяти никаких ассоциаций – клиентку с такой внешностью он бы наверняка запомнил. И, тем не менее, красавица направлялась именно к нему.

– Привет, Зуб! – сказала незнакомка и сняла очки.

– Марина?! – выдохнул он.

– Собственной персоной, – улыбнулась та. – Неужели так сильно изменилась?

– Ну… – замялся Артем.

Вот что тут можно сказать? Скажешь, что похорошела, – получится, в студенческие годы была дурнушкой. Совсем не изменилась – значит, все те тысячи евро, что ушли на оплату косметологов и хирургов, выкинуты псу под хвост.

– Волосы покрасила, – нашелся он наконец. – Раньше ты не была брюнеткой.

Все-таки за пять лет, что они не виделись, бывшая подруга стала другой. Ярче, эффектнее, настоящая светская львица. Впрочем, все светские львицы выглядят так, словно их скроили по одному лекалу.

– Ты здесь остановилась?

– Да, я всегда останавливаюсь в «Кемпински», когда приезжаю в Питер.

«Могла бы позвонить», – чуть не вырвалось у него.

Нет, не могла. Не звонят бывшему, устроив личную жизнь. О том, что Марина удачно вышла замуж, он слышал краем уха, вскользь. Друзья в его присутствии старались не распространяться на тему.

– Торопишься? У тебя дела?

– Были дела, но теперь я совершенно свободен, – сказал Артем с некоторой долей злорадства.

Посмотрим, как она будет выкручиваться: сама ведь его остановила, могла просто пройти мимо. Но Марина как ни в чем не бывало направилась к плюшевым креслам. Заметила, что Артем нерешительно застыл на месте, и поманила за собой.

Официант возник сразу, как только они присели за столик.

– Ты за рулем?

Артем отрицательно покачал головой.

– Тогда нам…

Дальше последовало что-то очень сложное на испанском, но официант понимающе кивнул. На его лице даже проскользнуло нечто похожее на уважение.

– Чем занимаешься? – поинтересовалась Марина, когда они остались одни.

Про личную жизнь она не спрашивала – кольца на правой руке нет, и так все понятно. Хотя что понятно? Сейчас отсутствие кольца ничего не значит.

– Ничем особо интересным, – усмехнулся Артем.

– И все же?

«Пять лет не виделись. Если так интересно, как я живу, могла бы и позвонить».

– Гуляю с туристами по подворотням, лазаю по крышам, спускаюсь в подвалы, – ответил он.

На столике появились два бокала, формой напоминающие тюльпан. Значит, внутри херес. Наверняка дорогой.

– За встречу.

Марина подняла бокал за ножку и тут же опустила обратно – в ее сумке зазвонил телефон. Мельком взглянув на номер, она выключила аппарат.

– Я тебя не задерживаю? – вежливо поинтересовался Артем.

Она покачала головой:

– Ерунда, подождет.

Быстро опустошив бокал, Марина задумчиво поглаживала его ножку.

– А ты как живешь? – спросил Артем, чтобы разрядить повисшую за столом паузу.

– Ужасно, – усмехнулась она. – Пытаюсь вникнуть в премудрости бизнеса. Но мое искусствоведческое образование пасует перед биржевыми индексами, процентами оборота, технологическими линиями, поставками сырья и прочей гадостью.

Вино сделало свое дело – беседа приняла более непринужденный характер.

– Общаешься с кем-нибудь из нашей компании? – спросил Артем.

Марина напряглась.

– Почти нет.

Она повернулась и махнула рукой официанту. Слишком быстро и неестественно. Такой простой вопрос, только почему он вызвал затруднение?

Второй бокал опустел быстрее первого.

Иногда она словно задумывалась о чем-то своем, забывая о присутствии Артема. А потом, спохватываясь, мило улыбалась. Не ему, а словно сквозь него.

Опять зазвонил телефон. И опять она сбросила звонок, теперь уже не глядя.

– И все-таки мне пора, – сказал Артем поднимаясь.

– Нет! Без ужина я тебя не отпущу. Пошли в ресторан.

Марина вскочила, чуть не уронив кресло.

Он хотел ответить резко – ну какой ресторан?! – но сдержался в последний момент. Прекрасно знал, что за публика собирается там по вечерам, был как-то приглашен на ужин благодарными клиентами. Для этого ужина пришлось разориться на рубашку от Ральфа Лорена и одноразовые ботинки. Одноразовые потому, что больше он их никуда не надевал – не любил тесную обувь, кроссовки куда лучше. Хорошо, хоть костюм Кирилла подошел – тот как раз недавно купил для какой-то зарубежной конференции. Но и в «Лорене» Артем чувствовал себя Золушкой, занявшей на балу чужое место. Сейчас же на нем были кроссовки, рваные на коленях джинсы и футболка с «зенитовской» стрелкой.

– Не сегодня.

– Да пошли они все! – выругалась Марина, поняв, о чем он. – Чертовы снобы.

Но Артем стоял не двигаясь.

– Ладно, – пробормотала она и, подозвав официанта, дала указания. Тот наклонил голову, показывая, что все понял.

– Идем. Поедим в номере.

Она развернулась и направилась к лифту, ни разу не обернувшись, – наверное, привыкла, что ее слушаются беспрекословно.

Немного помедлив, Артем двинулся следом. Уже у лифта он почувствовал взгляд в спину. Пристальный, недобрый. Оглянулся, но за спиной никого не было.

Номер оказался двухкомнатным. Уютная гостиная, из окна которой виднелся угол Дворцовой. На столике букет роз. Со стены на розы строго взирала императрица Екатерина. Двери в другую комнату – по всей видимости, спальню – закрыты. В ней и скрылась Марина, заявив, что должна переодеться.

Артем подошел к окну. Внизу неспешно рассекал мутноватые воды Мойки типично петербургский, низкий и широкий теплоход. Исчез под мостом и вернулся с другой стороны. Вот так неожиданно вернулось и почти забытое прошлое…

Их познакомила Соня, девушка Кирилла. Оказалось, они учились на параллельных факультетах, он – на историческом, она – на искусствоведческом, обедали в одной столовой, сталкивались в коридорах, но не замечали друг друга. Зато потом, начав встречаться, почти не расставались. Но первым на Марину положил глаз Гарик. Намерения его были серьезнее некуда, ведь он даже попросил Артема посмотреть совместимость по гороскопу.

– Ты же не веришь в астрологию, – хмыкнул тогда Артем.

– Не верю, – согласился Гарик. – И тем не менее у тебя совершенно не поддающийся рациональному объяснению процент попаданий. Я проверял.

Однако порадовать Гарика было нечем – с такими аспектами на серьезные отношения рассчитывать не приходилось.

– Вот сам посмотри, – пытался объяснить другу Артем. – Солнце, Луна, Марс и Венера – четыре планеты, на которые завязан базис в отношениях между мужчиной и женщиной, тут у вас ни одного гармоничного аспекта, лишь пара слабеньких полусекстилей. Но на полусекстилях долгих и прочных отношений не построишь. К тому же соседние знаки зодиака даже с гармоничными аспектами редко уживаются вместе. Нет, не выйдет ничего серьезного у Львицы с парнем-Девой. – Артем помолчал, вглядываясь в пересечения линий, и добавил: – Зато есть странная связь по Нептуну, Черной Луне и Сатурну.

– Почему странная?

– Даже не знаю, как ее интерпретировать, но это не брачные и не любовные отношения. И не отношения между друзьями или коллегами. Какая-то скрытая связь, словно вас связывает общая тайна. Еще и сковывающая, ограничивающая Марину. Ну, как если бы ты ей сначала помог, а потом начал шантажировать.

– Скажешь тоже, шантажировать, – обиделся приятель.

– Да я просто, к примеру… – растерялся Артем. Он и сам не понимал, откуда, из каких глубин подсознания вырвалась последняя фраза.

Увидев, что между Мариной и Артемом зарождается чувство, Гарик поступил как настоящий друг – отошел в сторону, не стал мешать.

Всем вокруг, и самому Артему в первую очередь, казалось, что их общее будущее предрешено. Но, как говорится, хочешь рассмешить бога – расскажи ему о своих планах. На последнем курсе Артему предложили продолжить обучение в Сорбонне. Он уже собирался отказаться, чтобы не расставаться с подругой, но она какими-то правдами и неправдами сумела выбить Сорбонну и для себя. Мыслями они уже были в Париже, и тут неожиданно заболела бабушка Артема. Тяжело, страшно, безнадежно. О Париже пришлось забыть. Марина до последнего надеялась, что он передумает, но она требовала невозможного. В итоге ей пришлось уехать одной. Расстались они плохо – каждый считал себя непонятым и преданным…

В дверь постучали. Вихляя тощим задом, официант вкатил сервировочный столик. Ловко перехватив на лету бутылку, открыл вино. Плеснул в бокал на донышко и предложил Артему.

Еще бы пробку дал понюхать, хмыкнул про себя Артем, но игру принял. С видом знатока посмотрел вино на свет, покрутил бокал, считая «винные ножки». Затем сделал маленький глоток, причмокнул губами, глядя в потолок, и только потом важно кивнул.

Официант все не уходил. Наполнял бокалы, зачем-то принялся поправлять салфетки и цветы в вазе – имитировал усердие, напрашиваясь на чаевые.

И сколько нынче подают в «Кемпински»? Артем протянул пятисотку.

– Мерси, месье.

Лицо официанта осталось непроницаемым, но презрительно дрогнувшая губа была красноречивее слов.

Марина появилась лишь после того, как за официантом захлопнулась дверь. На ней была надета пурпурная туника. Макияж она смыла. Теперь вблизи он мог спокойно рассмотреть ее. Веки слегка припухли и покраснели – то ли плакала, то ли не выспалась, – наверняка из-за этого и надела черные очки.

Не садясь за стол, она опустошила протянутый бокал – четвертый за вечер – и в упор посмотрела на Артема. Раньше у нее не было такого взгляда – отчаянного, полного безнадеги.

– Почему ты тогда не поехал во Францию? Ведь все могло сложиться по-другому, – с горечью прошептала она.

Он нахмурился.

– Зачем сейчас начинать этот разговор? Все было сказано пять лет назад. Ты же знаешь, не мог я никуда уехать.

– Ты был нужен мне.

– Здесь я тоже был необходим.

– Любовь нужна живым, а не мертвым.

Последние слова она произнесла так тихо, что он начала сомневаться, а не послышалось ли это ему.

Вдруг она бросилась к Артему на шею, ища его губы. Он попытался увернуться от поцелуя.

– Марина…

– К черту все!

Она резко дернула пряжку его ремня, начиная расстегивать. Он перехватил ее руки.

– Давай не будем создавать проблемы. Не нужно ворошить то, что давно закончилось.

– Если для тебя это так важно – я свободна! – почти зло выкрикнула она. – Мне сейчас плохо, пойми, мне просто нужно это!

То, что происходило в спальне дальше, любовью назвать было никак нельзя. Был только секс. Исступленный, жесткий, без нежности и ласки.

Он так и не заснул. Лежал, глядя то в окно, где занимался розоватый рассвет, то на портрет Павла. Император, поджав губы, высокомерно взирал со стены на смятые простыни.

И для чего она покрасилась в черный?

Артем усмехнулся про себя. «Это тот вопрос, который тебя беспокоит больше всего? – спросил он себя. – Лучше подумай, что сейчас было. Марина сказала, что свободна. Ушла от мужа? Или он ее бросил?» Артем погладил разметавшиеся по подушке черные волосы. А если их встреча неслучайна? Может, дальше…

Он вдруг разозлился на себя. Размечтался! Не будет никаких «может» и «дальше»! И в то же время он надеялся. Ох, как надеялся.

Смартфон показывал половину шестого. Артем осторожно выбрался из постели и направился в душ. Оделся, стараясь не шуметь. С сомнением посмотрел на спящую подругу, раздумывая, будить или нет, и решил, что не сто́ит. Черкнул на листке бумаги с фирменным логотипом отеля свой номер – на случай, если она захочет встретиться. Поразмыслил пару секунд о том, что бы еще добавить, но ничего, кроме банального «обязательно позвони» в голову не пришло.

В приоткрытое окно гостиной тянуло утренней прохладой, а на столе так и стоял ужин, к которому они вчера не притронулись.

Домой Артем уже не успевал – экскурсия сегодня опять была ранней. Времени оставалось лишь на то, чтобы по-быстрому выпить кофе в отельном баре, где он лишился еще одной пятисотрублевой купюры.

– Удачного дня, – голос портье в пустом холле отеля прозвучал неестественно громко.

* * *

– О Петербурге рассказывают много легенд. С первых дней своего существования он окутан тайной, его по праву считают самым мистическим городом России, а городские достопримечательности служат источником мифов и легенд. С одной из них мы сейчас и познакомимся. Это Семимостье – пересечение каналов Крюкова и Грибоедова. Место названо так потому, что отсюда действительно открывается вид на семь мостов: Кашин, Смежный, Пикалов, Ново-Никольский, Старо-Никольский, Могилевский и Красногвардейский. В древних верованиях и мировых религиях число семь считалось особенно важным, даже магическим: семь дней недели, семь цветов радуги, семь нот, семь планет септенера. А еще стоит сказать о семи днях творения в Ветхом Завете, семи небесах в Исламе, под смоковницей с семью плодами медитировал Будда. Вспомните сказки. В их названиях также встречается семерка: «Волк и семеро козлят», «Белоснежка и семь гномов». Семерка всегда считалась счастливым числом, числом совершенства и гармонии. И наши семь мостов обладают удивительной способностью исполнять желания. По крайней мере, так утверждают городские легенды. Если загадать желание, предварительно сосчитав все семь мостов, то оно непременно сбудется. А чтобы желание сбылось гарантированно, загадать его следует седьмого июля в семь часов утра, то есть уже совсем скоро. Сейчас на часах без пятнадцати семь, у вас есть пятнадцать минут, чтобы осмотреться и выбрать наилучшее место, откуда видны все семь мостов.

Артем закончил вступление. Группа сегодня подобралась большая – седьмого июля всегда так. Молодые пары – наверняка студенты. С этими понятно, у них вся жизнь впереди. Но больше половины экскурсантов оказались пенсионерами. О чем можно мечтать, когда тебе за семьдесят?

– А я слышал, что желание нужно загадывать не в семь утра, а в семь вечера, – скрипучий старческий голос прервал его размышления.

– Семь часов бывает один раз в сутки. Семь вечера – это придумка экскурсоводов, которые хотят поспать утром подольше, – ответил Артем.

Все заулыбались, а пенсионер поднял вверх большой палец, показывая, что удовлетворен ответом.

Артем отошел в сторону и облокотился на чугунную ограду набережной между Пикаловым и Старо-Никольским мостами. Потеплело. Из-за густых облаков наконец-то выглянуло солнце и позолотило купола Никольского собора. Еще полчаса назад казалось, что день будет хмурым.