Скальпель и перо

иной коллега,

Дотошный эскулап по части знаний!,

Исследуя больного скрупулёзно,

На уровне почти молекулярном,

Лишь «пустяка» он сущего не видит -

Не видит человека самого.

Но как ведёт историю болезни!!!

Гроссбух, а не история! При этом

С больным он говорит, как с манекеном:

Слова – эрзацы,

Голос – деревянный,

Глаза – как Ледовитый океан.

Анализы…Анализы… А – всуе

Он копошится в них

и назначает

Всё новые… И нет тут одного лишь

Анализа -

Анализа души.

Согласен!

Заклинаньями одними

Не исцелить больного. Это верно.

Но я иду к Надежде Николавне

И к моему Ивану Ильичу

В одну из клиник.

И в свою поэму

Их приглашаю, чтобы поразмыслить

И причаститься к их делам и душам,

Обоих взяв из жизни повседневной,

Не изменив им даже имена.)

8

Осмысливая тернии и лавры

В своём труде,

Надежда Николавна

Припомнила студенческие годы,

Своих учителей по институту,

Немолчный гул и тишь аудиторий

И, наконец, последнюю

декана

Предвыпускную актовую речь.

Как говорил он умно и помпезно,

Тепло своих напутствуя питомцев!..

О сколько ж утекло с тех пор далёких

Воды под неусыпными ветрами,

Пронизанной до дна лучами солнца

И обагрённой кровушкой людской!..

За эти годы, что равны мгновеньям,

За эти дали, что равны столетьям,

Надежда шла с коллегами своими

Через людские муки и страданья,

Через людскую скорбь и через радость

Преодоленья смерти и недугов,

Сама страдая горькою любовью

К страдающим

И возвышаясь в этой

Большой всепросветляющей любви.

Устала?..

Да, быть может, и устала…

Но той усталостью, что наполняет

Всё существо твоё

необъяснимым,

Отрадно-благодатным ощущеньем

Исполненного Долга на Земле.

А старость?..

Видно, где-то заплуталась…

К чему она Надежде Николавне?

Лишь где-то рядом – осень золотая,

Да заморозки первые в причёске

Дрожат.

И синеватой паутинкой

Легли морщинки у прекрасных глаз.

Но кажется, что стоит лишь Надежде

Навстречу выйти ветру полевому,

И сразу он смахнёт те паутинки,

И улетят они, как в бабье лето

Летают паутинки над землёй.

9

И вот сегодня вместо эпилога,

Когда я сам давно уже прикован

К больничной койке – и надолго, прочно, -

Хотел бы сокровенно как умею!

Закончить эти

Выстраданные строки,

Быть может, кровью сердца своего.

Из всех высоких первозданных слов

Постичь одно до глубины хочу я…

Вот доктор на земле живёт, врачуя.

Что здесь? Искусство или ремесло?

Иль творчество,

Что выше всех щедрот?

Иль состраданье,

Где людское горе,

Скажу без философских категорий,

За горло вероломно нас берёт.

Ударит молча.

Ни за что.

Сплеча.

Глядишь, ребёнок бездыханно замер.

А рядом мать с кричащими глазами.

И вся надежда только на врача.

А врач?

На что он будет уповать?

Ведь призван он,

Не мудрствуя лукаво,

Приять людьми завещанное право -

Исполнить долг священный -

ВРАЧЕВАТЬ.

И нет другого у него пути,

Превыше нету гордости и чести -

Всечасно быть со страждущими вместе

И исцеленье в каждый дом нести.

За жизнь людей идти на светлый бой,

Быть им отцом,

наставником

и братом,

И Боткиным,

и мудрым Гиппократом,

И сильным быть,

и быть самим собой.

Понять веленье сердца своего

И помнить: здесь высокое призванье!

Призвание всей жизни – врачеванье -

Гуманнейшая миссия его.

Такому слову не сгореть в огне,

Ему царить в больничной тишине…

Стремлюсь постичь его до глубины я.

И как тщета звучат слова иные

В сравненье с ним.

Оно горит во мне!

И тянется к перу моя рука.

Мне не уйти от этой вещей темы.

В крови уже пульсирует строка

Ещё никем не созданной поэмы.

А если я, начав средь бела дня,

Угасну вдруг,

И оборвутся строки,

То жизнь сама,

Не отдаляя сроки,

Поэму ту допишет за меня.

***

Плывёт за рамой театральный снег

Замедленно, как будто бы во сне.

Вокруг, как золотые фонари

На задремавших ветках – снегири.

На тихих ёлках – снежная одежда…

И вижу я на – на голубом снегу

Начертано: «Надежда, ах Надежда! -

На что же я надеяться могу?»

Читаю снег, в свою Надежду верю.

И вот, как рифмы кованной строки,

Я слышу, слышу – за палатной дверью

Уже стучат смешные каблучки.

И входит врач по имени Надежда

(О вот она, сама моя надежда!)

Из глаз её лучится излученье -

Души моей и тела излеченье…

С боевыми товарищами. (Л.Попов – второй справа во втором ряду).

***

Спасительный рассвет тихонько близится

И Герман здесь. Он жизнь отвоевал.

И ночь ушла девятым валом кризиса -

Как говорится, «кризис миновал».

Недуга беспощадная материя

Ушла во мглу. И тихо и сполна

Пульсирует височная артерия,

Дыхание – как нежная волна.

А ночь врача как подвигом отмечена.

Хвала ему нисколько не нужна -

Лежит спокойно молодая женщина

Уже в глубокий сон погружена.

А были ночи тяжкими, бессонными.

И мирозданье было как в аду.

И вот рассвет с больничными газонами.

Берёзы просыпаются в саду.

***

Гляжу на то я тяжким глазом,

Как на привале у реки

Несли чудовищную заумь

Неграмотные политруки.

Политруки – мозги коровьи -

Что мы сознательны, мы бдим,

Что мы-то, мы-то малой кровью

Солдат фашистских победим.

И в прошлой круговерти адской,

Теперь не скальпель под рукой,

А в памяти моей солдатской

Та кровь солдатская – рекой.

А он крестьянский, он такой,

Лишь стоит в прошлое взглянуть,

Предвидел он – поэт Твардовский

Всю эту жуть, всю эту муть.

И знал он: время отзовётся,

Тяжёлой болью, без оков,

…Перестреляли полководцев,

Поразгромили «кулаков».

Казалось бы, пора открыться.

Не позабыть, не замолчать.

В архивах, в памяти не рыться.

Но всё безмолствует печать.

И он писал…Своей судьбою

Безмолвно выстрадав судьбу,

Страдал невыносимой болью

За всенародную борьбу.

Высокой памятью отцовской

И всем застоям вопреки

Хоть под цензурой был Твардовский,

Вошёл посмертно в дневники.

Вот Солженицын в «Новом мире» -

Нахально время обогнав,

Конечно, с этим не жениться нам.

Но в чём-то Солженицын прав?

Не в силу зла, а в силу света

Накоротке я в суть проник -

Вношу великого поэта

В свой затянувшийся дневник.

***

Как будто ни тревог, ни унижений,

Но я с трудом за край земли держусь,

Устав от бесконечных предложений,

Покинув строй, в котором нахожусь.

А для чего? И где под небом синим

Людская чуткость и людской покой?

Весь этот мир – мы все его покинем

Так: не успев друзьям махнуть рукой.

Одни лишь сны об огненном походе

Кровавой строчкой моего пера.

Порой глядишь и года не проходит,

Чтоб не напомнить, что пора, пора.

И вот живу, как белая ворона

Подряд десяток лет под старика,

Как будто в том ни горя, ни урона,

Лишь выручает горькая строка.

Я тщусь: в себя не потерять бы веры.

Неужто впрямь отрезаны пути?

Но как уйти от этакой химеры?

От самого себя ведь не уйти!

***

…И если впрямь поверить в красоту,

Поправ в себе, что в нас рождает пошлость,

Твой разум обретает высоту

Иллюзии, что нас питали в прошлом.

Мы верили лишь культу наготы,

Ещё от тех времён, от пролеткульта,

Не понимая сущность красоты

До самого последнего инсульта.

Листая строгой классики листки,

Красы её, не находя трактовки,

В загадочности тёрли мы виски,

Бродя по тихим залам Третьяковки.

Но вот прозренье, как цветы весны,

Провидческое возникает слово -

Как звёзды мировой величины -

Как Дина Дурбин и Любовь Орлова.

Воображенья нервная игра?

Какое же пленительное дело!

А в сущности давно бы знать пора

Всё совершенство разума и тела.

***

Уже декабрь вступил в свои права,

Во глубине пространства отражаясь.

Луна над лесом медленно снижаясь,

Плывёт, как золотая голова.

Громадой фантастического торса,

Тот, что в соседнюю галактику упёрся,

Застыл в сусальном нимбе над рекой,

Хоть тронь его холодною рукой,

Замри! Застынь!

И обрети покой…

***

Задумчивые звуки фортепьяно

Откуда-то задумчиво плывут.

Они чуть-чуть задумчиво и пьяно

В душе моей встревожено живут.

А надо мной пронзительная просинь,

Как будто безвременья устав,

С грустинкою задумчивая осень,

Плывёт, седые крылья распластав.

***

Как безудержно мчатся дни и ночи!

И путь к бессмертию, что ни ночь, – короче.

Не соразмерен времени итог…

Летят снежинки у окна палаты,

Сестричек белоснежные халаты

Плывут, плывут -

Очередной виток

Безвременья и глубины пространства

И вера в жизнь, как света постоянства.

Да! Вера в жизнь! Светлы её уроки

В наш век, увы, суровый и жестокий -

Противоборства трудная пора…

А муза наши души окрыляет

(Пока, конечно, пушки не стреляют),

Стихи ещё плывут из под пера.

И мир не только грезится. Он с нами,

Как наша суть, и как святое знамя.

***

Венок сонетов? Почему?

Плетётся он в ночи, к рассвету?

И нет дыхания, и нету

Покоя сердцу моему.

Ещё надеюсь на рассвет.

Но вот уж трепет миокарда,

Он будто – полевая карта

В бою, где управленья нет.

Всё спутано… Не избежать

В полях сгоревших окруженья.

Одно земное притяженье

И нечем, стало быть, дышать.

Дымятся на снегу следы…

И сон не сон – исчадье ада!

Не то спасенье от беды,

Не то в самой беде – бравада?

***

Дм. Ковалёву

Почитай, мне Дима, помечтай

Про речужку Сож твою любимую,

Про любовь твою неистребимую

Ради бога, Дима, почитай.

От стихов твоих я просто пьян:

Ходят-бродят сны мои далёкие,

Горы-долы, реки синеокие…

От стихов твоих я просто пьян.

Слушаю и не скрываю слёз.

Будто бы иду в исповедальнюю,

Вспоминаю молодость не дальнюю

Пред «наготой нестыдною берёз».

Будто сбросил три десятка лет.

И живу я не тщетой, не хилостью…

Ты – поэт не только божьей милостью.

Ты – людским велением – поэт.

Почитай же, Дима, помечтай

И про Ветку и про водь глубинную,

Про Серёжу – сердце голубиное -

Ты мне тихо, Дима, почитай.

***

Губ мятный холодок.

И сонная усталость,

И тёплый биоток…

Как просто всё казалось!

Я не могу понять

Чего со мной творится.

И не на что пенять,

И не на что сердиться.

В окошко хлещет дождь.

Не как весной, а в стужу.

Пронизывает дождь

Ознобленную душу.

Гудит весенний лес.

Зовёт меня дорога…

А времени – в обрез.

А, может, ещё много?

НЯНЕЧКИ

Неверно, что они перевелись,

Заботливые эти наши женщины.

От Гиппократа их сердца зажглись,

Судьбой особой навсегда отмечены.

Они у койки – испокон веков.

Нам говорят: мол, вылечится, сбудется.

Погладят наши волосы рукой.

И трудятся, и трудятся, и трудятся.

Подчас, когда тяжёлою порой

Приходит к нам отчаянье минутное,

Вы с нами ночью вместе с медсестрой -

Такие материнские, уютные.

И оттого, что ласково ворча,

Вы лба коснётесь тёплыми ладонями,

Ещё до появления врача

От нас уходят страхи и агонии.

О КРАСОТЕ ЛЮДСКОЙ

Нередко в постиженье красоты

Мы странны и рассудочны бываем.

Подчас её бесстрастно воспеваем,

Не вглядываясь в зримые черты.

А надо просто верить в красоту,

Уметь во всём найти её приметы.

Из чёрточек едва-едва приметных

Слагать её живую простоту.

Я день и ночь среди людей брожу,

Ищу всесветно красоту людскую,

Порой о ней в строфе своей тоскую

И в радостях и в муках нахожу.

Вот человек с глазною синевой,

По красоте своей

Совсем неброский.

Но я наброски,

Беглые наброски

Пытаюсь делать

Именно с него.

Так, про себя стихами бормоча,

Не в профиле

Изысканном и тонком

Я наблюдаю красоту врача,

Склонившегося над больным ребёнком.

Он здесь -

Над хирургическим столом

Творит святое дело неустанно.

О нет!

Он не с классическим челом

И не герой с высокого экрана.

Он просто в созиданье погружён,

И трудится в неистовом упорстве,

Не замечая

Как прекрасен он

В трагическом своём единоборстве.

***

Последние теряя силы,

Металась женщина в жару.

И вдруг, глаза открыв, спросила:

– Скажите, доктор, я умру?

Перед людьми и белым светом

И перед совестью своей

Что ей сказать в минуту эту?

Что – гаснущей – ответить ей?

Во лжи святой укорениться?

Шутя, голубушкой назвать?

Ещё, мол – встречи у криницы,

Ещё, мол, свадьбу пировать…

А может поступить иначе?

Не уходя, не пряча взор,

Сказать ей всё и срок назначить?

И объявить ей приговор?

Отдать измученное тело

На милость злому естеству?

Иль сделать всё, что нужно сделать,

Чтоб был ответ по существу!

Найти незримую удачу

Вело сознание его.

Решить, быть может, сверхзадачу

Ума и сердца своего,

Преодолеть в последнем кризе

Исход летальный до утра.

И как знамение добра! -

Врач понял -

В устном эпикризе

Ответить женщине пора.

И он сказал ей то, что надо,

Ответ свой выстрадав

и вот -

Ему как высшая награда:

Она живёт!

Она живёт!

А после он, халат свой сбросив,

Смотрел на солнечный салют

И думал, думал о вопросе,

Который люди задают…

Он шёл, – куда ведёт дорога, -

Навстречу ветру и весне!

Побыть с собой наедине!

Он поседел ещё немного

И счастлив этой седине.

РАЗДУМЬЯ

О ВРАЧЕ

Всё больше думаю об имени твоём,

О терниях твоих и горьких лаврах,

Порой ненужных спичах и литаврах,

Что мы тебе за труд твой воздаём.

Прекрасен, величав он, этот труд,

По сути и по духу человечен.

Какие-то дела, придя,

пройдут,

А этот труд -

Он бесконечно вечен.

Так волею судеб выпала врачу,

Его в людском сознании возвысив,

Одна из тех непостижимых миссий,

Которая тебе лишь по плечу.

Гордись незаурядною судьбой,

Хоть музами она и не воспета!

Как врач с врачом,

Но качестве поэта

Хотел бы я поговорить с тобой.

Хотел бы я, не ведая покоя,

Воздав сполна и чувству и уму,

Своей проникновенною строкою

Войти в доверье к сердцу твоему.

Воспеть твой подвиг,

Труд воспеть бесценный,

Идя с тобой к страданиям людей

От мудрых врачеваний Авиценны,

От вещих гиппократовых идей,

От разума,

От матери-науки,

Которая вперёд простёрла руки,

Зовя преодолеть людские муки,

Людскую боль

зовя преодолеть.

И мы,

Учёной кастой не похвастав,

Пойдём за ней,

Чтоб на своём пути

Суметь в созвучьях систол и диастол

Поэзию высокую найти,

Возвысится любовью к человеку,

Трудом

И кровью, пролитой в бою.

Коллега мой!

Прими доктрину эту

Как веру в жизнь,

Как исповедь мою.

УЛЫБКА

Как будто надо мной Россия

Склонилась русой головой

Иосиф Уткин

Спокойно и без горькой укоризны

Он произнёс:

–Дожить бы до утра…

Но надежда, как источник жизни

У койки медицинская сестра.

Она устала. Ей сегодня снова

Не прикорнуть до утренней зари,

Хранить покой и выдержку больного,

Светясь ему улыбкой изнутри.

О, сколько надо нежности и силы,

Чтоб в бескорыстье света и тепла

Улыбка та от сердца исходила,

Чтоб в ней святая искренность жила.

Тогда она иных лекарств полезней.

И кажется – больной не обречён.

Хотя в его истории болезни

Улыбка не прописана врачом.

Но как порой светлеют наши лица,

Когда вбежит как будто по пути

Сестра, -

сестрёнка!

Милая сестрица! -

Улыбкой всю палату осветив.

И мой сосед по койке отмечает

Бесхитростно, когда сестра уйдёт:

–Ты понимаешь, как-то полегчает,

Когда она, как солнышко взойдёт…

И впрямь – куда деваются ознобы!

Она – как предвкушение весны.

И несмотря на тяжкие хворобы,

Мы все в неё немножко влюблены.

…Куски картин со скоростью экранной

В моём сознанье:

вот уже она

В атаке перевязывает раны,

Со всех сторон огнём обложена.

Спешит в пургу к окраинной избёнке.

Срезая путь чуть не ушла под лёд.

Склонилась над страдающим ребёнком

И кровь ему по капле отдаёт.

Сквозь беды, стоны и ночные смены

Несёт сестра земную красоту,

Она давно как часовой бессменный,

У изголовья жизни на посту.

ЧЕЛОВЕК УСТАЛ

Бывает, просто человек устал.

И вот, глядишь, заездили недуги.

Он, может, просто сил не рассчитал.

Ведь всякое бывало: штормы, вьюги…

И хмарь была. И слякоть. И мороз.

Хула была. Порой – несправедливость.

И солнце было в белизне берёз!

Всё это долго иль недолго длилось?..

И вот, как видно, человек устал,

Поскольку сил своих не рассчитал.

Его бы в это время поддержать

Без ханжеской опёки не мешало б,

Ему бы руку запросто пожать,

Ему б лесным озоном подышать,

Глядишь бы – и не болей, и не жалоб.

Коль было что – просчёты извинить.

Сказать ему целительное слово.

Держись, мол, друг. А мы – твоя основа.

Меж дел по телефону позвонить.

Чего уж проще – передать привет!

Открытку опустить в почтовый ящик.

Десяток слов душевных, настоящих

Такому человеку – как рассвет!

Однако часто в суете сует

Таких, усталых, люди забывают

Под тем предлогом: всё не поспевают.

А некие «козла» лишь забивают -

Им друга навестить минуты нет.

И вот он, тяжко положив на стол

Немые руки, думает: один он.

Один как перст. Сидит с валокордином.

Считает пульс. Глотает валидол.

Леонид Попов, фото после войны.

ЭКСПРОМТ

Л.И.Толстой

Не от Льва кружится голова…

Я знакомлюсь: милая, простая,

Женственная женщина – вдова

Алексея – классика- Толстая.

Значит, не подвластен человек

(Не всегда, хочу сказать, подвластен!)

Времени

В наш скоротечный век,

Если человек к судьбе других причастен.

Если он причастен ко всему,

Что вокруг свершается на свете.

Легче стало сердцу моему

И уму (душе) – не лихолетье.

Будто сбросил я десятки лет.

Не страшусь я временной химеры.

Будто

В самом деле я – поэт

Полон жажды

и любви, и веры

В лучшее,

Что впереди у нас.

Мысль летит высока и крылата.

Будто я забрался на Парнас.

И самим Толстым -

Запанибрата.

В будущее с радостью гляжу

И на зависть забуревшим внукам,

Я дружу,

По-прежнему дружу

С автором «Хождения по мука».

У ДЕВЧЁНОК МИЛЫХ

НА РУКАХ

Всё припомним: рубежи и даты…

Как в далёких ротах и полках

Умирали храбрые солдаты

У девчонок милых на руках.

Как они, родные, выносили

Из огня, где плавилась броня,

Девушки, красавицы России,

Срезанного пулями, – меня.

Как кипела у мостов взрывчатка,

Бил снаряд по серым валунам,

Как в укрытьях милые девчата

Раны перевязывали нам.

Как они по нивушкам печальным

Раненных, измученных ребят

Вывозили под огнём кинжальным,

Под бомбёжкой в ближний медсанбат…

Кровушкой своею оросили

Родины бескрайние поля…

Девушки, красавицы России,

Благодарна вам моя земля!

ФРОНТОВЫЕ

СЕСТРИЧКИ

Дни пролетают, проходят года,

Но в боевой перекличке

Мне не забыть никогда, никогда

Вас, фронтовые сестрички.

Ранен я был у высотки одной -

Миной меня подкосили…

Вижу мерцают глаза надо мной

Будто бы небо России!

Это – сестрица! Я в небо гляжу,

Слышу сквозь дальние грозы:

«Раны твои повяжу,

Доброе слово скажу,

Песню спою про берёзы»…

Разве забудешь походы, бои

Девушек милой России,

Как бинтовали вы раны мои,

Как из огня выносили.

Вот я в укрытье, воскресший, лежу.

Вижу родные веснушки -

«Раны твои повяжу,

Доброе слово скажу,

Песню спою о подружке»…

Канула в Лету стальная гроза,

Но не забыть вас, подруги,

Вашу улыбку и ваши глаза,

Ваши целебные руки.

Я и теперь как молитву твержу:

–Мы бы вас спеть попросили -

«Раны твои повяжу,

Доброе слово скажу,

Песню спою о России».

СНОВИДЕНЬЯ

Светоблики. Тени. Светотени.

Светопредставленье наяву.

Сновидений трудное сплетенье…

В тишине ночной я в них живу.

Будто бы на облачном экране

Брызжут разноцветные лучи.

Между сном и явью

Ясной грани

Не могу порою отличить.

ФЕЯ

Мальцом деревенским

За сбором шалфея

Однажды я думал…

О чём бишь?

О фее.

Не зная ни в жисть

Никаких мифологий,

Я слышал, что в байках

Такая жила.

А тут я заметил:

На берег пологий

Соседская Нюшка

Купаться пришла.

Я замер!

Как суслик!

От страха и дива

В кустах притаившись,

Совсем не дыша.

Не знал я,

Не ведал,

Как Нюшка красива.

Аж стыдно -

Насколько она хороша!

Смотрел я -

Пока из засады не вылез, -

Как плечи её

Колыхались в воде!

Как тонкие руки

Под солнцем струились! -

Как мир растворялся

В её красоте!

Ушёл я домой,

Не собравши шалфея,

Навек, почитай,

Потрясён оттого,

Что эта курносая

Добрая фея

Чудное свершила

Со мной волшебство.

А. П. Чехов.

ДОКТОР ЧЕХОВ

К исходу дня

С полсотни вёрст проехав,

Он наконец подумал про ночлег.

По сёлам слухи:

–Едет доктор Чехов!

А доктор Чехов – добрый человек.

Он прикорнул на душном сеновале.

В нахлынувшей дремоте,

В полусне

Прислушивался:

женщины сновали.

Тревожился:

не потерять пенсне.

Возница осторожными шажками

Ходил вокруг,

срезая краснотал.

А он уж бредил

«Степью», «Мужиками»,

И думал про холеру,

И не спал.

Он вспомнил лица встречных пилигримов

И тёплый дождик, бьющийся о жесть…

Уже ушли из жизни доктор Дымов

И Рагин

Из палаты номер шесть.

А он, устав, старался,

Не уснуть бы,

Сдержать минут

неукротимый бег,

Понять,

Постичь трагические судьбы

Своих героев

И своих коллег.

***

Мудрим, бывает: чёт или нечёт.

Бывает худшее – брюзжим:

Врачи, мол, черти, плохо лечат.

Не соблюдаем, мол, режим.

И звёзды медленные гаснут…

Тогда готов кричать я ввысь: