Герцог Чёрная Роза (I)

Он повернулся к окну, за которым раздался этот страшный крик и, подбежав, поспешил отворить ставень. Герцог, тоже услыхавший вопль, следовал за ним.

Мужчины выглянули из окна. Справа налево тянулись за стеною замка живописные отроги зеленых гор, чьи вершины исчезали в жарком послеполуденном мареве.

Но взоры графа и Черной Розы устремились не на эту благостную картину, а на зрелище куда более страшное: внизу, в десяти туазах под окном, на крепостной площадке, сражались на мечах двое подростков. Услышанный мужчинами безумный крик был издан Жан-Жаком, когда раненый паж герцога вновь бросился на Дома.

То, что это не тренировочный поединок, а схватка не на жизнь, а насмерть, и герцог, и граф, как опытные воины, поняли сразу, – как поняли и то, что бой близится к концу, и чаша весов уже склонилась в пользу победителя.

Оба дворянина узнали дерущихся; герцог – своих оруженосцев, а граф – окаменевшего от ужаса Филиппа и того, кто назвал себя его сыном.

И, увидев этого последнего, Руссильон побелел как полотно и схватился за сердце.

«Что это с ним? – подумал, кинув на него взгляд, герцог, – на нем лица нет!»

Черная Роза был тоже взволнован, хотя и не так сильно, как его будущий тесть; за своего пажа он не беспокоился, хотя и заметил, что тот ранен – неужели этим веснушчатым деревенским пареньком? – он молниеносно просчитал в уме все шансы противника Жан-Жака, понял, что они ничтожно малы, – и жалость к бедолаге уколола его сердце. Сделать герцог ничего не мог, кроме как крикнуть из окна; но он прекрасно видел, в каком исступлении находится его паж, и какое безумное у него лицо, – вряд ли Жан-Жака бы остановил даже гром, грянувший над самой его головой!

Оруженосец между тем все-таки загнал Дома в угол между стеною и парапетом.

Кровь обильно текла из раненой ноги, но Жан-Жак, казалось, не замечал этого. Он, как тростинку, вертел в руке свой клинок, в то время как Дом явно устал и с трудом отражал каждый выпад оруженосца. А паж весь собрался для решающего удара, -победа, чувствовал он, была близка!

Из окна комнаты графских дочерей Черная Роза видел, как Жан-Жак, заложив левую руку за спину, незаметно для противника, быстро разминает пальцы, чтобы удобнее перехватить тяжелый меч.

«Он хочет нанести венецианский удар! – понял герцог. – Удар, которому меня научил Марко Анунцио!» Да, этот удар был практически неотразим – и уйти из-под него живым тоже почти никому не удавалось. Он наносился сверху вниз и слева направо – и, при большой физической силе, вполне мог пронзить противника насквозь от шеи до бедра.

«Этот рыжий мальчишка погиб!» – мелькнуло в голове рыцаря.

Вся описанная выше сцена заняла по времени не более одной минуты.

И вот – наступила кульминация. Жан-Жак стремительно перебросил меч из правой руки в левую – и с диким криком ударил… Но его клинок, молниеносный и смертельный, рассек воздух, – и отрезал лишь петушиное перо на шапочке Дома; сына графа спасли мгновенная реакция и – случайность, которую вполне можно было бы назвать и божественным провидением.

Дом успел пригнуться, но, скорее всего, все равно был бы тяжело или смертельно ранен, если бы Жан-Жак не поскользнулся на собственной крови, обильно орошавшей каменные плиты площадки. Вместо того, чтобы нанести свой венецианский удар сверху вниз, он, уже начиная падать назад, взмахнул мечом слева направо, – и, все же потеряв равновесие, грохнулся на спину, пребольно ударившись затылком.

Не воспользоваться этим данным Фортуной шансом Дом не мог. Он прыгнул, как тигр, на поверженного противника и, прижав его грудь коленом и приставив свой меч к его горлу, задыхающимся голосом, но громко, потребовал:

– Сдавайся – или умри!

Полуоглушенный падением и ударом, придавленный ногой противника, чувствуя, как начинает невыносимо болеть рана, и из неё продолжает сочиться кровь, паж герцога не сопротивлялся более. Он прохрипел:

– Я сдаюсь… сдаюсь, черт возьми!..

Но эти слова, довольно грубо отступающие от тех, которые произносились побежденными на турнире, не разозлили Дома.

Его охватила невыразимая радость – поединок был выигран, оруженосец Черной Розы повержен… и они оба остались живы!

Дом высоко поднял свой клинок и – ликующе крикнул на окситанском языке:

– Победа Руссильона! – и прибавил звонким, ясным голосом: – И, клянусь всеми святыми, когда-нибудь и проклятый герцог Черная Роза будет так же лежать под моим коленом и скулить, моля о пощаде!

*Лютеция – древнее название Парижа

* Сервы – (от лат. servus – раб) – в средневековой Западной Европе категория феодально-зависимых крестьян, наиболее ограниченных в правах: в переходе из одной сеньории в другую, отчуждении земель, наследовании имущества, свободе брака и др.

*Туаз – (фр. toise) – французская единица длины, используемая до введения метрической системы. 1 туаз = 1,949 м.

4. Две сестры

Стоявший у окна герцог вздрогнул; светлые глаза его сузились и метнули молнию на дерзкого мальчишку, осмелившегося так оскорбить его, – это был чуть ли не открытый вызов! Рука рыцаря непроизвольно легла на бедро, нащупывая меч, который, войдя в комнату, он вместе с плащом положил в ногах кровати.

– Что? – произнес Черная Роза. – Я не ослышался?..

Граф Руссильон, который на время всего поединка, казалось, превратился в соляной столб, после того, как Дом прыгнул на Жан-Жака и потребовал сдаться, немного пришел в себя. Краска вернулась на лицо старика, дыхание стало ровнее.

Сейчас же, при этих словах герцога, он вспыхнул, как девушка, и пробормотал:

– Простите мою дочь, монсеньор, она сама не знает, что говорит…

– Она? – воскликнул рыцарь, в недоумении поворачиваясь вновь к окну.

В этот момент на площадке башни появилась женщина, в которой герцог узнал кормилицу своей невесты. Запыхавшаяся и взволнованная, она закричала на плохом французском языке, обращаясь к рыжему пареньку :

– Госпожа! Госпожа Доминик! Я ищу вас по всему замку, а вы здесь баловством занимаетесь, да еще и опять мальчиком оделись! Срам-то какой! Ох, опять попадет мне, грешнице, от батюшки вашего!.. Идемте! Ваша сестра, Мари-Флоранс, хочет немедленно говорить с вами!

И, подбежав к Дому, который отдал меч Жерару и стоял около Филиппа, вытирая рукавом вспотевшее лицо, она схватила так называемого сына графа за руку.

– Идемте быстрее!

Жан-Жак, с помощью друга, уже поднялся на ноги. Услышав слова служанки, оба оруженосца так и замерли с открытыми ртами; но внезапно парижанин, как бы что-то сообразив, собрав остатки сил, ринулся к Дому и сорвал с него шапочку. Рыжие мелко вьющиеся кудри рассыпались по плечам и спине победителя пажа Черной Розы; и Жан-Жак бессильно, со стоном опустился на землю, потрясенный до глубины души.

– Д-д-девчонка… – ошалело пробормотал Жерар, выпучивая свои маленькие водянистые глазки.

Так трагически начавшаяся сцена на площадке быстро превращалась в комедию.

Герцог, наблюдавший её из окна, не мог не улыбнуться на потрясенные лица своих оруженосцев и ярость разоблаченной Доминик, зашипевшей, как дикая кошка, когда Жан-Жак сорвал с неё шапку.

А, увидев смущенного донельзя, красного как рак графа, и вспомнив его недавние слова о доброте и кротости всех его дочерей, – Черная Роза не мог удержаться от смеха.

Он расхохотался, – и Мари-Доминик услышала это. Она подняла голову, и увидела в окне спальни сестер, – и тотчас узнала- того, кто вызывал в ней безудержную, неукротимую ненависть. И это мерзкое чудовище в маске, этот проклятый герцог смеялся… смеялся над нею!

О, если б у неё в руке оказался кинжал, и она могла метнуть его в эту наглую замаскированную физиономию, улыбающуюся ослепительно белыми зубами!

Но у Дом не было в руках ни кинжала, ни даже просто камня; и некогда было искать их: Элиза дергала девочку за рукав, она звала её к сестре.

Герцог увидел, как благородная графская дочь оглянулась вокруг себя, в бессильной ярости топнула ногой, – и вдруг, подняв голову и глядя ему в глаза, в прорези черной полумаски, плюнула, как деревенский мальчишка, смачным плевком, в его сторону, – только так могла Доминик выразить свои презрение и ненависть к гнусному мерзавцу в окне! Черная Роза расхохотался ещё сильнее.

…Вернувшись к себе, Мари-Флоранс не сразу пришла в себя. Элиза сварила своей госпоже успокаивающий настой и, выпив его, девушка приказала верной кормилице сейчас же найти и привести к ней Мари-Доминик.

Не найдя Дом в башне донжона, служанка выбежала во двор и увидела своего младшего сына, Пьера, который, как говорилось ранее, остался с герцогскими лошадьми.

Зная, что Пьер, молочный брат Мари-Доминик, обычно сопровождает девочку на прогулках, кормилица бросилась к нему.

Пьер готов был и графу Руссильону, и даже самой Черной Розе ответить, что не знает, куда ушли Доминик и оруженосцы герцога, – товарищ Дом не выдал бы этот секрет даже под пыткой; но – так порой насмехается над нами судьба! – этому юному стоику хватило всего лишь пары увесистых материнских оплеух, чтобы указать место, где происходил поединок.

Итак, Элиза нашла Доминик, и повлекла её за собой, не отвечая на расспросы девочки, в комнату Мари-Флоранс.

Когда Дом вошла туда, её старшая сестра стояла у окна, перебирая аметистовые четки. Комната Фло никогда не нравилась Дом; она больше напоминала монашескую келью, – была небольшая и темная, с узкой кроватью в алькове, над изголовьем которой висело большое распятие из черного дерева.

Мари-Флоранс была очень бледна, но внешне спокойна.

– Оставь нас, Элиза, – сказала графиня служанке.

– Что случилось, Фло? – спросила запыхавшаяся Доминик, присаживаясь на кровать.

Сестра, поджав губы, неодобрительно взирала на ее раскрасневшееся потное лицо и мальчишескую одежду. Дом привыкла, что, в отличие от отца, спускавшего своей любимице все, самые сумасбродные, выходки и лишь мягко журившего ее за ношение мужской одежды, Фло вечно пилила ее, грозя Господними карами и вечными муками, ожидающими грешную младшую сестру в аду. Но сейчас Мари-Флоранс, к удивлению Доминик, сдержалась и спросила абсолютно неожиданно:

– Ты знаешь, что к отцу приехал гость?

Дом вспыхнула и закусила губу, – она опять вспомнила смех Черной Розы.

– Да. Дьявол Лангедока… Я его видела, Фло! Это он!

– Но ты, наверное, ещё не знаешь, зачем он приехал?

– Нет. Он стоял у окна в спальне Анжель и Николь… и отец рядом с ним.

– Дело в том, сестра, что отец помирился с королем Людовиком…

– Что?!! – воскликнула не верящая своим ушам Дом. – Не может этого быть! Папа всегда говорил, что Лангедок стоит за правое дело! Наш отец не мог, не мог помириться с королем и с его мерзкими приспешниками – Монфором и Черной Розой!

– Однако, это так. И я одобряю поступок отца. Не по-христиански идти против помазанника Божьего. И сам Господь, я уверена, внушил папе эту благую мысль.

Дом злобно фыркнула. Религиозность сестры была ей чужда и непонятна и наводила на девочку тоску.

– Так вот, – мертвенно спокойным голосом продолжала Флоранс, – отец помирился с государем, и король в знак своего прощения решил сочетать браком Черную Розу и одну из дочерей нашего отца…

– Кровь Христова! – воскликнула в ужасе Доминик.

Сестра так сжала бусины четок, что побелели костяшки пальцев.

– Не богохульствуй, Мари-Доминик! Не добавляй к своим прегрешениям еще и это! Знай, что отец согласился на этот брак…

– Да как он мог?!! И за кого?!! За Черную Розу – этого убийцу, насильника, невесть откуда взявшегося проходимца!!!

– Боюсь, тут ты ошибаешься. Этот проходимец – двоюродный брат короля и высокородный герцог.

– Высокородный? – с глубочайшим презрением сказала младшая сестра. – Если бы в жилах его текла истинно благородная дворянская кровь, он не позволил бы себе и своим людям грабить, убивать и насиловать невинных!

– Дом, не будем об этом… Отец согласился на этот союз – и выбрал меня.

– И ты… и ты согласилась?

– Моего согласия никто и не спрашивал, – мрачно изрекла Флоранс. – Доминик, ты ещё ребенок, безмерно балованный и любимый, и не знаешь, что браки детей часто заключаются родителями в большинстве своем по политическим расчетам. Герцог не любит меня, он меня видел сегодня первый раз в жизни, – он, так же как и я, жертва обстоятельств… Но есть королевский рескрипт, и мы оба обязаны ему подчиниться.

– Обязаны?!! Черт меня побери, Мари-Флоранс! – крикнула Дом. – Ни я, ни ты не обязаны никому подчиняться! Мы – свободные люди, а не рабы! Я плюю на короля и его указы! О, почему, почему отец согласился? Лучше бы мы погибли, защищая стены Руссильона, с мечами в руках, чем согласиться на этот позорный союз!

Лицо Флоранс стало белее мела.

– Ты так горяча, и так еще мала, сестренка… Ты многого не понимаешь, и рассуждаешь сердцем, а не головой. Наш отец помирился с королем, потому что иначе Черная Роза взял бы замок приступом – и что бы с нами со всеми стало? Подумай об этом!

Доминик вздрогнула. О, сколько ужасных слухов о Черной Розе и Монфоре долетало до Руссильонского замка со всего Лангедока, – о казнях, насилиях, пытках!

– Отец спасал нас – не себя. Своих дочерей, своих слуг, свой замок.

– Всех, кроме тебя. Тебя он все-таки принес в жертву, – жестко ответила Дом.

– Поверь, я бы с радостью пошла на это, – гордо подняв голову, возразила Флоранс. – Я бы уподобилась первым христианским мученицам, которых сжигали на кострах и бросали в пасть хищным зверям. И я бы стала женой герцога Черная Роза! Но… но есть одно обстоятельство…

– Какое, сестра?

– Дело в том… дело в том, Дом… что я… что я уже замужем.

– Что?!! – воскликнула, вскакивая, изумленная девочка. – Что ты сказала, Фло?

– Да, дорогая. Теперь и ты знаешь мою тайну, тайну, которая была известна во всем замке только мне и Элизе…

Неожиданная догадка озарила Доминик.

– Это-Гийом Савиньи? – спросила она.

– Да. Мы поженились две недели назад, перед его отъездом с графом Дювалем, ночью, тайно. Отец отказал Гийому, и нам не оставалось ничего другого…

– Отец Игнасио? Он обвенчал вас?

– Нет. Он ничего не знает. Нас обвенчал тот священник, что был здесь проездом в Тулузу, помнишь?

– Ну да, – машинально ответила Доминик. Теперь многое становилось ей понятно. Хоть они и не были очень близки с Мари-Флоранс, но даже Дом заметила, как старшая сестра изменилась за последнее время.

Эта новость так поразила девочку, что она ненадолго даже забыла о Черной Розе.

«Вот это да! Послушная, скромная как монашка, Фло – и замужем? Против воли нашего отца, тайно… Гийом Савиньи! Что сестра нашла в этом шестнадцатилетнем мальчике? Хорошенький-это верно, но не более!»

Дом вспомнила, как он вечно читал Флоранс стихи и играл ей на лютне. Но разве так можно покорить женское сердце? Нет, не таким ей представлялся избранник Флоранс – и её собственный! Она мало задумывалась о любви и браке; лишь иногда ей представлялся – довольно смутно – некто, – конечно, высокий и красивый, он должен был быть настоящим мужчиной: сильным, отважным, неукротимым!

«Нет, меня бы не пленили ни стишки, ни бренчания на лютне! – подумала девочка. – Вот обменяться парой ударов мечом, или посостязаться в скачке верхом… ну, на худой конец – хотя бы сыграть партию в шахматы. Вот это, я понимаю, ухаживания!»

Эти мысли ненадолго отвлекли Доминик от действительности. Но, вернувшись к реальности, она вновь ужаснулась всему, что услышала.

– Мари-Флоранс, и ты сказала отцу, что вышла замуж? – спросила она.

– Я хотела, сестричка… хотела… Но в последний момент я подумала о вас – и не смогла.

– О нас? – недоумевающе промолвила Доминик.

– Да; о тебе, о Мари-Николь, о Мари-Анжель. Ведь, если бы отец и герцог узнали, что я вышла замуж, – жребий пал бы на одну из вас…

– Кровь Господня! – смертельно побледнев, воскликнула Дом.

– Да, так бы и случилось… – продолжала Фло, на этот раз даже не заметив, вся поглощенная своим отчаяньем, богохульства младшей сестры. – Король велел герцогу жениться на одной из дочерей Руссильона – на любой из них.

– На мне… или на Николь… или – на ангелочке Анжель… Какой ужас! – простонала Доминик.

– Сестричка… Я бы стала женой этого монстра! Но вы!.. Вы не заслужили такой жуткой участи!

Дом вдруг пришла в ярость. Топнув ногой, она вскричала:

– Почему, почему отец на это согласился?!! Ведь, я уверена, и Монсегюр, и граф Дюваль уже где-то близко! Они бы разбили отряд Черной Розы, вздернули бы его, как собаку, и освободили бы нас!.. Впрочем, – прибавила она, слегка успокаиваясь, – возможно, так и будет! Ведь есть ещё время.

– Его нет, – отвечала её сестра. – Отец сказал, что мы поженимся сегодня, перед закатом солнца. Все приготовления уже сделаны. И поэтому я позвала тебя, – продолжала Флоранс. – Положение кажется мне безвыходным. Но, может быть, в твою ясную головку придет какой-нибудь план?

Доминик постаралась успокоиться и сосредоточиться. Это было похоже на партию в шахматы, – только тут на кону был не ферзь или король, а судьбы её и трех её сестер.

«Безвыходных ситуаций не бывает. Но надо смотреть всегда вперед, на несколько ходов опережая противника,» – говорил ей отец. А Черная Роза – пусть не достойный, но сильный и могущественный противник; к тому же он – кузен короля.

– Что же нам делать? – вслух спросила Дом.

В это время в дверь постучали, и на пороге показалась Элиза.

– Госпожа! – радостно произнесла она. – Осаду замка сняли, и люди начали расходиться по домам!

В глазах Доминик вдруг вспыхнула надежда.

– Фло! Мы должны бежать! – воскликнула она. – Все вчетвером! Раз осада снята, мы сможем выбраться из замка, время еще есть!

Её сестра горестно покачала головой.

– Пешком мы далеко не уйдем, Доминик. Конюшня отца, если помнишь, полностью опустела. Ведь папа отдал всех хороших лошадей графу Дювалю, обещавшему ему помощь и поддержку южной части провинции. А старые лошади околели или съедены.

Дом помрачнела. Среди отданных другу отца коней была её любимая гнедая кобыла Франсуаза, на которой девочка ещё совсем недавно беззаботно скакала по взгорьям и долинам Руссильона. Но – разве дочь графа не пожертвовала бы всем, чтобы помочь делу Лангедока? И, сцепив зубы, чтобы не заплакать, она сама оседлала свою любимицу для одного из людей Дюваля.

– Послушай, Флоранс! Черная Роза приехал сюда с пажами. У них три лошади. Мы могли бы ускакать на них.

– Разве их не охраняют?

– Если кони уже в конюшне-то, скорее всего, никто. А если во дворе-то двое пажей; но это просто мальчишки, и к тому же, – прибавила Дом не без гордости, -один из них ранен. Мы легко справимся с ними.

– Пойти на убийство?!! Сестра! Что ты говоришь!

– Мы бы переоделись в мужские костюмы, – вдохновенно продолжала развивать свой план Доминик, – чтобы на нас никто не обратил внимание, а женские платья взяли с собой, вышли бы во двор, заговорили бы этим мальчишкам зубы – и оглушили бы их! Фло, это неплохая идея, поверь!

– И куда бы мы отправились, завладев герцогскими лошадьми?

– В картезианский монастырь. Он всего в трех лье отсюда. Монахини приютили бы нас, ненадолго, ведь Монсегюр и граф Дюваль, я уверена, уже близко!

Флоранс невольно усмехнулась словам сестры: Дом, не верящая ни в Бога, ни в черта, вечно сквернословящая Дом, – в строгом картезианском монастыре, где монахини дают обет вечного молчания! Это трудно было себе представить.

– Нет, – подумав немного, сказала Флоранс, наконец, – ты опять забыла, сестричка. Анжель страшно боится лошадей, упав два года назад со старой кобылы.

– Да, правда, забыла.

– Значит, её придется оставить здесь, в замке.

– Что ж, ведь её можно спрятать и здесь. Элиза могла бы это сделать.

– А если нашу сестру найдут?

– Если Бог существует, – он не допустит этого! – горячо воскликнула Дом.

– Послушай… Ведь и мы втроем можем не добраться до монастыря. Даже если мы похитим герцогских коней, – не думаешь же ты, что Черная Роза будет сидеть сложа руки и не пустится за нами в погоню? За стенами замка у него двести человек! Они легко догонят нас и схватят!..

– Но бежать – это все, что нам осталось, Фло!

– Нет-нет, это чистая авантюра. И потом, – если мы все же спрячемся в монастыре, и Анжель тоже не найдут… Не подумала ли ты о том, что Черная Роза, разъярившись, прикажет вырезать всех обитателей замка?

– О, Флоранс, этот дьявол… он на это способен! – прошептала, ужаснувшись, Доминик.

– Но, в таком случае, бегство невозможно… Что же придумать ещё?

– Надо, все равно, попытаться протянуть время, сестра, – сказала Доминик. – Обмануть проклятого герцога! Вот смотри. Что, если вместо тебя с Черной Розой обвенчается кто-нибудь другой?

– Кто же?

Дом напряженно размышляла.

– Например, Филипп. Он одного с тобой роста, и худенький… К маминому свадебному платью мы подберем густую вуаль, такую густую, что Черная Роза не заметит подмены. Я уверена, Филипп не откажется нам помочь!

Сестра опять усмехнулась. Да, фантазия Дом была поистине безгранична!

– Возможно, герцог не сможет по фигуре отличить мальчика от меня… Но ведь невеста должна ещё говорить, должна произносить брачные обеты. А уж голос у Филиппа не такой, как у меня!

– Ну, пусть это будет не Филипп, – не сдавалась Доминик, – а какая-нибудь девушка. В замке сейчас много деревенских женщин, мы бы могли щедро заплатить ей, если бы она согласилась изобразить тебя перед алтарем!

– Да… и кузен короля, вместо благородной дочери графа де Руссильон, получит в жены крестьянку-нищенку? Неплохая месть для этого негодяя! Но вот беда – времени у нас очень мало, а девушку надо найти – и ещё уговорить.

– В маминой спальне, в шкатулке, много драгоценностей, Фло! Я готова отдать их все, без сожаления!

– Но – ты опять забыла, сестричка, -все эти несчастные крестьяне, сбежавшиеся в замок, жутко боятся Черную Розу и считают его дьяволом во плоти! Возможно, все наши драгоценности окажутся бессильны перед их суеверным ужасом.

– Да, пожалуй… – пробормотала Дом.

– И ещё. Если мы и найдем ту, которая согласится встать вместо меня перед алтарем, – что будет после венчания, ты подумала? Ведь будет свадебный ужин, и потом, герцог собирается провести в замке первую брачную ночь… Неужели ты полагаешь, что он позволит своей невесте все время прятаться под вуалью?

– Вот тут я, кажется, отлично придумала. Ты, Флоранс, должна будешь хорошенько спрятаться. А заменившая тебя девушка сразу после венчания уж сможет, я надеюсь, как-нибудь улизнуть от жениха. Она снимет свадебное платье и, естественно, все начнут искать тебя, а не её… И негодяю-герцогу уже не останется ничего другого, как или найти тебя, свою законную, как он будет полагать, жену, или покинуть замок несолоно хлебавши! Мы можем даже подстроить так, как будто ты бросилась в ров с водой, чтобы не разделить с ним ложе. Вот будет потеха, когда бедняга всю первую брачную ночь проведет, обшаривая ров в поисках твоего тела!

– А ты понимаешь, каково будет нашему отцу, Дом?.. Нет, нет, я на это не согласна! И потом, ты напрасно думаешь, что крестьянка способна хорошо сыграть роль благородной графини. Манеры, походка, жесты, – всё выдаст Черной Розе, что перед ним – простая вилланка. Твой план никуда не годится, герцог может в любую секунду обнаружить подмену, – и тогда уж никому из нас не уйти от его бешеного гнева!

– Сестра, тогда нам остается только один выход, – вздохнув, сказала Доминик. – Ты должна сама обвенчаться с герцогом. В конце концов, ты уже замужем… и этот обман тебя ни к чему не обяжет.

– Выйти второй раз замуж?!! – потрясенно воскликнула Флоранс. – Дом, да ты понимаешь, что ты сказала?!!

– А что? Тебе не надо ничего делать – только сказать «Да», и все. А сразу после венчания мы уж тебя с Элизой так спрячем – никто не найдет.

– Опомнись, сестра! – с ужасом сказала юная графиня. – Совершить такое кощунство?!! Да как у тебя язык повернулся предложить мне такое?

Дом смущенно замолчала. Она не понимала Флоранс. Ведь, когда она предложила оглушить оруженосцев Черной Розы, и даже переодеться мужчинами, – Фло восприняла это достаточно спокойно. А тут взвилась! А в глазах Доминик ударить человека было гораздо большим грехом, чем произнести перед алтарем какие-то пустые фразы.

Но Фло было не переубедить, – она была как кремень!

– Нет-нет, никогда я не пойду на такое святотатство! – повторяла она.

И тут – Доминик осенило!

– Хорошо, Фло, послушай! Раз ты не можешь сказать это чертово «да», то я сделаю это за тебя. Я пойду под венец вместо тебя, и герцог женится на мне… то есть, на тебе…

Флоранс со вновь вспыхнувшей надеждой посмотрела на младшую сестру.

– Пожалуй… пожалуй, Дом… возможно, это выход! Но не будет ли считаться этот брак законным?