Герцог Чёрная Роза (I)

– Значит, все висело на волоске? Как же вы это допустили!.. – вскричала женщина, и темные глаза ее сверкнули яростью.

– Старый граф не допил бокал, в который ему подсыпали яд… и прожил немного дольше, чем можно было ожидать, – объяснил мужчина.

– Что ж… Мир праху его, – довольно безразлично протянула женщина, но все же перекрестилась. – Продолжим; итак, вы послали в замок де Моленкура… А через несколько дней попросили меня написать приглашение Мари-Доминик де Руссильон приехать в Париж ко двору.

– Да. Мы же решили, что пора действовать, мадам! Я не думал, что старый граф узнает о том, что Черная Роза жив. А ваше приглашение было бы воспринято скорее как повеление, и Руссильон бы не посмел отклонить эту честь. Он забрал бы дочь из монастыря и послал бы ее сюда. А уж тут бы мы придумали, как с ней поступить!

– Жена Черной Розы… Интересно, какая она из себя? – спросила женщина, и в хрипловатом голосе ее невольно промелькнули ревнивые нотки.

– Наш шпион из Руссильонского замка, когда рассказывал о ней Франсуа несколько месяцев назад, говорил, что она вся рыжая, конопатая, нечесаная, смуглая, как тамошние крестьянки. И ругается, как сапожник! Ему можно верить, – этот человек знает дочь графа с детства.

– Как мило! – хищно улыбнулась женщина. – Может, ее и трогать не надо?.. Пусть герцог узнает, что она – его жена. Славная будет парочка! Он, такой утонченный, ценитель искусств и женской красоты, – рядом с этой неотесанной грубой рыжей провинциалкой!

– Мадам, вы забыли, – он не должен иметь детей! Иначе мое право на майорат… -осторожно напомнил мужчина. – Как бы она ни была уродлива и невоспитанна, она – жена герцога, и ему волей-неволей придется лечь с нею в постель, если он хочет наследника.

– Я помню об этом, querido*. Но, Боже мой, неужели вам мало того, что у вас есть?

– Разве может быть мало? – сухо усмехнулся мужчина. – А Черная Роза гораздо богаче меня! А его имя? Гордое имя! Сколько лет я мечтаю заполучить его! Если б под Руссильоном мы не упустили его…

– Вы виноваты в этом! Тогда все было бы гораздо проще! Герцог бы погиб… – В низком хрипловатом голосе женщины звучал упрек, но в то же время у очень внимательного слушателя могло бы возникнуть подозрение, что она не совсем искренна с собеседником. – Да, он бы погиб! А его жена не могла бы претендовать на майорат. И, главное, – у Черной Розы не было тогда в руках БУМАГИ… Той ужасной бумаги, из-за которой мы теперь не можем покончить с ним! Тогда она была еще в руках моего мужа. А он бы не стал обвинять меня в смерти кузена, – герцог был бы убит разбойниками, на большой дороге, – обычная вещь в краю, охваченном войной! – Она с силой, так что хрустнули суставы, сжала руки. – О, где, где герцог прячет ее?

– Вы же знаете, что Франсуа обыскал весь дом герцога. Но ничего не нашел!

– Возможно, документ он хранит у какого-нибудь друга? У того же де Парди, например.

– К сожалению, мадам, мы этого не знаем наверняка! Но бумага найдется… Я прекрасно понимаю, как она важна для вас! И, когда она отыщется, – руки у нас будут развязаны, и мы расправимся с ненавистным герцогом!

– Если мой сын узнает о том, что в этом документе… – прошептала, содрогнувшись, женщина.

– Людовик еще слишком юн. Быть может, вы напрасно так боитесь этой бумаги?

– О нет, моему сыну одиннадцать лет, – но он прекрасно все понимает! И это мое признание… Он меня возненавидит, если прочтет это! И вас, кстати, тоже, ведь ваше имя тоже фигурирует в этой бумаге! О, я этого не вынесу! Зачем, зачем я тогда поддалась и подписала этот страшный документ! – чуть не со слезами воскликнула она.

– Вас заставил ваш покойный муж, – напомнил мужчина.

– Да… он меня заставил! И проклятый герцог вместе с ним! И теперь я не могу пошевелить и пальцем против этого негодяя! А во всем виноваты ваши люди, там, у Руссильонского замка, когда они убили вместо Черной Розы графа де Брие!

– Мои люди совершили страшную промашку, – подтвердил мужчина. – О, я тогда исполосовал Франсуа хлыстом, как собаку!

– Бедный де Брие! – вздохнув, сказала женщина и снова перекрестилась. – Вы были очень к нему привязаны.

– Конечно, мадам. Я не хотел его смерти! Но кто мог подумать, что он отдаст Черной Розе свой плащ?

– Но зато вы получили кольцо и письмо, из которого узнали так много интересного…

– Это верно. И мы все еще опережаем герцога! Для него Доминик – всего лишь сестра его жены, ушедшей в монастырь. Она тоже не знает настоящего имени своего мужа. Для нее он – по-прежнему только герцог Черная Роза… И скоро, совсем скоро она будет здесь! Мы сможем сделать с этой глупенькой провинциалочкой все, что только нам заблагорассудится! У нее в Париже нет никого из родственников и друзей, и некому будет вступиться за нее.

– Да, птичка летит прямо в силок, – усмехнулась, вновь обретая хорошее расположение духа, женщина.

– А потом – представьте, мадам! – когда она будет опозорена, обесчещена, – герцог узнает, что это ОНА его жена! И уж тогда-то он взвоет, как пес, посаженный на цепь! С его щепетильностью в вопросах чести, при его безмерной гордыне, – быть связанным браком с падшей женщиной, над которой смеются, которую презирают, от которой отвернулся весь свет… Что может больше ранить нашего дорогого герцога?

– Когда же она приедет? – живо спросила женщина. Глаза ее блеснули в полутьме носилок.

– Наш человек послал последнего курьера из Руссильона три дня назад. Доминик де Руссильон как раз выезжала в Париж! Курьер прибыл в Провен сегодня вечером; он мчался, как вихрь, и сразу вручил мне послание.

– А ваш человек… он остался там, в замке?

– Его пришлось убрать; к чему лишние свидетели, не правда ли? Теперь мы ждем приезда жены Черной Розы. Совсем скоро она предстанет перед вами, мадам!

– О, дорогой, тогда готовьтесь к встрече! Мы должны придумать что-нибудь из ряда вон выходящее, чтобы ударить побольнее! Чтобы Черная Роза корчился и извивался, как уж на сковороде! Мы не можем убить его из-за проклятого документа, который связывает нам руки, – но можем заставить мучиться и страдать!

– Вы, кажется, хотели, чтобы я соблазнил эту провинциалочку?

– Это было бы неплохо.

– Но, поверьте, если я и сделаю это, – то только подчиняясь вашей воле, – покорно, но с видимым отвращением произнес мужчина. – Вы же знаете, после вас мне все женщины кажутся уродками… – И, наклонившись к женщине, он припал к ее руке.

– О, querido! Не волнуйтесь, – если она окажется таким страшилищем, я не заставлю вас соблазнять её. Мы придумаем, как поступить с ней. Мы все решим, когда увидим ее, -прошептала женщина. – Но, в любом случае, ОН должен страдать… Я была бы на седьмом небе, если бы он страдал бесконечно! Черная Роза – счастлив?.. Я этого бы не вынесла!

– Я позабочусь о том, чтобы вы смогли насладиться местью, мадам! Чтобы мы оба насладились ею… сполна! – И он, стянув с ее плеч плащ, начал покрывать их жадными поцелуями.

– О Боже… Неужели вы еще не устали? – простонала она, изгибаясь под его руками.

– Нет, мадам. Вы – как богиня Гея, дающая неиссякаемые силы Антею! С вами я неутомим!

*querido (дорогой, исп.)

9.Знакомство с Очо

…Доминик и Филипп подъехали к особняку графа Руссильона на улице Амбуаз далеко за полночь. Дождь, сначала моросивший, уже давно лил как из ведра, и всадники вымокли до нитки. К счастью, Элиза, Адель и Пьер уже приехали; Элиза хлопотала на кухне, а Пьер разжег камин в нижней зале и комнате, предназначенной графине де Руссильон. Филипп остался в конюшне расседлывать лошадей.

Адель, завидев свою госпожу, мокрую насквозь, бросилась готовить ей ванну. Стуча зубами, Дом стянула с себя мужскую одежду в своей комнате и с наслаждением погрузилась в горячую воду, потихоньку начиная чувствовать, как заломило все тело – с непривычки; ведь она уже давно не ездила верхом, а тут два дня провела в седле!

Затем они, все впятером, хоть это и противоречило всем правилам – есть с прислугой! – сели ужинать в нижней зале. Особняк Руссильона очень давно стоял запертый, – граф не был здесь лет семь, – и большинство комнат, как сообщил Пьер, были крайне запущены; везде были мрак, плесень и паутина. Столы, сундуки, кресла и лавки были покрыты белыми чехлами, зеркала задрапированы.

– Ничего, – бодро сказала Доминик, – несмотря на боль в каждой клеточке тела и непрерывный шум дождя за окном, она пребывала в прекрасном расположении духа, – возможно, нам не придется здесь жить долго! Мой муж не погиб, и скоро мы все будем жить в его доме! Нет, – поправилась она, – не в доме – во дворце! Ведь он – герцог, и должен жить во дворце! Ну, или в замке.

Элиза, Адель и Пьер смотрели на свою госпожу, выпучив глаза. Они втроем до сих пор не знали, что заставило юную графиню, сразу после смерти отца, выехать в Париж. Об этом было известно пока только отцу Игнасио и Филиппу.

– Ваш муж, госпожа? – воскликнула Элиза. – Герцог Черная Роза?.. Он жив?

– Да, – гордо сказала Дом. – И я уже знаю, как его зовут! Его имя – Рауль де Ноайль! Пока об этом известно только вам, но скоро весь Париж узнает, что мы с ним – супруги!

На следующее утро Доминик проснулась довольно поздно. «Удобно ли будет в такое время представляться ко двору?» – подумала она. Но ей так захотелось увидеть вновь Рауля!

«Он наверняка будет сегодня во дворце… Я должна поехать туда!»

Выбор платья не затруднил девушку; так как отец ее скончался, она надела черное бархатное платье, и ограничилась, вместо дорогих драгоценностей матери, которые тоже привезла в столицу, одним лишь золотым распятием на груди. «Я бы могла надеть на палец ЕГО кольцо… Но нет! Сначала я посмотрю на ЕГО руку!» Почему-то Дом была уверена, что перстень, который передал ее отец графу де Брие, обязательно будет на пальце Рауля.

«Вчера после турнира, когда его награждала королева, его руки были в перчатках… Но сегодня он наверняка будет без них!»

Она взяла с собою также верительные грамоты, доказывавшие ее происхождение, и приглашение королевы, которое вручил ей в замке отца гонец несколько дней назад. Под платье, на нижнюю рубашку, Доминик надела кожаный пояс, к которому был прицеплен крошечный кинжальчик. Она всегда теперь носила его с собой. «Тетя Агнесс говорила, что при дворе возможно всякое. И Мишель де Круа тоже предупреждал меня о дворцовых интригах и кознях. Вдруг он мне понадобится?..»

Носильщики бодро шагали с портшезом графини де Руссильон к острову Ситэ, где в то время располагалась резиденция французских королей. Погода разгулялась, выглянуло солнце, и на душе Дом было легко и спокойно. Скоро, совсем скоро она увидит Рауля… и, может быть, уже через несколько часов он назовет ее своей законной женой и герцогиней!

Носилки проехали по улице Сен-Дени, и вот их уже внесли на мост Менял, застроенный домиками и лавочками так, что Сены внизу даже не было видно. Сразу за мостом располагалась королевская кордегардия. Трое караульных в кирасах и шлемах попросили ее предъявить пропуск; но, как только Доминик протянула им приглашение, они тотчас низко поклонились ей и открыли ворота перед ее портшезом и Пьером и Филиппом, сопровождавшими свою госпожу верхом.

Итак, Дом оказалась на территории королевского дворца. Конечно, это не был Лувр, пышный и богатый, со множеством залов и комнат, который построили намного позже. Дворец королей Франции в тринадцатом веке был похож скорее на крепость. Но он не выглядел мрачным и неприступным; сложенные из светлого камня стены, синие и красные заостренные башенки, украшенные флагами Франции и Кастилии, придавали ему вид почти праздничный и веселый. К тому же дворец утопал в зелени разбитых вокруг него стройными рядами фруктовых садов.

Как только Доминик вышла из носилок и сделала несколько шагов к парадному подъезду, к ней поспешил невысокий пухленький человек, назвавшийся распорядителем двора. Взяв у Дом ее бумаги и мельком просмотрев их, он знаком велел Пьеру и Филиппу остаться во дворе и пригласил девушку следовать за ним. Он привел Доминик в довольно большую залу, где уже находилось несколько кавалеров и рыцарей, вероятно, также ждущих аудиенции у их величеств. Толстяк указал ей на табурет с бархатной обивкой и, поклонившись, промолвил:

– Прошу вас, подождите здесь, графиня. Я передам ваши бумаги монсеньору сенешалю. За вами придут.

Доминик опустилась на табурет. Она взглянула на мужчин, стоявших недалеко от нее, у окна; но Рауля де Ноайля среди них не было. Доминик задумалась. Множество вопросов роились у нее в голове. Как ее встретит королева? Увидит ли она своего мужа сегодня? Что вообще ее ждет в Париже?

Но вдруг перед ней оказался человечек, каких Доминик ещё не приходилось встречать в своей жизни. Это был маленький кособокий уродец-карлик, горбатый и кривоногий, с большими черными глазами, неожиданно умно смотрящими с маленького не по-детски серьезного личика. Одет карлик был очень роскошно – на нем было одеяние фиолетового цвета, расшитое золотом; на шее, которой почти не было, висела толстая золотая цепь, а к поясу был прицеплен маленький и похожий на игрушечный меч, но тоже с золотой рукоятью. Низко, но с достоинством, поклонившись Доминик, человечек произнес с каким-то еле уловимым акцентом:

– Мадемуазель! Пять молодых людей желают познакомиться с вами, но боятся подойти к вам. Вы ослепили их своей красотой, и все они горят желанием стать вашими верными рыцарями. Не угодно ли будет вам назвать мне свое имя, чтобы я мог передать его им?

Девушка посмотрела на кавалеров. Все они были довольно молоды, одеты весьма пышно и даже крикливо, в разноцветных штанах и котарди, в туфлях с непомерно длинными носами; даже свои мечи они подвязали лентами, что особенно насмешило ее. Похоже, оружие служило кавалерам лишь для украшения, и Дом усомнилась, знают ли они вообще, как с ним обращаться. Мужчины подошли поближе, чтобы услышать ее ответ.

– Передайте этим господам, мессир, что я прибыла сюда, чтобы стать придворной дамой ее величества Бланш де Кастиль. Я не уверена, что в обязанности дамы вдовствующей королевы входит подобное заведение знакомств. Но я при первой же возможности поинтересуюсь об этом у нашей государыни.

Карлик снова поклонился и отошел к молодым людям, которые, услышав ответ прекрасной девушки, сразу ретировались к окну. «Вот так их! – подумала по-окситански Дом. – А, если бы я сказала, что я – жена Рауля де Ноайля, – их бы уже и след простыл! Улепетывали бы так, что только пятки бы засверкали!»

Она представила себе, как отвисли бы челюсти у этих расфуфыренных молодых хлыщей, знай они, кто является ее мужем, и усмехнулась. Герой вчерашнего турнира, самый сильный и смелый из всех рыцарей французского двора, – кто мог сравниться здесь с ним?

Но тут маленький человечек опять подошел к Доминик.

– Прекрасная госпожа, – промолвил он, снова кланяясь. – Ваш ответ мне понравился. Надеюсь, однако, что вы не откажетесь познакомиться со мной? Ведь я отнюдь, как вы, наверное, догадываетесь, не претендую на звание вашего верного рыцаря.

– О, конечно, – улыбнувшись, сказала девушка. Этот забавный человечек ей почему-то нравился. – Меня зовут Мари-Доминик де Руссильон. А вас, мессир?

– Меня зовут Очоаньос, прекрасная госпожа!

– Очо… аньос? – недоумевающе произнесла Дом. Но почти сразу же поняла: это же по-испански! И акцент у него испанский!

– Очоаньос – восемь лет, не так ли, мессир?

Карлик даже подпрыгнул.

– Вы знаете испанский, сеньорита?

– Да, я говорю по-испански.

– Верно, мое имя переводится как «восемь лет», или «восьмилетний». Ведь по росту я как ребенок! Это, конечно, не настоящее мое имя. Настоящее я давно забыл… Впрочем, меня можно называть просто Очо. Это короче и легче! Я – любимый карлик королевы Бланки Кастильской! В свое время, выходя замуж за французского принца Людовика – ныне покойного короля Людовика Восьмого, – она привезла меня с собой из столицы Кастилии – Бургоса.

– Я очень рада знакомству с вами, сеньор Очо, – приветливо сказала Доминик, делая изящный реверанс.

– Я тоже! Но, дорогая сеньорита, позвольте дать вам один совет… и не сочтите это за дерзость.

– Говорите, сеньор Очо.

– Видите ли, – чуть понижая голос, промолвил маленький горбун. – При французском дворе не говорят по-испански. Вернее – этот язык здесь почти никто не знает.

– Да, конечно. Но ведь наша королева, Бланш де Кастиль – испанка? Разве ей будет не приятно, если во дворце появится придворная дама, говорящая на ее родном языке?

– В этом все и дело, прекрасная сеньорита! Королева говорит по-испански… И у нее есть доверенное лицо – ее первая дама, донья Инес де Луна. А, как вам, наверное, известно, – где у двух женщин свои секреты – третьей не место.

– Кажется, я поняла вас, сеньор Очо. И очень благодарна за ваш совет.

«Возможно, он и прав, – решила Доминик. – Я буду пока молчать, что знаю испанский!»

Но тут дверь в соседнюю залу распахнулась, и из этой комнаты вышел высокий тощий человек с изможденным лицом и седыми волосами – тот самый, который в Аржантее объявлял победителя турнира. Он был одет в парадный котарди коричневого цвета, обильно расшитый жемчугом и драгоценными камнями; в руке мужчина этот держал знак своего высокого ранга: золотой жезл сенешаля – главного распорядителя королевского двора.

Подойдя к Доминик, он поклонился и сказал:

– Графиня де Руссильон! Я – герцог Матье де Монморанси, сенешаль Французского королевства! Их величества сейчас примут вас. Извольте следовать за мною.

10. Представление ко двору

Доминик прошла за сенешалем несколько пустых зал; наконец, они остановились перед высокими позолоченными двустворчатыми дверями; вместо ручек у них были львиные головы, держащие в зубах золотые кольца. Герцог де Монморанси потянул за эти кольца, и тяжелые двери медленно растворились. Он первым вступил в залу и, пристукнув своим жезлом об пол три раза, громко провозгласил:

– Графиня Мари-Доминик де Руссильон!

Дом вошла. Девушка не ожидала, что зала окажется так велика: она тянулась шагов на сто, не меньше. В самом ее конце находилось возвышение, на котором, как и в Аржантее, стояли два трона. На одном, повыше, сидел король, Франции, юный Людовик Девятый, на другом – королева-регентша, его мать. От самых дверей тянулась длинная парчовая алая дорожка, кончавшаяся у подножия тронов. С двух сторон этой дорожки стояли дамы и кавалеры, ярко и богато одетые, многие просто сияющие драгоценностями и золотом.

Доминик, невольно затаив дыхание, шагнула на эту дорожку. Она старалась идти плавно и медленно, как учила ее тетя Агнесс, расправив плечи и подняв голову. Но смотреть по сторонам, где стояли все эти знатные вельможи, или вперед, где сидели их величества, девушка все же не смогла, и шла, опустив глаза на красную парчу.

Дамы делали ей реверансы, а кавалеры кланялись, когда она проходила мимо них.

Сердце ее стучало так громко, что, казалось, все вокруг слышат его биение. Но не от страха, нет! Просто, возможно, где-то здесь, совсем рядом, находился ее муж, Рауль де Ноайль. Если бы Дом набралась только смелости и посмотрела вокруг себя!.. Но это было свыше ее сил.

Когда Доминик была уже шагах в двадцати от трона, она вдруг услышала впереди негромкий хрипловатый женский голос:

– А нам сказали, что она вся в веснушках и смуглая, как крестьянка.

Эти слова были произнесены тихо, – но у Дом был прекрасный слух, а в зале стояла полная тишина, – и на испанском; и произнесла их, несомненно, королева, потому что второй женский голос, на том же языке, ответил:

– Ваше величество, посмотрим еще на ее манеры.

Лицо Дом вспыхнуло. Ведь говорили о ней!

Она не выдержала и подняла глаза. Королева сидела с абсолютно неподвижным лицом; рядом с ней, справа, немного позади трона, стояла очень худая женщина в темно-бардовом платье. Лицо этой женщины тоже ничего не выражало.

Дом чуть не задохнулась от гнева. «Вот лицемерки!.. И так спокойны!» Ей страшно захотелось ответить им на чистейшем испанском, что она все поняла. Но тут она увидела Очо, – он уже пробрался к трону и сидел в ногах королевы с книгой в руках. Он смотрел в книгу, – но прикладывал палец к губам, и этот жест явно предназначался ей, Доминик…

Она поняла карлика. Как сказал тогда загадочный Мишель де Круа: «Королева коварна, жестока и безжалостна.» Похоже, он не солгал!

Доминик подошла к подножью трона. Лицо ее пылало; но это легко было принять за волнение юной провинциальной дебютантки. Когда она начала свой путь от дверей залы, то хотела сделать королеве изящный реверанс, которому ее столько раз учила тетя Агнесс. Но теперь намерения Дом изменились. «Они хотят посмотреть на мои манеры – ну так вот же им!»

И она нарочно неуклюже поклонилась их величествам, подражая крестьянкам из Лангедока. Королева слегка улыбнулась, а женщина за ее спиной даже фыркнула.

Но, когда Бланш де Кастиль заговорила с девушкой, голос ее прозвучал очень мягко и ласково, как мурлыканье большой сытой кошки:

– Мы счастливы приветствовать вас при дворе, юная графиня де Руссильон… Но мы видим, что вы в трауре?

– Ваше величество, мой отец скончался несколько дней назад.

– Какое несчастье! – промурлыкала королева. – Примите наши искренние соболезнования, графиня. Ваш батюшка был достойным дворянином, и наш покойный супруг, король Людовик, весьма ценил его.

Дом опять присела.

– Но, право, вы могли тогда так не торопиться с приездом, любезная графиня. Ваше горе нам понятно и близко, – ведь и мы совсем недавно лишились нашего венценосного супруга.

– Ваше величество, ваше милостивое приглашение совпало с моим собственным горячим желанием приехать ко двору.

– Вот как? Что же так влекло вас сюда… мое милое дитя?

– Желание увидеть нашу великую и добрую повелительницу и ее несравненного сына – короля Людовика. – Дом постаралась влить в этот ответ некую толику яда. Очо быстро поднял глаза на Дом и, скорчив рожицу, укоризненно покачал головой; но Бланш легко проглотила наживку: похоже, лесть была приятна королеве, и она ответила, благосклонно улыбнувшись девушке:

– Что ж, дорогая графиня, добро пожаловать ко двору! Уверена, вам понравится в Париже… Лангедок скучен и провинциален, а здесь, в столице, так весело, здесь столько развлечений для молодой незамужней девицы и, мы надеемся, горечь вашей утраты скоро забудется! Мы принимаем вас на должность нашей придворной дамы. Герцогиня де Луна, прошу вас, позаботьтесь о нашей юной гостье, познакомьте ее с другими нашими девушками. И пусть кто-нибудь из них разъяснит графине ее обязанности.

Находившаяся за троном королевы женщина лет сорока, высокая и очень тощая, с увядшим лицом и маленькими злыми черными глазками, сошла с возвышения и, подведя Доминик к стоявшим справа от тронов четырем девицам, представила их новой даме королевы.

Девушка была так возбуждена всем происшедшим, что запомнила только одно имя – баронесса Мадлен де Гризи; это была маленькая щупленькая довольно хорошенькая блондинка, но с таким испуганным и забитым выражением лица, что, увидь ее Дом где-нибудь на улице – непременно приняла бы баронессу за служанку в доме деспотичного и жестокого хозяина. Три другие девицы были гораздо веселей; они тихо перешептывались и хихикали между собой. Но обсуждали они явно не новую даму ее величества, и Доминик скоро перестала обращать на них внимание. Теперь, когда она была представлена ко двору и самое мучительное – пройти через эту залу под взглядами сотен глаз – было позади, она могла осмотреться… и поискать своего мужа. Где же он?

…Но Рауля де Ноайля не было в зале. Тогда взор Доминик устремился на троны и королеву с королем. Их величества принимали по очереди тех кавалеров и рыцарей, которые ждали до этого в приемной вместе с Доминик.

Естественно, сначала Дом как следует рассмотрела свою предполагаемую соперницу – Бланш де Кастиль. В описываемое нами время ее величеству королеве-регентше было немного за тридцать. Современники называли ее одной из прекраснейших женщин той эпохи; и они не лгали. Королева была жгучая брюнетка; пышные черные волосы ее были убраны под белую кружевную мантилью, ниспадающую красивыми складками с высокого золотого гребня, вколотого в прическу. У Бланш были огромные темно-карие чуть приподнятые к вискам глаза, обрамленные длинными ресницами, немного хищный нос с глубоко вырезанными ноздрями, чувственно-яркие алые губы и чистая нежно-оливкового цвета кожа.

Несмотря на множество родов (у королевы было тринадцать детей, из которых остались в живых семеро), она сохранила прекрасную фигуру; правда, подбородок начал слегка оплывать, и талия раздалась; но все же Бланш де Кастиль по-прежнему могла называться очень красивой женщиной. По обычаям французского двора, королева носила «белый» траур. На ней было снежно-белое атласное платье; на груди сверкал на длинной золотой цепи крест, усыпанный бриллиантами. Белый цвет очень шел к ее лицу, волосам и глазам; и она, конечно, знала это.