Дорога – это вернуться после

– Постой! – остановил его голос неугомонной души. – Если убьёшь жабу, в тот же миг обернёшься камнем и останешься стоять у источника, так и не получив, что хотел. Будешь рядом стоять, да напиться не сможешь.

Заворчал, зарычал Цербер недовольно, но делать нечего – и стал он собираться в дальний путь. А дорога-то была и впрямь не близкой, такой, что ни за день, ни за два назад не обернуться. И не мог Цербер самовольно, без высочайшего дозволения Аида пост свой так надолго без присмотра оставить. Тогда склонил он все три свои головы перед хозяином и попросил о милости. И, верно, велика она, мудрость богов, глядящих далеко за обозримые пределы дней, лет и судеб, но отпустил Аид ему столько дней, за сколько старая луна помолодеет. И Цербер отправился в дорогу.

А вам, наверно, интересно знать, от чего разбиваются сердца богов. А дело всё в том, что каждый бог творит мир и созданий в нём, мерилом всего используя своё сердце. Какой бог, такой и мир. И тогда можно сказать, что мир рождается из сердца бога, но созданный мир живёт своей собственной волей. Бывает и так, что мир, задуманный и разумно, и хорошо, изменяется, полнится жестокостью и мраком, и воцаряются в нём хаос и страдания. Тогда хороший бог начинает и сам страдать от этого и иногда не находит ничего лучше, чтобы прекратить мучения, чем вырвать своё сердце из груди да и разбить его на части. Но от этого творящей силы в нём меньше не становится, и вот тогда-то на месте, где останется лежать такое разбитое сердце, может случиться всякое.

Долго шёл Цербер через леса, пустыни, ущелья, по растрескавшейся от жара земле, мимо огненных гор, по замёрзшим от холода озёрам, истоптал и натёр лапы, но всё-таки пришёл к источнику, укрытому в зарослях огромного зелёного сада, ярким живым пятном выделявшегося среди чёрной потрескавшейся земли вокруг.

Источник и впрямь брал своё начало прямо в огромном разбитом сердце, что лежало среди россыпи камней, и все как один камни эти были сплошь драгоценные и самоцветные, от самых больших до самых маленьких. А на самом большом валуне, зелёном и пятнистом, сидела огромная чёрная Жаба. Была она действительно старой, кожа её задубела и покрылась морщинами, а глаза помутнели, но видела она, похоже, столь же зорко, как и прежде.

Не успел Цербер ничего спросить, даже рта открыть, как Жаба закашлялась и скрипуче проквакала:

– Есть у меня загадка для тебя, Цербер, страж Царства мёртвых. Скажи мне, какая сила самая великая на свете?

Задумался Цербер, и хоть был не глуп, но с ответом поспешил. Первая голова сказала:

– Мудрость – вот самая большая сила.

– Нет, – ответила Жаба, – мудрость подобна пыли: сколько ни собери, а время всё одно развеет её по ветру.

– Самая большая сила – это красота, всё склоняется пред ней, – откликнулась другая голова.

– Эта сила велика, но это не тот ответ, – проскрипела Жаба.

– Гнев и ярость! – прорычала третья голова. – Нет ничего сильнее их.

Жаба засмеялась.

– А уж этот ответ самый неправильный. Ты не ответил на загадку и не можешь напиться из источника, но нужда твоя велика, и для тебя ещё не всё потеряно. Есть время у тебя, ровно три дня. Если успеешь загадку разгадать до третьего заката, получишь то, о чём просишь.

– Где же мне разгадку сыскать? – спросила умная голова.

– Дам я тебе совет, как её разрешить и у кого помощи спросить, – наставительно проквакала Жаба. – Далеко-далеко за огромной пустыней, там, где песок раскалён добела, растянулись непреступные хребты Синих гор. На самой высокой из вершин, той, что, кажется, касается самих небес, на рубеже между миром этим и высшим, в самом дивном месте из всех, что зовётся Небесным пределом, обитает существо, прекрасное, как рассвет, мудрое, как сама жизнь, и сильное, как смерть. И коли сумеешь с ним договориться, то даст оно тебе подсказку.

И поспешил Цербер туда, куда указала Жаба. Долго шёл он через обжигающую пустыню, взбирался вверх по горным тропам, цеплялся когтистыми лапами за отвесные скалы, ночевал в холодных пещерах, но добрался до Небесного предела.

Место это и впрямь было самым восхитительным из тех, что Цербер когда-либо видел. Вершина горы, плоская и широкая, поросла цветущими кустами, цветы их серебристо поблёскивали, а аромат казался очень приятным и до странного знакомым, да и сам воздух здесь переливался искрящейся снежной пылью, блестевшей в ярком солнечном свете. То тут, то там торчали из-под земли, словно бьющие фонтаны, кристаллы драгоценных камней, раскидывавшие вокруг цветные солнечные зайчики. Казалось, что вокруг звучит музыка, тихая, как перезвон хрустальных колокольчиков, но заставляющая что-то в душе переворачиваться и ликовать, и Цербер зачарованно озирался вокруг. А правая его голова восхищённо вздыхала.

Как бы далеко он ни шёл и как бы внимательно ни смотрел, никого вокруг не находил, место это казалось пустым и необитаемым. Но вот лапы вывели его к необычной пещере, вход которой густо оплетал плющ, а цветы и стебли его свисали, как занавесь над входом. Но удивительным было не это, а то, что сама пещера вся целиком была из горного хрусталя, и из-за яркого света, отражённого множеством граней, на неё больно было смотреть. Цербер поспешно нырнул под её своды сквозь зелёную завесу. Здесь свет не казался нестерпимо ярким, а был мягким и умиротворяющим. Пещера была не слишком мала, но и не слишком велика, и не успел Цербер пройти и половины, как наткнулся на существо причудливое и неприятное с виду.

Существо сидело на камне, страшненькое, тощее и нелепое, какое-то ободранное и кутавшееся в рваную холстину. То тут, то там торчали грязно-белые, мятые то ли перья, то ли пух. Они украшали и голову существа, топорщась и свисая на лицо и отчасти закрывая огромные, серые, как вода в луже, слезящиеся глаза. Оно было белое и бледное, как мышь, и столь же несимпатичное.

Все три головы Цербера, уставившись на диковинное создание, ощутили сложную гамму чувств и эмоций – от полного отвращения до праздного любопытства, – неприкрыто сквозивших в выражении морд. Существо глядело в ответ этими своими болезненными глазами и молчало.

Все три головы непонимающе переглянулись.

Голова – ценительница прекрасного фыркнула, сморщила нос и с отвращением отвернулась.

– Это что ещё такое?! Шуточки шутить вздумали со мной? – зарычала, загромыхала злая голова.

– Это, наверно, Эфемера Вульгарис, – тут же высокопарно и со знанием дела откликнулась мудрая голова. – Точно-точно, вон она какая пучеглазая.

– Чего ты обзываешься? – неожиданно обиженно и тихо заговорила эта пучеглазая Эфемера, выпучив глаза как будто ещё немного сильнее.

– Я вовсе не обзываюсь! – возмущённо задохнулась мудрая голова. – Это латынь, стыдно не знать, – заключила она более мягко и снисходительно.

– Послушай, кем бы ты ни был, – с кислой гримасой обратилась к существу красивая голова, – нам тут сказали, что в самом прекрасном месте на земле – а по всему выходит, что это здесь, – обитает самое красивое существо, мудрее любых мудрецов и сильнее любых силачей. Может, ты его где-то тут видел? – говорила она медленно, сильно сомневаясь, что её правильно понимают и понимают вообще.

И все три головы снова уставились выжидающе.

Под этим пристальным взглядом трёх пар жёлтых, круглых и больших, как плошки, глаз странное создание совсем смутилось, робко опустило свои невозможные зенки в пол и очень тихо, словно извиняясь, произнесло:

– Всё сказанное верно. И место то, и, похоже, я тот, кто вам нужен.

– Ты?! – удивлённо и шумно выдохнули все три огромные зубастые пасти Цербера, едва не сдув диковинную тварь с её камня, и разразились хохотом.

Смеялись они долго, так, что сотрясались кусты вокруг пещеры, как от сильной бури, а сам огромный зверь едва мог устоять на лапах.

Когда они, наконец, успокоились, всё ещё тяжело дыша, как от долгого бега, голова – поклонница силы сказала:

– Ха, нашёлся силач! Я пришибу тебя одним мизинцем на задней левой лапе.

– Любая облезлая крыса или мокрая курица – и та красивее тебя! – фыркнула голова – поборница красоты.

– Тем более что ты не знаешь латыни, а туда же – мудрец! – возмущалась голова – хранительница мудрости.

Существо так и сидело, не поднимая глаз и глядя на гладкий и блестящий, как зеркало, пол пещеры, где всё происходящее отражалось в ещё более неприглядном виде. Насмешки казались ещё более колкими, ухмылки куда ехиднее, а уродство несчастного создания – более явным. И, похоже, это расстроило обитателя пещеры в конец.

Печальные глаза на бледном лице, как лужицы талой воды, в обрамлении белых, как заиндевевшая трава, ресниц теперь глядели строго, а сказанные слова прозвучали бесцветно и равнодушно:

– Хотите вы или нет, а больше здесь нет никого, кроме меня.

– А красота – в глазах смотрящего.

– Великая мудрость живёт лишь в добром сердце.

– А великая сила в том, чтобы всегда поступать правильно. – И существо замолчало.

Оно будто даже стало немного выше, и весь его вид выражал праведное негодование.

Головы переглянулись, притихшие и пристыженные такой отповедью, неловко переминаясь с лапы на лапу.

– И что это значит? – спросила негромко самая мудрая.

– Понятия не имею, – отозвалась красивая.

– А ну-ка объясни! – зарычала свирепая и злая.

Создание редкого уродства и столь же редкой наглости тяжело вздохнуло и плотнее закуталось в свою драную холстину:

– А чего тут объяснять?! Самое мудрое сердце – то, которое умеет любить и сострадать. Тогда оно видит всё вокруг себя красивым, а живя в прекрасном мире, легко быть счастливым и поступать согласно велению души, – говоря так, существо уже не выглядело смертельно обиженным.

Цербер задумался, опустив все три свои головы. И стало так тихо, что слышно было, как там, снаружи, ветер прячется в листьях, как шепчутся ручьи, сбегающие вниз, и как поют свои песни птицы. Странное создание ждало, не говоря ни слова, не мешая ему думать.

– Я, кажется, всё понял, – сказал Цербер умной головой.

И когда снова посмотрел на странное и впрямь мудрое создание, то все три головы разом ахнули. Существо, сидевшее на камне, изменилось. Оно было вовсе не белым, просто светилось слабым, золотистым, как рассветные лучи солнца, трепетным светом. Глаза его были яркие, словно звёзды, и прозрачные, как вода в ручье. И вовсе оно не было ободранным, просто куталось в большие белые пушистые крылья. Там, в небольшой пещерке, всё это время сидел ангел, только каждый видел его в меру своего разумения.

Поистине, нужна великая сила и мудрость, чтобы принимать то, каким тебя видят окружающие, не переубеждать их, не сердиться и не гневаться.

– Вот и славно, – сказал ангел ласково и по-доброму. – Теперь ты знаешь ответ.

И грозный Цербер, поблагодарив за науку, пустился в обратный путь. Он и сам не заметил, как его долгая дорога к источнику подошла к концу, потому как всё время думал он о словах ангела. Слова эти, как зерно, упали в его сердце и нашли там место, хотя было оно твёрдым, как камень.

Стоило ему подойти ближе к чудесному источнику, как Жаба проквакала:

– Вижу я, ты разгадал загадку и знаешь ответ.

– Да, он мне известен, – произнесла мудрая голова.

– Нет на земле большей силы, чем та, которая делает и безобразное красивым, – отозвалась правая голова.

– Чем та, что мудрее вековой мудрости, – подсказала левая.

– И лишь она способна потушить гнев, и даже смерть отступает перед ней в бессилии, – закончила средняя.

– Что же это за сила? – проскрипела Жаба.

– Сила любви и сострадания, – отозвались разом все три головы.

– Это так, – кивнула Жаба. – Ты получишь, о чём просишь. Теперь от этого, пожалуй, будет толк.

Опустил Цербер все три свои головы и напился прозрачной, ледяной воды, обжигающей, как искреннее раскаяние и истина. Вода эта смягчила его сердце, и то доброе зерно, что упало туда, проклюнулось маленьким, слабым ростком, распустились нежные зелёные листья.

Время шло, и росток креп день ото дня, разрушая каменные оковы, оплетая их тонкими стебельками, и камень крошился и распадался. И сердце Цербера билось, укрытое зелёным нежным ковром. Так из мёртвой пустыни прорастает целый мир, если его питает созидающая сила.

И те, кто прежде знали Цербера, говорили, что он изменился в лучшую сторону.

Мудрость не казалось ему больше сухой и мёртвой, и часто он находил в ней поддержку и опору. Мир вокруг не стал идеальным, но зато умел Цербер разглядеть, что у каждой тучки хоть один бочок, да серебряный. А гнев больше не душил его так сильно, уступая место пониманию. И головы его больше не соперничали меж собой, принимая каждую точку зрения как вероятно возможную и достойную существования.

Чёрная сказка

В чёрном, чёрном лесу, имя которому Чёрный лес,Стояла чёрная башня, как чёрный кривой перст.Чёрные крылья над ней расправлял дракон,Чёрному магу служил и был верен и предан он.Так говорили люди, живущие за долиной теней,У Светлых гор, в городе Белом, что не сыскать светлей.Чёрный маг был и правда чёрен,От чёрных волос, как вороново крыло,До чёрных, как ночь, мысков ботинок,Правда, на этом кончалось всё чёрное колдовство.Всего лишь простой мальчишка, веривший в чудеса,Видели мир цветным только его глаза.Синие небеса, алый восход в горах,Рыжей листвы пожар, трава зеленеет в холмах,Красные черепицы на маленьких белых домах.Правда только, никто не верил и не был этому рад.Вечно ему твердили: мир поделён пополамЧёрным и белым цветом. Смотри, убедишься сам!Белый прекрасный город, Чёрный ужасный лес,И если считаешь иначе, значит, нет тебе места здесь.Как-то сбежав от скучных и правильных серых людей,Мальчишка забрёл в Чёрный лес.В жизни его до того не было дня светлей.Лес изумрудно-зелёный, синие небеса,Алыми каплями крови ягоды на кустах.Вязью тропинок шёл он, и не было им конца,Но день клонился к закату, и ночь уж была близка.Ночь незаметно и тихо чёрным накрыла плащом,Вышитые созвездия светились на нём серебром.В темноте полуночных странствий они озаряли путь,К подножью высокой башни вывели отдохнуть.Окна светились жёлтым, факелы по стенам,Дверь под его рукою легко поддалась сама,Лестница винтовая круто взбиралась вверх.В башне этой высокой было полно чудес.В круглом огромном зале богато накрытый стол,Комната с зеркалами – в каждом свой мир расцвёл,Зал с десятью дверями – любую открой и иди,Книги на сотне полок, чёрные сундуки,Золота сколько хочешь и драгоценных камней,Один зал увешан картинами от окон и до дверей,Кисти, холсты и краски – сам выбирай цвета.Он забирался всё выше и думал, что нет конца.Только под самой крышей ждал немалый сюрприз юнца.Верхняя зала башни, открытая всем ветрам,Четыре сквозных пролёта по четырем сторонам,Острый шпиль крыши сверху вершину башни венчал,Чёрный, как ночь, дракон, укрывшись крылом, там спал.От шороха он проснулся и поднялся во весь рост,Огромный и страшный монстр,                              мальчишка не верил всерьёз.Большие чёрные лапы, гребень, огромный хвост,В пасти клыки – каждый с сажень,                              глаза как осколки звёзд.Драконов никто не любит, нигде для них места нет,Он жил здесь всегда одиноко добрую сотню лет.Парнишка не испугался, руку к нему протянул,И древний, ужасный монстр мордою к ней прильнул.Драконы почти что собаки, только, пожалуй, крупней,Ну а ещё мудрее и во сто крат верней.Мальчишка остался в башне вместе с драконом своим.Он рисовал картины, только всегда цветным,Дракон рассказывал сказки и верить учил в чудеса.Мир вокруг такой, как ты хочешь, иди, полюбуйся сам!Но никого не слушай, верным останься себе,Никто ведь не знает лучше, как жизнь прожить тебе.Сказку я здесь закончу. Главное, что с тех порВ страшной и чёрной башне жил чёрный маг и его дракон.

Октябрьские сумерки

Ветер. Ветер. Ветер в синих бархатных октябрьских сумерках свистит, кружит, завывает, играет и шумит, как живое существо, как расшалившийся ребёнок. Бросает сухие опавшие листья, закручивая их вихрем, будто давая им возможность полететь снова, в последний раз. Стучит в окна, скрипит ставнями, гремит цепью сторожевого пса, бьётся в запертые ворота и калитки, как путник, просящийся на постой. Но никто не желает пустить ветер к очагу погреться, вот и стучит, и скрипит, и гремит он.

С наступлением октября, в такое время да в такой вечер, и в больших городах, и на их окраине, и в глухих деревнях во всех домах – и в больших каменных, и в маленьких деревянных бревенчатых домишках с соломенными крышами – горят медовым светом окна. Тепло и уютно за теми окнами, жарко пылает очаг, ярко горят свечи. В такую пору дома не покидают. Сидят люди близко друг к другу, и бьются людские сердца, передавая тепло от одного к другому.

А в последнюю ночь, на самом исходе октября, и вовсе не гасят огня, и горит он до самого рассвета, и говорят так:

– Свет, свет, защити от бед, кто в октябре без огня – тому беда.

Так эта ночь и называется – Ночь негасимых огней. В эту ночь не сиди без огня.

Октябрьские сумерки – пора не простая, время раздавать долги и собирать камни. Время, когда мир замирает и сверяет да выравнивает свои весы, на чашах которых злые да добрые дела и мысли человеческие, накопленные за год, отмерены. Мир затихает, и только ветер дует и свистит, и, как от сквозняка, открываются все двери между мирами, сначала понемногу, совсем по чуть-чуть, но с каждым днём всё сильнее. А закрываются они с первым лучом ноябрьского солнца, когда мир приходит в равновесие и колесо года может катиться дальше.

С наступлением темноты случайному путнику ворот не открывают, да на порог не пускают, а говорят так:

– В октябрьских сумерках разные лихости бродят, да в человеческое обличие рядятся, да не войти им, коли не будут приглашены. Смотри, кого в дом зовёшь. С заходом солнца и до самого рассвета дверей не отворяй, никого не пускай.

Так гласит первое правило.

Так, сидя у жарко растопленного очага, поучала бабушка Хельга маленькую девочку, с волосами цвета тёмного янтаря. Девочка глядела на неё заворожённо, широко распахнутыми глазами цвета гречишного мёда. Таинственные и страшные, эти истории вызывали трепет в её душе, но здесь, в окружении близких, света и тепла, легко было чувствовать себя в безопасности.

С кухни доносился шум: там мама, прислушиваясь и вспоминая своё детство, готовила вкусные угощения. Исход октября. Сегодня не лягут спать, не погасят свет, будут всю ночь рассказывать истории, а с первым лучом солнца, коснувшимся земли, накроют стол, отмечая благополучное завершение года, завершение тёмной поры.

«Жаль только, что отец не успел вернуться с большой осенней ярмарки затемно», – думала девочка. Солнце уже село, а значит, он остановился на постоялом дворе, потому что недоброе это дело – ехать через лес в такую пору.

Каждый год её отец увозил на продажу почти весь урожай мёда, который за лето успевали собрать трудолюбивые пчёлы, жужжащие в лесах и на лугах. Он любил свою пасеку и пчёл, и они отвечали ему тем же. Его мёд славился душистостью и качеством далеко за пределами деревни, а соседи шутили, что его единственная дочь Лотта такая же золотисто-рыжая, как и мёд разных сортов: волосы – луговое разнотравье, глаза – как гречишный, а кожа светлая, как мёд акаций.

Редко случалось так, чтобы не поспел отец к последней ночи октября, редко ждали они рассвета порознь, но нарушить простые правила октябрьских сумерек значило навлечь беду.

– А второе правило, – приговаривала бабушка, – на перекрестках не задерживайся, а коли кто с тобой заговорит, не отвечай. Если в сумерках окликнут тебя по имени, не оборачивайся. А коли обернёшься, домой не вернёшься: заморочат, уведут тебя путаники, оборотники да неприкаянные души.

Лотта подобрала ноги ближе и обняла колени. В её воображении легко оживали бабушкины слова: и сумрачные дороги, и бестелесные голоса, зовущие по имени, и страшные оборотники, и призраки, тянущие к ней свои руки.

В октябрьских сумерках грань между мирами становится совсем тонкой, незримой, неразличимой – пересечёшь и не заметишь. Болотницы и кикиморы веселятся на топях и болотах, клубится и стелется туман, расползаясь в разные стороны. Кто заплутает в тумане да пойдёт за огоньками, того проглотит трясина. На берега озёр выходят русалки да утопленники, водят хороводы, расчёсывают серебряные волосы да зовут и кличут человеческими голосами задержавшихся путников. Кто откликнется, из лесу не выйдет.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.