Родная

Представление шло полтора часа. Выступали акробаты, ловко крутя сальто и тулупы. Жонглёры, клоуны с пуделями в смешных фатиновых юбочках и ручные голуби. Весело, задорно, мама улыбалась, Оля была счастлива. После представления они втроем пошли гулять, дядя Андрей купил сладкую вату и мороженое. Пока взрослые встречались, мама была спокойнее, похорошела, постройнела. Когда Оле было 10 лет, мать вышла замуж за дядю Андрея.

Была ли у неё обида на маму за то, что та предала папу? Да. Но бабушка умела сглаживать все углы, и Оля приняла отчима. Он был добрым, всё покупал, разрешал порой то, что мама запрещала. Работал строителем. Его бригада делала в школе ремонт, там и познакомился с Ларисой Петровной. Ему она сразу приглянулась: ухоженная, видная, при власти и деньгах. Он тоже ей понравился, не смутила разница в возрасте, Андрей младше на 10 лет. В свои 38 не был женат, не имел детей, жил с престарелой мамой и дедушкой. Имел автомобиль и стабильную зарплату. Любил выпить по праздникам, тогда он становился дурным и балагурил, но Ларису Петровну это не раздражало. Этот мужчина смог окружить женщину заботой, любовью, нежностью. Не гулял, уважал мать и дочь, приносил всю получку домой. Его мама быстро приняла невестку с ребенком, тем более при такой должности и связях. Свадьбу сыграли тихо, в узком кругу посидели и разошлись. Тогда жизнь, казалось, стала налаживаться. Мама успокоилась и перестала срываться на дочь, бабушка совсем переехала в деревню. Оля входила в пубертат.

Дядя Андрей, теперь уже отчим, подрабатывал после работы, мама была вся в школьных заботах, она пропустила взросление дочери и изменения интересов. Деньги в семье стали появляться большие, родители сменили панельную многоэтажку на кирпичную пятиэтажку, обновили машину, даже пару раз съездили на море всей семьей. Но Оле нужна была мама. Из-за того, что её родительница – директор, в классе девочку не переваривали, считали ябедой. Дружила Оля только с Веркой Козадоевой. Училась хорошо, но со временем успеваемость скатилась, многие учителя закрывали глаза на не сделанные вовремя уроки, а классный руководитель старалась не делать замечаний по поводу внешнего вида подростка. Оля тогда протестовала против школьной системы, вместо формы носила модные джинсы-трубочки, и яркий кардиган цвета фуксии поверх белоснежной футболки, туфлям предпочитала кроссовки, отчим купил их за границей для своей падчерицы. Однажды, классный руководитель не выдержала и пожаловалась директору на её дочь. На уроках девочка скучала, а внешний вид портил всю внеклассную работу педагогов с подростками. Дети шептались: «Почему ей можно так ходить, а нам нельзя?» Так и темную могли устроить. Эта жалоба огорчила Ларису Петровну и привела к необратимым последствиям.

Тем же вечером, мать пришла с работы пораньше, до прихода Андрея. Он часто защищал Олю, а Лариса Петровна не шла против воли нового мужа. Всё-таки он моложе, привлекательный, не дай Бог уйдет.

– Ты почему позоришь свою мать? – прямо с порога начала свою тираду Лариса Петровна.

– И чем же я тебя позорю? Тем, что твоя дочь? – огрызнулась Оля.

Мама явно не ожидала такой дерзости и отвесила дочери смачную оплеуху.

– Как ты смеешь так со мной разговаривать, бестолочь?! Что за внешний вид у тебя в школе? Новые вещи показываешь? Хвастаешься, что у тебя есть деньги? Так они не твои, они честно заработанные нами! Или ты хочешь, чтобы меня заподозрили в краже денег, выделяемых на школу? Ты этого хочешь? Чтобы твою мать посадили? Отвечай!

Такого поворота событий девочка не ожидала. Она любила свою маму и не хотела расстраивать, а тем более, чтобы она села в тюрьму. Лариса Петровна тем временем вошла в раж, сама себя подогревала и никого не слышала. Слова больно ранили неокрепшую психику дочери, унижали, вбивали в пол с каждым криком. Для мамы было важно, чтобы Оля была умницей и отличницей, активисткой и примером для других – этакий породистый щенок с медалями, которыми можно гордиться перед коллегами, родственниками и соседями.

– Я посвятила тебе всю свою жизнь после смерти отца! Такая твоя благодарность? Ты почему не учишь уроки? Хочешь дворником пойти работать? Мести дворы много ума не надо! Или сразу на панель?

Оля не понимала тогда, что такое панель, но из уст матери это звучало угрожающе. Лариса Петровна сорвалась на неё с яростью, выплеснув обиды и страхи. Продолжая кричать:

– Тебе что, ходить в школу не в чем? Мы форму кому покупали? Или тебе все равно, не тобой же заработаны деньги? Чего молчишь? Глаза вылупила? Отвечай мне!

Оле нечего было ответить, она уже тогда понимала настроение мамы и всегда подстраивалась, знала, когда промолчать. Та проорется и успокоится, снова станет адекватной. Но почему-то сегодня этот прием не сработал. Не дождавшись внятного ответа от дочери, Лариса Петровна с силой отвесила подзатыльник и ушла в комнату девочки. Взяла с полки ножницы и порезала в клочья, недавно купленные джинсы, которые так шли Оле. Слезы градом полились у 10-тилетней девочки, она пыталась вырвать вещь, причитала: «Мамочка, пожалуйста, не надо! Мамочка, прекрати! Я больше так не буду! Мамочка, ну, не надо, прошу!» Но женщина не слышала этих криков, словно находилась в неком яростном трансе и явно наслаждалась процессом. Разрезав последние клочки, мать кинула ножницы в сторону, допинала остатки джинсов на кухню и приказала дочери всё это убрать к приходу Андрея.

Оля тогда потеряла не только джинсы, но и уважение к своей матери. Рыдая, собирая остатки своей любимой одежды с пола и выкидывая в мусорку, в девочке зарождалась ненависть. Маленьким комочком ярость осела где-то в груди. Прорыдав всю ночь, не выйдя даже на ужин, внутри Оли что-то сломалось.

На следующее утро она пришла в школу в форме, сделала все задания, отвечала на вопросы, зарабатывала пятерки. Теперь мама будет довольна. Мама должна её простить, должна купить новые джинсы. Она на них заработает своим прилежанием и оценками. Но мама не планировала ничего покупать, отчиму сказали, что вещи случайно порвали и выбросили. Через пару недель дядя Андрей купил новые джинсы, ещё лучше, чем старые. И обида как-то сама собой ушла. Так казалось. А она просто спряталась глубже. До поры, до времени.

Глава 4.

Тело пробирало мурашками, накатывал страх, ладони вспотели, сердце затрепыхалось. Оля позвонила в 68-ю квартиру ещё раз. За дверью послышалась возня, шаркающие шаги, кто-то посмотрел в дверной глазок.

– Мама, это я! Открывай!

За дверью послышался медленный лязг замка у дверной ручки, напряжение росло. Оля чувствовала волнение. Будто пальцы женщину не слушались, где-то с третьей попытки замок поддался, и дверь открыла мама.

Ларисе Петровне уже исполнилось 73 года, она сильно постарела с того дня, когда последний раз они виделись. Двадцать лет назад. А в памяти, будто как вчера. Воспоминания захватили девушку с головой, лица, которые она пыталась забыть, тут же всплыли, как кадры старой киноленты.

После того случая с джинсами маме будто развязали руки. Она стала придираться по поводу и без. Самым страшным наказанием было игнорирование, словно тебя нет, словно разговариваешь с пустотой. В такие моменты Оля кричала: «Мама, ну, поговори со мной, пожалуйста!» Мама оставалась глуха. Любимым наказанием стало закрывать дочь в ванной комнате без света и оставлять там одну на несколько часов. У Оли развилась клаустрофобия, страх замкнутого пространства, появились ночные тики и страх темноты. Она боялась того, кто живет в этом сумраке.

Подзатыльники и пощечины тоже стали привычным наказанием, когда уже и это переставало работать, мать брала старый отцовский армейский ремень и дубасила им по ногам, по икрам, по заднице. От его бляшки оставались сильные ссадины и багровые кровоподтеки, девочке было стыдно переодеваться в раздевалке, и она начала прогуливать физкультуру. За прогулы ей снова доставалось от мамы, она таскала дочь за волосы, за шкирку, унижала и винила во всех смертных грехах. Мама взяла за привычку, во время конфликта, отбирать вещи у дочери и выгонять её из дома. Она открывала входную дверь и публично выбрасывала всё на лестничную клетку. Оле было стыдно перед соседями за мать, они прекрасно слышали крики из квартиры и видели выгоны из неё же, но предпочитали не вмешиваться. Они были немыми соучастниками этого процесса. Лариса – влиятельная женщина, педагог, ей лучше знать, как воспитывать ребенка. Никто с советами не лез. Бывшая соседка тетя Галя тоже переехала в этот дом, жила двумя этажами выше, на четвертом, всегда могла приютить у себя Олю. Кормила, успокаивала, разговаривала:

– Ты пойми, мама на самом деле так не думает. Ты должна радовать её, перестать расстраивать своим плохим поведением и оценками. Она же директор школы. Чуть ли не лицо поселка. Её, вон, в народное собрание депутатов выбрали, статус. Мало того, что Андрей начал пить, работы нет, перестройка, так ещё и ты проблем подкидываешь вместо того, чтобы понять и поддержать.

Оля у тети Гали чувствовала себя в безопасности, могла ей открыться, но однажды пожалела, что это сделала, и внушила себе с той поры девиз: «Не говори никому. Не признавайся даже себе».

Извинялась ли после таких ссор мама? Никогда. Она всегда была права! Успокоившись, Лариса Петровна звонила тете Гале, они долго болтали по телефону, затем, соседка говорила:

– Мама успокоилась, можешь возвращаться домой.

И Оля послушно шла. Вместо извинений, мама, молча, ставила тарелку с едой на стол, игнорировала прямые взгляды. Лариса Петровна всегда уходила в свою комнату и решала школьные вопросы. Её не интересовало, что происходит в жизни ребенка. Одевает, кормит, когда болеет – лечит, что ещё надо. А Оле было надо. Навалились проблемы. У неё из школьных друзей только Верка Козадоева. Биологичка гнобила за неуспеваемость в предмете, зная больное место – отец преподавал биологию. А ещё в 12 лет Оля влюбилась.

Этот мальчик учился классом старше, они вместе дежурили в столовой. Вадиму 14 лет. Он пользовался популярностью у девочек, курил за гаражами, что принадлежали школе и тайно торговал иностранными жвачками. Высокий, худощавый брюнет, модно подстриженный под боб, с ярко-бирюзовыми глазами цвета океанской волны в солнечный день. Грех в такого не влюбиться. Оле нравились его предприимчивость и умение крутиться, приспосабливаться, его ум и юмор.

Шестой класс, месяц Май, скоро переводные контрольные и тринадцатый день рождения. Оля родилась 21 Мая 1990 года, в 15:00. Мама любила рассказывать историю тяжелой беременности и мучительных родов.

– Ох, и намаялась я в эти роды. Жалела, честно, что так поздно забеременела, и аборт делать было нельзя по срокам. Была бы умнее, родила на десять лет раньше, но не стала бы директором. Тяжело мне далась вся беременность. Токсикоз страшный, отеки, изжога, растяжки, вон, по всему животу. Спину тянет, ноги болят. А уж схватки, до сих пор вспоминаю с ужасом. Такие боли, такие боли.

Каждый день рождения, который Оля помнила, мама рассказывала эту историю, потом желала что-то банальное, типа здоровья, ума, радовать маму, окончить школу и поступить на бюджет в Педагогический. Лариса Петровна была уверена, что дочь пойдет по её стопам. А Оля мечтала быть ветеринаром и открыть приют для животных, любила возиться с живыми существами, относилась к ним трепетно и с пониманием. Желание не озвучивала, мама все равно не поймет, а только расстроится и начнет опять орать, припоминая отца. С тех пор, как появился Андрей, папа Оли превратился в пьющего осталопа, неудачника и простофилю. Это больно ранило душу подростка, укрепило ненависть к матери. Иногда ее одолевало желание наказать мать. Отомстить. Или ударить. Но чувство вины и долга за подаренную жизнь побеждали в этой схватке эмоций. Со стороны общества это было ненормально испытывать к матери такие чувства.

На свое тринадцатилетие Оля попросила маму отметить день рождения отдельно с девчонками из класса, в местном поселковом кафе. Дети хотели поесть мороженого и погулять в парке. Мама эту идею одобрила, некогда было возиться с застольем, когда на носу последний звонок и экзамены. Дала деньги и приказала быть дома ровно в 20:00.

– Есть! – ответила на ценное указание Оля, приложив руку к голове, как солдат. И радостная убежала наряжаться.

В её голове давно зрел другой план. Никакого кафе не планировалось, она вместе с Веркой договорилась встретиться с мальчишками постарше, Вадиком и его другом Славиком. За гаражами. Ребята обещали обеспечить танцы и развлечения, девчонки – еду и напитки. В 16:00 общий сбор. Оля тогда постаралась себя приукрасить. Надела легкое полупрозрачное бежевое платье, нацепила бабушкину миниатюрную брошку с блестящими камушками, уложила каре на бок, немного придав объем, начесав волосы изнутри расческой, накрасила губы красной маминой помадой, припудрилась, достала босоножки на платформе из шкафа, взяла рюкзак, деньги, и хотела уже выскочить из квартиры.

– Ого! Ты куда такая вырядилась? – из кухни вышел отчим. Он уже был хмельной и в приподнятом настроении.

– Дядь, Андрей, ты чего? У меня сегодня день рождения, я с девчонками в кафе иду.

– Ага! Знаю я этих девчонок, по-любому с мальчиками встречаться идешь, вон, как вырядилась, сиськи наружу. И не какой я тебе не дядя, сколько раз же повторял. Папка твой! Отец я тебе или нет?

– Мой папа умер шесть лет назад и его никто мне не заменит.

Этот ответ Андрею не понравился:

– Ишь ты, как заговорила! Как деньги с меня тянуть, так, папа, дай! А как кто отец, так родной покойничек. Кто тебе все эти шмотки покупал? А? Кто? Папа твой? Неет. Я! Я покупал, чтобы ты вот так неблагодарная, отзывалась?

Речь Оля не дослушала, застегнула босоножки и шмыгнула в открытую дверь. Вот оно, чувство свободы.

Последний месяц весны, и уже ощущается приближение лета. Ванильный запах белого шиповника пьянил, сирень цвела и кивала шапками, а каштановые свечки напоминали бенгальские, предвещая праздник. Поселок наполнен птичьими щебетаниями, воздух – свежестью, трава изумрудная только пробивалась из оттаявшей земли. Несмотря ни на что, у девочки было хорошее настроение. Погода уже неделю стояла теплая. Проснулись жуки. С громким жужжанием проносились куда-то над головой. Оля шла по аллее, с обеих сторон которой, рос цветущий черешневый сад, воздушный, белый, похожий на платье невесты. Оля остановилась и позволила пьянящему аромату окутать её. Белоснежные лепестки медленно покружились и упали на ещё сырую траву после утреннего дождя. Дойдя до центра парка, встретилась с Веркой. Они зашли в ближайший магазин, купили напитков и еды. Затем, девчонки направились к школьным гаражам, шли не спеша, болтая о своем. Дорогу им переходил маленький ёжик, тот скорее всего недавно проснулся, слишком рано для ночного жителя, перебирался на полянку поудобнее. Неуклюже перешагивал через бордюры на асфальте, вразвалочку перебежал дорогу к кустам. Девчонки засмеялись и привлекли внимание парней. Вадим и Славик уже пришли, вышли собрать веток для вечернего костра, но матерились, поняв, что большинство из них еще сырые. Компания собралась и дружно пошла за школьные гаражи.

– Ты сегодня такая красивая, – начал разговор Вадим, – честно, не ожидал, что директорская дочка окажется такой непослушной. Но у тебя день рождения, правда, зря ты выбрала легкое платье, вечерами холодно ещё, не дай Бог промерзнешь, заболеешь, меня винить будешь.

– Спасибо, Вадь! – смущенно ответила Оля. – Ничего со мной не случится. Мы ненадолго, я обещала матери быть дома ровно в 20:00.

– О-о-о, – заныл сразу Славик. – Совсем детское время и не посидишь толком.

– Славик, не ной! – сказал, как отрезал Вадим. – Успеем, насидимся ещё. И мальчишки громко заржали в один голос. А девчонки переглянулись, не понимая, о чем идет речь.

За школьными металлическими покосившимися гаражами торчал ряд кирпичных гаражей. Один из них принадлежал Славкиному отцу. Мальчишки открыли массивные ворота, вынесли на улицу складные стулья, усадили на них девчонок, а сами вытащили кирпичи и выстроили из них что-то типа очага. Затем, развели костер и тоже уселись на складную мебель.

– Ну, что? Где еда, выпивка? – спросил Славка.

Девчонки спохватились и начали доставать еду из пакетов. Сосиски решили пожарить на костре, колбасно-сырную нарезку оставили в упаковке, стола как такового не имелось, всё выкладывали на землю, потому что щебенки только возле их гаражей не было. Славик вынес небольшую клеенку, и продукты переложили туда: немного хлеба, помытых овощей и фруктов, сладости, лимонад и сок. Парни приготовили заранее одноразовую посуду. Когда всё разложили и разлили, Вадим взял инициативу в свои руки, первым толкнул речь:

– В этот майский вечер я хочу поздравить с Днем Рождения милую и добрую девчонку, Ольку Крыжовникову. Я хочу пожелать тебе семейного благополучия, чтобы ты вырвалась от маминой опеки, чтобы ты была здоровой, такой же красивой и, – тут Вадим немного запнулся, – Начала со мной встречаться.

На последних словах Верка со Славиком заулюлюкали, Оля покраснела. Она, конечно, ожидала чего-то подобного, но не думала, что это произойдет так быстро. Мама запрещала думать о мальчиках, её интересовала только учеба дочери и переводные контрольные. Не дождавшись ответа, Вадим достал спрятанную в кустах черемухи гитару и надтреснутым голосом, ещё ломающимся, но имевшим приятный тембр, затянул дворовую песню. Оля подвинула свой стул ближе к парню и положила голову ему на плечо. Конечно, она согласилась. Первый парень в школе выбрал её.

Про Вадима ходили разные слухи. Якобы бабник, меняет девчонок раз в две недели. Ни для кого не секрет, что он вел активную сексуальную жизнь в свои почти 15 лет, но Оля была уверена, что у них всё будет по-другому. Она была не против подарить свою девственность Вадиму, но не сейчас, через пару годиков, лет в 16. До этого момента можно же просто дружить, платонически любить, узнавать друг друга лучше.

– Что-то очень скучно мы сидим, а, девчонки? – оживился Славик. Он скрылся в гараже, откуда пахнуло бензином, и вышел с баклажкой жидкости красного цвета. – Это мамина наливка, что-то похожее на самогон, но настояно на клубнике с сахаром, домашнее вино, градусов 20.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.