Без права на прошлое. Часть 1

Он неслышно поднялся. Ловко, дабы не спугнуть незваных гостей, подхватил надежный посох и бесшумно двинулся к табачному источнику. Охотник не испытывал страха или волнения, однако загадочное проникновение будило то чувство, что так редко встречается на скучном стариковском пути. Ему было любопытно.

В очаге потрескивали полешки. Сердце билось ровно и мощно, сливалось с дыханием, подчинялось разуму. В этот миг Охотник был подобен механизму, эдакой боевой субстанции, готовой встретиться с любой формой опасности.

Медленно, шаг за шагом он пересек «гостиную», заглянул, вошел в черноту «спальни», и в этот миг дальняя комната… вспыхнула! Расцвела слепяще-ярко, взрывоподобно, стирая краски белоснежным ластиком в руках неведомого живописца! Старик инстинктивно зажмурился, но почти тут же раскрыл глаза. В унисон с раскрытием угас и свет, уменьшившись до состояния факельной залы.

В единственном кресле, в ворохе звериных шкур и мягких подушек сидел человек. Длинный плащ с капюшоном, раскрашенный в черно-красную клетку, скрывал пол и лицо сидящего. Однако широкие плечи и массивная грудная клетка не давали усомниться: незнакомец был мужчиной и не являлся слабаком. Клетчатый человек перелистывал потрепанный томик стихов Диксла Вугаро и курил пеньковую трубку на длинном чубуке из дикой черешни.

– Здравствуй, Охотник, – приветствовал он хозяина, не отрываясь от книги. Голос клетчатого звучал странно, но старик не смог с ходу понять причину. – Кто бы мог заподозрить тебя в увлечении сонетами мэтра Вугаро!

За то малое время, пока курильщик говорил, Охотник успел оценить обстановку. Он пришел к выводу, что незнакомец не собирается нападать. По крайней мере, прямо сейчас. Световая вспышка являлась творением его рук и была идеальным прикрытием для атаки. Однако атака не состоялась. Незваный гость преследовал другие цели, и стоило их сперва определить.

– Откуда ты меня знаешь? – спросил Охотник, старательно скрывая заинтересованность.

– Откуда? Х-ммм… Любопытный вопрос, – голос курильщика прозвучал на октаву ниже. – Скажем так, я действительно знаю, кто ты такой. А вот знаешь ли это ты?

Окончание фразы было произнесено рокочущим басом. Охотник был заинтригован, ведь начало звучало в диапазоне тенора.

– Шутишь, дядя? – он придвинул стул и уселся, зажав посох между колен.

– Отнюдь. Разве я похож на шутника? – все еще не глядя произнес незнакомец великолепным сопрано.

Он глубоко затянулся, выпустил в пол струю дыма и, наконец, соизволил оторвать голову от книжки.

Будь Охотник не столь опытен, он бы непременно удивился. Очень сильно. У незнакомца отсутствовало лицо. Вернее, лицо было, но надежно пряталось под изящной зеркальной маской, в которой отражалось окружающее пространство и… что-то еще… Что-то неуловимое, недоступное и непонятное. Что-то необъяснимое, ужасное, но чарующе-приятное… Из-под маски виднелись тонкие, бледные губы, а еще – разноцветные глаза. В правом – играло безмятежной лазурью море, в левом – горел черным холодом бездонный мрак. Губы тоже не были обычными – правый уголок недовольно опускался вниз, а левый – ехидно задирался к потолку. Так могли выглядеть театральные маски комедии и драмы, слитые в единое целое.

Охотник пожал плечами.

– Может и не похож, но, шайтан тебя знает, а я вижу впервые.

Клетчатый улыбнулся. При этом уголки его странных губ еще сильнее рванули в разные стороны.

– Достойный ответ.

Разноцветные глаза впились в лицо старика. Это походило на укусы насекомых, но Охотник выдержал взгляд.

– Отнюдь.

– Скромность украшает?!

Укусы стали острее, но Охотник терпел.

– Не всегда и не всех, – он старался говорить спокойно. – И не во всем.

– Снова в точку! – клетчатый моргнул и наконец отвел взгляд. Он неуместно хихикнул, отложил книгу и дважды хлопнул в ладоши. Охотнику показалось, что он слышит звук бьющихся друг в друга металла и дерева. – Знаешь, ты очень неплохо держишься! Для большинства существ встреча со мной оборачивалась нервным срывом!

Он вновь хихикнул, после чего расхохотался уже в полным голос. Подобным образом могла смеяться компания пьяных сумасшедших.

– Выходит, я не из большинства. – Охотника ждали травы, и, хотя гость вызывал живейший интерес, он не намеревался менять намеченные планы. – У тебя ко мне конкретное дело или ты зашел просто поболтать?

– Я хочу твоего травяного настоя! – голос клетчатого напоминал голос капризной девчонки. – Чем не конкретное дело?! Кстати, меня зовут Эдвард.

Представился он голосом пожилого мужчины.

Охотник не стал возражать. Вышел и вскоре вернулся с двумя кружками дымящего отвара. Кружку гостя он поставил на столик около кресла, из своей медленно отхлебнул. Клетчатый с недоумением глянул на напиток, словно его потребовал кто-то другой.

Он выпустил дымную струю и произнес со скукой:

– Мы здесь упоминали конкретику. Так вот, слушай. Я знаю, что в последнее время ты не находишь себе места. Не надо отрицать, это правда. Так вот, я знаю, что именно тебя гнетет. Так вот, я знаю, что в точности ты ищешь. Вопросы. Я подскажу. Дальше вот что. Я знаю, что ты начнешь искать после вопросов. Ответы. Я подскажу, где их можно отыскать. Тебе понятно мое дело или выразиться конкретнее?

– Дело понятно, – Охотник подул на дымящийся настой. – Непонятна твоя осведомленность моими поисками места, по твоим словам – безрезультатными.

– Я следил, – по-девчоночьи хихикнул курильщик и шумно затянулся. – Я подсматривал, и другие подсматривали тоже. Я им приказал, а они повиновались. Не могли мне отказать, ведь я отдал приказ…

Клетчатый оборвал фразу и уставился куда-то в пространство, точно сказанная нелепица давала исчерпывающее объяснение. Охотник ждал. Ему было интересно, но думал он почему-то о травах. И об Амели.

– Это было первое, – продолжил Эдвард спустя минуту. – Время пришло, и явление настало. Что-то кончилось, и что-то началось. Кто-то умер, но кто-то воскрес. День воспоминаний близок, но те, кто должен вспомнить, не знают пути. Я же путь знаю. Я помогу этим незнайкам. Это было второе.

Охотник слушал бред клетчатого Эдварда, что звучал одновременно во всех тональностях, и понимал: перед ним сумасшедший. Но сумасшедший могущественный, и пределы этого могущества не поддавались пониманию бывшего Гвардейца.

Разноцветные глаза вновь впились в Охотника. Черный глаз смеялся, голубой полыхал гневом. Насекомые жалили.

– Не все, что кажется ненормальным, подобным является, – теперь голос клетчатого звучал ровно и как-то по-мужски. – Далеко не все! Разве ты можешь давать оценку событию, не имея даже малейшего представления о самом факте его существования? Не возвышай себя и не принижай других! Не суди по себе и по себе же не отмеряй. Поверь моему слову, ты вовсе не мерило…

Эдвард неглядя взял кружку, одним махом выпил содержимое и продолжил все тем же ровным мужским баритоном:

– Как твое имя, Охотник? Как твое настоящее имя?

Неожиданный вопрос невольно заставил задуматься и… Он оказался бессилен отыскать ответ, неожиданно поняв, что не знает собственного имени!

Эдвард ухмылялся и курил. Выдуваемые клетчатым кольца деформировались, принимали самые причудливые очертания и формы. Сердца, щиты, колеса… Обычные, но какие-то чужие, словно рожденные в другом мире, под светом других звезд. Охотник наблюдал дымные метаморфозы и молчал. Силился отыскать ответ, но разум моментально увязал в чем-то густом, темном и бесформенном. Вновь появилась печаль, но не приятная и добрая, а холодная и обреченная. Наверное, так чувствует себя сильный зверь, попавший в капкан и понимающий, что выхода нет…

– Я не могу тебе ответить, – сказал наконец Охотник.

– Ну еще бы! – нагло расхохотался клетчатый и выпустил струю дыма прямо в лицо бывшего Гвардейца. – Не можешь ответить на такой простой вопрос, а берешься судить о вменяемости или здравомыслии окружающих!

Охотник хотел возразить, но Безликий Эдвард остановил его взмахом руки и сам начал задавать новые вопросы:

– Кто ты? Откуда? Зачем? Почему? Когда?

Вопросы сыпались подобно гороху из рваного мешка нерадивого пахаря. Они глушили, загоняли в тупик, но вместе с этим Охотник чувствовал, как в его сознании раскрываются тяжелые, доселе невидимые и незнакомые двери. Это походило на гипноз, которым однажды его пытались переманить на свою сторону черные колдуны Ордена Полумесяца. У тех колдунов ничего не вышло, но сейчас старик чувствовал, как загадочное нечто подчиняет себе его волю. Это страшило, и старик хотел уже напасть на курильщика, но в этот же самый миг Эдвард замолчал и убрал взгляд. Он затянулся и выпустил аккуратное сизое кольцо. Самое обыкновенное. Было похоже, что воля бывшего Гвардейца его не интересовала.

– Это было третье, – голос клетчатого наполняла печаль. Он говорил, как умудренный сединами старец. – Ты спросишь сейчас, что я попрошу за услугу? Ни-че-го. Считай это подарком. Считай, что ты и твои братья мне симпатичны. Ты спросишь сейчас, почему? И это будет очередным вопросом, на который следует найти ответ. Где именно найти? Я подскажу.

Охотник молчал. Он был взволнован и даже не заметил, как упал посох, а недопитый отвар остыл. Он чувствовал себя нашалившим ребенком, которого добродушная нянька не стала наказывать за неясную провинность. Однако, могла.

– Что нужно сделать? – спросил он наконец, поражаясь робости собственного голоса. Сколько он себя помнил, робость не числилась в ряду его личных качеств. До этого момента.

– Все просто. Следует найти твоих выживших братьев из Императорской Гвардии. Сейчас ты спросишь, где, поэтому отвечаю заранее. Шарманщик в Арабае, прижился у Стеллы Ларнэ, дочери твоей Амели. Он пьет, поет и плачет. Плачет, поет и пьет. Ему плохо. Понимаешь меня? Ему очень плохо…

Это звучало так проникновенно, что Охотник почти почувствовал боль Шарманщика, которого не видел уже три десятилетия.

Эдвард затянулся. Неизвестно как, но табак в его трубке заканчиваться явно не собирался.

– Твой второй брат – грубый наглец Игрок не сидит на одном месте. Скучать он не скучает, плакать не намерен, но жизнь его еще непригляднее жизни певца. Вдаваться в подробности не буду, сам увидишь. Кстати, в настоящее время за ним следят профессиональные убийцы. Их наниматель – один опасный мерзавец с деньгам и возможностями. Твой веселый братишка облегчил его карманы на кругленькую золотую сумму! Хотя, что с него взять, в этом весь Игрок. Где он в точности прячется, сказать не могу. Однако, по сообщению моих агентов, он до сих пор находиться в Гонтском краю. Скорее всего в самой столице, в Гонте.

Эдвард замолчал. В его руках вновь оказался томик стихов. Он медленно перелистывал страницы, совершенно не обращая внимания на Охотника. Создавалось впечатление, что лишь поэзия важна.

– Хорошо, вот я нашел их, и что дальше?

Клетчатый поднял голову. В разноцветных глазах отразилось недоумение, словно он уже отвечал на этот вопрос.

– Дальше? Собирать вещички и двигаться в Храм! В Храме вы отыщете все. Вы зададите вопросы и получите ответы. Вы узнаете правду, но только если будете вместе. Вы узнаете прошлое и будущее. Вы наконец-то поймете, что такое свобода…

Охотник хотел спросить еще, но Эдвард как-то странно дернулся. Вспыхнуло. Старик ослеп.

Через минуту, когда пелена развеялась, а Охотник обрел способность видеть, на кресле никого не оказалось. На том месте, где сидел курильщик Эдвард, мирно лежало два предмета. Пожелтевший свиток, перемотанный тонкой веревочкой, и овальный амулет из сине-черного металла.

Охотник поспешно развернул свиток. Он ожидал увидеть нечто особенное, однако это была лишь карта. Очень старая, но весьма подробная географическая карта Гарданской Империи, составленная картографом Марко Чирукке четыреста тридцать шесть лет назад. На ней, на территории Восточного округа, в районе диких усилийских лесов, стоял красный крестик. Других изменений в карту не вносили. Похоже, Эдвард посчитал красную метку достаточным ориентиром.

Охотник отложил карту и потянулся за амулетом. Пальцы дотронулись до сине-черной поверхности, которая на ощупь оказалась одновременно горячей и ледяной. Охотник вгляделся в овал и вздрогнул. С амулета смотрело изображение двух театральных масок, слитых в единое, грустно-улыбчивое лицо…

***

– Вот так, друг мой, – закончил рассказ Охотник. – Прежде чем приехать в Арабай, я долгое время размышлял. Вспоминал, анализировал и… не смог отыскать ответы! Всякий раз, возвращаясь к тому странному разговору, я попадал в ловушку! Курильщик-Эдвард был прав во всем! Но кто он такой, этот Эдвард? Кто этот клетчатый, говорящий разными голосами? Откуда он знает о нас? Откуда он знает так много, в то время, как мы сами не знаем ничего! Прошлое, настоящее, будущее… Свобода и воля, наша служба и судьба… Везде пустота! Вопросы без ответов. Простые вопросы, которые нельзя задавать! Но, шайтан побери, я хочу задавать вопросы и имею право на ответы!

Молчащий до этого момента Шарманщик громко шмыгнул носом, часто-часто заморгал и… расхохотался. Безудержно и истерично, так, что смех переломил его пополам. Шарманщик колотил себя по коленям, а из пьяных глаз певца бежали слезы.

– Ну, Охотник! – выдохнул он наконец. – Ну ты и гаденыш! Я, осел, развесил уши и почти поверил в этот бред! Знаешь, брат, тебе следует заняться лицедейством. С такими талантами можно сколотить неплохую деньгу!

Арабайцы робко заулыбались.

– Это не бред, – Охотник почувствовал себя дурак. – Это не сказка, и я не спятил.

Он достал из кармана амулет. Подул на синевато-черную поверхность, очищая от невидимой пыли, и протянул певцу.

– Убедись.

Шарманщик, все еще улыбаясь, взял вещицу. Тонкие пальцы погладили сдвоенную маску.

– Действительно, теплая и ледяная, – сказал он задумчиво. – Ответь мне, брат, сколько монет содрал с тебя пройдоха-торговец? Ведь ты купил эту чудесную безделушку здесь, в Арабае?

Он хохотнул, заговорщики поддержали.

Охотник вырвал амулет из рук певца, убрал за пазуху. Спрятанная вещица грела и холодила даже сквозь карман.

– Отнесись к моим словам серьезно, – он поднялся. – Если передумаешь, я жду тебя завтра в десять утра около Бродяжьих ворот. Ждать буду в течении получаса.

Он поправил застежки плаща и повернулся к арабайцам.

– Господа, я искренне желаю вашему мероприятию успеха, но ничем не могу помочь. Услышанное мной сегодня здесь же и останется. Обещаю никоим образом вам не вредить. Слово чести.

Арабайцы переглянулись. Жизнь неоднократно доказывала, что обещания и клятвы не более чем пустые слова. Однако, этот случай был особым, а человек, их произносящий, не самый обыкновенный.

– Вам можно верить, – ответил за всех мастер Верра. – Жаль, мы не убедили вас присоединиться к восстанию. Тем не менее был рад повстречать живую легенду. Не знаю, как вам до сих пор это удается. По самым приблизительным подсчетам вам должно исполниться…

– Мастер Верра, – грубо перебил Охотник. – Оставим мой возраст в покое.

– Извините, если затронутая тема для вас болезненна.

– Пустое.

Шарманщик хотел что-то сказать, но Охотник отрицательно качнул головой. В душе горчило. Всякий раз, завершая какое-либо дело, он подводил итог. Данная встреча представала провалом. Она оставила неприятный осадок, но старик не отбрасывал надежды на благоразумие Шарма. Хотя более следовало уповать на любопытство певца и неуемность творческой натуры. Охотник знал, что скоро получит ответ.

– Очень тебя прошу, подумай, – бросил он через плечо и шагнул к выходу.

И тут в дверь постучали. Раз-два-раз. Раз-два. Раз-два… Секундная тишина, а затем лязг металла и крик, переходящий в стон. Заговорщики, словно подброшенные невидимыми пружинами, вскочили с кровати. Шарманщик перекинул кобзу через плечо и метнулся вглубь комнаты. Охотник понял: что-то пошло неправильно. Крики и лязг смолкли, но уже через мгновение раздался оглушительный треск. Нечто тяжелое и основательно большое с грохотом обрушилось на клепаное дерево.

– Облава! – тонко вскрикнул Карлес. В голосе слышалась паника. Было похоже, что к такому повороту внук Черного Сокола не был готов.

Нервы мастера Верра оказались покрепче. Оружейник глухо зарычал и без видимых усилий поднял столик. На ковер повались остатки вечеринки. Кузнец попытался забаррикадировать проход, но в этом момент одна из досок лопнула. Верра отшатнулся и упал. Стол навалился сверху, придавил руку. От двери посыпались щепки. Через образовавшийся пролом хлынул поток желтоватого света. Оторванная металлическая заклепка со свистом воткнулась в стену. Показалось круглое, безусое лицо с бешенными глазами. Охотник кинул в него рюмку. Звон, крик боли. Лицо исчезло. Удары в дверь стали чаще. Щепки и заклепки проносились в опасной близости от участников тайного разговора. Одна из них попала в Карлеса. Чирроке взвизгнул, прижимая руки к окровавленной щеке, и вжался в стену. Удары следовали один за другим. Дверь разваливалась. Было ясно, что дубовая преграда не удержит нападавших надолго.

От недавнего опьянения не осталось и следа. Охотник чувствовал себя трезвым и удивительно бодрым. Привычный к сражениям мозг судорожно искал выход из ситуации.

В этот миг на плечо упала жесткая рука. Охотник развернулся и встретился с глазами барона Заклевского, еще больше похожего на хищную птицу.

– Предатель! – прошипел тот с ненавистью. – Я не верил тебе с самого начала! Это ты привел их!

– Кого их? – спросил Охотник, но не получил ответа. Вместо этого в руке Заклевского появился короткий меч. Чудо изобретательной мысли окрасило клинок густой краснотой.

«Идиот», – подумал Охотник и тяжело вздохнул.

Глава 3

Лишь сейчас он понял, что надежный посох остался в главной зале «Цыпочек», около столика с летним вином. Над потерей хотелось повздыхать, но время сожалений прошло. Меч барона ожил, рванулся к шее бывшего Гвардейца. За миг до встречи со сталью Охотник ничком упал на ковер, угодив лицом в недоеденный гусиный паштет. Едва он выплюнул ругательство и клейкую массу, как тут же содрогнулся от удара окованного сапога. Охотник зашипел, перекатился под защиту кровати, но твердый носок повторно отыскал ребра.

Больше пинать себя Охотник не позволил. Когда нога Заклевского начала вновь опускаться, он перехватил голенище, дернул что есть сил… Птицеподобный барон перелетел огромное ложе и врезался в дальнюю стену. Задрожали потревоженные балки, посыпалась пыль. Со стены упала картина и повисла на баронской шее. Мычащий Заклевский принялся стаскивать громоздкое жабо.

В этот момент дверь сдалась нападавшим. Растрепанное дерево с грохотом ввалилось в кабинет, увлекая за собой кричащие тела. Охотник различил серые одежды студентов. Промелькнули рыжие кудри. Блеснул золотой оскал человека со шрамом. Было ясно, что шрамированный с участниками штурма заодно.

Нападавшие плевались, ругались гадко и грязно. Но не припадки сквернословия, а мечи, топорики на коротких ручках давали понять, что шутить студенты не намерены.

«А студенты ли? – подумал Охотник. – Неужели парнишки перепились настолько, что полезли в приват-кабинет?! И как они обошли охрану? А где вышибалы Стеллы?»

Пока мозг производил нехитрые размышления, руки подхватили табурет. Взмах, и четырехножка с треском опустилась на вихрастую голову первого гостя. Тот беззвучно рухнул, засыпанный лакированной щепой. В руках Охотника остались табуретные ножки. Запахло кровью.

Вопящие студенты ринулись в проход, толкаясь и мешая друг другу. Охотник приветствовал штурмовиков локтями и ножками.

Удар, другой, третий… Он парировал меч, увернулся от топора и уложил еще одного агрессора. Щелкнуло. Возле уха пролетел арбалетный болт, больно дернул за волосы. Жалобно зазвенело, и последнее достижение инженерной мысли перестало существовать. Лампа упала, разбрызгивая осколки и масло. Комнату залило оранжевым и желтым.

– За свободный Улар!

Валиант Верра бросился на лжестудентов. В руке оружейника был меч, потерянный бароном Заклевским в трудностях настенного полета.

– Смерть Имперскому Сыску! – заорал из дальнего угла Шарманщик, добавив к крику неприличный звук.

Студенты ответили руганью. Мастер Верра оскалился, замахнулся… Пролетел еще один болт. Охотник поудобнее перехватил свое деревянное оружие.

«Переодетые агенты сыска… Но почему действуют так грубо? Не предлагают сдаться, не пытаются арестовать?»

Он отразил выпад очередного гостя, пнул другого в голень и отступил к кровати. Горела уже половина комнаты. Градусы росли, на лбу Охотника выступили шарики пота. Шарманщик по-прежнему возился у шкафа с фаллосами. Обморочный Карлес валялся на ковре в компании объедков и бутылок. По разваленной щеке стекала кровь.

– За Уларскую Республику!

Вооруженный широким тесаком барон присоединился к Валианту Верра. На шее Заклевского болтались остатки картины, но веселый декор барона не волновал. Тесак разорвал горячий воздух и упал на плечо плешивого толстячка. Хрустнула перерубленная ключица. Толстячок завизжал. Веер багряных капель окропил баронское лицо. Заклевский размазал кровь и безумно рассмеялся. Охотник уклонился от стилета, метнул одну из ножек. Твердое дерево стукнуло в рыжую голову. Лопнуло, хлюпнуло. Рыжеголовый упал с проломленным виском. Запах крови сделался сильней.

Заклевский и Верра дрались отчаянно, похожие на гладиаторов арабайской Арены Грома. Помогала узкая дверь, не давала нападавшим воспользоваться численным перевесом. В какой-то момент они умудрились потеснить агрессоров, но металлический голос невидимого командира быстро навел порядок. Лжестуденты усилили натиск, вынуждая заговорщиков отступить к горящей кровати. С разорванного лба Валианта Верра капала кровь. В правом плече Заклевского торчала рукоять кинжала. Обезумевший барон не замечал ранения. Его тесак резал и рвал, кромсал и крушил… Еще один нападавший охнул и осел, держась за живот. Окровавленные колбасы кишок вываливались в подставленные ладони. Студентик выл.

В этот миг два болта со свистом ударили в грудь оружейника. Удивительно, но Валиант Верра устоял. Из последних сил он сделал шаг, другой и… Сразу три меча впились в левую руку, шею и бок арабайского мэтра. Еще до того как упасть, Валиант Верра умер.

Заклевский закричал. Страшно, безумно. Теряя связь с жизнью, барон ринулся в объятия Обделенной Богини. Натиск оказался настолько силен, что лжестуденты попятились. Один из них оступился, упал, выронил оружие. Заклевский мимоходом прикончил неуклюжего и с воем врубился в ряды врагов.

Сталь сталкивалась со сталью, искрила, звенела. Жара становилась невыносимой. Огонь поглощал комнату, поедал малое пространство и дефицитное время.

Вдруг в глубине комнаты заскрежетало. Заскрипели, заплакали ржавые петли. На Охотника пахнуло плесенью и духотой.

Показался Шарманщик. На костистом лице певца пролегли полосы сажи.

– Сюда, Охт! – замахал он.

Охотник проигнорировал приглашение. Оставшейся ножкой он сдерживал выпады предателя-охранника. Шрамоносец был свеж и быстр. И дрался мастерски. Короткий меч-акинак плясал и перекатывался, серебристым шершнем старался укусить сутулого Гвардейца. Сыпалась деревянная стружка. Ножка делалась меньше и тоньше.

«Где он учился сражаться?» – с удивлением думал Охотник, отражая удары.

Он прошел сквозь кровь многих поединков, и лишь троим противникам удавалось нечто подобное. Не считая, конечно, тренировочных боев с братьями по Гвардии.

Вопросы обучения золотозубого так и остались загадкой. Вновь показалась широкополая шляпа. Хозяин шляпы прошел сквозь дым, приблизился к поединщикам. Взлетели-опустились руки, и огромный нефритовый фаллос врубился в затылок шрамоносца не хуже карбакийского шестопера. Предатель вздрогнул и упал с проломленным затылком.

– Благодарю, – Охотник коротко кивнул.

– Должен будешь! – хихикнул Шарманщик, отряхивая ладони. – Пошли-пошли! Вечеринка окончена, пора прощаться! Пока счет оплатить не попросили!

Шурша плащом и насвистывая легкомысленный мотивчик, он шагнул к шкафу. Охотник последовал было за певцом, но остановился. Подчиняясь неясному порыву милосердия, склонился над Стеллиным внуком. Пальцы поймали жилку на тонкой шее. Пульс прощупывался слабо. Карлес Чирроке потерял много крови, и лишь скорейшее вмешательство лекаря могло спасти затухающую жизнь.