Будет воля твоя. Книга 2

– Пригласи ее поехать вместе.. В такой обстановке Ира уж точно не сможет отказать, – терпеливо наставляла колеблющегося мужчину Татьяна.

Он еще раз вздохнул, наклонился всё-таки застегнуть раскрытую сумку, но замок не поддавался, и Костя дергал его, дёргал, потом, раздосадованный, бросил и прислонился к спинке скамейки.

– Не поедет она со мной!

– А если поедет, ты согласен взять её с собой? – Татьяна воодушевленно смотрела на неряшливо одетого мужчину. – Ты ей только предложи. Найди и предложи

– А чего её искать? В клубе каждый вечер блицует на деньги, -махнул он головой в сторону шахматной веранды. Насупился и с досадой бросил, -да с чего ты взяла, что она поедет со мной?! Я сам-то на два денька еду, туда и обратно, попрощаться.

– А ты подойди не в любой момент, а под настроение.

– Хорошо, попробую, только вот…

Он замялся, но Татьяна и так все поняла. Раскрыла сумочку, вынула деньги и сунула их в карман клетчатой рубашки.

– На первое время хватит, -констатировала она и добавила, поднимаясь и пожимая на прощание руку, – смотри, вместе!

Дело сделано. Все должно получиться даже лучше, чем планировала. Татьяна неторопливо шла по улице Ленина к воронежскому кремлю, такому же заброшенному, неухоженному в суете будничных дел, как и сам город. Нет, она не ностальгировала по древнему родному городищу, по крепости, просто там, на возвышенности, под кронами деревьев, еще остались скамейки, на которых можно посидеть, обдумать свои действия.

Ей тоже хотелось бы уехать из России. Хотелось бы жить в цивилизованном обществе. Чем привлекает Запад? Там всё обустраивается и создаётся для людей. Человек платит, но и живёт с комфортом. Если это парк, то красиво, и скамейки на каждом шагу. Если это транспорт, то свободный и по расписанию: минута в минуту. Хорошо. Дисциплина!

Только вот одной там делать нечего, но она и здесь многое может себе позволить. Главное, не забивать себе голову моралью, чувством долга. Она давно отдала все долги, а кому забыла – списала. Тот же Костя счастлив получить от нее энную сумму и сделает то, что она прикажет. Сейчас эти вопросы решаются куда легче, лишь бы деньги были. И все довольны: и дающий, и берущий. Она, наоборот, спасает Костю от рынка, а если Ира закрутит бывшего любовника, то Верке будет не до флирта с ее мужем: своего бы не упустить.

Она тоже спасает свою семью. Сколько сил, времени потрачено на обустройство дома, и все это упустить?! Ни за что! Сейчас все можно купить, и это замечательно. Как удачно все сложилось! Механизм уничтожения соперницы заведен.

Где-то глубоко в груди что-то шевельнулось, больно укололо под в левое ребро и затихло. Татьяна ойкнула, сжалась, но, ничего более не ощутив, стала подсчитывать, во что ей вылилась поездка к матери и ремонт дома.

ГЛАВА 8. Социологический опрос

Засунув пальцы в карманы брюк, Ира неторопливо шла вдоль торговых рядов, рассеянно глядя перед собой. Поехать? Заманчиво, но быть должной Татьяне не хотелось. В конце концов ей и здесь неплохо. Увидит Тиграна, помирится, и денег будет достаточно, чтобы купить и белье, и платье.

Улыбнувшись, она ускорила шаг, будто это могло приблизить завтрашний день, Она шла по когда-то широкой аллее, которая тянулась через весь центр города. Вдоль бульвара росли раскидистые липы, защищая от солнца и окутывая сказочным, сладким запахом и гуляющих горожан, и довольных приезжих. Сквозь листья лился золотистый свет, мир казался огромным, радужным. По обе стороны аллеи весело бежали трамвайчики и изредка проезжали легковые машины. Когда-то здесь стояли аккуратные, скрытые листвой лотки с мороженым. Теперь продавцов было больше, чем покупателей. Выносили продавать все, что нажили и что привезли в мешках из-за границы. Каждый из них отвоевал себе место, чтобы как-то выжить, прокормить детей. Страна вмиг превратилась в огромный рынок, где не было место рассеянному, сомневающемуся, стеснительному, где честность, совесть, доброта – под запретом. Деньги – главное мерило отношений.

И люди изменились. В торговых рядах витал дух грубости, цинизма, бездушия, а слова воровского жаргона – верх образованности. Алчность, грубость, бездушие незаметно воцарились в модном толерантном обществе и для многих стали нормой. Произошла подмена ценностей, но чтобы понять всё происходящее в стране, надо остановиться, отстраниться и взглянуть на всё, как бы сверху. А где взять лишние минуты для раздумья? Самая ходовая пословица «время – деньги».

Ирина хотела перейти на другую сторону улицы, и в этот момент её окликнули.

– Извините, – обратился к ней вежливо, как в прошлые времена, молодой парнишка, видно, студент. Подрабатывал. Он держал в руках лист и ручку, – мы проводим социологический опрос на улицах города. Вы не могли бы ответить на несколько вопросов?

Говорить не хотелось, но что-то в голосе этого мальчишки с бледным лицом, впалыми щеками и желтыми оттопыренными ушами ее остановило:

– Только на один, – недовольно ответила Ирина, повернувшись.

– Хорошо, – ответил он с достоинством, – скажите, пожалуйста, что такое в вашем представлении идеальная проститутка?

Ирина рассмеялась:

– Ерунда какая! Неужели проститутки стали уже предметом исследования?

– Нет, мы выясняем степень сексуального развития общества, -быстро пояснил студент, – разве вы не знаете, что мы переживаем сексуальную революцию?!

Совсем недавно она бы вспылила от негодования, услышав такой вопрос. Да и само слово-то было ругательным, грязным, редко произносимым в обществе. Новые русские приучили и к слову, и к явлению, а теперь еще дальше пошли, прибавив к нему возвышенный эпитет. Раньше идеалом были герои войны, труда, ученые, врачи, учителя. Теперь изменилось все в «датском королевстве», все стало с ног на голову. Социальная служба в угоду сексуальной революции соединила два невозможно далеких слова. Где у какого народа торговля телом может быть идеалом?

Но отвечать надо, раз обещала.

– Вот это вопрос! Тебе лет-то сколько?

– Я уже студент, – обиженно ответил юноша, – а вопросы составляли мы все на кафедре психологии. Ответьте, пожалуйста!

Ира пожала плечами, инстинктивно повторив любимое движение Татьяны, когда затруднительно найти достойный ответ, и произнесла:

– Ну, наверное, это идеальная жена. Бесплатное и обслуживание, и удовольствие.

– Вы так думаете? Вот это ответ! Так еще никто не говорил.

Ира, не дослушав, пошла вперед, но студент не отставал. Пришлось остановиться, протестующее поднять руку и сказать:

– Всё. До свиданья!

Остальные километры аллеи она прошла быстро, не останавливаясь. Вечерело. Поднимаясь в свою берлогу (так она называла квартиру), Ира еще раз подумала о том, как хорошо, что она свободна и никому ничего не должна. Эта реальная жизнь слишком назойлива. Настоящая может быть только за шахматной доской.

Глава 9. Татьяна в родительском доме

Утром настроение испортила кукушка, что назойливо и однообразно куковала где-то недалеко. Не открывая глаз, Татьяна поморщилась. Раньше самолеты гремели, ухали, сотрясая дом, теперь аэродром зарос, так кукушки покоя не дают. В саду не пройдешь – лягушки шныряют. Деревня!

Она перевернулась на бок, и тут же вспомнила, что по фэн-шую день надо начинать с улыбки и хороших мыслей. Скорей бы домой! Вспомнила пройдоху главного бухгалтера. За ним нужен глаз да глаз.

Олежек. Губы сами расплылись в улыбке. Какой он все-таки умница! Хватка что надо, купеческая! Быстро и легко они с мужем поменяли квартиру на домик. Земля всегда прокормит, только не ленись. Все чего-то ждали, на что-то надеялись, а он сразу понял, что надо к земле быть ближе, раз такая политика пошла. Зарплаты нет месяцами, в квартирах-скворечниках есть нечего. Выжить во времена «спланированного голода» помогло трудолюбие.

Татьяна окинула взглядом свою комнату. Хороший ремонт. Под окном до сих пор растет сирень. Здесь они заработали первые большие деньги. Татьяна усмехнулась, вспомнив, как испугалась, услышав пение павлина, распустившего хвост. Поверила в успех не сразу, но ведь прав оказался! Только вот соседи! Татьяна посмотрела в окно на деревянный покосившийся дом напротив. Разваливается. Денег у них нет! Не дают! А сколько энергии потратили на написания заявлений, жалоб! Мешают им, видите ли, диковинные птицы. Кричат страшно! Если бы тогда послушались Олега, развели хотя бы перепелок, сейчас дом бы не рушился. Эх, люди! Теперь барахтаетесь в болоте бедности. Никто не мешает?

А кукушка не унималась, отсчитывая года. «Фу ты, неугомонная! – недовольно подумала Татьяна, – опять с хорошей мысли сбила». Продавать или нет эту обузу. Одни расходы. А, может, Олег опять прав: старенький, но еще послужит. Она окинула оценивающим взглядом полупустую комнатку. Перекрыла крышу, заменила деревянные окна, – и залился светом дом, помолодел, стал будто выше, просторнее. Продать? Олежек не согласится, а он на счет выгоды никогда не ошибался. Сделаем это позже, но пока надо комнаты две сдать, хоть часть денег вернуть.

В кухне засвистел чайник, подарок, который она привезла матери.

– Мам, ты уже встала? —громко крикнула Татьяна, входя в крошечное помещение, кухню.

Над оконцем прислонился стол и два стула, а в углу на плите кипел чайник. Уют, теплоту, даже праздничность, придавали этому помещению две полочки с яркими красными салфетками и гжельской посудой в окружении жостовского подноса. Это сочетание голубого цвета с черным и красным успокаивало, согревало, располагало к беседе. На столе стояла хрустальная вазочка для конфет и тарелка с печением. Татьяна с удовольствием села за стол и захрустела печеньицем. Хорошо дома!

В комнату вошла мама, немолодая женщина, но в силе и приветливо спросила:

– Уже встала? Вот и хорошо, сейчас завтракать будем.

Татьяна кивнула, положила очередную вкусняшку в рот и, повернувшись к входу, сообщила:

– Мам, я нашла квартирантов.

Женщина замерла, а вода с мыльной пеной шумно лилась в белоснежную раковину. Татьяна поднялась и с досадой посмотрела вверх: «Какие все-таки низкие потолки! На эту развалину столько денег ушло, хоть и торговалась за каждый метр. Дерут эти ремонтники нещадно!». Заставила себя улыбнуться, подошла, выключила воду и, будто не замечая реакции матери, продолжила:

– Не волнуйся. Молодая пара, оба работают. Дома будут утром и вечером, так что все хорошо, не помешают.

Видя неподвижную напряженную спину, обняла за плечи, прижалась:

– Мы же о тебе волнуемся. Мы далеко, а у тебя давление, и никого рядом.

Женщина, то ли вздохнув, то ли всхлипнув, тихо спросила:

– Что, Олега идея?

– Ну, что ты! Это я сама так решила.

– Где же мы здесь размещаться будем? – горько усмехнулась женщина.

– Ну, мамуль, у тебя комната есть, а они разместятся в моей и в зале. Каждому по комнате. Надо же хоть часть денег вернуть за крышу.

– Ну, да.– кивнула мать головой, вытирая руки, – пойду в огород, нарву петрушки.

– Мам, – остановила ее Татьяна, – ты деньги будешь складывать в шкатулку, хорошо? Или… нет, мам, знаешь, лучше я скажу им, чтобы переводили сразу мне на карточку. Зачем тебе лишние хлопоты!

В ответ скрипнула дверь и осторожно закрылась.

Ощущение удовлетворенности, покоя, стабильности разлилось по всему телу. Она потянулась, улыбнулась, хлопнула ладонями по коленкам, встала и пошла в свою комнату. Подошла к зеркалу в платяном шкафу, посмотрела на себя и стала в позу «короля танцев». Самодовольная улыбка застыла на губах. Олег ею будет доволен.

ГЛАВА 10. Подкуп

Уже через час нарядно одетая, она садилась в такси. Осталось последнее дело, и можно спокойно ехать домой. Если Ирина лишится любовника, она просто обязана будет приехать. Николая Татьяна видела лишь один раз, случайно встретив их вместе. Так, ничего интересного, ленивый засранец. И все-таки червячок сомнения лишал Татьяну уверенности. А вдруг не узнает этого многодетного отца и любвиобильного мужчину?!

Такси остановилось около мединститута, недалеко от сквера, в котором скрывался шахматный павильон.

Люди проходили мимо, спешили, кто на работу, кто по делам, а Татьяна медленно шагала вдоль забора снесенного дома. На кровельных листах масленой краской, в основном черной, было нарисовано что-то непонятное, гадкое. Изуродовали весь забор! Сплошное хулиганство!

Татьяна остановилась, потрогала замок сумочки, висевшей через плечо, фыркнула, недовольно дунула на локон, свисавший на глаза, потом кокетливо поправила уложенные феном волосы, и увидела Николая, идущего навстречу. Так, ничего особенного, бессребреник, эгоист в квадрате. Надо же! Троих детей на шею жены посадил и сутками играет в шахматы! Авось повезет, и он выиграет.

Николай шел быстро, глядя под ноги, спрятав руки в карманы. Давно не стриженные волосы в беспорядке свисали на лицо.

Когда Татьяна обратилась к нему с вопросом, он вздрогнул, поднял голову. Увидев перед собой невысокую роскошно одетую даму, он ни слова не говоря остановился, суетливо вынул руки. Его отрешённый взгляд изменился, и теперь спрашивал: «Чего изволите?».

– У вас есть несколько минут для беседы? – высокопарно произнесла Татьяна, посмотрев на него так, будто перед ней был сантехник.

Мужчина растеряно кивнул, не понимая, в чём дело.

– У меня к вам предложение. Мне нужно, чтобы вы навсегда, слышите, навсегда забыли дорогу к Ирине. Больше никаких отношений. Ясно?

Высокий широкоплечий мужчина, на две головы выше Татьяны опять покорно кивнул, наклонив голову, как бы ожидая продолжения, потом, спохватившись, что можно выпросить что-нибудь взамен, сказал, проглотив слюну:

– Ясно. А мне? Что будет мне?

– Приз, к которому вы даже не приблизились на турнире!

– Когда? – осмелев и подавшись вперед, быстро спросил Николай.

– Сейчас. Если не пойдете в клуб, и вообще, не появитесь в там в ближайшие месяцы.

Мужчина быстро огляделся, словно искал кого-то, сжался, отчего спина стала похожа на широкий мост, улыбнулся, распрямился, хлопнув себя по ноге и радостно, по-детски воскликнул:

– Прямо сейчас? – и добавил суетливо, не скрывая радости, – я могила! Никому не скажу и не приду!

По тому, как блеснули его глаза при виде зелененьких бумажек, как дрогнула берущая их рука, Татьяна поняла: все сделает, как говорит.

Но все-таки повторила приказ.

– Не беспокоить Ирину ни при каких обстоятельствах.

Он кивнул. Незнакомка величаво повернулась и неторопливо с высоко поднятой головой пошла по весеннему бульвару, и даже спиной ощущала ликующий восторг мужчины, которому в руки попал клад.

Как хорошо! Ему не надо объяснять, кто, что, зачем, говорить о морали. Это не интересно. Главное – хруст денег в кармане.

Вечером, лежа в постели, она долго ворочалась. Не спалось. Думы о муже не давали покоя. Ревность огненным шлемом охватила мозг, ни о чем другом невозможно было думать. А воображение рисовало объятия. Нет, не с ней, с другой. Волна ярости подбросила, кровать жалобно заскрипела, и Татьяна резко села, крепко зажмурив глаза. Наваждение. Ни за что! Никогда. Этого она не допустит. Олег не врёт, она сразу бы почувствовала ложь. Татьяна глубоко выдохнула. будто с воздухом хотела выгнать все тревожные мысли, и легла опять, но подушка казалась твёрдой, неудобной. Взбила её кулаком, опять легла, но сон не шёл.

Свет полной луны пытался пробиться сквозь штору. Не получалось. Зато в открытую форточку проникали тихие, ночные звуки, таинственные шорохи.

И чем она лучше? Всегда попадает в дурацкое положение. Тоже мне, спаситель униженных и оскорблённых! Кто её просил тащиться в дальний аул вечером?! Мысль вдруг замерла, будто споткнулась. Надо же, и Олег там оказался в это время. Судьба?

Татьяна опять резко села. Нет никакой судьбы. Надо срочно что-то делать. Надо сделать так, чтобы она уехала, исчезла из поселка в неизвестном направлении. И никакой судьбы, сгинула и все. Нет, она не желает ей смерти, нет, просто хочет, чтобы Олежек никогда больше её не видел. Глядишь, забудет.

ГЛАВА 11. Воспоминания детства

Сегодня как-то особенно было одиноко на душе, но зато спокойно. Татьяны нет дома почти месяц. Хорошо! Олег улыбнулся. Даже дышать легче. Он сидел перед фонтанчиком, опустив руку в теплую воду. У дочки свои развлечения, какие-то новые лохматые друзья. Забьются в комнату, воткнут наушники и слушают музыку. Вроде бы вместе, но каждый сам по себе. Дочь выросла, и чувство одиночества стало ещё острее.

Некоторое время Олег бездумно наслаждался прохладой и журчанием воды. Он всегда вспоминал деда, когда ему было хорошо. Вот и сейчас, ему кажется, что старик присел напротив, и Олег видит его великолепную пепельную шевелюру, его искрящиеся серо-голубые глаза, обрамлённые сеткой мелких морщин, растянутые в доброй полуулыбке полные губы, сутулую спину, вогнутую грудь. Он покашливает. Когда-то сильный здоровый казак в лагерях быстро стал инвалидом.

Маленький Олежка прижимается к деду. Ладонь старика полностью прикрывает спинку ребенка, защищает, а внук сидит на его костлявых коленях и слушает, как сквозь бульканье и хрипы в груди ровно стучит сердце.

Они любили сидеть вдвоём на берегу горной реки, и дед рассказывал, как пахнет весной степь, как прекрасны были его цветущие сады.

– А где же они сейчас? – оглядываясь на деревеньку в поисках сада, спрашивал мальчик.

– Погибли. Замерзли. Крестьяне кулацкое добро забрали, а как ухаживать за ним забыли спросить. Не сберегли. Погиб яблоневый сад.

И у него пока не получилось вырастить сад… Служба. Может, потом, с внуками…

Вечер. Не вставая с кожаного дивана, он протянул руку к новенькой магнитоле, что стояла на полке книжного шкафа, сделанного на заказ. Насыщенный богатый тёмный цвет махаона успокаивал так же, как музыка.

Встал, открыл окно, и запах цветущей акации волной накатил, окутал, проникая в каждую клеточку, заставляя вспомнить тот восьмой класс, когда они с Верой готовились к экзамену по геометрии. Как же мешал этот запах запоминать теорему! Он машинально читал, потом повторял, стараясь не смотреть на волнистую прядь русых волос, в которых играло солнце, и напрочь забывал очередной постулат.

Зубрёжка, как сжатая пружина, через час выбрасывала его из шалаша. Он хватал Верочку за руку, и они бежали на речку. Маленькая горная речушка Бургустанка, воды в ней – воробью по колено, если нет в горахдождей. Саша становился на середину, расставив ноги, и до головокружения смотрел на воду, потом на Веру, сидящую в траве на берегу. Ему казалось, что они плывут на большом корабле, и сквозь волнистые волосы девочки он видит вдали необитаемый остров. Волосы… Какого же цвета у неё были волосы?

Олег стремительно наклонился над столом, отомкнул его, достал из дальнего угла выцветшую ученическую тетрадь. Раскрыл сразу на середине. С черно-белой фотографии на него смотрела пятнадцатилетняя девочка с серьёзными, даже печальными глазами. Но какой глубокий задумчивый взгляд! У неё были такие глаза, такие… Это невозможно выразить. Он их боялся, любил, восхищался. Они умели приказывать, укорять, заставляли повиноваться. Её невозможно было ослушаться.

Так какого же цвета были у неё волосы? Олег потёр лоб. Русые? А точнее? Он сел за стол, обхватил голову и не мог оторвать взгляда от этих глаз на фото, от вьющейся чёлки. Если бы тогда он мог понимать, что никого лучше не встретит на своём пути, никого больше не полюбит так сильно, как эту надоедливую, педантичную девчонку-зануду, любящую всех учить!

Какой нелепый бант на шее! Олег фыркнул, и тут же наклонился и поцеловал это детское, беззащитное личико. Провёл пальцем по волосам. Он любил на уроке, наклонившись, ловить запах её волос, а она сердито отодвигалась и приказывала не отвлекаться.

Олег откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, и ему показалось, что он слышит шум её шагов, как в юности, лёгких, еле слышных. Сердце забилось чаще, губы расплылись в счастливой улыбке. От неожиданных звуковых галлюцинаций он открыл глаза. Разочарованно вздохнул, неторопливо спрятал тетрадь, замкнул ящик.

ГЛАВА 12. Тайна Аллы Григорьевны

Вера Павловна, груженная двумя целлофановыми кульками и сумкой с тетрадями через плечо, вышла из магазина и улыбнулась. Весной пахнет. Деньки яркие, солнечные. Жухлая, омертвелая трава, потрепанная морозами и ветрами, оживает под настойчивыми лучами солнца. Среди высохших облезлых стеблей осота и пырея появляются нежные, зеленые, молодые побеги. Даже лужи стали чистыми, как зеркало, и отражают высокое небо. Воробьи, ссорясь, стайкой набрасываются на остатки булки возле урны.

Наконец-то, и в магазинах можно купить все, что хочешь, и без талонов и жутких очередей.

– Домой? Вот и хорошо, вместе пойдём, – услышала Вера Павловна безапелляционный голос Аллы Григорьевны и нехотя кивнула.

Они работали вместе более десяти лет и многое знали друг о друге. Алла Григорьевна умела командовать и любила организовывать, сплачивать единой целью. Её доброта граничила с простотой. Она сочувствовала и помогала в беде от всего сердца, но тут же обсуждала чужие проблемы с каждым знакомым, а потом сокрушалась, что никто не может держать язык за зубами.

Вере Павловне завидовала открыто и чистосердечно, неизменно восхищаясь вслух её интеллигентностью, учёностью, обзывая себя при этом обыкновенным учителем. Отношения сложились лишь служебные.

На Аллу Григорьевну солнышко тоже действовало умиротворяюще. Она уже несколько минут стояла около магазина, дожидаясь Веру. Несколько шагов шли молча. Дорожка узкая. Вера чуть впереди, за ней Алла Григорьевна. Тяжелые сумки, нервные покашливания, ненужная встреча. Вере совсем не хотелось говорить. Устала. Но этикет обязывает, отвечала односложно. Несмотря на это, Алла Григорьевна неожиданно разоткровенничалась.