Квартира, муж и амнезия

Наталья Баклина

Квартира, муж и амнезия

Пролог

Что же это такое с ней было-то? Ритка бездумно смотрела в окно на снежные хлопья, затушевавшие подсвеченные улицы. «Надо же, уезжала из осени, а вернулась в зиму. А в Праге снегом и не пахнет», – думала она, прокручивая в голове недавние события. Три дня в Праге, чистенький поезд, общительная соседка, кофе из пакетиков, «Черновик» Лукьяненко, который она этим кофе облила… Отчего же она уснула вчера, точно в чёрную яму провалилась? Отчего проводница в Москве еле-еле её растолкала, а голова до сих пор тяжёлая, и будто набитая пыльной паутиной?

Куда ей было в таком состоянии в метро лезть? Пришлось на Белорусском ловить такси. Бог с ними, с четырьмя сотнями, может теперь себе позволить… Удачно она в эту фирму устроилась, даже не ожидала, что так быстро и легко получиться. Всё-таки не столичная она ещё штучка, да и одичала слегка, пока за мамой ухаживала…

Мама… Три года больниц, уколов, массажей, памперсов и пелёнок. Полтора года надежды, что поправиться, встанет и станет хоть немножечко той прежней, живой и весёлой мамой, с которой ей было так уютно, безопасно и спокойно жить… И ещё полтора года тупого служения угасающему телу.

У Ритки самой, наверное, от маминых инсультов что-то сместилось в голове. Разве она прежняя, в трезвом уме и ясной памяти, стала бы знакомиться через Интернет? А она нынешняя стала, и познакомилась с Гришкой, и целых три месяца цеплялась за него, вываливая на бедного мужика всю кучу собственных эмоций. Не удивительно, что ему надоело. Он ведь не ангел, а обычный мужик. А какой обычный мужик будет долго терпеть бабу с такими, как у неё проблемами? Три месяца выдержал, и на том спасибо. И так исправно служил жилеткой, выслушивал потоки истовых воспоминаний о её тюменском детстве, о том, как хорошо жили родители, как нелепо погиб отец, как мама так и не оправилась от его гибели. Они и в городок-то этот в Рязанской области переехали только потому, чтобы места об отце не напоминали.

Ритка, не меньше матери ошеломлённая гибелью отца, безропотно оставила свою работу в нефтяной компании, разорвала непрочные, как оказалось, отношения с занудой Павликом – а и были ли они, эти отношения? И уехала с мамой – нельзя было оставлять её одну. Но то ли хлопоты с продажей-покупкой квартиры и с переездом тому виной, то ли резкая смена климата, а, может, мать так и не смогла убежать от своей тоски, и та её догнала… Догнала, и мать, расставив безделушки в комнатах, развесив занавески, легла спать в новую кровать на новом месте, а утром проснулась с перекошенным лицом и неподвижной правой стороной тела.

«Мама-мамочка…» Рита отметила, что воспоминания о матери на этот раз не вызывают тоски и печали. Пыльная паутина, забившая голову, фильтровала эмоции и оставляла лишь бесцветные, как карандашный набросок, воспоминания. Вот она приходит к Гришке, видит у него в квартире какую-то тощую блондинку и слышит: «Я устал от тебя и наших отношений». Вот на следующее утро она подходит напоить маму, и видит, что мамы нет. Совсем. Осталось только тело с тяжёлым запахом. Вот она хлопочет с похоронами, и всё делает практически одна – друзей на новом месте у неё нет, а знакомых обременять неловко – и буквально сходит с ума от новой лавины расходов. Вот приезжает из Москвы тётя Тая и махом решает все её проблемы, и они хоронят маму, стоя у гроба втроём: Рита, тётя Тая и Мария Сергеевна, пожилая медсестра из поликлиники, которая за небольшие, в общем-то, деньги иногда подменяла Ритку у маминой постели. А больше и не было у них никого: мать у своих родителей была единственной поздней дочерью, и тех уже в живых не осталось. Потом тётя Тая зовёт Ритку жить к себе в Москву, и Ритка соглашается. И тётя Тая говорит, что оформит Ритке дарственную на свою московскую квартиру – она ведь, бездетная вдова, тоже одна кукует. Чтобы им, двум сиротам, не поддержать друг друга? «Я тебе квартиру отпишу, а ты за мной присмотришь на старости лет, девка ты, я смотрю, совестливая», – говорила тётя Тая, и Рита соглашалась: присмотрю. Раз больше нет у неё ни одной родственной души, кроме этой тётки, старшей сестры отца, то к кому же ещё прибиться! Вот только сперва продаст их с мамой квартиру…

Квартиру она продала совсем недорого – и город не областной, и стены за три года так впитали мамину болезнь, что им требовался капитальный ремонт. Почти вся выручка у неё ушла на раздачу долгов: рассчитывалась с кредитами, которые пришлось брать на мамино лечение, и которые за три года разрослись, как снежный ком. Денег на дальнейшую жизнь оставалось совсем немного, и тут Ритке, видно, бог помог: она нечаянно нашла работу. Выловила в Интернете, что местный завод ищет помощника руководителя в московское представительство. Позвонила, поговорила, и – подошла. Понравился её диплом, тюменский стаж и знание двух иностранных языков.

Ритка очнулась. Оказывается, машина стоит, а она, задумавшись, пристально смотрит на пассажира кавказской наружности, сидящего в соседней «Ауди». Долго, наверное, смотрит – вон как разогрелся джигит, кивает ей, улыбается. В пробку они, что ли, попали?

– Мы что, застряли, да?

– Да, похоже, вся Тверская стоит, – водитель, дядька с пройдошливым лицом, озадаченно почесал в затылке. – Это в восемь-то утра! Хотя не удивительно – такой снегопад!

– А где мы? До Воздвиженки далеко? В какой она стороне?

– Пешком близко, минут десять идти, вон туда. А на машине – не знаю сколько простоим.

– Тогда я, пожалуй, выйду.

Ритка сосредоточилась и порылась в сумочке. «Интересно, когда рассосётся эта вялость? Забавно, как проводница всполошилась, всё просила проверить, на месте ли деньги и документы!» Она нашла тысячную купюру и протянула её водителю. Тот вернул семьсот рублей сдачи и объяснил:

– Не доехали ведь! А если бы в пробке стояли, я больше сотни бы потерял на бензине и вообще!

– Спасибо, – кивнула Ритка (Вот тебе и пройдоха!).

Она вышла из машины и, обогнув соседнюю «Ауди», – джигит радостно открыл дверь и кричал что-то вроде «Айда к нам, красавица!» – побрела домой. Место она узнала, ноги несли по дороге сами, а голова опять принялась перемешивать вялые мысли.

Удивительные всё-таки фокусы проделывает с ней судьба. Одной рукой отбирает, другой – одаривает. Отобрала папу, отобрала маму, отобрала тётю Таю, умершую в одночасье. А взамен одарила огромной квартирой в самом центре Москвы. И очень приличной работой в солидной фирме. Продажи оборудования в России, Англии и Германии, а теперь, похоже, еще и в Чехии. Пусть не совсем то, чем она занималась в прошлой, беззаботной жизни, но и должность личного помощника генерального директора – вполне счастливый билет в жизненной лотерее. И работа ей нравится. Нравится переводить договоры на английский и немецкий, писать письма клиентам на «мыло», составлять рабочий график шефу, варить ему кофе. И шеф у неё подходящий, молодой, но серьёзный, без всяких там глупостей! Проверено: в этой поездке на выставку в Чехию он нуждался в ней только как в переводчике – у шефа английский всё-таки послабее, чем у неё. А потом шеф и вовсе оставил её одну доработать на выставке, доверяет, значит. И она ещё успела перед отъездом погулять по улочкам Праги, и обратно смогла, сдав билет на самолёт, уехать поездом. Так что шефа тоже можно считать подарком судьбы: корректный, деловой, невредный.

Ритка подошла к краю дороги и сосредоточилась. Вот он, её переулок. А вот и дом её желтым светом окон маячит через пелену частых снежных хлопьев. Надо же, как поздно теперь светает. Рита быстро перешла через дорогу, машинально отметив, что окно на третьем этаже, похоже, горит на её кухне. Она даже голову задрала, чтобы проверить, но с узкого тротуара, впритык к входу в парадное, было не разглядеть. «Померещилось, наверное. Или я свет оставила», – решила она, набирая код. Домофон пискнул, пропуская.

Подниматься вверх по узкой лестнице сил не было и Рита, кивнув консьержке, – незнакомое лицо, новенькую, что ли взяли? – вошла в лифт, отразилась в зеркале, приложила пипку электронного замка к панели с кнопками и поехала на третий этаж, разглядывая своё отражение. Бледновата немного, хотя круги под глазами исчезли. И волосы, – она стянула шапку и тряхнула каштановой модно стриженной, хотя уже и обросшей слегка, копной – опять пышные. И блестят.

Кажется, она отходит от всех ударов последних лет. И раз судьба взялась компенсировать ей эти удары, пусть уже подарит встречу с любимым мужчиной, и тогда счёт «отняла-одарила» сравняется. Ей ведь уже почти тридцать. Устала она жить одна. Семью она хочет. Может, тогда перестанут ей сниться сны про стеклянную комнату. Может, тогда перестанут мучить приступы ночной тоски и безнадёги.

Рита подошла к двери своей квартиры и стала открывать верхний замок. Он не поддавался. Было у него такое свойство, если не до конца закрыто изнутри – не откроешь снаружи. Но пустая ведь квартира! «Заело, что ли? Этого ещё не хватало! Как же в сервисную службу звонить?» Она принялась рыться в сумочке, отыскивая мобильник, и тут дверь отомкнули. В дверях показался красавец с обнажённым торсом.

– Ритка, привет! Ты так быстро добралась, я боялся, что в пробках застрянешь! На метро доехала, да? Ну и умница! Зря ты всё-таки отказалась, чтобы я тебя встречал, – радостно сказал полуголый красавец и потянулся к ней с поцелуем.

– Вы… кто? – отшатнулась она и попыталась испугаться. Не получилось. Страх запутался в мутной паутине, всё ещё забивавшей голову, где-то по соседству с вялым удивлением и блёклой мыслью «Какой красивый мужик!».

– Рит, ты что? Ты хорошо себя чувствуешь? – радость на лице красавца сменилась беспокойством. Он отступил вглубь квартиры и сделал приглашающий жест:

– Заходи скорее!

Рита зачем-то шагнула через порог, притворила за собой дверь и спросила, глядя прямо в серые, в черных ресницах, глаза.

– Кто вы? Я вас не знаю. Что вы делаете в моей квартире?

– Ритка, ты что? А, дошло! Это игра такая, да? Отвечаю: я Гриша, твой нежно любящий муж! И я тут живу, вместе с тобой, лучшей в мире женщиной!

Гриша аккуратно отнял у Риты сумку и пакет, поставил их куда-то в сторону, а потом сгреб её в охапку и приник к губам поцелуем. Она ощутила приятный, но чужой запах мужского тела, автоматически ответила требовательным горячим губам и вяло подумала. «Вот и мужчина. Вот и сравнялся счёт».

ГЛАВА 1

Вот это да, вот это сюрприз! Ритка торопливо расплатилась с таксистом и замерла возле сумок-чемоданов, разглядывая свой новый дом. «Вот это тётушка удружила! И хоть бы слово сказала, что квартира у неё в центре Москвы! Вон, даже Кремль отсюда виден! И до моего нового места работы, наверняка, рукой подать. Какой там адрес у офиса?» Она полезла за записной книжкой и ещё раз перечитала название улицы: Большая Грузинская. Интересно, там что, одни грузины живут? Рита тихонько хихикнула и набрала на домофоне номер тёткиной квартиры. Тот пропиликал раз тридцать, да и затих. Ну вот, нет никого! Хоть и звонила она тётушке три дня назад, говорила, что сегодня приедет, да надо было вчера ещё раз позвонить, напомнить! Ну да ладно, мало ли какие могут быть у старушки дела. Хотя старушкой тётю Таю назвать можно с натяжкой. Семьдесят четыре года, а энергии – на шестерых хватит. «Где-то тут у меня код был записан»… – она полистала книжку, отыскивая. Нашла, набрала комбинацию цифр, открыла дверь, втащила чемоданы в подъезд и застыла, озираясь. Однако! Стены парадного выложены плиткой под мрамор, возле лифта («Надо же! Дом в три этажа – и с лифтом!») – ковровая дорожка, справа и слева от лифта – узкие мраморные ступени. Справа от входа – дверь с табличкой «Агентство недвижимости «Бриз». Слева от входа – застеклённая будка, откуда выглядывает пожилая дама, похожая на Риткину школьную учительницу по географии.

– Здравствуйте! – кивнула Рита «географичке», собралась и потащила чемоданы к лифту. Так, тётушка говорила, что живёт на третьем этаже. Ритка нажала кнопку третьего этажа, но ничего не произошло. Лифт не работает, что ли? Это что же ей, по узкой лестнице и с чемоданами на третий этаж тащиться?

– Простите, а лифт что, не работает? – спросила она, вернувшись к будочке.

– Работает. У вас есть ключи от лифта? – строго глянула на неё поверх очков дежурная.

– Ключи? – Рита порылась в сумочке и вытащила связку. Толстый ключ, тонкий ключ и две забавные железочки-таблетки на пластиковых хвостиках, черном и сером. – Вот.

– Серый от лифта, чёрный от домофона, – объяснила «географичка». – Гнездо сразу под кнопками.

«Ключи от лифта, гнездо под кнопками. Странно тут всё у них», – она вернулась в лифт, поискала глазами. И точно – под никелированной пластиной с пятью кнопками («Интересно, почему с пятью? Этажей-то три!»), чуть ниже красного огонька, нашёлся кружочек с металлической блямбою. Ритка ткнула в него своей таблеткой на сером пластике, огонек под кнопками позеленел.

– Вы в четвёртую квартиру, что ли, заселяетесь? Меня предупреждали, что там жилец меняется! – крикнула ей из будочки «географичка».

– Нет, я в шестую, к Таисии Спиридоновне, – ответила девушка, нажимая на кнопку третьего этажа. Двери лифта закрылись, отсекая ещё какую-то фразу «географички». Невежливо получилось!

Да, в непростом доме живёт тётя Тая. И подъезд в мраморе, и лифт в зеркалах. Идёт мягко, ход почти не чувствуется. После их облезлой провинциальной девятиэтажки с исписанными стенами, вонючим мусоропроводом и припадочным скрипучим лифтом здесь просто дворец какой-то!

Лифт раскрыл створки, Рита вытащила свои чемоданы, свернула направо и не угадала – оказалась у дверей пятой квартиры. И у каких дверей! – таких она раньше никогда не видела. Не обитые дерматином фанерки, похожие на торчком поставленные диваны. Не крашеные жестянки, имитирующие сейфовую неприступность. Нет, двери пятой квартиры были толстыми, деревянными, совершенно не крашенными. Только покрыты матовым лаком, который, подчеркивая красоту древесины, сообщал: хорошее дерево, дорогое. И никаких глазков. И медная кнопочка на косяке. Звонок, что ли? Интересно, у тёти Таи тоже такая дверь?

Рита подошла к квартире слева от лифта. Здесь дверь была другая. Такая же массивная, филенчатая, но выкрашена белой краской. Инородная была дверь, будто перенесенная сюда из пятидесятых годов. Рита такие двери в старых фильмах видела. Возле верхнего замка («Тонкий ключ – к нему!») была приклеена бумажка. Она шла лентой от замка к косяку, как бы перекрещивая дверной край. На бумажке было написано позавчерашнее число и время: 11-30. Потом – неразборчивая подпись и синяя расплывшаяся печать.

– Так, девушка, вы кто и откуда?

Видимо, ключей от лифта у «географички» не было: она взобралась на третий этаж по лестнице и теперь переводила дыхание, сбитое то ли подъёмом, то ли волнением.

– Я племянница Таисии Спиридоновны. Я к ней переехала жить. Вы не знаете, почему дверь опечатана?

– Так умерла же Таисия-то! Позавчера умерла. Утром Тамарочка, соседка, зашла к ней, а та и остыла уже, – сообщила «географичка», с интересом наблюдая за Ритиным лицом.

– Как – умерла? – не поверила Ритка. – Я же звонила ей в воскресенье вечером! Она в порядке была, и голос был бодрый!

– Ну а в понедельник утром сердце остановилось! Что удивляться, в её-то возрасте! Хорошо, что бог дал лёгкую смерть, без болезни, без немощи! Раз – и всё!

– Раз – и всё… – тупо повторила Рита. Что же это такое? Только ведь маму схоронила, а тут тётя Тая раз – и всё.

– А где она? Её же хоронить надо?

– А это вы у Тамарочки спросите, она с Таисией хлопотала. У неё и ключи от квартиры остались. Сейчас позову!

«Географичка» подошла к пятой квартире, позвонила в великолепную дверь, дождалась, пока её открыли, и сказала:

– Здравствуй, Тамарочка! Тут к Таисии племянница приехала, выйди, поговори!

– Племянница? Откуда это у Таисии племянница взялась?

Из пятой квартиры вышла хмурая женщина лет за сорок. Полноватая, в простом халате в синий цветок и клетчатых тапочках с серой опушкой, она как-то не вязалась с шикарностью двери. Ни шика, ни блеска, ни солидности. Не женщина, а тётка.

– И что за сказки, девонька, ты нам тут рассказываешь? У Таисии нет никого, одинокая она, – обличающее спросила тётка, вперив в Риту цепкие тёмно-карие глаза.

– Таисия Семёновна – моя тётя, старшая сестра моего отца. Вот, если не верите, посмотрите!

Рита достала из сумочки паспорт и протянула его, но не Тамарочке, которая уже потянула руку (слишком хищным показался Рите её жест), а «географичке». Та, по крайней мере, взирала на происходящее с любопытством, а не с враждебностью.

– Видите, я Зубова Маргарита Ивановна. А тётя Тая – Зубова Таисия Спиридоновна.

– Да, действительно, – покивала «географичка» – всё сходится.

– Сходится – не сходится… Всё равно без милиции нельзя печать снимать! – не унималась соседка.

– Почему нельзя? – удивилась Ритка. – Это же моя квартира!

– Ну, положим, твоей она станет через полгода, если в наследство вступишь, – задумчиво сказала Тамарочка

– А разве надо вступать? Тётя Тая мне её подарила! Надо? – спросила Рита опять у «географички», и та участливо ответила.

– Если дарственная есть, то не надо. Только собственность надо зарегистрировать!

– Анна Макаровна, а тебе не попадёт, что тебя так долго внизу-то нету? Ты ведь уже минут пятнадцать как здесь топчешься-то! – спросила Тамарочка, и «географичка» подхватилась:

– Ой, точно! Не дай бог, менеджерша из «Бриза» домоуправу наябедничает, что консьержки нет!

Она заспешила вниз по лестнице, а Ритка, которой надоела вся эта говорильня на лестничной клетке, принялась открывать дверные замки. Верхний на два оборота вправо, нижний на три оборота влево. Затем потянула створку на себя, и та открылась, прорвав бумажку точно посредине печати.

– Скажите, а куда тётю отвезли? Ну, тело. Надо же похороны организовать, – спросила Рита Тамарочку, которая наблюдала за её манипуляциями со странным выражением лица. То ли с досадой, то ли с недоверием.

– Сделано уже всё. Кремировали её. Вчера.

– Как кремировали? А почему так быстро?

– Потому что не знали, что у неё племянница есть. Никому почему-то твоя тётя Тая про тебя не сказала.

– А… прах куда дели?

– Не знаю куда. Иди в крематорий, спрашивай, родственница.

Это «родственница» прозвучало так презрительно, что Ритка, наконец, вспылила:

– Послушайте, как там вас! Тамара? Вы почему так со мной разговариваете, Тамара? У меня родная тётя умерла, а вы смотрите на меня, как на воровку! Говорю же вам: тётя Тая – моя тетка. Родная. Квартиру эту она мне подарила. И что бы вы там себе не придумали, теперь здесь живу я!

«Потому что жить мне просто-напросто больше негде. И опять нужно самой решать, что мне теперь делать!» – мысленно добавила она, решительно хватая чемодан и перетаскивая его через порог. Потом, вспомнив, опять повернулась к Тамарочке, которая по-прежнему наблюдала за её передвижениями.

– Скажите, сколько я должна вам за хлопоты с кремацией? И отдайте мне ключи от моей квартиры!

– За хлопоты с тебя ничего не возьму, мы с Таисией Спиридоновной дружили, да и собес денег дал, – сдалась Тамарочка. – А ключи я сейчас принесу.

Она скрылась за своей дверью, а через пару минут, когда Рита уже втащила в квартиру второй чемодан и сняла пуховик, позвонила и протянула через порог связку из двух ключей.

– Вот, держи. Вторая связка у участкового. Я позвоню ему, скажу, что у Таисьи родственница объявилась. Пусть придёт, принесёт. Заодно познакомится и вообще… документы проверит.

Рита устало кивнула, притворила дверь и прошла в квартиру как была, в обуви. Все равно полы мыть. Светлый паркет был испятнан чьими-то следами. Наверное, тех людей, кто без неё нашёл умершую тётю Таю. Всё, больше в её жизни умирать некому, разве что ей самой.

**

– Ритка, ты не представляешь, как я рада видеть тебя вживую, а не читать твои письма в этом дурацком «мыле»! Слушай, так быстро тебя нашла, сама не ожидала! Иду, а сама прямо изнываю от нетерпения: какая же теперь у Ритки квартира? Слушай, ну шикарно ты устроилась, шикарно! Совсем рядом с метро живёшь! И Кремль, можно сказать, из окна виден. Слышно, как куранты бьют?

– Иногда слышно!

Майка, давняя задушевная и, пожалуй, единственная её подруга, была прежней: шумной, яркой, весёлой. Позвонила два часа назад на мобильный – «Ритка, я в Москве, как тебя найти?» – и теперь носится по квартире живым смерчем. Прошло больше года с тех пор, как они виделись, хотя словно и не разлучались: общались через электронную почту и знали друг про друга всё-всё-всё.

– Ну, Ритка, ну, молодец! Ну, ты устроилась! – резюмировала Майка, обегав все сто двадцать метров новой Риткиной жилплощади. Везде любопытный нос сунула – и в ванную с огромным окном, и в кладовку размером с приличную комнату, и на антресоли, где пылилось тёткино барахло, а у Риты за неделю всё никак руки не дошли разобрать. И не поленилась же, егоза, стремянку ставить, под трёхметровый потолок лезть! Наконец подруга осела на кухне у круглого стола под белой кистястой скатертью («А на кухне-то скатёрку и занавесочки надо бы поменять!») и потребовала «чаю и зрелищ»:

– Давай, Ритка, рассказывай с самого начала, как ты москвичкой стала!

– Май, ну я же писала тебе!

Ритка аккуратно нарезала маковый рулет, разложила его на блюде и прикинула, чего ещё им для полного счастья не хватает. Чернослив, курага, Майкина коробка конфет и её же бутылка сухого красного, сервелат в тонкой тети Таиной тарелочке. Сырку еще подрежет, и можно начинать, пока курица в духовке дозревает.

– Мало ли что ты писала! Вернее, писала ты много чего, но я хочу послушать. Из первых уст! Рассказывай!

– Ну что рассказывать, – Ритка налила чаю в чашки и села к столу. – Мама умерла на следующее утро, как меня бросил Гришка. Знаешь, я даже на помощь его рассчитывать не смогла… Позвонила, наткнулась на эту цацу, ну, я писала тебе, которую в квартире у него застукала, та сказала, что нет у меня гордости, и трубку бросила… Знаешь, я так разозлилась на них, у меня аж второе дыхание открылось!

– По-моему, двести двадцать второе!

– Не знаю. Смогла, в общем, как-то обзвонить нужные конторы, а потом и тётя Тая приехала, выстроила всех этих шкуродёров.

– А откуда она взялась, твоя тётя Тая?

– Да я мамины бумаги разбирала, чтобы друзьям её и знакомым о смерти сообщить – Мария Сергеевна, сиделка, сказала, что так положено. Ну и нашла в старой книжке Зубову Таисию Спиридоновну. Папину сестру. Я слышала про неё, знаю, что она старше папы на пятнадцать лет и в сильной ссоре с ним была. Мама никогда подробно про неё не рассказывала. Я даже думала, что тётка умерла уже, семьдесят четыре года всё-таки. Но дала телеграмму в Москву на всякий случай. А она приехала. И, представляешь, так смогла всё устроить, что цены на похороны втрое меньше стали. А у меня тогда денег почти не осталось, я ползарплаты за кредит отдала. Мне тётю Таю будто бог послал, она и денег привезла, и квартиру подарила.

– Слушай, с квартирой – вообще фантастика! Сказка! – восхитилась Майка. – После всех твоих ужасов появляется богатая тётушка и делает тебя наследницей!

– Да никакая она не богатая, – остудила подругу Ритка. – Она меня к себе жить позвала, чтобы я за ней присматривала. А квартира ей от мужа-профессора осталась. Он у неё был какой-то крупный специалист в авиации. Мне тётушка рассказывала, что муж любил её очень, они сорок лет прожили душа в душу.

– А с отцом твоим тётка отчего рассорилась?

– Ты знаешь, я не успела её толком расспросить. Я думала, приеду, поселюсь, обо всём спрошу! А она умерла…

– Помню, ты писала, что с тёткой твоей инфаркт случился!

– Да. Так неожиданно. Вроде крепкая была, на похоронах так хлопотала – на троих энергии хватило бы.

– Может, к лучшему, что бог прибрал? – подпёрла щёку кулачком Майка. –А то знаю я таких старушек – замордовала бы тебя своей энергичностью.

– Майка, ну как ты можешь так говорить! – всплеснула руками Ритка. – Это же моя последняя родственница была!

– Прости, я, как всегда, цинична, – смутилась подруга. – Слушай, может, это смерть твоей мамы её подкосила? Знаешь, так бывает: человек держится-держится, а потом, раз – и разрыв сердца.

– Может быть. И тётя Тая почему-то никому не сказала, что я сюда переезжаю. Знаешь, какой переполох я тут подняла, когда вселилась!

– Ну вот, я же говорю, что всё к лучшему – тётка твоя, похоже, уже в маразм начинала впадать! – махнула рукой Майка и тут же сменила тему, заметив Риткино неудовольствие – Так что там с переполохом?

– Тамарочка, соседка, решила, что я – квартирная аферистка. Она даже участкового на меня наслала, чтобы документы проверил! Ты чай-то пей, остыл уже, наверное.