По грешным местам

– … Даже не знаю, чем тебя утешить. Живи. Мне, ей богу, тошно беседовать с мебелью…

Лидия Даниловна воткнула последнюю шпильку в причёску, обильным слоем наложила на губы алую помаду и, протянув тюбик подруге, одобрительно кивнула головой и выставила кверху большой палец правой руки:

– Дорогуша, ты просто супер! Тебе всегда к лицу был вишневый цвет! А меня это платье всегда недолюбливало.

– Ага. Ты так всегда, чтобы свои обноски сплавить! Но у тебя это мастерски получалось, – незлобно укорила Лида-маленькая.

Подруги сытно и изыскано пообедали. Шампанское ударило в головы, языки ещё больше расслабились.

– А твоих придирок к Кузнецову, постоянных ваших склок я ведь не одобряла. Ты же за ним много лет жила как у Христа за пазухой. А тут – ненависть, вражда, потому что заболел и сократил расходы на твои побрякушки и шмотки. И когда его не стало, ты – вдруг вся горем убитая. Я не могла понять, где ты настоящая. А присмотреться, а вдуматься… Да и не было причин ломать копья. Каждая по-своему переживала свою потерю, боль, считая её и только её самой больной истиной. Такой вот наш человеческий эгоизм – своя рубашка ближе к телу – становится причиной огромных человеческих потерь, где не смерть виной, а наше малодушие.

– Ну, как-то да… Живые люди могут всё исправить. А вот муженёк мой любезный, умерев, сыграл со мной злую шутку. Да и не был христовой пазухой Вовка. Блуд свой дорогими подношениями искупал. Никто же из вас не знал, как он дальнобойно на две семьи жил, причем детёныш у той барышни вряд ли от Кузнецова. Совершенно не наша порода, а папкой Володю звали, не стеснялись, от довольствия не отказывались. А я не могу в наследство вступить. Когда квартиру покупали, перестраивали, сразу не позаботился узаконить, как ни пилила его. Теперь нужна куча денег, чтобы решить вопрос через суд. У меня нет ни гроша. Никаких банковских документов я не нашла. И нотариальные запросы безрезультатны. А деньги где-то есть, я наверняка знаю. Не хочется думать о самом гадком, что они каким-то образом оказались в руках псевдо-сыночка, на запасном аэродроме.

– Убийственная новость. Сколько же лет ты скрывала, переживала в одиночку эту беду? Прости, что в глубине души осуждала твои склочные выходки, – повинилась Лида-маленькая.

– Да что ты, Колобочек мой! – всплеснула руками подруга. – Это я виновата перед тобой. Злилась потому что. Злилась на твоё невозмутимое равнодушие. Мне казалось, что ты могла бы сама догадаться, должна бы как-то вмешаться, принять участие.

– Ну да, ты ведь на любое участие так и взвивалась фурией! Не охота было лишний раз на язычок тебе попасть, – настала очередь оправдываться Маленькой.

Однако слова её воспринялись упрёком, разгорелся спор на тему кто чего недодал и перебрал в их дружбе. И возникла перепалка:

– Всю жизнь пренебрежительна к людям. Чему ты всю жизнь завидуешь? – возмущалась Лида-маленькая.

– Я завидую? Тьфу на тебя! Это мне все всегда завидуют и пакостят! – Большая выпустила крупнокалиберную артиллерию на передовую.

Подруги скрестили шпаги, как это случалось не раз на протяжении всей многолетней дружбы. Ситуация накалялась, грозя перейти в очередное хлопанье дверью. И разбежались бы в очередной раз в никуда, но, видимо, день незапланированных визитов не кончился, потому что дверной звонок опять пришёл на помощь.

Лидия Даниловна впустила в прихожую молодого мужчину высокого роста, с военной выправкой в осанке.

– Саша! Неужели ты принёс радостную весть? Крышу починил? – предположила хозяйка в надежде на арендную плату за гараж.

– Весть есть, и не одна. Не знаю, правда, насколько и какая из них радостная, – ответил гость. – Ремонт закончил. Вот чеки, квитанции – полный финансовый отчёт. Так что, извините, но ещё два месяца моя тойота квартирует бесплатно. А вот когда я снимал обшивку потолка, наткнулся на потайную нишу, а там – этакий антиквариат. Рука не поднялась выбросить: вы хозяйка – вам решать его дальнейшую судьбу.

Лидия узнала этот старенький портфель-дипломат из тёмно-серого дерматина «под крокодила», очень модный и дефицитный предмет из молодости. Кто-то из сотрудников подарил его Кузнецовым на свадьбу, и Владимир лет десять ходил с ним на работу и возил в нём командировочные документы. Она насторожилась: не зря, видать, муж, его сохранил. Тем более – замочек оказался запертым.

– Надо же, какая досада! Отлично помню, что ключик всегда находился на Володиной связке, но я, почему-то его выбросила. Уверена была, что портфель давно сгнил где-нибудь на свалке.

– Ерунда. Дайте любой острый нож – я открою, – заверил Саша.

Они прошли на кухню. Хозяйка представила гостя Лиде-маленькой, а ему объяснила наличие обильного застолья:

– Это моя подруга, тёзка, ровесница. И сегодня мы празднуем наш день рождения, один на двоих.

– Рад! Поздравляю! Надеюсь, сейчас для вас найдётся в портфеле подарок, – сказал Саша, легко сковырнув замочек дипломата.

Лидия открыла основательно подпорченную влагой крышку и от неожиданности схватилась за грудь, где под ребрами жутко заколотилось сердце. Она тяжело осела на стул, прислонившись к подоспевшей на помощь подруге.

– Ничего себе! – удивленно присвистнул Саша. – Спасибо крыше, которая прохудилась! Иначе, Лидия Даниловна, вы ещё очень нескоро решили бы квартирно-наследственный вопрос.

Как кстати хлынули слёзы, гоня прочь длительное нервное напряжение. И как нельзя более некстати Лидия выдохнула:

– Спасибо, Саша, за то, что честно принёс деньги. Мог ведь и не отдать…

– Я? Не мог не отдать. Так же, как вы не хотели сейчас меня оскорбить.

– Да-да, естественно, не хотела. Прости, пожалуйста! Не знаю, как в таких случаях благодарить… – Она растерялась до такой степени, что, прижавшись лбом к тёплой мякоти животика подруги, боялась пошевелиться, коснуться хотя бы кончиками пальцев плотного пластикового пакета с пачками денег. Обстановку разрядил опять-таки гость:

– Ну, дамы… Дамы, не стоит сырость разводить. Всё ведь благополучно разрешилось, жизнь прекрасна и удивительна. Не так ли? Угостите-ка лучше меня шампанским! У меня – тост!

Женщины очнулись от шока, бросились наполнять бокалы и предлагать гостю закуски. Глаза их засияли, остатки слёз испарились. И вот Саша произнёс в честь милых дам спич:

– Ползёт по дороге черепаха, а на её спине, свернувшись, лежит змея и думает: «Боже мой, еле-еле тащится эта черепаха. Укусить её что ли? Нет, не буду, а то ещё сбросит, придётся самой ползти». А черепаха пыхтит, скребет когтями каменистую тропку и думает: «Вот какая наглая змея! Едет на мне верхом, не шевелится и в ус не дует. Сбросить её что ли? Да нет, не буду, а то ещё укусит». Так выпьем же за то, что одна везёт, а другая не кусается!

Саша лукаво прищурился, выдержал короткую паузу и внушительно завершил тост:

– За женскую дружбу!

Именинницы раскрыли рты, несколько секунд хлопали ресницами, и безудержное веселье заглушило звон праздничных бокалов.

Проводив гостя, дымя сигаретками, подруги укутались толстым пледом, в обнимку уселись на диванчик перед открытым окошком лоджии, любуясь западающей за изломы городских крыш дневной звездой. Лица их разгладились, помолодели. Это звезда-солнце своим предзакатно-персиковым лучом отразилась в них. И каждая, вспоминая яркие события своей дружбы, чувствовала себя немного черепахой и немного змеёй. И в этом вечернем дивном молчании, когда стихает даже ветер, намаявшийся за день, два женских голоса в унисон произнесли «а помнишь!» и тут же счастливо рассмеялись.

2018

НА ГРАБЛЯХ

Через открытую форточку в тихую скромную квартирку сочилось томное весеннее утро. Пахло талым снегом. Капель выбивала стаккато на оконном карнизе. Даже автомобильная возня по оживленной городской улице сегодня не казалась агрессивной. Солнечные блики скользили по остекленным дверцам серванта, вспыхивая внутри на острых гранях хрусталя.

Петр Петрович, пребывая в самом лучезарном расположении духа, вернул на полку до блеска начищенные полуботинки и отправился в ванную бриться. Он был абсолютно уверен: ничто и никто отныне ему не помешает наслаждаться счастьем. Матушкино монотонное ворчание едва доносилось из кухни и нисколько не раздражало. Её репертуар за последние сорок лет не изменился. Анна Петровна гордилась своим философским изобретением, некой «доброй народной мудростью»: умные учатся на чужих ошибках, а глупые – на своих. Те, кто вообще никогда ничему не учится, относятся к подотряду «дураки».

Собирая сына в седьмой раз в загс, она отпаривала утюгом его парадную белую сорочку, туго накрахмаленную по случаю очередной женитьбы, и привычно выговаривала:

– Сколько можно наступать на одни и те же грабли? У меня такое впечатление, что ты, как встал на них в двадцать лет, так и не слезаешь с тех пор. Как назвать человека, который всю жизнь получает по лбу рукояткой, но без своих грабель и шагу не ступит?

– Не стесняйся, мамочка, называй всё своими именами. Звание дурака, впрочем, в фольклоре не такое уж и оскорбительное! – пробурчал Петя под нос, густо намыливая лицо стареньким помазком.

– Так эти сказки сами дураки про себя сочиняли, а в реальной жизни всё гораздо сложней, – вздохнула мать. – Объясни, для чего снова жениться? Может, достаточно? Валерия – не пара тебе! Услышь меня. Мать дурного не посоветует.

– Люблю! Люблю опять, как в первый раз! – напевно воскликнул сын, доставая из чехла строгий тёмно-коричневый костюм, шитый ещё в канун предыдущей свадьбы.

– Любишь! Слышала не раз. Как же! Ох, Петруша, не заботишься о своей репутации, – снова укорила Анна Петровна. – Уважаемый человек, директор районной библиотечной системы, а в жены выбрал простую маникюршу. Ей тридцать пять лет! Понятно, родителям лишь бы сплавить дочку, вот и вцепились в Петра Музыку. А ты и рад.

– Я и сам как-то не мальчик. Ты не заметила, что мне уже сорок два? – степенно ответил сын на нравоучения, освежая бритые щеки «Шипром» из матушкиных доперестроечных запасов.

Жених рассовал по карманам пиджака носовой платок, телефон, расческу, тощий бумажник. Мать, закончив манипуляции с упрямой рубашкой, передала утюг сыну и достала из комода коробку со швейными принадлежностями. Нацепив на кончик носа очки, она вдела нитку в игольное ушко и принялась пришивать к строгому черному платью праздничный белый воротник, связанный крючком собственноручно.

– Не понимаю, мамочка, почему всякий раз ты не довольна моим выбором? Ни одна из моих жен не угодила тебе как свекрови, – отозвался жених с кухни, тщательно утюжа стрелки брюк.

– Интересно! А хоть одна из них пыталась мне угодить? Меня можно недолюбливать. Но тебя – за что? Ни одна не удосужилась родить тебе ребенка.

Петр мудро промолчал в ответ. Не стоит спорить с матушкой, когда она готовится произнести вдохновенное назидание. Из года в год, от случая к случаю содержание его ширилось, а количество персонажей с каждым витком событий нарастало. Ассортимент пикантных подробностей пополнялся. В каком же темпе и стиле прозвучат вариации на тему семейной жизни сегодня?

Анна Петровна, не встретив сопротивления, патетично вознесла глаза к потолку и менторским тоном принялась перечислять недостатки всех предыдущих невесток, по мешку критики на каждую. Однокурсница Настя ни разу не сварила мужу тарелки супу. Тунеядка Евгения вгоняла Петрушу в долги. Карьеристка Светлана повесила на мужа трехлетнего пасынка и ударилась в бизнес. Валентина-аферистка принудила к размену чудесной дедовой квартиры и была такова. Неумеха Ольга вообще не знала, с какой стороны люди входят во взрослую жизнь. А милая Сонечка – оказалась бытовой пьяницей.

– Все они тебя использовали в корыстных целях, – возмущённо подытожила матушка. – Что ты с ними нажил, голубчик Петр Петрович? Ни-че-го ровным счетом! Разве что язву желудка, лысину да растрепанные нервы! Благодаря твоей доверчивости теперь и привести молодую жену некуда. Никогда не думала, что старость коротать придется в убогой однокомнатной квартире с взрослым сыном за ширмой.

Пары были выпущены, и Пётр, прижав к своему длинному субтильному торсу маленькую пышную мамочку, чмокнул ее в седые кудряшки на темени:

– Ну, что ты, родная! Не убивайся так! Сегодня отличный день; слышишь, как воробьишки за окном расшумелись? Обещаю, что Валерия тебе понравится. Хозяйственная. Положительная. Обеспеченная. Одна у родителей. Всё – для неё. Под тёщу тяжеловато будет подстроиться. Чувствую, она против меня настроена заранее, но постараюсь ужиться. Постараюсь, мамочка. Все будет хорошо. И внуков тебе родим обязательно.

Из экономии решили добираться троллейбусом. По дороге на остановку зашли в гипермаркет. Петр купил живописный торт в форме корзинки с клубникой, бутылку игристого вина и букет белых лилий.

Перед загсом улица буднично скучала без свадебных кортежей. До назначенного времени бракосочетания оставалось еще двадцать минут. Анна Петровна, чтобы не озябнуть, пошла обходить ближайшие магазинчики «с экскурсией». Обласканный весенним чистым солнцем, посреди сквера стоял в ожидании нового счастья Петр Музыка, весь торжественный и просветленный.

Прошел час. Невеста так и не явилась.

2014

ЧЁРСТВАЯ ПЛЮШКА

Хлопнула входная дверь. Об пол шлепнулся ранец. Полетели в угол грязные ботинки.

– А кто это пришёл? – заворковала бабушка, алым передником на большом животе выплывая из кухни, – Наташенька! Красавица наша!

Старушка расцеловала девочку в пухлые розовые щёки, расстегнула пуговки на шубке и развязала тонкие капризные шнурки цигейковой шапки.

– А что у нашей умнички в тетрадочках сегодня? – сюсюкала бабушка между делом.

– «Пятёрочки», бабулюшка, только «пятерочки», – елейно подражала ей внучка.

– Ты мой работничек! Ты моя умная головушка! Проголодалась поди? Мой ручки, голубка, красавица наша.

Основательно заправившись пшённой кашей со шкварками и напившись горячего чаю со сладкими пирожками, Наташенька протопала в комнату, плюхнулась в испуганно охнувшее кресло. Девочка вытянула пухлые ноги в сползших чулках на старый протёртом бархате пуфика, взяла с тумбочки раскрытую толстую книжку и блаженно погрузилась в чтение. Она вдохновенно поглощала страницу за страницей, держа книгу в левой руке, а правой производила весьма странную манипуляцию. Указательный палец ковырял в носу, а средний придерживал на кончике носа сползающие очки. Бабушка вышла из кухни, на цыпочках подошла к читающей внучке и любовно погладила ее по головке с четким ровным пробором меж двух жидких косиц.