Его любимая девушка

– Скажем так, завтра сюда прибудет то, что у меня осталось.

– Как это понимать, тетя? – беспокоится мама. – У тебя что, проблемы?

– Нет никаких проблем. Больше, – уклончиво добавляет она. – Но я не могу больше жить в том жутком городе и решила, что смена обстановки благотворно скажется на моем самочувствии и дальнейшей жизни.

– Курица ты общипанная! Живо признавайся, в какой кизяк на этот раз ты вляпалась?! – суровеет наша бабушка.

– О! Глядите! Уже обзывается! Ни во что я не вляпалась. Я же вам говорила, что познакомилась с интеллигентным и обеспеченным мужчиной? – Мы втроем киваем. – Я вам говорила, что в мае ему исполнилось девяносто?

– СКОЛЬКО?!

– Что ты так орешь? – фыркает она на сестру. – Хороший мужчина между прочим! Был.

– «Был»? – произносит мама.

– Девочки, ну сами же понимаете, что в таком возрасте нужно себя беречь. А он, паразит, вздумал прыгнуть с парашютом, чтобы эффектно сделать мне предложение! Заплесневелый романтик!

– Так ты ещё и замуж собиралась?!

– Да не ори ты, как корова резанная! Сейчас я всё вам расскажу! Короче говоря, я прекрасно знала о его планах, но продолжала делать вид, что я вообще не бум-бум. С пердячим паром Геннадий Васильевич взбирается в этот крошечный самолетик и обещает мне, что как только он приземлится на землю, я обалдею от увиденного и этот день станет самым счастливым в моей жизни. Только представьте, стою я посреди поля и вижу, как чистое небо окутывает розовый дымок. А мимо летит тарахтящий кукурузник, за которым волочится огромного размера плакат: «Выходи за меня, моя Гортезеночка»!

– «Гортезеночка»? Это ещё что за извращение? – фыркает бабушка.

– Геннадию Васильевичу казалось, что так мое имя звучит намного ласковее. В общем, читаю я эту надпись и уже вижу, как сижу за рулем роскошного белого Mercedes, который он подарит мне на нашу свадьбу, как открываю шкаф, полный самой дорогой одежды, а в моей сумочке лежат билеты до Стамбула, где меня ждет обед с непревзойденным Кемалем! Я машу будущему мужу рукой, прыгаю от восторга, наблюдая за постепенно спускающимся белым куполом. И вот они с инструктором приземляются. Я бегу, кричу: «Да! Я согласна! Да! Да!» – разводит она руки в стороны. – А он помер, экстремал недоделанный!

– Как?!

– У болвана случился инфаркт, когда они с инструктором спрыгнули с самолета! Мой Mercedes тут же испарился, шкафы опустели, а Кемаль пошел обедать с другой, втрескавшейся в него теткой! И тут же, как зеленые мухи на свежее мясо, налетели внуки, детишки, детишки детишек! Целое стадо! А я на этого старика угробила несколько месяцев своей жизни! Благо, что он мне хотя бы какие-то подарки оставил! Появилась его старшая дочь, которая ничего знать о нем не хотела, и стала требовать от меня немедленно съехать из его пентхауса! Представляете, какая сучка? Прав у меня никаких не было и я…

– Ты? – требовательно смотрит на нее бабушка.

– Потихоньку вынесла то, что могла. Правильнее сказать то, что останется незамеченным.

– Гортензия! – подскакивает бабушка на ноги. – Ты что, обчистила хату умершего старика?!

– Эта девка ничерта не смыслит в антиквариате! Она собиралась продать пентхаус и уехать в Европу, совершенно не подозревая, от каких драгоценностей избавляется!

– А ты у нас стала в этом разбираться!

– Представь себе, сестричка! Сейчас сюда едет ценный груз, общей стоимостью в несколько миллионов!

– Это ведь воровство!

– Черта с два! Ты даже представить себе не можешь, что я была вынуждена делать этому старикашке, чтобы до него, наконец, дошло, что я – та самая!

– Меня сейчас вырвет, – говорю я, не в силах избавиться от навязчивых образов голого старого мужика и моей юморной, но тоже голой тетушки.

– Ой, ну что вы смотрите на меня так, словно я лишилась благоразумия!

– Его у тебя отродясь не было.

– Зато мне есть, что рассказать детям и внукам, потому что я жила и живу на полную катушку и делаю только то, что доставит удовольствие мне!

– Кувыркаться со стариком – завидное удовольствие?

– Вы не поверите! – хохочет тетушка Гортензия. – Я ведь убедила его в том, что он настоящий половой гигант!

– ГОРА! – злится бабушка. – Здесь же Роза!

– Девочка ничего не слышит! Мы ложились в постель, – рассказывает она, – я накрывала его одеялом, а потом просто садилась све…

– Гортензия!

– Стоило мне немного покачать матрас, как старикашка моментально засыпал! – смеется она, не замечая наши обалдевшие лица. – На утро я хвалила его упорство, твердость, смекалку и…

– Доброе утро, – раздается знакомый, урчащий, волнующий всю меня голос. Всё во мне съеживается от злости, но в той же мере трепетно отзывается на ласкающий звук. – Приятного аппетита.

– Ох, Максим! – подскакивает мама. – Доброе утро! Прошу вас, присаживайтесь!

Бабушка подпрыгивает от радости и здоровается. Улыбка тетушки Гортензии свидетельствует о её одобрении. Поворачиваю голову к Максиму, который, как и всегда, хорош собой. Белая футболка, темные джинсы, дорогущие солнцезащитные очки… Впрочем, его улыбка стоит намного дороже.

– Привет, – здоровается он со мной.

– Привет, – стараюсь я улыбнуться.

Бабушка знакомит его со своей старшей сестрой и предупреждает, что та немного с придурью.

– Я тоже, – подмигивает он тетушке Гортензии и та моментально превращается в растаявший белый шоколад. – Прошу прощения за внезапный визит, но мне нужно поговорить с Азалией.

– Так вы не останетесь с нами?

– Извините, Мелисса, но не сегодня. Обещаю, что в ближайшие дни обязательно составлю вам компанию.

– Мы будем ждать! – радуется тетушка Гортензия. – Любите шашлычок? Картошку на костре?

– Обожаю.

Радости у всех полные штаны. Мне так жаль моих наивных девочек, которые слепо верят в слова гадкого и подлого человечишки, что хочется плакать от стыда. Спешу скорее увести Максима за пределы нашего двора. Мне кажется, я не спала всю ночь. Мысли о его бессовестности и моем положении съедали последние остатки спокойствия и веры в лучшее. Я всё пыталась заставить себя подумать об аборте, хотя бы представить развитие этого варианта, но у меня так больно сжималось сердце, что я начинала снова рыдать и проклинать этого чертового кретина, который сейчас, ничего не подозревая, продолжает идти за мной. Мы останавливаемся возле его машины, по кузову которой я очень хочу провести гаечным ключом. Когда поворачиваюсь к нему, мне стоит не малых усилий изображать из себя ту Азалию, к которой он привык.

Дуру, я имею в виду.

– Ты не заболела? У тебя темные круги под глазами, – говорит Максим, коснувшись ладонью моего лица. – Если это из-за меня и той нашей ссоры…

– Нет, не беспокойся, – отмахиваюсь я. – Роллы, которые мы ели, оказались не свежими. Простое отравление. Но мне уже лучше, правда.

Да я лучше отравлюсь или грипп подхвачу, чем позволю ему думать, что мой нездоровый вид хоть как-то связан именно с ним!

А, впрочем, нет. Болячек мне не надо. Я же беременна!

Черт!

– Что ты хотел? – спрашиваю я, прочистив горло. Складываю руки на груди, установив между нами безопасное расстояние. – Что-то срочное?

– Во-первых, я хотел помириться. Ещё вчера, – усмехается Максим, – но ты была занята чем-то очень «важным». А, во-вторых, хотел пригласить тебя на кое-какое мероприятие, которое, уверен, тебе понравится. И вообще, я соскучился.

– Максим, мы расстались, – напоминаю я.

– Брось, Азалия, – улыбается он. – Мы просто повздорили немного. Я наговорил тебе глупости, за что искренне прошу прощения.

– Какие именно глупости? – улыбаюсь я.

– Что? – усмехается он, глядя на меня.

– Ты сказал, что наговорил мне «глупости». Я и спрашиваю тебя, какие именно?

– Я не хочу повторять те свои…слова.

– Почему?

– Потому что мне и без того стыдно перед тобой. Я просто прошу прощения.

– Ты заметил, что у тебя всё через «просто»? Просто повздорили. Просто прошу прощения. Просто. Просто. Просто.

– Азалия, чего ты хочешь от меня? – сощуривается он.

Не знаю! Но меня наизнанку выворачивает от его пофигизма и океанского самомнения! Думал, приедет сюда, погладит ладошкой по лицу и я кинусь ему на шею?

Мой взгляд скользит по сверкающей машине, которая важна для Максима не столько своей высокой стоимостью, сколько непревзойденной уникальностью, какую она дарит ему. Эта груда элитного железа взамен на мое сердце.

– Отвали от меня, – говорю я, пробежав глазами по сверкающим черным дискам. – Понял?

– Я виноват перед тобой и я понимаю это…

– Ты мне наскучил, Максим. Я весь месяц болтала о себе в надежде, что и ты позволишь узнать тебя. Но не тут-то было. Секс, разговоры обо мне, секс, разговоры обо мне. Надоело, – пожимаю я плечами. – Ещё и жить с тобой? Ты и правда не в ладах со своей головой.

– Мне нечего о себе рассказывать.

– И мне уже тоже, – усмехаюсь я. – Очень тебя прошу, забудь сюда дорогу.

– Ты ведь это не всерьез!

– Очень даже всерьез. Слушай, у меня работы вагон и маленькая тележка. В добавок ко всему к нам приехала тетя-криминал, так что, сам понимаешь, забот уйма. Мужчина мне будет в тягость. Всего тебе хорошего, Макс.

– Ты не можешь меня бросить, милая! – с наглым смешком бросает мне Максим, когда я едва подхожу к калитке. Оглядываюсь, сжимая в кулаках кипящую ярость. – Не можешь.

– Это ещё почему?

– Ты любишь меня.

Нахал.

Наглец.

КРЕТИН!

– Не хочется тебя расстраивать, но разве в этом мире кто-то способен полюбить настолько задубевший и иссохший на солнце коровий кизяк, как ты?

В воздухе взрывается нервный смешок, который секундой позже сменяется потемневшим от недовольства взглядом.

– Кто, прости?

– Что «кто»?

– Как ты меня назвала? – крадется он ко мне. – «Коровий кизяк»?

– Только не говори, что ты не знаешь, что такое «кизяк»!

– Я прекрасно знаю, что такое «кизяк», мне только не понятно, почему ты меня снова оскорбляешь?

– Потому что я прошу тебя отвалить от меня, но ты же не догоняешь с первого раза, а когда твою тошнотворную идеальность поддеть смешной простотой, твои извилины сразу начинают работать, и ты оживаешь!

– «Коровий кизяк» – это «смешная простота»? – свирепствует его взгляд.

– Разумеется! Если бы я хотела деликатничать, что предусматривает твое раздутое в рюшах самомнение, то я выразилась бы иначе. Сказал бы, что свежайшее, блестящее и ещё источаемое пар собачье дерьмо не достойно любви! Согласись, первый вариант был более, чем обидный? Или нет? – издеваюсь я.

– Единственное, что ты умеешь, так это без задержек выплевывать оскорбление за оскорблением!

– По крайней мере, я настоящая, с открытым сердцем и душой, а в таких, открою тебе секрет, очень легко влюбиться! То ли дело ты: сухой, пустой и…кизяк, короче говоря.

Максим определенно не был готов к такому повороту событий. Вероятно наш вчерашний телефонный разговор ничего в нем не всколыхнул, но сейчас мое поведение очень даже забеспокоило его надменное величие. Парадокс в том, что как бы Максим не хотел сейчас послать меня на все четыре стороны, дать мне равноценный ответ на «коровий кизяк» и вообще сделать так, чтобы больше мы не встречались, он не может себе этого позволить. Ведь тогда ему ничего не останется, как признать свое поражение и лишиться дорогущего железа. Потому ему придется терпеть и выносить мои выходки, которые с каждым днем будут только изощреннее. О! Я это обещаю! За бессонную ночь мне пришло в голову слишком много идей, как усложнить ему жизнь и при этом выиграть МНЕ десять миллионов. Придется, конечно, посвятить в свой план Маргариту, а мне этого совсем не хочется, ибо я и ей не доверяю до конца. Она что-то скрывает, я это чувствую. Но, к сожалению, мне не обойтись без её, так скажем, глубокого знания обо всей этой продажной семейке.

– Ну, так что? Мы всё выяснили, надеюсь? – выдавливаю я улыбку.

– Азалия, это была ссора, – смотрит он в мои глаза своими лживыми и подлыми. – Всего лишь ссора.

– «Просто ссора», – напоминаю я и открываю калитку. Издав глубокий вздох, я как бы с трудом поднимаю на него глаза и смотрю так, словно вся моя жизнь кончена. – Увы, но твои слова до сих пор режут меня изнутри. Навряд ли я смогу их забыть. Не хочу тебя видеть, Максим. Не хочу.

– Это что сейчас было? Ты пробуешься на роль страдалицы? – хмыкает он. Но, когда я медленно оборачиваюсь, его смеющийся взгляд мгновенно столбенеет. – Азалия, ты что, серьезно?

– Прощай, Максим. И не звони мне больше.

Закрываю за собой калитку и тут же разворачиваюсь на пятках. Поднимаю обе руки и выставляю вперед два средних пальца, мысленно посылая негодяя ко всем чертям! Насытившись приятными фантазиями, я вприпрыжку спешу к своему дому, как вдруг вижу посреди тропинки тетушку Гортензию.

– И что это был за танец? – улыбается она хитро. – Дай-ка угадаю? Он называется «Яйца всмятку»?

– Именно.

– О! Кошечка! – спешит она ко мне. – Ты в курсе, что мне приходилось частенько его танцевать? Хочешь, помогу с «движениями»? Дам совет или подкину идейку?

– С радостью, – отвечает моя самая злобная часть натуры. – Но эти «тренировки» строго между нами.

– Ещё бы! Твоя бабушка и без того верещит, как свинюха резанная.

3

Маргарита звонит мне в самое неподходящее время.

– Вы можете ответить, а потом я возьму у вас кровь, – говорит мне медсестра со жгутом в руке.

– Это не срочно, – отключаю телефон.

Спустя пятнадцать минут, когда на экране светятся восемь пропущенных от Маргариты и четыре от Максима, я с неохотой перезваниваю.

– Что случилось? – вздыхаю я. – Пожар? Или Максим случайно угодил в канализационный люк и ему срочно нужна моя помощь?

– Завтра вечером состоится показ, – отвечает она без лишних сантиментов. – Ты идешь туда не с Максимом.

– Разумеется! – фыркаю я, прижимая к руке ватку. – Я его бросила, если что!

– Твоим спутником будет тот самый знакомый из прошлого. Света вчера рассказала о нем Артему. Его зовут Марс. Вы давно знакомы, но судьба развела вас по разные стороны, а теперь вы вновь встретились.

– Опять двадцать пять! Долбаные легенды! Без этого что, никак?

– Соперников у Максима не было. Если он будет знать, что вы познакомились на днях, то даже внимания на него не обратит. Суть в том, что ты с ним общалась уже во время отношений с Максимом. Поняла? Его это заденет.

– Пылинка на капоте его заденет, а не мой лживый ухажер. И где вы его взяли?

– Это сын моей хорошей знакомой, которая давно живет в Европе. Когда-то я оказала некоторую помощь его маме, а теперь они возвращают мне должок.

– «Кое-какая помощь» не связана с убийством, надеюсь?

– Много лет назад я наняла его маму в качестве помощницы по дому. Сара выставила её за дверь, когда узнала, что она беременна. Даже имени её запомнить не могла. А потом я познакомила Лизу с одним европейским другом Олега и тот был настолько очарован, что вскоре сделал предложение и они переехали в Испанию.

– Вы что, фея-крестная что ли?

Слышу в трубке смешок.

– Марс будет в городе всего несколько дней. Поэтому выжми из этой возможности, как можно больше, чтобы заставить Максима хорошенько понервничать. А потом мы подумаем над тем, как подтолкнуть его к свадьбе.

– Я уже всё придумала.

– И?

– Это случится через две с половиной недели. Я не собираюсь растягивать всю эту кашу до октября. Видеть его рожу не могу, так что через две с половиной недели на мне будет белое платье. Суть ведь в этом? Чтобы была назначена дата, место, а мы с Максимом были при параде, так?

– Так, – после некоторого молчания отвечает Маргарита. – Но разве с этим нужно так уж спешить…

– А вы что думали, я мазохизмом увлекаюсь? – рычу я в трубку. – И всё сложится, как надо, поверьте. Максим проиграет, а я выиграю и всё это в один день!

– Как скажешь. – И почему я чувствую в её голосе подозрительное недовольство? – Скоро с тобой свяжется Марс.

– Жду не дождусь!

– Азалия? – предупредительным тоном говорит она, будто собирается меня отчитать. Но потом я слышу тихий вздох и вновь продолжительное молчание. – Если что звони. Я всегда на связи.

– Что вы хотели сказать?

– Так… Напомнить кое-что.

– И что же? – закатываю я глаза.

– Что Максим, какой бы сволочью он не был… Он всё же человек. И если ты хочешь сделать ему по-настоящему больно, заставь его почувствовать к тебе то же, что чувствуешь к нему ты. Чувствовала, – исправляется она тремя секундами позже.

– Результаты отправим вам на почту в течение трех дней, – шепотом говорит мне администратор.

Благодарю её улыбкой и выхожу из небольшого здания клиники с чувством, что меня обманули. Одни проблемы решаются, а на их месте моментально возникают другие. Видимо, чтобы место не пустовало, да и мне было «весело».

– Это ещё что такое? – таращусь я на оранжерею из красивейших роз, что тянется от самой калитки к основному дому. – Откуда все эти букеты?

– Ты нам скажи, кошечка? – подмигивает тетушка Гортензия.

– Приехал целый грузовик! – рассказывает мама. – Курьер назвал твое имя, а потом начал разгружать машину. Мы подумали, что это от Максима, но…

Она протягивает мне записку и явно ждет объяснений.

«Самой очаровательной девушке на этой планете.

Марс».

– Помнишь я говорила, что женихов у тебя будет много? – причитает бабушка. – Вот, пожалуйста. Сначала Максим, теперь какой-то Марс. Завтра будет Макар. Или Марк. Или Мефодий какой-нибудь.

– Какой ещё Мефодий? – фыркает тетушка Гортензия.

– Откуда мне знать? Не заметили что ли? Имена всех женихов начинаются на букву «М»!

– Милая, что происходит? – тихонько спрашивает меня мама. – Кто этот Марс?

– Один старый знакомый. Ещё когда в университете училась, познакомилась с ним на…вечеринке в клубе, – вру я, борясь с тошнотой. Пока ехала домой меня то ли укачало, то ли в очередной раз сделалось дурно от осознания того, во что я вляпалась. Ну, и конечно же, третий вариант – токсикоз! – Мы вновь встретились на днях и… – прочищаю горло, с трудом глотаю. Запах всех этих цветов… Господи, да у меня же во рту сейчас бал кисло-сладкого душка! – Слушайте, я должна идти к себе и работать. У меня заказ XXL… То есть, пальто…

– И ты нам ничего не расскажешь? – вытаращивает глаза бабушка. – Ну, уж нет, милая моя! Я так долго ждала, что у тебя появятся…

Вместо слов бабушки слышу знакомое рычание двигателя за воротами. От одного взгляда на эти огромные букеты роз мой желудок сжимается до размера аквариумной золотой рыбки!

Рыба?

О, нет…

– Есть кто-нибудь дома? – раздается голос Максима за воротами.

– А ты, кошечка моя, на разрыв! – подмигивает мне тетушка Гортензия.

Мама спешит к калитке и распахивает её с привычной радостью, когда Максим становится незваным гостем в нашем доме.

– Это снова я, – усмехается он. – Надеюсь, я вам ещё не наскучил…

Обалдевший взгляд Максима скользит по огромным букетам роз, а темные брови медленно ползут на лоб. Тошнота вперемешку с волнением превращается в резкий толчок, и я, потеряв лишь на пару секунд связь с внешним миром, едва не обрушиваюсь на эти чертовы цветы, запах которых (оказывается!) не идет ни в какое сравнение с парфюмом Максима. Он всё тот же, но теперь…до блевоты невыносимый.

– Что с тобой, милая? – окружают меня девочки. Держусь за руку Максима, который успел поймать меня. – Тебе плохо?

– Отпусти меня, – с трудом произношу я, пытаясь отделаться от Максима. – Отпусти…

– У тебя кружится голова?

– Тебе плохо?

– Доченька, что у тебя болит?

– Да отстаньте вы все от меня! – кричу я, отпихнув от себя Максима. Лучи полуденного солнца скользят по его мускулистым рукам, и клянусь богом я вижу, как кожа источает этот терпкий и удушающий аромат его парфюма…

– Отвратительный, – буркаю я, пятясь назад. – Ужас… Какой вонючий.

Едва мой взгляд опускается на цветы, как тошнота моментально поднимается к горлу и мне не остается ничего, кроме как согнуться над одним из букетов и просто блевать на него. Вероятно, это один из самых унизительных моментов в моей жизни.

4

Лицо у меня серо-голубого оттенка, а губы белые, как стены в больницах. Боже мой, до чего же отвратительный у меня видок. Ополаскиваю шею прохладной водой и щипаю себя за щеки, дабы хоть немного оживить свою болезненную физиономию. Но это не такая уж и проблема, в отличие от той, что заключается в моих «соседях».

Я живу с четырьмя женщинами, одна из которых ещё маленькая, но уже успела зарекомендовать себя, как отличный и смышленый шпион. Да и оставшаяся троица не так уж дурна, чтобы даже на минуточку не предположить, какого лешего последние три дня я чувствую себя так погано!

Тошнота.

Рвота.

Головокружение.

Непереносимость запахов.

Господи боже! Да ведь у меня же целый набор беременяшки!

Это хреново. Очень хреново, ведь я понятия не имею, что делать дальше. Я не собираюсь рожать, но и НЕ рожать тоже не собираюсь. Между этими двумя действиями есть что-то промежуточное, что не включало бы в себя «объяснительную» моим девочкам? Разумеется, пока я не соберусь с мыслями, силами и вообще не пойму, чего хочу, что смогу и как мне весь этот хаос пережить!

– Азалия, как ты?

Надо же! Делает вид, что ему есть хоть какое-то дело до моего самочувствия. Я бы с радостью раздраконила себя ещё больше, напомнила бы, какой козел трется о дверь моей ванной комнаты, но, черт возьми, двадцать минут назад я блевала на его глазах и это кошмар, как унизительно!

Придав лицу временный румянец, решаю, наконец, выйти. Когда открываю дверь, острый взгляд Максима тут же обвивает меня, как удав.

– Что с тобой?

– А с тобой?

Максим игнорирует мою детскую вспыльчивость и нарочно расставляет руки по обе стороны дверного проема, чтобы я не сбежала.

– Я думал, ты выздоровела.

– Я тоже так думала.

– Почему у тебя во дворе столько цветов?

– Понятия не имею.

– Но ты знаешь, кто тебе их отправил?

– Может быть.

– Тебе отправили записку, – поднимает он бровь.

– Тогда зачем ты спрашиваешь? Отойди, я хочу выпить стакан воды.

Максим терпеливо вздыхает и пропускает меня. Наливаю в стакан холодную воду и залпом выпиваю, пока он угрюмо таращится на меня.

– И кто этот Марс?

– Знакомый, – выдавливаю я улыбку.

– Сейчас все «знакомые» одаривают дорогостоящими букетами несвободных девушек?

В нос проникает неприятная терпкость запаха на его коже. Только подумать! Ещё неделю назад я наслаждалась этим ароматом, а сейчас он вызывает у меня лишь одно желание.

– Выйдем на террасу? – предлагаю я, набирая второй стакан воды. – Зачем ты снова приехал? Мы ведь утром всё обсудили.

– Верно. Но обсуждала ты.

– Идем на террасу, – повторяю я и раздвигаю стеклянные двери. – Здесь же дышать невозможно.

– И оставаться наедине тоже, – закрывает он двери обратно. – Сестра твоей бабушки хреново делает вид, что подстригает кусты роз. По-моему, она их просто гладит и греет уши внизу.

– Тогда выйди ты! – требую я. – Если не хочешь, чтобы меня снова вырвало!

Его физиономия моментально сползает к центру земли.

– Так ты блюешь из-за меня что ли?

– Не прибавить, не убавить, – усмехаюсь я и делаю несколько глотков воды.

– Как это понимать?

– Так и понимать! Смотрю на тебя и сразу весь завтрак, обед и ужин назад просится. Выйди, прошу!

– Я уже понял, что очень обидел тебя! И я в тысячный раз прошу прощения за свои необдуманные слова! Но может хватит уже разыгрывать трагедию?

– Боже, Максим, ты воняешь! – повышаю я голос, заставив его остолбенеть на месте. – Ты просто воняешь, ясно? То есть…твой парфюм. Он невыносимый! Это как запах дохлой рыбы, выброшенной на берег. Как запах сырой курицы, напитавшейся терпкостью от железного подноса. Как запах кальмаров, которые варятся в грязной кастрюле. Как…

– Я понял! – перебивает он. – Спасибо за подробный отчет. И с каких пор тебе хочется блевать от моего парфюма?

– Да с…самого начала, – ставлю я руки в боки, пробежав глазами по верхним кухонным шкафам.

– Серьезно? – иронично бросает он.

– Да! – бью уверенностью в голосе.

– И почему не сказала раньше?

– Потому что ты бы губы надул и…нашел мне замену, а мне очень нужны были деньги.

– Но мы спали вместе целый месяц. И как ты только не наблевала на меня, когда скакала сверху?

– Ты даже не представляешь, каких усилий мне это стоило! – злюсь я. – Что тебе ещё от меня нужно?

– Ладно, – вздыхает он, проведя рукой по волосам. – Я уже вообще ничерта не понимаю и, если честно, не думаю, что пойму. – Раздвинув стеклянные двери, Максим выходит на террасу, избавив меня от удушающей вони. Вообще-то я видела флакон от его единственного парфюма и знаю, что стоит он чрезвычайно дорого. Да и аромат подстать цене и статусу Максима. Но сейчас… Это что-то невыносимое, ей-богу.