– Ну как вы тут разместились, Галина Сергеевна? Удобно? Никто не мешает? – заботливо спросил он, войдя в одноместную палату, расположенную в самом малолюдном закутке.

Поставив поднос на прикроватную тумбочку и придвинув стул к постели, он сел рядом с ней и внимательно посмотрел на пациентку.

– Где моя сиделка? – вместо ответа спросила Галина Сергеевна. Она пристально и с недоверием смотрела на него.

– У нее небольшая пересменка, она же живой человек. Скоро вернется. А вот укольчики пропускать нельзя, поэтому я сам сейчас все сделаю. Мы заботимся о своих пациентах.

– Не надо мне никаких укольчиков! Пусть сиделка сделает, когда вернется! – Галина Сергеевна была готова кричать, но была слишком слаба, поэтому голос ее звучал хоть и надрывно, но тихо. – Вы специально завезли меня в самую отдаленную палату? Сюда даже медсестры почти не заходят. Сиделку мою куда-то спровадили…

– Голубушка вы моя, нельзя ведь вам нервничать, – чуть не плача сказал он и стал ласково поглаживать ее сухие бледные руки. – И потом, вы ведь сами жаловались на шум, на утомляемость от большого количества людей. Мне сейчас очень обидно, что вы не оценили всех наших стараний. Но да это ничего, пустяки. Нельзя нам в таких ситуациях обращать внимания на несправедливости. Вот вы поправитесь, встанете и еще спасибо скажете, – он ласково заглядывал ей в глаза, при этом поправляя медицинские перчатки на своих руках, но Галина Сергеевна только отвернула голову к стенке.

– А укольчик все-таки надо сделать. Как же, обязательно надо. У вас такая сложная операция была, врачи так старались. Можно сказать, с того света вас вытащили. Сейчас в процессе восстановления очень важно строго соблюдать все назначения. Иначе все псу под хвост. А мы же не хотим напрасных усилий? Ну конечно не хотим. Давайте ручку, – приговаривая, он смочил салфетку спиртом, протер ею место на внутреннем сгибе локтя и стал медленно вводить препарат в вену.

Галина Сергеевна лежала, все также уставившись в стену, и, казалось, никак не реагирует на происходящее. Только по щеке ее стекала одинокая слеза.

– Ну вот и умничка, хорошая моя, – похвалил он и стал суетливо собирать медицинский поднос и остатки его содержимого в пакет.

– Так, перчатки я потом сниму. Что еще? Ничего не оставлено? – бормотал он про себя, как вдруг поймал на себе взгляд Галины Сергеевны, полный ненависти и отчаяния. Она попыталась привстать со своей постели, но у нее ничего не получалось. Рот беззвучно открывался и закрывался, будто невидимые перегородки не пропускали ни единого звука из ее горла.

– А что это у нас такое? Куда это мы засобирались? Нужно полежать, полежать, – строгим голосом сообщил он и прижал Галину Сергеевну к постели. – Ложитесь и не дергайтесь. Сейчас вы уснете и все будет хорошо. Нужно поспать, – его голос снова стал убаюкивающим. – Засыпайте. Засыпайте. Засыпайте…

Галина Сергеевна и вправду закрыла глаза и затихла. Он, будто в ожидании чуда, пристально смотрел на нее. Неожиданно тело ее забилось в конвульсиях, она захрипела, потом резко выдохнула и окончательно замерла. Он стал щупать ее пульс, а затем печально опустил голову. Уже направившись к выходу, он еще раз посмотрел на нее и сказал:

– Ну что же, спи. Спи вечным сном. Покойся с миром.

***

Реабилитационный центр «Весна» считался одним из лучших в стране и своим названием призывал к надежде на возрождение, как природа пробуждается после долгой холодной зимы. Центр предлагал широкий комплекс восстановительных мер и принимал пациентов с последствиями самого разного диапазона заболеваний и травм. Патологии органов сердечно-сосудистой, эндокринной, пищеварительной, мочеполовой, дыхательной, нервной систем. Нарушения функций организма опорно-двигательного аппарата, после операций на суставы, позвоночнике, онкологического профиля.

Огромное современное многоэтажное здание стояло в окружении тихого парка, укрывая своих пациентов от будничной суеты и давая возможность начать жизнь заново. Первые три этажа занимали административная часть, бассейн и кабинеты высокотехнологичной медицинской помощи, которые были буквально напичканы новейшим медицинским оборудованием. Все остальные предназначались для комфортного размещения пациентов, сгруппированных по заболеваниям на отдельных этажах. Венчал эту грандиозную постройку монументальный стеклянный купол, образуя на верхнем этаже зимний сад и комнаты релаксирующего покоя. Здание было построено по кругу, имея внутренний дворик с уникальным ландшафтным дизайном, где за счет расположенного далеко наверху стеклянного купола царила неизменная весна. На каждом этаже располагались буфет, где столовались пациенты, кабинет заведующего отделения, ординаторская, процедурная, прачечная, одно и двухместные палаты с собственными прихожими, душевыми и туалетными комнатами. Окна всех палат были обращены во внутренний двор, в царство вечнозеленого праздника, и, таким образом, внешний мир для восстанавливающихся здесь людей сводился к созерцанию природы. Коридор казался бесконечным, постоянно сворачивая в сторону и замыкаясь по своей окружности. От закольцованного центрального коридора шло множество ответвлений, и если бы можно было посмотреть на здание реабилитационного центра сверху со срезанной макушкой, то оно было похоже на райский остров со множеством замысловатой формы мысов, образующие этакие лагуны. Или огромного монстра с круглой головой и витиеватыми отростками-клешнями, исходящими прямо из его головы.

Попасть сюда мечтали многие, ведь здесь действительно ставили на ноги даже в самых, казалось бы, безнадежных случаях. Кто-то использовал все свои связи и знакомства, чтобы попасть сюда. Другие покупали санаторные путевки, и доход, полученный от этого, шел на развитие реабилитационного центра – несмотря на щедрую господдержку, дополнительные источники финансирования играли существенную роль и позволяли внепланово приобретать необходимую медицинскую технику. Но основной поток пациентов поступал сюда из институтов и центров нейрохирургического профиля после сложнейших операций.

Организовать и контролировать деятельность такого учреждения было не из простых задач, но Вениамин Павлович справлялся. Без малого двенадцать лет он возглавлял реабилитационный центр «Весна» и имел степень доктора медицинских наук. Он прошел путь от практикующего врача до прекрасного управленца, поэтому работа центра была выстроена в совершенстве, и никакие нештатные ситуации не могли сбить ход этого четко отлаженного механизма.

А нештатные ситуации, хоть и не часто, но все же происходили. То электричество отключалось, то аварийный прорыв труб водоснабжения или канализации. В таких случаях сразу включалось ресурсозамещающее оборудование, и никто – ни сотрудники, ни пациенты – не замечали перебоев. Самым серьезным происшествием здесь считалась смерть, а такое, к сожалению, бывало. Процесс восстановления человеческого организма сложен и не всегда предсказуем. Один больной выкарабкается из такой передряги, что врачи и сами, бывало, диву давались. А другой – вроде и кризисную черту перейдет, но мог за считанные мгновения угаснуть от какой-нибудь нелепости. Все очень индивидуально, как говорят многие присягнувшие Гиппократу.

Не все летальные исходы были поводом для созыва медицинских советов. Смерть Галины Сергеевны таким поводом явилась. И не мудрено – легендарная личность, общественный деятель, к ней прислушивались самые известные политики, а вся ее жизнь была без остатка посвящена простым гражданам. В далекое советское время она начинала как следователь, распутывая различные преступления. С развалом Союза, она занялась депутатской деятельностью и помогала не только своим избирателям, но и всем нуждающимся в ее помощи. Галина Сергеевна никогда не юлила и не хитрила, и за эту прямоту ее боялись и ненавидели многие власть имущие, однако ее бесспорный авторитет и безукоризненная репутация служили ей броней и щитом. В своей бурной деятельности она не обзавелась семьей и не обросла богатствами, проживая одинокую и аскетичную жизнь в постоянном решении чьих-то несправедливостей.

В малом конференц-зале Вениамин Павлович собрал заведующих отделениями, лечащего врача Галины Сергеевны – Вячеслава Игоревича, а также главную медицинскую сестру – Елену Николаевну. Патологоанатом Иван Федорович, крупный мужчина с сильными и натруженными руками, что, бесспорно, помогало ему в его непростом деле, зачитал заключение – смерть наступила в результате острой сердечной недостаточности. За ним выступил геронтолог Олег Владимирович, который неустанно намекал на преклонный возраст умершей, чем явно хотел обосновать ее кончину. Потом заслушали мнения заведующих отделений. Доложились также Вячеслав Игоревич и Елена Николаевна. Заключительное слово взял директор реабилитационного центра.

– Общественность нам доверила самого ценного своего представителя, известнейшего во всех кругах труженика и, наконец, просто золотого человека с большим сердцем – Галину Сергеевну. А мы ее здесь, получается, не уберегли! Она выдержала сложнейшую операцию на позвоночнике. Всем казалось, что она шла на поправку, когда ее перевели в наш центр. По крайней мере именно так все освещалось в прессе. Как мы сейчас будем смотреть в глаза людям? – Вениамин Павлович обвел тяжелым взглядом присутствующих.

Все молчали и старались не встречаться взглядом со своим руководителем. Каждый понимал, какие репутационные риски могут последовать. Несмотря на то, что смерть Галины Сергеевны стала неожиданностью, однако, согласно данным аутопсии, была вызвана вполне объективными причинами. Тем не менее, вездесущие журналисты только и искали повода для сенсаций и в один момент могли перевернуть все с ног на голову.

– Ме..ме..ме… Меня не в чем обвинить, я делал все возможное и невозможное! Я буквально днями и ночами следил за динамикой ее состояния, – Вячеслав Игоревич, запинаясь и заикаясь, попытался оправдаться перед коллегами.

К слову сказать, Вячеславом Игоревичем его мало кто называл. Славик, он и есть Славик. Врачи и медсестры так прямо к нему и обращались. А немедицинский персонал – прачки, уборщицы, буфетчицы – называли его по имени-отчеству, если непосредственно к нему обращались, а за глаза он и для них был Славиком. Трусоват, малодушен. Не было в нем какой-то широты поступков и уверенности в себе. Хотя, как специалист он был очень неплох и часто замечал такие детали в ведении лечебного дела, которые не все маститые доктора видели. Умел он проводить, что называется, причинно-следственную связь и анализировать. Однако, на фоне неуверенности в себе его мнение зачастую не учитывалось в медицинских кругах, а то и вовсе присваивалось себе кем-то другим.

– У меня в этой… как ее… медицинской карте собраны абсолютно все показания ее состояния. Чуть ли не почасовые измерения. Если нужно, я еще раз все проанализирую и доложу. Вот, – добавил Славик и обвел взглядом присутствующих, ища глазами поддержки у своих коллег.

Практически все, усмехнувшись, отвернулись. А геронтолог Олег Владимирович даже посмотрел на него с упреком и, наклонившись к Ивану Федоровичу, что-то ему прошептал. Каждый понимал, что ответственность лежит не только на лечащем враче.

Лицо Елены Николаевны выражало холодное презрение. Трус и слабак – читалось на нем. Она бы никогда себе не позволила так унижаться. Это была уникальная женщина. Дело было не только в ее внешности: несмотря на свой возраст «за сорок», она была похожа на молодого паренька – бывают такие, слишком красивые для мужского пола, экземпляры. Елена Николаевна носила короткую стрижку и никогда не пользовалась декоративной косметикой. У нее почти не было морщин, а угловатая фигура подростка и маленькая грудь не делали ее менее женственной – разумеется, если она сама этого хотела. Зная особенности своего тела, Елена Николаевна иной раз шокировала коллег, когда одевалась уж совсем по-мужски. Вдобавок ко всему, голос ее был низким и имел широкий спектр оттенков – от чарующего и загадочного, это если Елена Николаевна обращалась к своему женскому началу, до грубого и сильного, если ей по каким-то своим соображениям хотелось в этот момент походить на мужчину. Наверное, именно эти ее особенности и заставляли трепетать сердце Вениамина Павловича при каждой их встрече. Не то, чтобы он был каких-то нетрадиционных на этот счет взглядов. Так, небольшая латентность. И даже не трепетное отношение директора центра к ней было главным. А главным были ее острый ум и независимый характер. Несмотря на не самую важную, как многим кажется, должность – главная медицинская сестра – она вела свой участок безукоризненно, имела четкое собственное мнение, а своими глубокими медицинскими познаниями вызывала уважение у самых именитых докторов.

Взгляд Вениамина Павловича при последних словах Славика стал еще тяжелее.

– Так, никакой самодеятельности! – рявкнул он. – Медицинскую карту Галины Сергеевны оставьте мне, я сам еще раз все проанализирую, учитывая высказанные здесь экспертные мнения, – немного смягчившись, добавил он. – Подводя итог нашей с вами встречи, хочу еще раз подчеркнуть – никакой самодеятельности! Никаких кулуарных разговоров, сплетен и уж тем более интервью. Нам не нужно искусственно подогревать интерес к этому. И без нас найдутся охотники. Наша с вами задача – сплоченно и профессионально продолжать выполнять свою работу. К сожалению, Галину Сергеевну нам уже не вернуть. Но по итогам нашего с вами сегодняшнего совета вполне очевидно, что мы сделали по отношению к ней все возможное и невозможное, как уже сказал Славик. Вячеслав Игоревич, то есть. И как это ни печально, результат оказался таким, какой есть. Мы тоже не всесильны. Прошу провести разъяснительные беседы со своими починенными. Все свободны.

Собравшиеся облегченно вздохнули и поднялись со своих мест, направившись к выходу. Никому не хотелось, чтобы на сегодняшнем заседании занимались поиском виноватых, и надежды каждого в этом плане оправдались, что позволило немного улучшиться настроению в столь неблагоприятных обстоятельствах.

– Елена Николаевна, задержитесь на минуточку, – произнося это, Вениамин Павлович хотел выглядеть по-деловому строгим, будто собирался обсудить с ней какие-то свои общие рабочие вопросы. Но прозвучало все жалко и робко, как у сопливого юнца, который, стесняясь, зовет на свидание свою первую возлюбленную.

Заулыбавшись украдкой, врачи еще быстрее поспешили освободить помещение. Все давно знали о страстной привязанности директора к главной медицинской сестре. Это было одной из немногих его слабостей, не считая склонности к комфорту и изысканным блюдам.

Поутру резвился, а к вечеру взбесился

Мир изменился. Вика это четко осознала, когда открыла глаза. Она лежала в темноте в каком-то чужом месте. Так иногда раньше бывало: просыпаешься и не можешь понять, дома ты, в гостях или в гостиничном номере. Сейчас она всматривалась в темноту и пыталась определить место своего нахождения. Привычного расположения окон не наблюдалось, значит – не дома. На отдых, в командировку или в гости как будто тоже не собиралась. Или собиралась? Что было вчера? Ну, если не вчера, то в тот момент, когда она закрыла глаза до того, чтобы открыть их сейчас. На какое-то мгновение ее охватила паника – почему она не помнит, как здесь оказалась? Вика начала прислушиваться к себе. Свою голову она определенно ощущала, но не в привычном состоянии, а как некий опухший и раздутый шар. Или мяч. Хотелось пить. «Неужели вчера была гулянка, и я так напилась, что ничего сейчас не помню? Это место мне совсем не знакомо», – думала Вика. Она помнила, что замужем, что у нее двое взрослых детей, понимала, что не могла поступить уж как-то слишком аморально, чтобы обнаружить себя незнамо где. Тем не менее, никак не могла вспомнить, как она оказалась в этом месте. «Может, мы поссорились с мужем, и я куда-то уехала?» – этот вариант Вика почему-то отмела сразу. Внезапно новая догадка пришла ей на ум. «А вдруг меня похитили и сейчас удерживают, чтобы получить выкуп? Хотя тоже нелогично, давно бы прибили, а родственникам говорили, что жива, пока деньги не получат». Где-то вдалеке зазвенели металлическими инструментами. Такие звуки можно часто услышать в больнице. Или в фильме ужаса, когда маньяк собирается препарировать свою жертву. Тревога нарастала, и паника Вики превратилась в липкий ужас. Она решила что-нибудь предпринять. Привстать со своей постели ей не удалось. «Связали? Но я не чувствую веревок. А может, руки затекли?». Она вспомнила, как иногда по ночам просыпалась от онемения рук: если во сне закинуть их за голову, то через некоторое время они теряли чувствительность, и ей приходилось будить мужа, чтобы привести все в нормальное состояние. Вика пошевелила руками. Ничего. То есть совсем ничего, никакой реакции. Лязг металла повторился. Пить хотелось все больше. Ужас заполонил ее полностью.

– Где мои рукииииииии! – закричала Вика и все вспомнила.

***

– Виктория Викторовна, ну где отчет? – шеф влетел в ее кабинет, не поздоровавшись.

– Я все отправила буквально минуту назад всем нашим небожителям. Вы, разумеется, в копии.

Небожителями Вика называла высшее руководство головного офиса, которым необходимо было отправлять этот суперважный еженедельный отчет в строго отведенное время. Она всегда все делала вовремя по заданным параметрам, вот и сегодня не подвела. Необходимые для отчета данные поступили слишком поздно, поэтому ей пришлось приехать за час до начала рабочего дня, чтобы успеть все свести. Она успела.

Вика посмотрела в окно. Стоял октябрь, который выдался на удивление солнечным. Ветер разносил по улице остатки опавших разноцветных листьев. Вика отпустила напряжение и почувствовала прилив дурноты. Сначала все поплыло в глазах, голова кружилась. Она попыталась встать, но, пошатнувшись, рухнула в свое кресло. Вызвали неотложку. А дальше события завертелись с невероятной скоростью, и все происходящее было как в страшном сне.

– Вы знаете, в ушах есть такие кристаллики, которые отвечают за координацию движений, и если они покидают свое обычное местонахождение, то человеку становится плохо, он теряет ориентацию в пространстве, – объяснял врач станции скорой медицинской помощи, куда ее доставили. Он пытался подобрать самые простые слова, а Вика тогда еще подумала, что эти кристаллики совсем из уха высыпаются, и что не заметила звона стекляшек об пол. – Такое ощущение также бывает, если долго кружиться. Сейчас мы сделаем томографию, чтобы исключить другие риски.

– Какие? – опасливо спросила Вика.

– Нууу… Зачем мы сейчас будем гадать? Давайте дождемся результатов.

Увидев, что напугал ее еще больше, он добавил успокаивающим тоном:

– В первую очередь мы должны исключить инсульт. Я не думаю, что у вас что-то серьезное. Такая цветущая женщина! Скорее всего, все дело в этих кристалликах, – врач ободряюще улыбнулся.

– Меня тошнит, и голова сильно кружится, я не могу лежать, – пожаловалась Вика.

– А мы вам сейчас укол противорвотный сделаем. Все хорошо будет, – своим жизнерадостным отношением к делу врач напоминал ей доктора Ливси из советского мультфильма.

«Как они умеют так разговаривать? Как у них терпения хватает? Каждый день ведь кого-нибудь уговаривают, разъясняют», – Вика всегда удивлялась выдержке врачей.

Подозрительного она ничего не заметила. Да и не мудрено, Вика ни разу до этого не делала томографию. Лежишь себе в наушниках, вслушиваешься в странные звуки, да считалочку про себя произносишь, чтобы время скоротать, главное – не шевелиться. Даже когда решили контраст в вену ввести и повторить исследование, все-равно ничего не заподозрила. Даже когда врач с посерьезневшим лицом держал в дрожащих руках лист с результатами, Вика все равно не усмотрела в этом ничего настораживающего.

– Эпендимома! – выпалил врач непонятное для Вики слово, перестав быть похожим на героя Стивенсона.

Сначала она подумала, что это он не ей говорит, поэтому начала озираться по сторонам. Но они были одни, и врач явно обращался к ней, к Виктории, сообщая какой-то неведомый медицинский термин. Под воздействием вколотых препаратов Вика чувствовала себя пришибленной и заторможенной, поэтому, чтобы не выпалить глупое «и что?», собралась с силами и спросила:

– Духтор, разяссните, пжалста, я не пнимаю.

Доктор успел справиться с волнением и спокойным монотонным голосом сообщил:

– У вас в районе заднечерепной ямки опухоль спинного мозга. Интрамедуллярная.

– Как…как…какая? Прям в ямке? – Вика потянулась рукой к затылку и начала ощупывать заднюю часть своей головы. Ничего лишнего не прощупывалось.

– В спинном мозгу. Там внутри. Вы так рукой не почувствуете. Территориально это на уровне заднечерепной ямки. Именно поэтому мы ее и нашли, она в самом верхнем отделе позвоночника. Мы же инсульт исключали, поэтому головной мозг смотрели. А тут вон какая находка.

Вика туго соображала, но почему-то обрадовалась, что это не кристаллики посыпались. Некрасиво звучит, как будто песок сыпется. Видимо, блаженная улыбка отразилась на ее лице, потому как врач, насупив брови, добавил:

– Я, честно говоря, впервые это встречаю в своей практике, такие опухоли – редкость. Для подтверждения диагноза вам необходимо записаться на консультацию к нейрохирургу. И к онкологу.

– Как к онкологу? Это же не опасно, наверное. Подумаешь, шишечка выскочила. А это может оказаться жировик? А я могу это отложить до после нового года? – Вика все еще с трудом складывала «два и два», пытаясь сообразить, как эти все походы по врачам повлияют на ее напряженный рабочий график.

– Ты не понимаешь разве? – взревел врач, пытаясь таким нехитрым способом достучаться до затуманенного сознания Вики. – Бегом к врачу! Только узкий специалист может определить, насколько это опасно!

Спустя несколько дней Вика вбежала в кабинет нейрохирурга, размахивая пакетом с пленкой-снимком, будто школьница, получившая пятерку. Она не верила, что с ней может произойти что-то страшное. Рак? Нееет, не слышали, это не про нас. Вот сейчас этот дядечка в белом халате посмотрит снимок и скажет, что это ошибка. Может, еще каких-нибудь исследований назначит. Но точно выяснится, что это ошибка. Ну не могла она заболеть такой пакостью, прости, Господи. К тому же головокружение и тошнота больше не повторялись.

– Вот, посмотрите, эпендимома, говорят, – радостно сообщила Вика, протягивая пленку.

Врач удивленно посмотрел на веселую пациентку, улыбнулся в ответ и, прищурившись, стал рассматривать снимок на свет. Прошло несколько минут, Вика все это время наблюдала за его реакцией. Вот сейчас он улыбнется еще шире, они мило пошутят и больше никогда не увидятся, оставив эту встречу в воспоминаниях.

– Локализация, конечно… И дыхательный центр… – врач явно разговаривал сам с собой, хмурясь все больше и больше. А потом отвернулся в окно и замолчал.

Вика терпеливо ждала пару минут, а потом не вытерпела:

– Ну что там? Все в порядке?

Врач не отвечал и не поворачивал от окна головы. Вдруг Вике стало страшно, и она поняла, что все не так просто. Ей почему-то захотелось плакать.

– Ну что же вы молчите? Что вы там увидели? – ее голос дрожал.

Все эти дни, ожидая заветного приема к нейрохирургу, она перешерстила весь интернет в поисках информации об этой самой эпендимоме. Информация была скудной, заболевание было редким, поэтому данных о пятилетней выживаемости пациентов с таким заболеванием почти не было. Однако врач, у которого Вика сейчас сидела на приеме, имел сорокалетний практикующий стаж, поэтому она была уверена, что он вмиг развеет все ее сомнения. А он молчал. Это очень страшно, когда врач молчит, отворачивается от тебя и избегает встретиться с тобой глазами.

– Говорите! – закричала Вика и зарыдала в голос. – Говорите, что мне нужно сделать, чтобы вылечиться. Какая выживаемость в таких случаях? Что со мной будет?

– Я не знаю, – врач отвернулся от окна и прямо посмотрел ей в глаза. – Вы у меня первая с таким диагнозом. Тут, видите-ли, целое стечение обстоятельств. Мало того, что заболевание далеко не самое часто встречающееся, размеры опухоли просто невероятные – она почти весь просвет спинного мозга в сечении заняла, а в длину на четыре сантиметра растянулась. Так еще и локализация, как бы это сказать… ну самая неудачная из всех возможных. Там ведь рядом расположены центры, отвечающие за дыхательную деятельность, за сердечную, за двигательную. – Он говорил спокойным голосом, но не пытался приуменьшить или завуалировать неприятные факты. – Такая опухоль удаляется непросто и не в каждой больнице. Нужна специальная высокоточная аппаратура. Вызванные потенциалы. Высок риск задеть лишнее. – Он помолчал. – Самое главное, чтобы после такой операции человек был способен самостоятельно дышать.

1 2 3 >

На страницу:

Перейти

1 из 3