Полная версия
Сбившиеся с пути
Александр Просвирнов
Сбившиеся с пути
Часть 1. Драма на водах
Глава 1. Очаровательная графиня
Нападение получилось стремительным. Михаил Нилыч, шагавший вдоль лечебного корпуса, услышал топот – и мгновение спустя грузный человек резко прыгнул из-за угла. Однако нападавшего ждал молниеносный отпор. Через несколько секунд поверженный противник с заломленными руками лежал на траве и голосил:
– Помогите! Убивают!
– Молчать! – рявкнул Михаил Нилыч. – Вокруг никого.
– А вы? – жалобно простонал нападавший, с ужасом глядя на рукоятку револьвера, чуть показавшуюся из кармана победителя. – Забирайте все, только жизни не лишайте!
– Я не разбойник, а военный – на лечении…
Выяснилось, что неизвестный просто спешил по важному делу. Экипаж извозчика сломался. Пришлось бежать, и вдруг камень попал под ноги… Тучный человек с красным потным лицом действительно мало походил на злодея. Он оказался репортером Н-ской городской газеты Петром Павловичем Пудовым.
– Меня сегодня, Михаил Нилыч, уже чуть не убил главный редактор, – возбужденно рассказывал он по пути к жилым зданиям курорта, – словно муху – газетой. Столичной. Оказывается, в наших краях поселилась сама Эльза Хвостова! А наш главный только сегодня узрел заметку недельной давности: граф и графиня Хвостовы отбыли в Н. на воды для отдыха и лечения. Теперь мечусь в поисках… Не дай бог шельмецы из других газет опередили…
– Не беспокойтесь, – ухмыльнулся Михаил Нилыч. – Вашему чутью можно позавидовать. Госпожа Хвостова здесь.
– Может, вы знакомы с графиней? – воскликнул репортер и буквально расцвел.
– Да, еще по Петербургу.
– Изумительно! Вы позволите…
– Нет, – отрезал Михаил Нилыч. – О графине – ни слова. Пусть сама решает, что сообщать прессе.
– Но представить меня госпоже Хвостовой не сочтете за труд?
– Разумеется.
Но с интервью господина Пудова все-таки опередили – правда, не его конкуренты-газетчики, а полиция. Растерянная служанка Лушка сообщила, что в покоях госпожи – помощник пристава. Репортер не смутился, договорился с Лушкой и вложил той в ладонь монету. Сам умчался собирать материал о происшествии.
Михаил Нилыч из вестибюля в окно увидел у здания курзала усатого околоточного надзирателя в светлом мундире. Полицейский разговаривал со смазливой кухонной девкой Машкой. Она держала в руке с пяток дохлых крыс за хвосты, а под взглядом полицейского съежилась и прятала глаза.
О серьезности происшествия говорило и присутствие в жилом корпусе высокого чина – городского пристава в черной форме. В сопровождении хозяйки курорта тот медленно шагал по коридору и осматривал каждую дверь покоев постояльцев.
– Господин пристав! – обратился к нему Михаил Нилыч, показав удостоверение. – Не угодно ли пройти ко мне?
В номере пристав почтительно вернул документ, расположился в кресле и пояснил:
– Господин штабс-ротмистр, дело весьма деликатное и неприятное. Пока вы изволили прогуливаться, ваша соседка княгиня Анна Андреевна Румянцева обнаружила пропажу драгоценностей. Исчезли два золотых браслета тонкой работы с изумрудами и бриллиантами и золотой перстень с рубином. Графиня в слезах, был даже обморок – приглашали доктора. Хозяйка в панике – такой конфуз. Вы здесь уже недели две, как мне сообщили. Может быть, заметили что-то подозрительное? Мне показалось, что ее сиятельство несколько прохладно отзывались о госпоже Хвостовой – чуть ли ни с намеком…
– Показалось, господин пристав! – рассмеялся Михаил Нилыч. – Да, некоторый холодок в отношениях графини Хвостовой и княгини Румянцевой ныне проявляется. Но с графиней я знаком по Петербургу и осведомлен, что ранее обе дамы были весьма дружны. Теперь графиню, похоже, забавляет некоторая недоброжелательность княгини. Их мужья и вовсе закадычные друзья. Накануне с компанией уехали на охоту – на несколько дней. Водное лечение их утомило… Но, господин пристав, я помимо лечения выполняю некое поручение. Взгляните, – Михаил Нилыч достал из ящика шкафа фотографию, протянул собеседнику и продолжил: – Иван Хватов, активист боевой организации партии эсеров. По оперативным данным, находятся в ваших краях. Весьма опасен и хитер. По его следу пущены несколько филёров Южного охранного отделения корпуса жандармов. И я на прогулках приглядываю за окрестностями. После ранения весьма полезно. Хватов не погнушается и хищением, может подкупить или запугать прислугу. А вырученные средства пустит на оружие.
– Только этого нам не хватало! – буквально простонал пристав. – Но чрезвычайно вам признателен, господин штабс-ротмистр. Вы позволите взять снимок?
– Пожалуйста. У меня эта физиономии навечно в памяти. Как раз от Хватова я получил пулю в грудь три месяца назад – в перестрелка после теракта… И еще. Лушка Лаптева, которая в услужении у графов Хвостовых, баба непростая. Детей бог не дал – в младенчестве умирали. Мужа ликвидировали при подавлении крестьянского мятежа в пятом году. Вскоре графиня забрала ее в Петербург. Забавно: Лушка весьма похожа на госпожу Румянцеву. Княгиню сей факт раздражает. И Лушка прекрасно ту неприязнь чувствует – черт знает, что бабе в голову могло прийти…
Когда Михаил Нилыч провожал гостя, из соседнего номера вышли очаровательная брюнетка графиня Хвостова и помощник пристава. Масленые глаза полицейского блестели. Он рассыпался в любезностях и несколько раз поцеловал даме руку. Лушка убежала и вскоре вернулась с репортером Пудовым. А Михаил Нилыч обратился к графине:
– Елизавета Антоновна! Дозвольте представить вам этого почтенного господина…
Графиня Хвостова согласилась на интервью только после обеда и предложила Михаилу Нилычу отобедать вдвоем. По выходу из здания краем глаза он успел заметить, что княгиня Румянцева наблюдает за ними из окна…
С веранды курортного ресторана открывался прекрасный вид на горы. В ясный июльский день отлично просматривался и далекий Эльбрус. Михаил Нилыч больше любовался очаровательной графиней – в свои двадцать шесть та выглядела гораздо моложе. От лукавого взгляда голубых глаз на душе становилось удивительно хорошо, а блюда казались вкуснее обычного. Половые в белых фартуках умело прислуживали господам. С соседнего стола доносился горячий спор о недавнем роспуске второй Госдумы. Графиня Хвостова ехидно поинтересовалась:
– Прислушиваетесь по долгу службы, господин Смыслов? Про меня тоже всю подноготную приставу выложили?
– Не видел необходимости, – холодно ответил Михаил Нилыч. – Вы более не под нашим надзором. Хотя, полагаю, под влиянием каприза в любой момент можете возобновить прежние связи. Но красть чужие драгоценности – не ваш стиль. Вот свое даже последнее вы бы могли отдать бывшим товарищам…
Графиня Хвостова громко расхохоталась. За соседним столом замолчали и с недоумением покосились на молодую женщину. А она, потягивая вино, объясняла собеседнику:
– Не дождутся! Большевизм – давно перевернутая страница моей жизни. Не оказалось в нем романтики. Слышите, какую чушь несут те господа о политике? Только ни от этих болтунов, ни от тех ниспровергателей основ ничего не зависит. Гармония природы и общества вечны. Теперь я вижу смысл жизни только в поиске красоты – природы, человеческого тела… Революции и полицейские глупости мне только помеха…
– И вы решили отвлечь помощника пристава своими фривольными картинками, – заметил Михаил Нилыч. – Тот, извините, аж слюной истекал.
– Вы, как всегда, проницательны, – со смехом ответила графиня. – И благодарю вас, мой любезный жандарм, что не дали этим болванам лишних поводов для глупых подозрений. Надеюсь, больше они не помешают моим занятиям. Я сейчас под впечатлением вчерашнего письма от Зиночки Лансере, пардон, теперь Серебряковой. Она редкий талант, и так интересно написала о живописи! И вдруг какие-то пошлости с кражей побрякушек – фи!
– Хотел бы верить в такие чистые помыслы, графиня. Однако постоянно вспоминаю ваш ловкий трюк с так называемым натурщиком – Кляйнзаком…
– Вы все тот же ревностный служака, – с веселым смехом прервала его графиня. – Не ищите в жизни только мрачные стороны. Скорее поправляйтесь от ранения, и к вам придет душевный покой.
Глава 2. Живопись и музыка
Через два дня ближе к обеду Михаилу Нилычу принесли свежий выпуск городского вестника с двумя статьями Петра Пудова. В первой кратко рассказывалось о похищении драгоценностей у графини Румянцевой. Но из жонглирования словами становилось ясно: расследование топчется на месте.
Вторая была гораздо объемнее: «В мире культуры России хорошо известна Эльза Хвостова, урожденная Елизавета Антоновна Каратаева. Блестящая сильная женщина, она с младых ногтей смело прокладывала дорогу в жизни. Ради спасения отца, мелкопоместного помещика, в юности создала хор из одаренных крестьянок и с успехом давала концерты. Под псевдонимом Эльза она приводила в восторг публику редким по красоте сопрано. Теперь отеческое хозяйство процветает. А перед чарами обаятельной девы не устоял молодой граф Сергей Сергеевич Хвостов. Новый век Елизавета Антоновна встретила в Петербурге уже в качестве графини Хвостовой. В столице увлеклась живописью и занималась у Осипа Эммануиловича Браза. Из-за беспорядков, прокатившихся по России в последние два года, прославленный мастер недавно отбыл во Францию. В интервью перед отъездом г.Браз своими лучшими учениками назвал Зинаиду Серебрякову и Эльзу Хвостову…»
Графиня Хвостова почти все свободное время на курорте посвящала живописи. Примерно треть ее работ – пейзажи, остальные – разные человеческие образы. Она предпочитала работать с людьми из народа, а не профессиональными натурщиками. Особое ее пристрастие – создание картин в стиле ню. Подлинный человек, считала графиня Хвостова, предстает только в наготе.
В конце статьи сообщалось о предстоящем сегодня вечером благотворительном концерте Эльзы Хвостовой под аккомпанемент военного оркестра. На фотографии, перепечатанной из журнала, юная Елизавета Антоновна была запечатлена на сцене с хором. А среди хористок штабс-ротмистр узнал молоденькую Лушку.
Закончив чтение, Михаил Нилыч выглянул в окно и увидел обеих женщин во плоти. Одетая в легкое светло-бежевое платье, графиня Хвостова быстро шагала в сопровождении Лушки. Та вела под уздцы ишака, на которого были навьючены коробки, мольберт, сумка с рулонами бумаги и холстов, корзина со снедью и бутылками. Михаилу Нилычу графиня показалась нынче особенно прелестной. Он попытался вообразить графиню без всяких одежд – и от соблазнительной мысленной картины перехватило дух. И с большим трудом штабс-ротмистр подавил порыв страсти…
За обедом многие курортники держали в руках газету, оживленно обсуждали статью о Хвостовой и предстоящий концерт. Сидя за столом, Михаил Нилыч с некоторым удивлением заметил среди кухонных девок Лушку – та помогала разгружать продукты из телеги. К девкам верхом подъехал степенный казак средних лет – лицо его кого-то смутно напомнило. Он что-то спросил, но девки только пожимали плечами. Казак погрозил нагайкой куда-то в пространство предгорий и ускакал прочь. А с соседнего стола за этой картиной внимательно наблюдала княгиня Румянцева.
В жилой корпус они возвращались вместе. Княгиня возмущалась, что муж до сих пор на охоте:
– А все Серж Хвостов неугомонный… И мой Поль мой за ним тянется. Не удивлюсь, если давно вернулись и кутят сейчас в Н. А вы собираетесь на концерт?
– Да. Уже послал за букетом для графини.
– Вы, кажется, давно с ней знакомы. Не знаете – она не кокаинистка? Что-то такое болтали сегодня…
– Вам ли повторять нелепые сплетни, княгиня! – с возмущением ответил Михаил Нилыч. – Вы же знакомы с графиней гораздо ближе меня.
– Извините, Михаил Нилыч, вам ведь лет тридцать или чуть больше… Но к вам с таким почтением отнеслась полиция. Может, вы не военный, а чиновник по особым поручениям при государе? Не слышали, как идет расследование по краже моих украшений?
– Увы… И уверяю – насчет меня вы заблуждаетесь.
И Михаил Нилыч принялся рассказывать армейские истории той поры, когда был еще полевым офицером и не ведал, что станет жандармом.
Глава 3. Происшествие
Послеобеденный сон Михаила Нилыча грубо прервал громкий стук в дверь. На пороге стояла Лушка. На молодой бабе не было лица.
– Господин штабс-ротмистр, – проговорила она. – С барыней нехорошо… Я ее в ванне целебной оставила. Барыня велела мне часа через полтора прийти. А сама не отпирает дверь и не отвечает. Что делать-то?..
– Беги немедленно к хозяйке! – скомандовал Михаил Нилыч. – Пусть срочно отправит туда плотника и врача. Какой номер кабинета?
Он выскочил из здания и увидел у курзала толпу. Только что подъехал военный оркестр. Солдаты выгружали из экипажа трубы и барабаны. Рядом сновал репортер Пудов с помощником – тот устанавливал фотоаппарат на треноге.
Но Михаилу Нилычу было не до них. Он примчался в лечебный корпус к кабинету номер три и принялся стучать в дверь и кричать:
– Елизавета Антоновна, отзовитесь!
Подошла медсестра в белом халате и равнодушно сказала:
– Девка ее уже звала. Наверное, разомлела госпожа и заснула на топчане…
Михаил Нилыч попытался просунуть в узенькую щель между дверью и косяком перочинный нож и откинуть крюк, но лезвие сразу заклинило. Тогда он разбежался и ударил в дверь плечом. Что-то хрустнуло, но преграда устояла. При втором ударе дверь удалось продавить сантиметра на полтора. А от третьего она с треском распахнулась – крюк вырвал из косяка скобу с гвоздями.
Но, похоже, он опоздал… В большой ванне, отделанной мраморной плиткой, неподвижно застыло обнаженное тело графини Хвостовой. Медсестра охнула и принялась суетливо помогать Михаилу Нилычу. Они извлекли женщину из ванны и уложили на топчан. Та не дышала, а сердце не билось… Михаил Нилыч с сестрой перевернули тело – но вода изо рта не полилась… Михаил Нилыч приступил к искусственному дыханию рот в рот с энергичным массажем грудной клетки, но быстро прекратил. Тело в минеральной воде уже немного остыло. Видимо, смерть наступила не сию минуту, а полчаса или больше назад…
В помещение вбежала Лушка, рухнула на колени около мертвой графини и громко заголосила. Следом вошли хозяйка с врачом и не нужным уже плотником. Его тут же выставили из помещения и велели никого не пускать. Хозяйка побежала вызывать в полицию.
Михаил Нилыч тщательно осмотрел место происшествия. Ванна располагалась у стены, минеральная вода поступала туда по трубе через кран. Платье, соломенная шляпка и белье графини были аккуратно развешана на плечиках. Ее безжизненное тело оказалось полностью загоревшим, а на плече краснела ссадина длиной несколько сантиметров. Совсем не так мечтал увидеть нагую графиню Михаил Нилыч…
Он тряхнул продолжавшую завывать Лушку за плечи и грозно прошептал:
– Замолчи, баба! Откуда ссадина у графини?
– Не знаю… Может, за ветку зацепилась…
– А ты почему от госпожи ушла и на кухне прислуживала?
– За минеральной водой приходила… Кончилась…
– Так в корзине у вас сколько бутылок было!
– Обливались – из-за жары… Я, барин, сейчас не соображаю ничего…
Взгляд Михаила Нилыча упал пузырек на втором топчане, почти скрытый свисающей одеждой. На этикетке «Ацетилсалициловая кислота», были также указаны название аптеки и дата. Внутри находился светлый порошок, и по запаху штабс-ротмистр опознал кокаин. В памяти тут же всплыл странный вопрос княгини Румянцевой… Михаил Нилыч все же справился с внезапным порывом умыкнуть пузырек – оставил склянку на прежнем месте.
Полиция приехала часа через полтора, и городской пристав внимательно выслушал Михаила Нилыча. Врач заявил, что смерть графини, возможно, наступила от сердечного приступа, но только вскрытие даст ответ…
И вот толпа отдыхающих и гостей, собравшихся на концерт, созерцала совсем другое зрелище: накрытое простыней тело вынесли из здания лечебницы. Гробовую тишину нарушил военный оркестр – зазвучал похоронный марш Шопена. Носилки погрузили в полицейский экипаж. И едва стихла траурная музыка, раздался пронзительный женский крик. Княгиня Румянцева рухнула без чувств – ее едва успели подхватить.
Глава 4. Дань памяти
Весь вечер Михаил Нилыч не находил места. Он то чистил револьвер, то расхаживал по комнате в размышлениях о нелепой смерти графини Хвостовой. Действительно ли произошел несчастный случай?
Около полуночи в дверь осторожно постучали. Это был несчастный граф Сергей Хвостов.
– Извините, что потревожил… Мы с Полем только вернулись. Я в полнейшем душевном смятении… Михаил Нилыч, если не хотите к утру обнаружить еще один труп – помогите. Поль не может – он при княгине Анне Андреевне. Она после вечернего обморока не встает…
Недавний прогноз Румянцевой оказался точным: ее супруг и граф Хвостов с товарищами вернулись на курорт изрядно подшофе – после охоты компанией отдохнули в трактире в Н. Там познакомились и разговорились с одним заядлым охотником. А когда тот ушел, у некоторых курортников обнаружилась пропажа денег и патронов. Исчезло даже одно ружье.
Подвыпившая компания нагрянула в городское полицейское управление к самому полицмейстеру. Тот велел своим людям показать знатным охотникам несколько фотографий подозреваемых. Среди них оказался и знаток охоты из трактира. В полиции начался переполох, а господам велели соблюдать крайнюю осторожность при возвращении на курорт. А графу Хвостову сообщили полученную с курорта трагическую новость…
В покоях Хвостовых мужчинам прислуживала молчаливая Лушка. И после каждой реплики графа Сергея «помянем мою несчастную Лизоньку» баба всхлипывала и вытирала слезы. Затем граф велел ей выпить за помин души хозяйки целый стакан водки и ложиться.
Мужчины остались вдвоем, и граф с трудом бормотал.
– Я в курсе, какую роль вы играли некогда при бедной Лизоньке… Мы с ней весьма ценили вашу деликатность…
– Граф, – прервал его излияния Михаил Нилыч, – судя по переполоху в полиции, у знатока охоты были удлиненное лицо, карие глаза и редкие зубы? Так? Это опаснейший эсер-боевик Хватов. Вам повезло. Если бы князь Румянцев во хмелю проговорился про свою высокую должность при дворе, вы могли бы лишиться давнего друга прямо в трактире…
Но граф Сергей уже ничего не мог ответить. Михаил Нилыч помог ему добраться до постели, и граф тут же захрапел. Томимый недобрыми предчувствиями, штабс-ротмистр отправился в святая святых покойной графини Хвостовой – мастерскую. Графиня посторонних туда не пускала. Но она умерла, и было не до церемоний.
Михаил Нилыч зажег свечу и принялся тщательно рассматривать готовые работы на холстах и наброски углем и карандашом на бумаге. Пейзажи его не особо интересовали, больше люди. Изображать их графиня Хвостова и вправду предпочитала в чем мать родила. К удивлению Михаила Нилыча, героиней нескольких полотен оказалась голая Лушка. Обычно сосредоточенная и хмурая, на картинах молодая баба улыбалась и выглядела счастливой.
Несказанно удивила Михаила Нилыча еще одна картина – с обнаженной княгиней Румянцевой, а еще сильнее – своеобразная трактовка суда из греческих мифов. В образе Париса предстал граф Сергей Хвостов, одетый лишь в набедренную повязку. Бугор на ней красноречиво указывал на состояние мужского естества… Вместо яблока Парис держал в руке черный фаллос с ремешками-завязками. С этого предмета не сводили похотливого взгляда абсолютно нагие Гера, она же княгиня Румянцева, и Афина – Лушка. На месте Афродиты оставалась пустота – очевидно, художница еще искала нужный образ.
От столь откровенных работ штабс-ротмистра бросило в жар. Черновые наброски успокоили. Были среди них портреты многих курортников – очевидно, сделанные по памяти. Михаил Нилыч узнал и себя, и хозяйку, и пристава с помощником, и Машку с кухни. Выделялось в этой серии изображение коренастого голого мужчины с неприятным лицом, словно наспех вырубленным топором. Картинка напомнила конфуз двухлетней давности – Михаил Нилыч даже стиснул зубы. Противный тип стоял на постаменте, немного наклонившись и свесив руки. Под изображением была дата – 1905, а вверху – три красных вопросительных знака.
– Чертов Кляйнзак! – шепотом выругался Михаил Нилыч. – Неужели графиня и вправду решила завершить эту работу? Или?.. А вдруг бывшие товарищи решили с ней поквитаться за измену?
Он порылся в походной сумке с рулонами холстов и бумаги и обнаружил, что у одного листа оторван угол. А на дне нашелся обрывок ремешка – по цвету точно такой же, как на незаконченной картине. «Сколько же раз его завязывали и развязывали, чтобы перетерся?» – мысленно изумился штабс-ротмистр.
Глава 5. Поиски на поляне
Всю ночь Михаилу Нилычу снились нагие женщины, сошедшие с картин Эльзы Хвостовой, а потом еще голый Кляйнзак…
Из-за этого Михаил Нилыч проснулся в половине седьмого. Он глянул в окно и увидел кухонную девку Машку. Та шагала в степь с лопатой на плече и небольшим мешком в руке. Примерно в полутораста саженях от ресторана остановилась и принялась копать. Михаил Нилыч распахнул окно и в бинокль рассмотрел, как девка высыпала в яму с десяток дохлых крыс и зарыла их. Движения всегда шустрой Машки показались довольно неловкими.
Почему-то Михаил Нилыч сразу успокоился и заснул еще часа на три. Завтракать потом не хотелось, и он ограничился посещением водной галереи. Там же находился граф Хвостов. Тот, похоже, решил наверстать упущенное за время охоты и поглощал целебную воду стакан за стаканом, не задумываясь о рекомендациях медиков. Выслушав просьбу Михаила Нилыча, граф тут же написал записку для Лушки.
– Покажешь, где вчера с графиней работали на природе, – сказал служанке Михаил Нилыч. – Хочу посмотреть, об какой сучок она так ровно поцарапалась…
Лушка недоуменно пожала плечами и проводила штабс-ротмистра к живописному уголку в полутора верстах от курорта – на поляну в небольшой рощице среди скал. Трава местами была примята, а по всей поляне ветром разнесло обрывки бумаги. По распоряжению Михаила Нилыча Лушка неохотно собрала их – это были фрагменты какого-то рисунка. При этом баба постоянно настороженно озиралась по сторонам. Однако ничего похожего на сучок показать не смогла.
– Может, до ветру ходила барыня в кусты – там и поранилась… – предположила Лушка и вдруг крикнула: – Ложитесь, барин!
Она моментально повалила Михаила Нилыча на траву и рухнула рядом. В то же мгновение раздался пистолетный выстрел, и пуля вонзилась в ствол березы. Штабс-ротмистр молниеносно развернулся и увидел силуэт среди редкого кустарника в полусотне саженей от поляны. Выхватить револьвер из кармана было делом мгновения. Еще одна пуля вонзилась в землю в каком-то аршине от головы жандарма, и тот дважды выстрелил в ответ. Человек в кустах упал.
Лушка взвизгнула и стремительно помчалась к сраженному противнику. Пригнувшись и держа наготове револьвер, штабс-ротмистр ринулся следом. Баба первой добежала до неподвижного тела и остановилась. Во взгляде Лушки читалось явное облегчение. Михаил Нилыч подошел к убитому и с изумлением воскликнул:
– Хватов, сукин сын! Вот и поквитались!
Где-то неподалеку хрустнула ветка, и Михаил Нилыч шагнул на звук.
– Стойте, убьют! – закричала Лушка, резко обняла штабс-ротмистра сзади и завыла: – Барин, родной, не бросайте, одна я на свете осталась…
Чувствуя поцелуи на шее и прикосновение упругой груди к спине, Михаил Нилыч вспомнил Лушку нагой на картинах и с трудом справился с приступом дикого вожделения. Освободившись из объятий, он кинулся на поиски. С полчаса исследовал рощицу вдоль и поперек, но больше никого не обнаружил. Зато в степи в версте от опушки показался небольшой казачий разъезд. Михаил Нилыч несколько раз выстрелил в воздух и помахал всадникам рукой.
Минут через десять казаки были на поляне, и Михаил Нилыч показал удостоверение возглавлявшему их уряднику. Тот спешился, козырнул и доложил:
– Ваше благородие, по депеше из Н. прочесываем местность, ищем боевика. С соседней станицы гонца прислали – от них двое подозрительных ускользнули, вроде бы в эту сторону… Батюшки, так вы того самого злодея ликвидировали, с фотографии!
– Значит, мне не показалось – был и второй, – задумчиво произнес Михаил Нилыч. – Урядник, попробуйте все же поискать его. Одного казака оставьте здесь для охраны, а я с курорта свяжусь с городским управлением полиции.
Михаил Нилыч тщательно обыскал убитого. Среди липовых документов обнаружились пузырек с кокаином и – удивительно! – пропавшие браслеты и перстень княгини Румянцевой… А пузырек был как две капли воды похож на обнаруженный у графини Хвостовой, даже дата на этикетке совпадала.
Глава 6. Посетители и свидетели
В ресторане Михаила Нилыча начала колотить нервная дрожь. Много раз за годы службы смотрел он смерти в лицо, но вот так коварно старуха с косой подкралась впервые… Справиться с неприятным состоянием помогли бутылка коньяка и сосед по столу – граф Хвостов.
