Дело по сердцу

Борис Шахов

Дело по сердцу

Введение

Что такое быть кардиохирургом? Как построить карьеру врача? К чему нужно быть готовым, когда идешь в эту профессию? Сколько времени нужно, чтобы стать хорошим специалистом? Трудности и страхи врача, спасенные жизни и смерти пациентов, советы от профессионала – в этой книге.

Борис Шахов – доктор медицинских наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ, лауреат премии Правительства РФ, академик Российской академии естественных наук (РАЕН) – рассказывает о том, чему научился сам за 50 лет в профессии.

Уже в первые годы работы он начал делать то, что до него никто в стране не делал, и то, что впоследствии стало базой для рождения нового направления внутрисердечных клинических исследований и лечения. Как не бояться идти на риски и где взять смелость быть первым?

Борис Евгеньевич говорит, что не помнит поименно всех своих пациентов, однако помнит их сердца и сосуды как сейчас. И готов делиться своим профессиональным опытом.

Всем будущим медикам и тем, кто заинтересован в своем здоровье, посвящается.

Редактор Ольга Веденеева

Про Форсмана, который определил мою судьбу

Все началось в начале двадцатого века.

Тогда стало понятно, что сердце можно исследовать с помощью катетера. Впервые это сделал выпускник Берлинского университета Форсман, которого считают самым дерзким естествоиспытателем, ведь он провел эксперимент катетеризации на самом себе.

Форсман взял мочеточниковый катетер, имеющий специальные металлические метки на своем протяжении, и ввел его для начала в сердце собаки. Поняв, что та осталась жива и метод рабочий, Форсман стал искать добровольцев для подобного исследования среди людей. Однако, когда таковых не нашлось, он, несмотря на все запреты, провел эксперимент на себе.

Форсману помогли выделить вену на руке, над его головой – экран и система зеркал, по которым он все видит, и он начинает двигать катетер к правому предсердию.

Эксперимент прошел успешно!

И тогда в следующий раз он решил повторить его уже с контрастным веществом. Надо сказать, что контрастные вещества тогда были ужасные, от них можно было в буквальном смысле умереть. Но он, к счастью, не умер и решил, что все нормально, значит, можно обследовать сердце.

Вот так вот и вводили контрастное вещество в полость сердца и видели, какая она изнутри, видели глазом – все дефекты и все заболевания.

Так родилась рентгенохирургия!

Для чего она была нужна? В начале пятидесятых годов в мире началось бурное развитие кардиохирургии. Стало понятно, что хирурги могут исправить некоторые врожденные пороки, заболевания клапанов и сосудов сердца.

Для успешной операции нужен был точный диагноз. Существовавших тогда методик было недостаточно. Возможность пройти в сердце катетером, измерить давление в полостях, произвести контрастирование резко повышала уровень обследования, а значит, и успех хирургического лечения.

Наша страна также стала активно развивать кардиохирургию и не отставала от западных центров, а тогдашний город Горький (ныне Нижний Новгород) оказался в числе пионеров этого направления после того, как Борис Королев в 1953 году успешно сделал операцию на митральном клапане.

К сожалению, рентгенохирургические методы диагностики в нашем городе внедрялись тяжело, поскольку не было соответствующего оборудования. И только в 1969 году была куплена и смонтирована первая ангиографическая установка «Сименс» на базе больницы № 5, в клинике Королёва.

Аппарат появился, а вот с кадрами возникла проблема. Пришлось на первых порах мобилизовать ресурс кардиохирургов, которые «по совместительству» осваивали рентгенохирургические методики. Но Борису Алексеевичу Королеву хотелось иметь постоянный штат подготовленных рентгенохирургов. Это получилось сделать только с моим приходом.

Про родителей и начало преемственности

Я присутствовал на врачебных консилиумах с детства. В нашей гостиной дома и мама, и папа только о работе и говорили, разбирались тяжелые случаи, обсуждались пациенты.

Папа никогда не подавал виду, что гордится мной. Ему было, конечно, приятно, что академик Королев оставил меня в своей клинике, и то, что я там задержался. Хотя в том, что я буду хорошим врачом, он не сомневался, потому что я с детства видел, как они с мамой работают.

Папа был известным в городе урологом, мама – педиатром.

Мама Неля Борисовна в свое время поступила в медицинский, что называется, за компанию с подружкой, и у нее были все шансы стать прекрасным врачом – она была добрая и сострадательная. Вообще, у них обоих, и у папы, и у мамы, все было вторично, первично – оказать помощь больному.

По окончании института маму отправили единственным врачом на строительство горьковской ГЭС… А что это значит? Это бараки, заключенные, резня, криминальные аборты, и вот она одна днем и ночью была нарасхват.

И не было такого, что не хочется, была только одна мысль: чтобы все правильно сделать.

За консультациями порой приходилось ездить в ближайший Городец, где можно было порасспросить коллег о чем-то, чего сама она еще не знала в силу отсутствия опыта. Мама прошла путь от врача общей практики до заведующей клинической лабораторией НИИ детской гастроэнтерологии, стала кандидатом медицинских наук.

А у папы немного другая история. Папу после окончания школы забрали в армию. И тут началась война. Он попал в плен. Папа помнит, как его контузило, как немецкий солдат штыком заставил его встать, и как его увели вместе с другими пленными. Поскольку он был ранен, им в концлагере занимался сербский врач. Это его первое осознанное воспоминание о медицине. Потом он вспоминал, что оценил факт того, что даже здесь, в таких условиях, есть хорошие люди, и что они помогают таким, как он.

Дальше у него было еще с десяток побегов, были концлагеря: Белая Церковь, Бабий Яр, Дахау.

В Дахау он опять попал весь избитый и больной и снова встретился с врачом, на этот раз это был испанец.

И вот тогда он подумал, что если выживет, то непременно станет доктором, потому что именно эта профессия показалась ему самой гуманной на свете.

И судьба словно услышала его и дала такой шанс. Когда Дахау освободили и всех переправили на родину, он вернулся домой, в Костромскую область. Объявили конкурс в Медицинский институт, и он тут же пошел – благо участников войны брали без экзаменов.

И дальше он всю жизнь шел рука об руку с медициной. Евгений Васильевич Шахов был одним из самых известных хирургов-урологов в стране, доктором медицинских наук, профессором, основателем Нижегородской школы урологов.

Даже в свои последние дни, когда папа уже болел и не вставал с кровати, все равно продолжал что-то смотреть, разбирать снимки больных, консультировать. Это было ему в радость. Но, по-моему, самая большая его радость была, когда я защитил диссертацию в Москве, в институте Бакулева, в этот момент я почувствовал, что он мной по-настоящему гордится.

Папа научил меня, что в себе будущий врач должен воспитать желание постоянно учиться и трудиться. Тот, кто твердо решил стать кардиохирургом, должен следовать следующим правилам.

Много и постоянно учиться

Кроме общехирургических и общевостребованных знаний важно четко понимать физиологию работы сердца, разбираться в нормальной анатомии и пороках развития. Когда я начинал осваивать кардиохирургию, мне опытные коллеги подсказали изучить гемодинамику пороков сердца. Поймете – и все будет легко! Это важный совет, мне он помог.

Тренировать навыки и умения

Здесь только работа руками. При катетеризации сердца много мелких и точных движений, все под контролем экрана. Оперирующий на сердце хирург должен работать четко, быстро и без лишних разрезов.

Следить за своим здоровьем

Чтобы помочь другим, у тебя должны быть силы. Как никто другой, оперирующий хирург должен быть выносливым и стрессоустойчивым. Я всегда занимался спортом, чтобы быть в форме. Бегал, ходил на лыжах, играл в гандбол. Все время тренировал себя.

Итак, главные правила, если вы точно хотите стать кардиохирургом:

– Стрессоустойчивость,

– Выносливость,

– Умение работать в команде.

Про дедушку и учителя музыки

Однажды мой дедушка повел меня в музыкальную школу. Перед этим он немного учил меня играть на пианино. Идея со школой мне страшно не понравилась, пел я с удовольствием, а вот играть никак не хотел. Всю дорогу к школе я кричал и ревел до тех пор, пока дедушка не пообещал мне, что в школе я буду только петь. Я согласился. Но обман быстро вскрылся, и я был разочарован – заниматься музыкой мне категорически не нравилось, это была просто мука. И вдруг на седьмом году учебы случилось чудо.

Дело в том, что у меня занятия стала вести очень хороший педагог, Белла Иосифовна.

И она меня сразу поняла, почувствовала.

Настоящий учитель всегда найдет подход к ученику.

Белла Иосифовна дала мне разбирать Патетическую сонату Бетховена. Сначала я испугался, но когда начал разучивать ее, то испытал такую гамму чувств… Я словно понял, что это музыка от Бога! Так же, как и произведения Чайковского, которого я тоже очень полюбил. И до сих пор, когда играет первый концерт Чайковского, время для меня замирает…

А вообще, хирурги и музыканты точно похожи. Как минимум умелыми руками с тонкими и длинными пальцами.

Моя любимая музыка для снятия стресса – упомянутый выше первый концерт Чайковского и Бетховенские Лунная и Патетическая сонаты. Думаю, своему музыкальному вкусу, да и многому другому, я обязан своему педагогу.

Это я к чему? К тому, что на учителей мне по жизни везло, об одном из них я вам сейчас расскажу.

Про наставника. Борис Алексеевич Королев

С Борисом Алексеевичем впервые я познакомился в институте. Он читал у нас лекции. На что я сразу обратил внимание? Обычно лекторы выходили и мы только успевали записывать.

Нужно было все четко разложить по полочкам: какие причины болезни, какая клиника, чем лечить. И эти наши записи были настолько емкими, что мы могли не заглядывать в учебники – читали лекции и шли сдавать экзамены, зачеты, и все было в порядке. Здесь же – только мы приготовились писать, как началось что-то необычное.

Борис Алексеевич выходит на трибуну, здоровается, объявляет тему и говорит ассистенту: «Приглашайте больного». А все лекции он читал в конференц-зале пятой клинической больницы. Приводят больного на сцену, он начинает с ним беседовать. Лекционный ассистент выводит на экран снимки, кардиограммы. Начинается некое шоу, своего рода представление. Мы сидим в зале и ничего не понимаем.

Мы даже не поняли, что надо записывать все, что профессор в это время спрашивает и что больной отвечает – а он именно так наглядно собирал анамнез и показывал нам реальную клиническую картину болезни! Потом уже, будучи врачом, я был у Бориса Алексеевича на лекциях и понял, насколько это интересно и важно для врача – такая подача материала!

Меня он выделил позднее. Было это вот как.

Когда я оканчивал последний курс, появился список студентов, которые могут остаться у Бориса Алексеевича в клинике. Я, к слову сказать, учился хорошо, у меня до красного диплома не хватало каких-то двух пятерок, и мне даже предлагали пересдать эти дисциплины, но я отказался: зачем мне красный диплом? И вот я обнаружил себя в этом списке!

Дальше вдруг объявляют: появилось место в клиническую ординатуру по хирургии! И мне предложили. Я, конечно, с радостью согласился, как вдруг выясняется, что есть еще один претендент с нашего потока, причем этот претендент – ленинский стипендиат, то есть круглый отличник. Точнее, отличница. И я… получил от ворот поворот! Но у меня все так – через тернии к звездам!

Тогда я пошел в интернатуру по хирургии. Но мне опять не повезло. Дело в том, что я летом поехал в Болгарию и каким-то образом умудрился на тамошних песчаных пляжах не просто поцарапать ногу, а еще и подхватить золотистый стафилококк. На ноге случилось гнойное воспаление, от которого я страдал потом почти год. А что такое гнойное воспаление для хирурга? Это значит, вход в операционную мне закрыт! И для меня, для будущего врача, это стало приговором.

Но Борис Алексеевич был в курсе и сказал: «Нечего тут лентяйничать, давайте его в рентгеновский кабинет, пусть осваивает рентгенологию!»

Надо сказать, когда я заканчивал учебу, я для себя принял такое решение: кем угодно, только не рентгенологом, потому что вредно, не кардиологом, потому что я, ей-богу, плохо понял курс кардиологии, и только не больница номер пять – как-то не глянулся мне там коллектив.

И все у меня выпало по итогу! И больница номер пять, и рентгенология, и кардиология! Такая вот череда случайностей… или закономерностей.

В то время каждый хирург обязательно должен был знать рентгенологию. Было такое правило. Дежурит хирург, привозят больного, и нужно его посмотреть в рентген-кабинете, сделать снимок, прочитать его. Рентгенолога на дежурстве нет, поэтому если хирург не посмотрит больного, он виноват.

То есть он обязан был уметь грамотно посмотреть и прочитать снимки. И я, понимая это, решил согласиться на работу в рентген-кабинете. Освоить все «через не хочу».

Сначала рентгенология мне показалась скучной. А потом я увлекся, я вообще увлекающийся человек. Помогла мне в этом врач-рентгенолог Кира Ивановна Ларина, которую я тоже считаю своим учителем. Она буквально «заразила» меня своей влюбленностью в дело.

И мне очень понравилась легочная патология. А поскольку я любил работать руками, я решил освоить метод бронхографии, то есть контрастирования бронхов.

Чтобы сделать это исследование, нужно заанестезировать носоглотку специальным шприцом, через нос провести катетер, увезти больного в рентген-кабинет, направить катетер, куда нужно. Я быстро освоил эту технику, да так хорошо, что совсем скоро мне, молодому интерну, стали доверять самостоятельно делать снимки, и у меня получались очень хорошие работы.

Так начались мои первые подступы к рентгенохирургии.

Наконец гнойники мои зажили, и я снова мог ходить на дежурства, на операции, ассистировать Борису Алексеевичу. И, видимо, тут он все для себя решил, правда, никому ничего не сказал.

У Бориса Алексеевича всегда была жажда знаний. У него даже работала переводчица, которая делала ему переводы из профильных иностранных научных журналов. Не каждый профессор может этим похвастать.

У Бориса Алексеевича всегда была жажда знаний. У него даже работала переводчица, которая делала ему переводы из профильных иностранных научных журналов.

И вот на одной утренней конференции он заявил, что нам необходимо развивать так называемое «направление Петросяна». Что за направление? Никто ничего слыхом не слыхивал про такое. Оказалось, речь идет о профессоре Петросяне из московского института Бакулева, который стал первым человеком в нашей стране, внедрившим в практику методы рентгенохирургического зондирования сердца.

И вот именно к нему Борис Алексеевич решил меня отправить.

Ангиографическое оборудование к тому моменту уже появилось в пятой больнице, но узкого специалиста для работы на нем не было. Помню, как я впервые попал в кабинет, где проводилось кардиографическое исследование.

Борис Алексеевич поймал меня в больничном коридоре, завел в предоперационную «секретного» кабинета, и я через большое стекло увидел обилие аппаратуры и склонившихся над пациентом двух хирургов. Рядом суетилась сестра, все было похоже на настоящую операцию, но разреза я не видел. Зато увидел вставленный через ногу катетер, а на экране специального телемонитора – сердце, в которое этот катетер входил, по нему бежало контрастное вещество…

Я стоял, открыв рот, и даже не заметил, что Борис Алексеевич ушел. А когда он вернулся, все, что я мог вымолвить: «Фантастика!»

– Понравилось? – спросил меня Борис Алексеевич.

– Еще как!

– Хочешь?

– Хочу, это очень интересно!

И меня отправили на учебу в Москву, где у профессора Юрия Петросяна я за пять лет освоил все новейшие методики и защитил диссертацию.

Борис Алексеевич Королев, с которым мы потом долго работали, до самых последних дней – а прожил он до ста лет – сохранил в себе эту жажду новых знаний, благодаря которой я обрел именно эту специализацию – кардиорентгенохирурга.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.