Суер-Выер и много чего ещё

Ну, мы не стали чиниться и дружно послали пару сановников и с десяток руководителей другого ранга.

Островитяне охотно потеснились, и наши посланцы дружно выстроились в их рядах.

Надо сказать, что они тут же стали демократичны, жали другим посланным руки и всячески братались.

– С посланными нам всё ясно, – сказал капитан, – но интересует ещё и судьба пославших. Неужели для них особый остров?

– Что вы, что вы, капитан. Пославшие тоже тут, среди нас. Ведь любой посланный тут же пославшего посылает. Так что у нас большое равенство. Настоящая демократия, сэр!

– Ах, – сказал Суер, – надо отплывать, но всё-таки напоследок я очень хочу послать на… такого-то товарища, вроде господина… Разрешите, братцы!

Мы дружно разрешили, и капитан послал.

Я крепился-крепился, а потом последовал примеру нашего великого капитана: взял да и послал одного там на… Послал, но тут же пожалел, такой уж у меня характер. Но отозвать посланного обратно, как вы сами понимаете, было уже невозможно.

Глава XL

Остров Лёши Мезинова

– …и прочая суета, – сказал Суер, погружая уголь своего тела в топку вместительного кресла.

Тулумбасы гудели…

Они гудели всю ночь, и под утро Суер выкинул шлак своего тела из сытого чрева топки вместительного кресла и сказал:

– Не чувствую морального права. Не чувствую!

– Да ладно, бросьте, кэп, – заныл Кацман. – Мало ли островов, на которых мы не побывали? Плюнем и на этот.

– Проплыть мимо острова Лёши Мезинова – это кощунство, – шептал капитан. – Старпом! Сушите шлюпки!

– Всё высушено, сэр, – безмолвно ответствовал Пахомыч. – Не надо ли чего обрасопить?

– Не надо, – отвечал капитан, – Лёша сам обрасопит кого захочет.

Остров Лёши Мезинова формою своей напоминал двуспальную кровать с пододеяльником. Но это сбоку, а сверху – станцию Кучино.

На берегу топтались два человека, которые и били в тулумбасы. Один из них, кроме тулумбасов, держал на груди атлетическую штангу. Это и был сам Лёша Мезинов. Рядом с ним в майорском мундире махал тулумбасом его брат Бес.

На остров мы поплыли вдвоём с капитаном.

– Я Лёшу боюсь, – сказал лоцман.

– Весьма они строгие, – соглашался старпом.

Но Лёша не был никаким строгим. Он бросил штангу в океан, крепко обнял нас с капитаном и только шепнул мне на ухо:

– Бесу много не наливай.

И я много не налил, но Бес скоро пал на песок и заснул богатырским майорским сном в отставке.

Суер же Выер между тем с Лёшею смотрели друг на друга, узнавая и не узнавая.

– Суер! Ты ли? – толкал его Лёша в грудь кулаком.

– Да, Меша, это я, – шептал капитан, вспоминая старую кличку островитянина.

– А помнишь каннибала по имени Ганнибал?

– Как забыть, Меша, – отвечал капитан, – он мне ведь яйца чуть не отгрыз, и если б я не растворился тогда в лазури…

– А ты здорово растворился в лазури, – говорил Лёша. – Это редко кто умеет – в лазури растворяться.

– Но и вы мне здорово помогли раствориться, – смеялся Суер. – Жалко, что тебя нету в нашем новом плаванье.

– Да ничего, вы с Дяем доплывёте до конца, – говорил Лёша, вспоминая мою старейшую кличку. – Конечно, я не знал, что вы попадёте на остров голых женщин, а то бы поплыл вместе с вами.

– Ради тебя мы снова готовы вернуться! – уверял Суер. – Правда, Дяй?

– Сэр, – отвечал я, – конечно вернемся. Возможно, Лёша растолкует нам смысл младенца по имени Ю.

– Этот смысл вам откроется, – успокаивал Лёша, – а ради меня на остров голых женщин возвращаться не стоит, я всё-таки не боцман Чугайло. Давайте лучше сядем на берегу и вспомним былое.

И мы сели и стали вспоминать.

Мы вспоминали о том нашем первом плаванье, в которое мы когда-то пустились втроём: Лёша, Суер и я. С нами были тогда ещё эфиоп Яшка, главный махалоопахальщик, Дик Зелёная Кофта и Билл Рваный Жиллет. На фрегате «Корапь» мы открыли остров каннибалов да и один завалященький островок с кладом. Вспомнился и текст записки, запечатанной во флаконе Мумма:

Каменище найдите,Сто раз поверните,Под камнем сим черпайАсьгнации, Чепай.

Надо отметить, что автор записки имел в виду не героя гражданской войны В. И. Чапаева, а английского кладоискателя Тчепая.

– А помните Аллевопээгу? – спросил Лёша.

– Песнь джунглей свела меня тогда с ума, – невольно вздрогнул капитан.

– Я и сейчас дрожу, – признался Лёша. – Давайте же подрожим вместе и споём эту заунывную песнь. Ностальгически.

И мы запели песнь в честь Аллевопээги – вечного странника.

ООуэ, балява!Звери выходят из нор.Вечному страннику слава,Вечносидящим позор.ООуэ, рассоха!Росомаха приносит жуть.До последней миазмы вздохаРуку отдам ножу.ООуэ, синега!Встаёт над горами страх!Век тебе, о Аллевопээга!Бегать на тощих ногах.ООуэ, как мудры!Дети законов тьмы.Люди приходят утром.Ночью приходим мы.

Так мы пели и дрожали, как вдруг с океана донёсся пронзительный клич.

– Что это? – вздрогнул Суер.

– Не знаю, – шептал я.

Вихляющее каноэ приближалось к острову. Одинокая фигура правила парус.

– Неужели? – сказал Лёша. – Неужели она с вами?

Да, это была мадам Френкель.

– Идиоты, – обругала она нас с капитаном, – поплыли к Лёше, а меня не взяли. Пришлось раскутываться самой.

– Мадам! – кричал и плакал Лёша Мезинов. – Как вы странны!

– А помнишь, как мы плавали вместе? – всхлипывала мадам. – Я за всё плаванье ни разу не раскуталась, а вот эти волки, – кивнула она на нас с капитаном, – совсем обо мне забыли. Кутаюсь так, что мачты дрожат, а эти ноль внимания.

– Мадам! – приглашал Лёша. – Закутайтесь в одеяло и ложитесь вот здесь рядышком на песок.

– Нечего ей здесь особо кутаться, – строго сказал Суер. – Ты уж, Лёша, прости, но мы должны продолжить плаванье. Ты сам решил остаться на этом острове, и мы завели новый фрегат. В шлюпку! А то мы здесь растаем от ностальгии.

Что поделать? Пришлось нам с мадам прыгать в шлюпку, обнимая на прощанье старого друга.

– Одного не понимаю, – говорил мне капитан, – почему всё-таки в том первом плаваньи тебя называли Дяй.

– Извините, сэр, это усечённое.

– Что – усечённое?

– Слово, сэр.

– Что ещё за слово, которое усекается таким странным образом? «Лентяй»?

– Извините, сэр, тогда бы было – Тяй.

– Да ну, – сказала мадам Френкель, – скорей всего, что-нибудь гадкое, ну вроде «негодяй».

– Дяй – гордое имя, – пришлось пояснить мне. – С нами тогда плавал некий кок Евгений Немченко. Он-то и усек искомое слово. Дяй – великое усекновение прекрасного русского слова «разгильдяй»[4]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Падение культуры пристального чтения в конце XX века принудило автора не только к сдваиванию и к страиванию, но даже, как видим, и к сошестерению некоторых глав.

2

Кстати, открытие острова Валерьян Борисычей мы посвятили славному русскому энтомологу и источниковеду Овчинникову Ивану.

3

Этот остров посвящается моему великому другу Владимиру Лемпорту.

4

Главу, посвящённую Лёше Мезинову, я посвящаю Розе Харитоновой.