Яблоко транзита

Ответа не последовало, хотя и звуки шумно сглотнутой слюны сверхчувствительная мембрана уловила – адмиральский ум, взлохмаченный высочайшим звонком, принял приглашение в Екатерининский зал за эвфемизм мазать свой лоб зеленкой… Все же вскоре безотчетно выдавил из себя:

– Да-да…

– Почему не вижу отчета службы? Задача-то из приоритетных,– сменив тональность, строго спросил президент.

– Отчет в пути, – скороговоркой выдал глава военной разведки, спихнув бремя шока. Между теми беспардонно соврал, не имея малейшего представления, о чем речь. Но не суть, главное – заступил на должность.

Президент ухмыльнулся, проделав привычный для него иезуитский трюк – вбросить вводную, не обозначив ее содержания; чем дольше он безраздельно царствовал, тем чаще питался фастфудом холуйства и унижений чиновников высшего звена. Когда же жертва нагло врала, отводя угрозу, нередко мнимую, то с одержимостью садиста выжимал последние соки ее достоинства.

– Так отчет, о чем? – поинтересовался сама невозмутимость президент.

– Об этом, как его?.. – точно хронический троечник проблеял морской волк в адмиральских погонах.

– Ясно, старая песня. Домашнее задание – не для вас, для того парня… – продолжал ломать комедию президент.

– Мы всё по уставу, как отче наш… – надулся бравый адмирал, учуявший подвох.

– Не дождешься! – картинно сокрушался ВВП. – Мода такая – выставлять президента толмачом. И швей, и жнец, и на дуде игрец – ловко устроились… – пресытившись любимым хобби – троллингом, президент взглянул на часы и бесстрастно справился: – Так как ваш Алекс Куршин? Вернулся восвояси?

Глаза и уши армии вопрос расслышал отчетливо, но еще больше сконфузился: кто такой Куршин со смешным позывным Алекс, он не знал, причем категорически, ибо память его не подводила. Но будто мобилизовавшись, обратился к смысловой отмычке – вопросу на вопрос:

– Какой Алекс имеется в виду?

– Видать, всю ночь зажигал, коль без понятия, что под носом творится. Я, по-моему, глава государства, а не приевшаяся жена, которой можно впаривать без разбора… – предупредил о неполном служебном соответствии президент.

– Простите, ничего такого, просто… – осекся Костюков, хотевший было упрекнуть ВВП в предвзятости: мол, какого лешего мне помнить личный состав агентов, исчисляемый тысячами. Но благоразумно осекся – вдруг само по себе рассосется.

Тут ВВП, человек феноменальной, в разрез своему посконному происхождению, памяти, вспомнил, что когда годом ранее Куршин вновь объявился в России, режим его содержания требовал экстренного пересмотра. Ведь обоз убийственного для президента компромата, который Куршин неким образом, хоть и без всякого умысла приращивал, простирался уже за горизонт.

Для начала напрашивалась смена куратора, ибо тандем опекунов «Нарышкин-Бондарев», намекавший президенту, что одержимость Куршиным, как минимум, непатриотично, был сродни мутирующему вирусу, который рано или поздно угробит трон. Потому шефство над Куршиным оказалось в зоне компетенции ГРУ, которое разыграло перед прежними кураторами искусный спектакль: будто Алекс Куршин, «перепрев» от монаршего подряда, рванул в Украину, к отчим камням.

Для легализации события исхитрились внести в тамошнюю базу данных запись о пересечении Куршиным границы и даже вмонтировали в видеоархив пропускного пункта «Гоптовка-Нехотеевка» эпизоды его выезда из России и въезда в Украину.

Между тем в момент перепланировки задачи адмирал был в отпуске, собирая ежевику на Алтае, и монарху ничего не оставалось, как, плюнув на перекос субординации, вверить мониторинг Куршина заму Костюкова – генерал-майору Сафронову и даже поработать техперсоналом – передать последнему досье конфидента, прежде изъяв его у СВР.

Таким образом, никаких заданий по Куршину глава ГРУ не получал, более того, мог в условиях хронического аврала службы его не знать. Более того, Сафронов, вполне вероятно, даже не ввел шефа в курс дела, подписав максимальной секретности обязательство о неразглашении проекта «Алекс Куршин». И не кому-нибудь, а Самому. Так что, получалось, упрекать генерала было не чем…

– Вот что, Игорь Олегович, – объяв предысторию события, стал сворачивать разговор президент, как и в прологе, на свой извращенной психики лад: – вижу, каши с вами не сваришь, левая рука не знает, что делает правая. В службе полный бардак. Хоть самому засучивай рукава. Ладно, дам подсказку: Алекс Куршин, командированный ГРУ в Египет, – его курирует Сафронов. Надаюсь, вдвоем у вас выйдет отчитаться. Через два часа мне на стол доклад, – нечто бессвязно промямлив, ВВП закрыл линию, не простившись. Впрочем, он и не здоровался.

ВВП витал между фрагментами черновика Великого натиска на запад – источник давнишних вожделений, и невнятицей телефонного упражнения по проверке чиновничьей воли на вшивость, испытывая неясной причины дискомфорт и озадачился: собственно, почему пристал к его смысловому берегу Куршин, когда у всех помыслов украинский контекст, заполонивший повестку? Дело всей жизни, его завещание потомкам, набранное червонным золотом, и проходной консультант, пусть он эталон изворотливости бок о бок с апостолом Удачи – как вяжутся? С чего бы это?..

А с того, сообразил, наконец, президент, что интервенция в Украину столь многотрудное, из одних знаков вопроса предприятие, что не обойтись без закулисных маневров и даровитых переговорщиков – таких, как Куршин, который, скорее всего, внес важную лепту в остановку Хамасом обстрелов Израиля в рамках объявленного вчера перемирия и, как следствие, становление перспективной для России расстановке сил в регионе. Стало быть, довольно ему по европам галлопом, пусть перебазируют обратно, чтобы был под рукой. Стоп! По-моему он из Украины… Лажа, может заартачиться… А службы для чего? Проедать бюджеты, подворовывая? Задницу пусть рвут!

Отчет ГРУ об итогах миротворческой миссии Куршина – вразрез высочайшему поручению – в Кремль до конца рабочего дня так и не поступил, впрочем, без всяких последствий для службы. Тему зажевал визит Бортникова, который улаживал с ВВП кандидатуры казнокрадов и мздоимцев, кандидатов на арест, негласное расследование дел которых на финишной прямой, накануне выдвижения обвинений.

Глава ФСБ долго и нудно зачитывал установочные данные фигурантов, дабы, не дай бог, не репрессировать блатных, негласно приближенных к трону или знакомцев президента по Питеру и советской сигуранце. Таковые обнаружились, точнее, по ряду «околпаченных» президент галочкой не расщедрился, резолюцию отложив, что означало: у этих – иммунитет. Чуть позже Бортникова посетило: оказывается, и спецслужба, оснащенная лучшими кадрами и техникой, может чего-то не знать. Поскольку «помилование» даровалось сразу семи топчиновникам, то толстым намеком замигало: ФСБ, будто опорно-двигательный аппарат режима, но, получается, нос по ветру не держит. Как бы самому в этот или схожий список угодить…

Следующий день захватила новая текучка, так что когда рапорт ГРУ по Куршину был президенту к вечеру явлен, то был им поначалу принят за разведданные о военной группировке Египта на Синае, по неразберихе Генштабом не в тот почтовый ящик вложенные. Но, вчитавшись, ВВП увидел отклик на свой запрос, как и причину задержки рапорта, в сухом остатке информативного (конфуз навлек президентский пунктик читать отчеты и донесения с второго-третьего абзаца). Текст захватил ВВП настолько, что он его прочитал еще раз, на сей раз без купюр:

«О миссии А. Куршина в Каир сообщаем следующее. Несмотря на особые усилия по склонению Самеха Шукри, главы МИД Египта, предпринятые нами в содружестве МИД РФ создать платформу прямых переговоров между спецпосланником РФ и руководством Хамаса успеха они не имели. Склонить первого к нашей формуле миротворчества не удалось. В результате наша каирская резидентура запросила у администрации Газы любую приемлемую для обеих сторон площадку в обход несостоявшегося посредничества Каира.

Администрация Газы, однако, ничего не нашла лучшего, как предложить встречу на территории Синайского полуострова, в египетской юрисдикции, но своего присутствия не заявляя. Безальтернативность ситуация вынудила нас с предложением согласиться. Решение потребовало немалых усилий логистики по реализации плана, как то задействование нашей агентуры в ВС Египта по обеспечению коридора для спецпосланника к искомой цели, что едва удалось.

Встреча предполагалась на синайском отрезке неизвестного египтянам туннеля, то есть в самом его начале. Поначалу все шло штатно. В оговоренной точке спецпосланника и его сопровождающих представитель Хамаса встретил, после чего последовал спуск в туннель. На поверхности оставался наш агент, египтянин, доставивший делегацию к месту назначения, и который должен был спустя три-четыре часа спецпосланника с сотрудником безопасности доставить обратно в Каир.

Однако в означенное время делегация не вернулась, кроме того, зайдя в туннель, сопровождающий не сделал контрольного звонка, который подтверждал бы штатный режим миссии.

Спецпосланник и его эскорт, оказалось, были почти сразу задержаны и препровождены на территорию Газы с мешками на головах. Как пояснил наш сотрудник, спустя сутки освобожденный и возвращенный в Египет, причина задержания – подозрения в работе на «Моссад», который под русским флагом якобы нацелился – посредством спецпосланника, гражданина Израиля, – совершить покушение на главу Хамаса.

Тем не менее в 17.30 того же дня (18.05.2021 г.), Хамас связался с нашим резидентом, сообщив, что переговоры начаты и оба наших человека целы и невредимы. Важно заметить: на все его обращения выяснить, что произошло, Газа полдня дня отмалчивалась.

Утром следующего дня (19.05.2021 г.) Хамас информируем резидента об отправке спецпосланника в точку исхода, приблизительное время прибытия 12.00. Двумя часами ранее этим же маршрутом был переправлен сотрудник отдела безопасности посольства. Почему отправка была раздельной, выяснить не удалось.

К условленному часу спецпосланник не появился. Прождав его два часа, агент отправился в Каир. На обращения резидента Хамас отвечать перестал, молчит уже двое суток.

Тем временем, на следующий день, объявив об одностороннем прекращении огня, Хамас заключает перемирие с Израилем. При этом наш источник, приближенный к политбюро Хамаса, сообщает, что по ряду косвенных и прямых признаков между этим событием и миссией миротворца – прямая связь. Однако, кто он – имя, кем командирован – источник не знает. С его слов, тайна за семью печатями. При этом источник утверждает, что миротворец жив и начиная с 19.05.2021 г. содержится под охраной на одном из секретных объектов Газы. Источнику известен лишь факт изоляции иностранца, который, на его взгляд, и есть миротворец, поскольку с началом военных действий никто, помимо последнего, на территорию автономии не въезжал. Место нахождения миротворца, полагает источник, завтра-послезавтра выяснится, поскольку еду арестанту доставляет двоюродный брат источника, владелец кафе. Тем самым, можно предположить, что у фигуранта особый привилегированный статус. Еще, выяснил сегодня источник, интересант задержания миротворца – за пределами Газы, и это не официальная структура, а частное лицо

Мы убеждены, что проблема А. Куршина в ближайшие дни будет так или иначе решена. Замначальника ГРУ генерал-майор И.А. Сафронов».

ВВП в несвойственной ему манере резко выхватил ручку из пенала, дабы выдать резолюцию, но передумал. Подперев кулаком подбородок, задумался. Сквозила при этом не работа ума, а электрика злости, грозы. Кто тому провокатор, выстраивалось само собой. Вскоре, однако, президент обрел приличествую должности основательность и, склонившись над рапортом, на одном дыхании вывел резолюцию:

«Хотя вслед событию кое-что проделано, вся операция – однозначный провал. Почему пошли у Хамаса на поводу, дав добро на переговоры в туннеле Хамаса? Не понимали, кто они такие? Теперь латаем марлей дыры, не предлагая ничего внятного? Как спецпосланника освобождать, представляете? Так вот, известите руководство Газы о безоговорочной передаче миротворца египетской резидентуре, пригрозив немедленным отъездом наших военных инструкторов и консервацией поставленной им техники. На раскачку им – два дня, не более. Если это не сработает, даю добро на силовой вариант. Отчитайтесь через трое суток. Президент Российской Федерации». Подпись.

Глава 9

Сектор Газа, 26 мая 2021 г. 2.30

Неделя бессонницы и муторных рефлексий, перемежаемых экскурсами в телекартинку и маранием бумаги – конвульсии несварения неизвестности и как-то себя занять. И никакого самолюбования заложенным в вечность кубиком, о благосклонности которой к себе и не помышлял. Триумф маленького человека, по небрежению истории-гуляки в разы укрупнившего свой масштаб. Пусть одномоментно, зато в краю – пасынке Всевышнего – вновь воцарились почтальон и молочник, отодвинувшие канонира на второй план. Пусть ненадолго, до очередного межобщинного хамсина.

Однако катапультировав героя на пятачок славы, Творец тотчас выставил тому отложенный штраф за промахи в его мудреном «диалоге» с прошлым. Не успел герой и воспарить, как столь же стремительно был приземлен на территорию беды и ущемлений – в очередную в Одиссее клетку с круглосуточной вахтой. Единственно, что подслащивало пилюлю неволи – с питанием на убой и в сорока километрах от дома, исчезни вдруг вековая вражда, колючка, КПП и блокпосты…

Алекс лежал на скрипучей, третьей молодости кровати, закинув руки за голову и буравя взором бетонный некрашеный, как и все помещение потолок. Обиталище – классическое бомбоубежище жилого дома, квадратов двадцать пять-тридцать с воздуховодом. Но что там наверху Алекс не знал – доставили сюда с мешком на голове, впрочем, как и при «новосельи»18 мая, в день знакомства с Газой.

Шок вероломного, за гранью логики ареста на полпути между Газой и Синаем не отпускает. Не рассеяли его и знаки внимания к арестанту, будто несовместимые с суровыми порядками автономии: приязненность охраны, кабельное телевидение, проведенное в первый же день, привилегированные условия столования, раздобытые по первому требованию лекарства, тетрадь для записей.

Фермент депрессии – загадка, кто инициатор его драмы, столь кардинально переигравший комбинацию. Ведь кроме Кремля, в числе задач которого – спрятать концы сверхсекретной миссии, интересантов не замечалось. Но это в терминах разумной, общепринятой логики, в измерениях же экстрима (практика спецслужб, криминал, пр.), Алекс понимал, она иная.

Между тем вероломный трюк Кремля едва втискивался в доступные ему критерии анализа. Стопроцентная герметизация секретных поставок Москвы Газе и миссии, сопутствующей ей, достигались одним – физическим устранением переговорщика. Следовательно, его более чем сносная консервация не стыковалась с гипотезой. Не верил Алекс и в злокозненность руководства автономии, решивших поквитаться с заносчивым эмиссаром с присущими Востоку коварством и витиеватостью.

Из чего следовало: заказчик акции – извне сложившейся парадигмы. То есть производное неизвестных прежнему раскладу обстоятельств. Абзац…

Нежданно-негаданно Алекса потянуло ко сну, да так, что столпотворение и дум, словно в пылесос потянуло, в той глиссаде на мгновение проявились пластиковые мешки трупов, чей ряд не умещался в диапазон обзора. Воплотился спуск не в многоточие ночи, а в обрыв сущего.

Жжение вены левой руки – все, что Алекс внимал, сподобившись в недвижимый куль плоти и чувств. Однако со временем тот очажок пустил всходы, оживив конечности и зрение.

Ощущения качки гамака, лучи фонарей, прыгающие по фронту, по бокам – натужное сопение, едкий пот. И речь, будто до боли знакомая, но не усваиваемая.

Мало-помалу прыгающая среда встроилась в картинку, набиравшую резкость. Наконец, вернулось «я».

Он – на носилках, которые тащат четыре жилистых парня, переговаривающиеся на иврите с вкраплениями русского и прочего мата. Их русский – нечистый, смахивает на фонетику сына, прибывшего в Израиль в шесть лет.

Марш трусцой – в туннеле, похоже, не том, злополучном, каким в Газу прибыл и с полпути был возвращен – наспех закрепленная электропроводка со светильниками, кабели связи не замечаются.

Коль так, то в какую из студий преисподней туннель ведет? Неоригинально, сплошные повторы. Пора бы демиургам, конфликтующим за ширмой, взять перерыв, а лучше – раскурить трубку мира.

Ишь куда хватил, размечтался. Центр земного – именно ад, здание рода человеческого, возводимое миллиардами эгоизмов, не столько жаждущими благ сосуществования, сколько схватка за солнечную сторону.

– Оклемался, – бросил на иврите оглянувшийся голубоокий экспедитор слева без малейшей семитской примеси.

– Слава богу! Тащить такую тушу зазря – босса бы проклял, – обнажил некое организационное начало фронтмен справа, даже не оглянувшись.

– Пацаны, хватить тереть, расходуя без толку силы! И так пыхтите! – отчитал передовую условный сержант, судя по начальственной нотке упрека.

– Э-э… Хоть знаете, куда меня тащите, но главное – что при интоксикации усыпляющим газом делать? – вклинился в гужевой форум пассажир носилок по-русски. Злобно добавил: – Как в «Норд-Осте», не улыбается…

Сержант с напарником обменялись взглядами, фронтмены же недоуменно оглянулись. В русле инерции марша трусцой четверка покрыла еще метров десять и, будто не сговариваясь, остановилась в растерянности. В глазах экипажа пропечатался немой вопрос, адресовавшийся командиру. Как казалось, требовавший не перевода сентенции пассажира, а ответа: собственно, пассажир о чем? Было ясно, что молодцы, не старше двадцати пяти, хоть и все как на подбор славяне, о криворуком спасении заложников девятнадцатилетней давности в театре на Дубровке, повлекшем множество смертей из-за усыпляющего газа, не слышали. Похоже, не ведомо это было и «сержанту», по крайней мере, так прочитывалась его экспрессивная жестикуляция «Объект не в себе. Какая разница?». Клич «Яалла!» («Вперед» – арабское слово, прочно вошедшее в иврит) возобновил движение подземного амбуланса.

Обрести точку опоры на земле не получалось – Алекса шатало в ногах и чувствах. Недолго думая, квартет вновь употребил носилки. Алекс между тем повалился не на спину, а, опираясь то на один локоть, то на другой, снимал рекогносцировку местности.

Строения, напоминавшие инфраструктуру кибуца, его несколько успокоили, но отпустило лишь, когда в лунном свете проявился желтый номер микроавтобуса, припрятанного в небольшой лесопосадке в трехстах метрах от терминала туннеля.

Слава богу, не Египет! И здравствуй, Израиль, хоть и не родные камни, но столь желанная сей момент сторона! Единственный квадрат на земном шаре, где ты не прокатный заложник, а держатель базовых прав, пусть одно из них – право на справедливый суд, хоть и уголовный. Сколько меня не было? Года два, больше? Скорей бы домой, разберусь…

Правда, хлопцы эти мутноваты. Хоть и израильтяне десантной закваски, но силы поддержки, спутник любой силовой акции, где? Да и в спецслужбы не евреев не берут… Впрочем, не мираж ли всё это – от усыпляющего газа, сместившего систему координат?

Контуры торгового центра на перекрестке «Яд Мордехай», хоженого-перехоженного, рассеяли морок сомнений – Алекс взмыл руку со сжатым кулаком вверх, то ли возвещая свое избавление, то ли салютуя отчему дому в каких-то сорока километрах отсюда. Двое парней, делившие с Алексом заднее сиденье, застыли на мгновение, после чего, не сговариваясь, придвинулись к нему вплотную. «Сержант», в следующем ряду сидевший и учуявший активность, резко повернулся. Вздев подбородок, обозначил к вахте вопрос. Ближний к нему конвоир пожал плечами, что «сержанта» не удовлетворило. Забросив руку на спинку, стал всматриваться в объект их дерзновенной, по силам лишь патентованным сорвиголовам операции.

Тут Алекс буднично, сама естественность, подал голос, на сей раз на практикуемом квартетом иврите, вспомнив, что его израильскую связку ключей изъяла команда опорного пункта СВР в Потсдаме:

– Маленькое уточнение: прежде чем ко мне, заедем на минуту к сыну. Спит, правда… – Алекс осекся.

По вытянутым лицам соседей, Алекс понял, что озвученное им не столько неуместно, сколько нежданное для них открытие, но в чем суть дела, он не понимал. Впрочем, озадачиться не успел, точнее, тот мелкий казус вдруг разукрупнился в реальную, неясных контуров проблему. Ведь, едва зажегся зеленый, микроавтобус рванул вправо – в иную, не ведущую ни к его дому, ни к Тель-Авиву сторону (при всех отклонениях от нормы Алекс находил свой эскорт лазутчиками «Моссада»; как последний о его местоположении узнал, в трещавшей от газа и антидота башке даже не обозначилось).

Алекс хотел было возмутиться, но передумал – на растерях или недорослей-угонщиков автомобилей сбитая дисциплиной, крепко знающая свое дело команда не тянула. Да и развернуться можно было лишь на следующем перекрестке, через три-четыре километра.

Без всяких подсказок пассажира ближайший перекресток стал точкой маневра – водитель включил сигнал поворота. Алекс даже чуть подался вперед в предвкушении желанного маршрута, казалось ему, профуканного водителем по невнимательности. И… часто замигал, когда вместо разворота микроавтобус взял влево, въехав в Сдерот – хорошо ему знакомый депрессивный город, населенный преимущественно экономически слабыми слоями населения. Затрещала сковородка подозрений, ведь в низкой этажности, весь как на ладони городе израильские спецслужбы своих представительств иметь не могли.

Вот те на! Уж где-где, а быть похищенным неформалами в родном, полузакрытом Израиле он не ожидал. Пусть в немалой степени оправданно – был во власти феерии химреактивов и удали в духе компьютерных игр.

Его накрыла странная комбинация чувств – апатии, клинически предсказуемой, и веры в свою звезду, по обыкновению, к нему благосклонную, но в последние два года буквально стелившую ему переправы в топи амбиций сильных мира сего, куда его самоволием случая и винных паров занесло.

Не всколыхнуло Алекса и здание виллы, куда был доставлен, лет пятнадцать назад предлагавшейся ему за бесценок, но не нашедшей у его бизнес-интересов отклика; в Сдероте, «полигоне» для ракетных пристрелок из сектора Газы с рухнувшими ценами на недвижимость, риски перевешивали навар халявы.

Любопытно, закрой я тогда сделку, куда бы вывела сегодня кривая, да и не закольцевалась бы по-бюргерски судьба, ныне криво улыбнувшаяся, подумал он, минуя парадный вход вместе с «сержантом» и еще одним бойцом. В зале без приглашения уселся, надо полагать, найдя его конечной точкой их общего, вне земной гравитации маршрута.

Непринужденность «этапируемого» старшого смутила – он бросил на Алекса любопытный взгляд. Кивнул бойцу на гостя и, картинно оглянувшись, потопал к лестнице, которая, судя по языку его тела, исполненного важной целью, вела в условную каюту капитана. Вскоре донесся аккуратный стук костяшками пальцев в дверь.

Алекс непринужденно закинул ногу за ногу, передавая неброский суверенитет значимого человека, олицетворяющего некое «мы»; кантовать такого – хлопот не оберешься, неведомо, откуда прилетит. И являл собой любопытную натуру, скорее всего, для панорамного библейского сюжета, надо понимать, наших дней.

Важничал он меж тем недолго – из ВИП-образа его извлек «сержант», кликнувший его со второго этажа, по-русски:

– Дядя, поднимайся, тебя ждут

В пику своему недавнему лику Алекс живо встал на ноги. Проигнорировав русский, бывшим механическим переводом ивритской лексики, откликнулся на государственном языке:

– Спать? Белье хоть есть? У тех, в Газе, только подушка… – и засеменил к лестнице.

После недельной бессонницы забыться не вышло – закулиса напомнила о себе очередным звеньевым, вызывающим духи обязательств, взаиморасчетов. В небольшом, но со вкусом обставленном кабинете Алекса встретил мужчина в районе шестидесяти, отвечавший основным признакам координатора невидимого фронта: непринужденная смена обличий, обращенный в себя взгляд, но главное – манера слушать вполуха, выводящая собеседника из равновесия.

Сколько бы Алекс ни был дезориентирован похищением, флага не приоткрывшим, кто за боевиками стоит – к моменту встречи с их патроном – он, по большей мере, представлял. Хватило нескольких минут покоя в зале, чтобы заработала дедукция: коммандос с беглым ивритом славянских корней – никто иные, как шпионское подполье, руководимое темниками из Москвы. Коль скоро инициатор его успешной миротворческой миссии Москва, то вполне предсказуема операция по его освобождению. Чего в тумане «химиотерапии» не получалось Алексу связать, так это, коим образом российские спецслужбы РФ пустили корни в полузакрытом, просвечиваемом национальной контрразведкой Израиле. Но, едва обозначились контуры события, как бритва Оккама прополола кратчайший путь к истине. Обзаведясь столь универсальной ассистенткой, Алекс уверенно шагнул в свою материнскую среду – тестирование терра-инкогнита на вшивость.