Птица обрела крылья

– Кто такой Ричард, мисс Вивиан? – осведомилась Джейн. Она подошла к камину, взяла кочергу и помешала все еще тлеющие угли. – Добавить ли мне дров?

– Кто такой Ричард? – задумчиво повторила Вивиан и прикусила губу, раздумывая о том, рассказать ли о Ричарде Джейн.

– Да, кто он такой? – вновь спросила горничная, оборачиваясь к подруге. Ей было очень любопытно узнать об этом таинственном человеке.

– Надеюсь, скоро я сама вас познакомлю, – вместо ответа, сказала Вивиан. – Но слушай дальше: «Я знаю, что Джереми не владеет и, возможно, никогда не завладеет твоим сердцем, но я знаю его душу и уверяю: он будет тебе хорошим супругом, надежным мужчиной и добрым отцом ваших будущих детей…» – Она запнулась и поморщилась, как от физической боли.

«Ах, мой наивный кузен! Не думаю, что ты так уж хорошо знаком с тем, кого называешь лучшим другом! Ты уверен, что знаешь его душу, и что она прекрасна, но как ты ошибаешься! И как ошиблась я сама, когда решила, что у меня получиться держать его под своим каблуком! – пронеслось в разуме девушки, и желание читать это полное радости письмо у нее пропало. – Нет, нет, не могу читать это! И Джереми тоже не должен видеть эти строки! Узнай он о Ричарде таким способом, он убьет меня… Убьет своей ревностью»

– Добавь–ка в камин дров, Джейн, – тихо сказала Вивиан, скомкав письмо.

– Как скажете, мисс Вивиан, – отозвалась та, однако удивилась тому, как внезапно поменялось настроение ее подруги. Но она не стала задавать лишних вопросов, а просто ловко разожгла в камине огонь.

Когда языки пламени вновь заплясали свой веселый танец, Вивиан подошла к камину и бросила скомканный бумажный шар в его горячее сердце.

– Мисс Вивиан? Что-то случилось? – тихо спросила обеспокоенная Джейн. – Ваш кузен написал вам что-то обидное?

– Нет, Джейн… Он рад за меня. Но мой муж не должен узнать о Ричарде. Он узнает. Потом. Не сегодня. – Вивиан тяжело вздохнула и спрятала лицо в ладонях. – Но нам нужно идти… Джереми ждет меня к завтраку…

– Сначала нам нужно привести вас в порядок! – твердо заявила Джейн. – Обещаю, я одену и причешу вас за полчаса. Вы ведь знаете, что я могу творить чудеса!

– Я знаю, милая, знаю. – Вивиан отняла ладони от лица и, взглянув на свою подругу–горничную, широко улыбнулась.

Как хорошо, что Джейн снова была рядом с ней! К счастью, Джереми не отказал в супруге в просьбе взять в дом эту девушку и даже платить ей в два раза больше того, что платила ей леди Крэнфорд.

– Как поживает твоя матушка? Надеюсь, ей лучше? – спросила Вивиан, когда девушки медленно пошли по коридору, теперь ярко освещенному солнечными лучами.

– Намного лучше! Спасибо за это вам! – сияя, как начищенная монета, ответила Джейн. – А что насчет ваших драгоценностей? Вы уже выкупили их?

– Боже мой, Джейн, как хорошо, что ты напомнила мне об этом! Я абсолютно забыла о них! – прижав ладонь к сердцу, воскликнула Вивиан. – Поеду за ними сегодня же!

Через полчаса, как и обещала верная Джейн, Вивиан была одета в одно из своих красивых утренних платьев, а ее волосы были уложены в высокую прическу. От той девушки, которая босая, с распущенными волосами и одетая в халат поверх ночного платья, пряталась от собственного супруга в темноте библиотеки, не осталось и следа. Миссис Уингтон, занявшая свое место за столом в светлой большой столовой, выглядела богиней, спустившейся с высоты Олимпа в мир смертных. И мистер Уингтон, ее супруг, одетый в элегантный утренний костюм, не спускал с нее глаз, а она улыбалась ему и ласковым тоном поддерживала их незатейливую интимную беседу.

– Нам вновь прислали приглашения. Если быть точным – три, – поведал хозяин дома. – Но у меня нет никакого желания посещать очередной бал. Я порядком подустал от них.

– Прекрасно, мой дорогой. Останемся дома и проведем время с пользой, – просто сказала на это его супруга, которая тоже успела пресытиться балами и званными вечерами.

– Что за почту ты получила, любовь моя? – вдруг спросил Джереми, целуя взглядом собственника белую изящную шею своей жены.

– Письмо от Энтони. Он поздравил нас со вступлением в брак и пожелал всех благ, – коротко ответила Вивиан, аккуратно намазывая крохотную порцию сливочного масла на половинку маленькой булочки.

– Он написал, когда вернется в Лондон?

– Не могу вспомнить, мой дорогой. Его племянница все еще прикована к постели.

– А второе письмо?

«Он что, проверяет мою почту?» – неприятно удивилась Вивиан, но не посмела сказать это вслух.

– Из Кэстербриджа, – ровным тоном ответила она. – Но я еще не открывала его.

– Я хочу прочесть его, – с улыбкой заявил Джереми.

– Прости, мой дорогой, но свою частную корреспонденцию я тебе читать не позволю, – не вытерпев такого нахальства со стороны мужа, спокойно бросила миссис Уингтон.

– Чего ты боишься? – сузил глаза Джереми.

– Я ничего не боюсь, мой дорогой. Это просто письмо от моего отца. Думаю, он опять просит у тебя денег.

– Если это письмо от твоего отца, почему ты не желаешь показать его мне? – вновь с улыбкой, но с холодным блеском в глазах настаивал мистер Уингтон.

– Потому что это письмо предназначено мне, а не тебе, любовь моя. – К счастью, Вивиан прекрасно владела собой и не позволяла эмоциям взять верх. – Но, милый, ты меня в чем-то подозреваешь?

– Нисколько, мой ангел. Что ж, передай своему отцу, что в этот раз он получит не более тысячи фунтов. На что он уже потратил то, что ты отправила ему совсем недавно?

– Он пытается восстановить свою типографию, и ему нужно закупить новое оборудование. – Вивиан невозмутимо продолжала мазать маслом свою булочку. – Но, мой дорогой, не нужно отсылать ему денег. Пока не нужно. Думаю, он сам понимает, что просит слишком многого.

– Когда же он собирается навестить тебя и познакомиться с твоим супругом? – Джереми вытер губы салфеткой и бросил ее на пустую тарелку.

– Право, не знаю, он так занят своей типографией, – улыбнулась в ответ Вивиан. Она поднесла булочку ко рту, но вдруг остановилась и опустила ее на тарелку. – После завтрака я хочу поехать к Шарлотте. Мы собираемся развлечь себя пением.

– Не сегодня.

«Упрямец. Мне нужно выкупить мои драгоценности!» – прокричала внутри себя девушка, но на ее лице не дрогнул ни один мускул.

– Не сегодня, мой дорогой?

– Мы едем на охоту.

Вивиан с непониманием взглянула в лицо своего супруга.

Тот ответил ей сияющей улыбкой.

– Джереми, ты знаешь, как я отношусь к охоте, – тихо сказала Вивиан. Между ее бровей легла глубокая складка.

– Стрелять буду я, а ты всего лишь наслаждаться бегом коня.

– Но я не желаю смотреть, как ты убиваешь невинных зверей, – мрачно изрекла девушка.

– Никто не заставляет тебя смотреть на это. Ты всегда можешь закрыть глаза или отвернуть лицо, – не терпящим возражения тоном бросил Джереми.

– Прошу тебя, не настаивай. К тому же я уже дала Шарлотте обещание…

– Очень жаль, что тебе придется нарушить его.

Лицо Джереми было таким невозмутимым, а взгляд пристальным и обжигающим, что Вивиан поняла: сегодня выкупить свои драгоценности ей не удастся. Вместо этого она вынуждена будет исполнять желание своего жестокосердного супруга.

Желание?

Нет, это был приказ.

– Как скажешь, мой дорогой. Я напишу ей записку.

– Умница.

Девушка фальшиво улыбнулась, но ее душа наполнилась могильным холодом.

Если Джереми был прекрасным наездником, которого быстрый, как ветер, тонконогий арабский конь слушался, словно верная собака, то его супругу ловкой всадницей назвать было трудно.

В детстве, когда ее отец все еще обладал хоть какими–то средствами, Вивиан получала уроки верховой езды и научилась уверенно держаться в седле. Но с тех пор, как ей исполнилось восемь лет, девушка ни разу не садилась на лошадиную спину и теперь была полна робости и легкого испуга перед быстрым бегом своей довольно смирной, но резвой лошади. Несмотря на то, что на Вивиан было надето удобное платье для верховых прогулок, а на ногах, как влитые, сидели высокие кожаные сапоги с крупным каблуком, девушка чувствовала себя так, словно никогда не получала ни единого урока верховой езды. Она судорожно держала в руках поводья и быстро дышала, как будто это она несла на себе лошадь, а не наоборот.

Большой лес, находящийся вдали от Лондона, был полон дичи, и именно сюда спешили лондонские охотники. Солнечный свет тонул в густых зеленых кронах высоких могучих деревьев, поэтому здесь было достаточно темно.

Полумрак пугал Вивиан, заставлял ее чувствовать себя букашкой, потерянной в огромном, полном ярости и смерти лесу. Ведь именно так она воспринимала охоту, которую ее собственный кузен, а также ее супруг воспринимали исключительно как удовольствие. Вивиан всей душой не желала быть здесь, скакать на лошади по едва различимой, заросшей кустарником тропе, и ждать, когда ее довольный занятием супруг найдет свою жертву.

Два натренированных охотничьих пса – молодые, полные сил и энергии грейхаунды, со скоростью ветра бежали между деревьев перед лошадьми хозяев, преследуя довольно крупную рыжую лису. Бедный загнанный зверь начал терять силы, и вскоре в воздухе прогремел громкий выстрел, заставивший Вивиан тихо взвизгнуть от неожиданности.

– Какая добыча! Марк! Аврелий! Вы хорошо потрудились, друзья мои! – радостно рассмеялся Джереми и пустил своего коня легкой трусцой.

Вивиан остановила свою лошадь и с сожалением взглянула туда, куда направил своего коня ее супруг: недалеко от них, ярким пятном на темной сухой земле лежала лиса. Из бока убитого зверя лилась кровь. Джереми убил бедное создание одним выстрелом, что, само по себе, было актом милосердия: жертва умерла безболезненно. Но этот факт ни в коем случае не утешил ненавидящую охоту девушку.

На глаза Вивиан навернулись слезы, но она поспешно смахнула их своей кожаной перчаткой: ей не хотелось, чтобы Джереми посчитал ее сентиментальной. Девушка не имела никакого желания посмотреть на убитую лису поближе, и, на расстоянии, молча, наблюдала за тем, как ее супруг радовался своему кровавому успеху.

Джереми не спешил спешиваться, чтобы положить добычу в толстый холщовый мешок, привязанный к седлу его коня: он перевел взгляд с убитой лисы на бледное лицо супруги и едва заметно усмехнулся. Робость Вивиан и ее открытое отвращение к одному из его любимых занятий задели его гордость. Молодой человек считал, что Вивиан должна была поддерживать его интересы, как это делала его кроткая заботливая мать по отношению к своему супругу. Развернув коня, Джереми направил его туда, где смирно стояла лошадь его возлюбленной жены.

– Я никогда не задавал тебе этот вопрос, моя дорогая, – поравнявшись с Вивиан, с улыбкой спросил Джереми. – Ты говоришь мне: «любовь моя», но любишь ли ты меня?

– Какой вопрос! – наигранно весело ответила его супруга, но затем ее лицо посерьезнело: – Признаюсь, когда ты сделал мне предложение, у меня не было к тебе нежных чувств, но я знала, что полюблю тебя. Так оно и случилось, любовь моя. Я люблю тебя.

– Докажи мне это. – Улыбка исчезла с лица молодого Уингтона. – Принеси мне мою добычу.

По спине Вивиан пробежали холодные мурашки. Она непонимающе смотрела в полное спокойствия и решительности лицо супруга и не могла найти слов для ответа.

– Но для этого у тебя есть собаки, мой дорогой, – наконец, смогла выдавить из своего горла девушка.

– Я желаю, чтобы это сделала ты. Ну же, мой ангел. Это не так страшно, как ты думаешь.

Вивиан сглотнула, но не шелохнулась.

– Джереми, ты знаешь, как я отношусь к охоте… – начала было она.

– Пока ты не сделаешь то, о чем я попросил, домой мы не вернемся, – перебил супругу Джереми.

Тон мистера Уингтона был вкрадчивым, но твердым. Он знал, что говорил и был готов выполнить свою угрозу. Вивиан чувствовала это всем своим естеством.

Ни слова не говоря, девушка послушно спешилась и медленно направилась к мертвой лисе. Ее губы дрожали от обиды, а глаза вновь повлажнели от слез жалости к этому рыжему пятну, еще недавно бегающему по лесу и наслаждающемуся теплыми летними днями.

Подходя к добыче супруга, который с довольной улыбкой пристально следил за ее действиями, Вивиан вдруг осознала: она боится не только ночей с Джереми, но и каждую минуту, проведенную с ним. Это был почти животный страх. Ее тело было словно натянутая стрела, которая грозилась порваться в любой момент. Но самое ужасное, что было в звании миссис Уингтон – это то, что Вивиан поняла, что вышла замуж за тирана. За мужчину, который в своей всепожирающей любви и страсти к ней ревнует ее даже к лакеям и не отпускает одну даже к Шарлотте.

Подойдя к мертвой лисе, Вивиан с жалостью и тоской в сердце окинула взглядом маленькое пушистое тело, забрызганное кровью. Девушке хотелось упасть на колени и зарыдать. Рыдать во весь голос. От ужаса. От жалости. От ненависти к себе и тому, кому она продала себя.

– Поторопись, любовь моя. Дома нас ждет горячий ужин, – услышала она мягкий голос своего супруга.

– Да, дорогой… Конечно, – найдя в себе силы ответить, сказала Вивиан.

Она присела рядом с убитым зверем и машинально погладила его по голове, желая успокоить, как мать свое объятое ужасом и агонией смерти дитя. Затем она взглянула на свою светлую перчатку, покрытую кровью, и с криком ужаса отпрянула назад. Упав на спину, Вивиан поспешила встать на колени, и ее тут же стошнило.

Глава 4

– Фрёкен Сэлтон! Вам пришла почта! – В комнату вошла горничная Сара. – Посыльный Уингтонов только что привез! Он ждет ответа, – добавила она, подходя к хозяйской дочке и протягивая ей конверт.

– Спасибо, Сара. Он ничего больше не передал? – с надеждой спросила Шарлотта, быстро разворачивая белую мягкую бумагу.

– Ничего, фрёкен… Только это, – ответила Сара. – Я могу идти, или что еще прикажете?

– Нет, ты свободна, – пробормотала Шарлотта, задумчиво читая то, что написала ей ее лучшая подруга, которая, однако, не появлялась в ее доме уже два месяца.

Девушки вели активную переписку, получая и отправляя друг другу письма и записки несколько раз в день, но Шарлотте этого было мало: она скучала по тем немногим дням, когда Вивиан жила в Лиллехусе. В те дни подруги были не разлей вода: та, что вставала раньше, будила другую, и девушки проводили вместе весь день, с утра до вечера, и расставались лишь, когда наступала пора ложиться спать. Но с тех пор, как Вивиан стала замужней женщиной, все круто изменилось. Так круто, что Шарлотта отчаянно желала увидеть ее и готова была приезжать к ней каждый день, но на каждое: «Могу ли я приехать к тебе, моя дорогая? Мы так давно не виделись!», девушка получала от Вивиан: «Увы! На этой неделе мы ужасно заняты» или «Я неважно себя чувствую. Надеюсь, скоро увидеть тебя, моя дорогая подруга!».

Письма Вивиан были теплыми и полными дружеского участия, но из души Шарлотты не уходила горечь. Горечь разлуки и чувства, словно теперь между ней и подругой была тонкая, но крепкая стена.

«Возможно, это моя вина! Не нужно было рассказывать ей о том, какие слухи ходят о ее супруге! Нужно было молчать, а не ранить ее нежную душу! Да и ведь Джереми был таким до того, как женился на ней! Брак изменил его в лучшую сторону… Я надеюсь. Ведь как светятся его глаза, когда он смотрит на Вивиан! Это настоящая любовь! Думаю, я обидела ее, передав эти грязные слухи… Что ж, мне остается только пожинать плоды собственной глупости!» – с отчаянием подумала Шарлотта, вновь получив от подруги: «Увы, кажется, я подхватила простуду и не выхожу из своей спальни».

Осторожно сложив записку, девушка поднялась в свою спальню и положила ее в ящик своего письменного стола, в котором она хранила всю корреспонденцию от подруги.

«Но мне нужно ответить ей… Ума не приложу, что я могу написать, если с того момента, как она вышла из церкви новой миссис Уингтон, моя жизнь превратилась в сплошную скуку… А я ведь думала, что отныне буду проводить у них целые дни! И родители до сих пор не вернулись… Я осталась совсем одна в этом огромном не приветливом городе!» – Шарлотта села за стол, положила перед собой чистый лист бумаги, обмакнула перо в чернильницу и написала: «Надеюсь, что скоро тебе полегчает. Признаться, я сама немного кашляю, но Сара готовит для меня мой любимый горячий чай с лимоном и сахаром. Моя дорогая, я скучаю по тебе. Молю Бога, чтобы он дал нам возможность увидеться. И, я уже много раз говорила это, но повторю и сейчас: если у тебя на душе есть, чем поделиться, прошу, поделись со мной, потому что мне вдруг стало казаться, что ты отдаляешься от меня. С каждым твоим письмом, с каждой твоей запиской. Пожалуйста, скажи, что я ошибаюсь. Твоя Шарлотта»

Девушка красиво сложила лист бумаги в небольшую записку, закрыла ее печатью с гербом Сэлтонов и, кликнув Сару, велела передать записку посыльному Уингтонов. Затем, порывшись в ящиках стола, Шарлотта нашла короткую записку, которую оставил ей, уезжая, Энтони Крэнфорд, и, решительно взяв чистый лист бумаги, принялась писать ему письмо, надеясь найти у него ответы на мучившие ее вопросы насчет теперешнего положения Вивиан и ее здоровья. Слишком часто стала болеть ее подруга, и это обстоятельство вызывало у Шарлотты беспокойство.

Исписав целых два листа, но даже не перечитав написанное, девушка положила бумагу в конверт, написала адрес поместья Деври, куда уехал Энтони, и, отыскав экономку фру Андерсон, отдала ей письмо и распорядилась отправить его. Лишь, когда фру Андерсон взяла письмо и скрылась с ее глаз, девушка почувствовала некоторое душевное облегчение.

«Энтони знает, что происходит с Вивиан. Я уверена в этом» – подумала Шарлотта, медленно поднимаясь по лестнице в свои покои. Ее еще недавно солнечное настроение сменилось хмурыми серыми тучами, а желание прогуляться по саду мгновенно улетучилось.

– Джереми, любовь моя. Я прошу… Я умоляю тебя: отпусти меня сегодня к Шарлотте. Я так скучаю по ней! Если желаешь, мы можем поехать вместе, выпить с ней чаю, а потом поехать в парк, – с робкой улыбкой попросила своего супруга миссис Уингтон, все еще держа в руках записку от подруги, полную отчаяния и обиды.

Вивиан желала выбежать из дома, остановить кэб и поехать к Шарлотте. Или даже просто пойти пешком, хоть до ее дома было не меньше получаса ходьбы под ярким солнцем такого жаркого в этом году октября. Ее мучила совесть за то, что она заставляла бедную подругу страдать, ведь прекрасно знала, как привязана была к ней Шарлотта. Однако Вивиан нарочно придумывала причины, по которым подруга не могла навестить ее, потому что не желала, чтобы она видела ее той бледной испуганной женщиной, в которую она превратилась из цветущей и уверенной в себе девушки.

Каждый день, проведенный в Уингтон-холле, и каждая ночь, проведенная с супругом, приближали ее к концу жизни – именно так думала девушка, засыпая в молчаливых рыданиях и молясь, чтобы она успела воплотить в жизнь то, для чего пожертвовала собой яростной страсти Джереми.

– Нет, моя дорогая. Ты больна. Посмотри на себя в зеркало: ты выглядишь, как призрак. Тебе нужно прилечь, – с заботой в голосе ответил Джереми супруге, скользя взглядом по ее шее, укутанной в легкий зеленый шелковый платок. – Возможно, твоя бледность и усталость – признаки того, что ты носишь под сердцем моего наследника? – с улыбкой добавил он.

– Нет, любовь моя, этого не может быть: всего две недели назад у меня прошла кровь, – тихо ответила Вивиан и приложила ладонь ко лбу: – Как жарко! Как мне надоела эта духота!

– Мы поженились три месяца назад, а ты все никак не забеременеешь. – Джереми поднялся из-за своего рабочего стола и подошел к супруге, которая тотчас напряглась от его близости. – Я хочу, чтобы ты родила мне ребенка, Вивиан. – Он приподнял пальцами подбородок девушки и заглянул в ее изумрудные усталые глаза. – Я хочу, чтобы ты родила мне не меньше троих детей.

– Троих, дорогой? – удивилась она. – Мне хватило бы и одного.

– Нет. У нас будет много детей. Я буду хорошим отцом. Буду проводить с ними много времени, учить ездить верхом, фехтованию и охоте, – улыбнулся Джереми и поцеловал бледные губы Вивиан. – И у них не будет гувернантки. Ты сама будешь ухаживать за ними. Им нужна будет мать, а не посторонняя женщина.

– Но, дорогой, когда я понесу нашего малыша… – «Ты должен перестать делать со мной то, что ты делаешь!» хотела сказать Вивиан, но вовремя спохватилась и вместо этого серьезным тоном сказала: – Ты должен будешь переехать в другую спальню, потому что то, что мы делаем по ночам, может повредить нашему будущему малютке, или я даже могу потерять его. Пусть у нас будет много детей. Или сколько даст нам Господь, – улыбнулась она, подумав про себя, что более двух детей она ему дарить не собирается.

– Конечно, так и будет. Я готов ждать, любовь моя. – Джереми вновь поцеловал супругу, а затем, слегка отодвинув шелковый шарф на ее шее, криво усмехнулся. – Когда ты забеременеешь, я буду сдувать с тебя пылинки, а свои плотские желания удовлетворять с другой женщиной. И ты не сможешь возразить против этого.

– О, мой дорогой, я не стану возражать, ведь так будет лучше для малыша, – спокойно ответила на это Вивиан. – Будем молить Бога, чтобы он поскорей дал нам ребенка. Но сейчас я последую твоему совету и прилягу. – Она потрепала мужа по щеке и, не скрывая широкую улыбку радости, вышла в коридор.

Зайдя в спальню, Вивиан со злостью сорвала со своей шеи проклятый шарф и бросила его на кровать. Она носила его уже третий день, и в эту жару это было пыткой. Но девушка не могла ходить с обнаженной шеей, так как никто не должен был видеть, до чего порой доводила Джереми его страсть и тайные темные желания.

«Мисс Вивиан… Как мне жаль вас! Ах, если бы только я могла что-нибудь для вас сделать! – думала Джейн всякий раз, когда видела красные от слез глаза Вивиан. – Но сказать это вслух она не решалась и лишь, молча, наблюдала, в какого испуганного призрака превращалась дорогая ее сердцу подруга.

– Ну же, Альберт, держи ружье так, как я только что тебе показал, – терпеливо сказал Энтони, приподнимая локоть своего племянника, который с восторгом целился в соломенное чучело, на голове которого была надета старая высокая шляпа его отца.

– Дядя, как ты думаешь, Китти теперь будет лежать в постели всю жизнь? – вдруг, все еще прицеливаясь, спросил мальчик.

Этот вопрос застал Энтони врасплох и даже причинил ему душевную боль. Но он пожал плечами, улыбнулся и решительным тоном ответил:

– Твоя сестра быстро поправляется. Травма, которую она получила, конечно, очень серьезна и болезненна, но, все же, излечима. Корсет, который она носит, помогает ее позвоночнику срастись, и доктор Нортон уверен в том, что через несколько месяцев Китти вновь будет ходить. Однако корсет она должна будет носить еще два–три года.

– Мне жалко ее. Она еще такая маленькая, а уже так пострадала, – печально сказал Альберт. – А мама постоянно плачет. И Виктория с ней заодно. Хоть сбегай из этого дома!

– Сбегать, мальчик мой, точно не стоит: твоя семья нуждается в тебе. Ты и твой отец – мужчины, а значит, вам положено быть менее чувствительными, но это также возлагает на вас большую ответственность. Ты должен поддерживать своих дам и вытирать их слезы: это наша мужская обязанность, – добродушно усмехнувшись, парировал Энтони. – Но теперь попробуй сбить шляпу. Вперед, Альберт, у тебя все получится.

Довольно хмыкнув, мальчик нажал на курок, но шляпа так и осталась украшать безобразную голову чучела.

– Эх! Но я почти попал! У этого страшилы теперь появился левый глаз! – с гордостью за свое мастерство, весело рассмеялся мальчик. – Можно я еще стрельну? Еще разочек!

Энтони и Альберт находились довольно близко к замку, поэтому гром выстрела можно было услышать, даже находясь в его комнатах.

– Я думаю, на сегодня хватит с тебя стрельбы, – огорчил Энтони племянника. – Завтра мы обязательно повторим наше занятие, но чучело нужно будет перетащить к озеру, подальше от дома.

– Хорошо, дядя, как скажешь, – обреченно вздохнул Альберт и отдал тому ружье, а затем широко улыбнулся и вскрикнул: – Баббет! К нам идет Баббет! Ты видела, как я стрельнул? Видела? – Он побежал навстречу своей пожилой французской гувернантке, которая тут же схватила его в объятия и похвалила за меткую стрельбу.

– Пойдемте, мой юный джентльмен. Пришло время заняться французским языком! – ласково, по–французски сказала гувернантка, беря ладонь мальчика в свою. Затем она улыбнулась Энтони и протянула ему запечатанное письмо. – Вам пришла свежая почта, мистер Крэнфорд.

– Благодарю, – сказал тот и забрал письмо.

Терпеливо подождав, пока Баббет и Альберт отдалятся на приличное от него расстояние, Энтони взглянул на адрес отправителя и улыбнулся: это было письмо от Шарлотты Сэлтон. Не веря своему счастью, он приложил бумагу к своим губам, а затем вдохнул нежный, едва слышный аромат роз. В нетерпении узнать, что написала ему возлюбленная, Энтони раскрыл письмо и, медленно направившись к дому, принялся читать его. Ему не мешал даже холодный, достаточно сильный ветер, дующий в этот серый день середины октября.