Чужая колея

И на фоне этого гигантского базара, где даже нищие гордо ощущали себя настоящими профессионалами своего дела, контрастным пятном выделялась особая, узнаваемая с первого взгляда категория людей, – мужчин и женщин еще не пенсионного возраста, подчеркнуто интеллигентного вида в добротной, но уже сильно поношенной одежде, с застывшей в глазах робкой неуверенностью. Эти люди подолгу простаивали перед витринами палаток или прилавками магазинов, перебирая в руках мелкие купюры и мучительно размышляя, есть ли смысл сегодня «гульнуть» и купить не обычные сто, а целых двести граммов колбасы, или лучше поберечь невеликий капитал для завтрашнего пакета молока. Это были настоящие или бывшие работники многочисленных НИИ, КБ, лабораторий и исследовательских центров, часть которых уже закрылась, а другая еще пыталась влачить свое жалкое, ставшее вдруг никому не нужным, существование. Этих людей, наряду со всеми пенсионерами страны, с брезгливой снисходительностью отнесут к особо презираемой категории – категории «невписавшихся в рынок».

Именно такую Москву увидела Светлана, впервые оказавшись в ней не в качестве туриста. Невольное сравнение с тихим старинным городком, в котором она выросла, городком, где знаешь почти всех, где при необходимости всегда есть к кому обратиться за помощью или советом, где спешащий куда-то человек привлекает всеобщее внимание своей непривычной суетливостью, оказалось не в пользу столицы.

Серега же, напротив, прибыв в Москву, казалось, почувствовал себя в родной стихии. Город источал аромат больших денег, манил туманными, но такими волнующими перспективами, и Сергей был полон решимости взять от этого города все.

Жильем, о котором он договорился еще до переезда, оказалась маленькая пыльная комната, наполовину заваленная пустыми картонными коробками, в малогабаритной «трешке» недалеко от метро «Спортивная». Старая полутораспальная кровать и маленький столик у окна занимали все незанятое пустой тарой пространство. В двух других комнатах компактно проживали еще трое пацанов и две девчонки примерно Серегиного возраста, прибывшие из разных уголков страны и работавшие на расположенной неподалеку «Луже» продавцами. Первый день Сергей со Светой посвятили приведению комнаты в более-менее жилой вид: вытащили на помойку коробки, сделали генеральную уборку, вытрясли покрывало и сменили старое и затасканное постельное белье на новое, за которым пришлось бежать все на ту же «Лужу». Вечером немного посидели с новыми соседями, слегка выпили «за приезд и знакомство» и, усталые, завалились спать.

Влад заявился в пять утра. Соседи, привыкшие к такому режиму, уже встали, и Серега, едва продрав глаза и успев проглотить чашку растворимого кофе, так до конца и не проснувшись, отправился с приятелем устраиваться на работу. Влад не соврал – у одного из торговцев, владеющего пятью палатками, торгующими игровыми приставками и картриджами и раскинутыми в разных частях огромной территории «Лужи», действительно имелась свободная вакансия продавца и по совместительству товароведа, кассира, грузчика и уборщика. Узнав о зарплате, Серега робко намекнул, что, вроде бы, разговор шел о другой сумме, после чего ему доходчиво объяснили: за воротами уже выстроилась очередь из таких, как он, а тому, кто думает, что, заявившись в Москву, он тут же окажется в шоколаде, лучше сразу валить обратно в свой Мухосранск.

Хозяина, невысокого круглолицего толстячка лет сорока, звали Макс. Первым делом он потребовал Серегин паспорт, пообещав вернуть через несколько дней: «Вся материальная ответственность на тебе. Товара в палатке до хера, да и выручка бывает неслабая, особенно в оптовые дни – по вторникам и четвергам. Утром снял с сигнализации, вечером поставил, все это время за товар и бабки отвечаешь только ты. Паспорт твой я ментам знакомым отдам, они его пробьют, данные твои перепишут, через пару дней получишь обратно».

Рынок открывался в шесть, рабочий день начинался на час раньше – нужно было идти на пульт охраны, снимать палатку с сигнализации, устанавливать витрину на принадлежащих каждому арендатору четырех квадратных метрах примыкающей к палатке площади, выставлять товар и проверять ценники. В пять вечера заходил за выручкой Макс, после чего вся процедура повторялась в обратной последовательности, и около семи часов Серега, еле волочащий ноги после четырнадцатичасового рабочего дня, наконец оказывался дома. Рынок работал без выходных, и короткие передышки выпадали лишь в те редкие дни, когда в Лужниках проходил большой футбол, если не имеющий своего стадиона Спартак проводил домашние матчи чемпионата России, то рынок закрывался на два часа раньше, а в дни международных игр еврокубка барахолка не открывалась вообще.

Света, намеревавшаяся всерьез готовиться к поступлению в институт, привезла с собой много учебников, но пока все они оказались сложены в углу комнаты аккуратной стопкой. До экзаменов далеко, и главной на сегодня задачей стал поиск работы. Оптимальным вариантом было бы устроиться медсестрой в любую поликлинику – в Москве зарплаты медиков были значительно выше, да и для поступления в медицинский стаж работы оказался бы весьма кстати – но для этого требовалась если не прописка, то хотя бы временная регистрация. Серега навел справки, и с этим вопросом ему обещали помочь, вывести на нужных людей, но процедура требовала денег, и ребята решили урезать расходы до минимума, чтобы, накопив нужную сумму, получить легальный статус вместе. Временная подработка на той же «Луже» как вариант даже не рассматривалась – обе соседки еще в первый вечер, во время кухонных посиделок, откровенно, как о чем-то само собой разумеющемся, рассказали про «дополнительные обязанности», обычно возлагавшиеся на молодых девушек из провинции, которые, приехав в столицу, не нашли другого работодателя, кроме торговца из Лужников.

В результате бо́льшую часть дня Светлана проводила в прогулках по Москве. Купив подробный путеводитель, она собирала по утрам маленький рюкзачок, положив туда термос с чаем и пару бутербродов, выбиралась в центр и совершала оттуда многочасовые неторопливые прогулки по разным маршрутам. Больше всего ее привлекали выставки и музеи, но, отказывая себе в любых платных удовольствиях, она предпочитала гулять по паркам, скверам и набережным.

Прошло два месяца, осень давала о себе знать все настойчивей, и прогулки уже не приносили былого удовольствия, когда Серега объявил, что договорился об оформлении временной регистрации, которую позднее, при наличии соответствующей суммы, можно будет переделать в постоянную прописку. Новость пришлась как нельзя кстати еще и потому, что праздная жизнь глазеющей по сторонам провинциалки успела Свете изрядно наскучить, к тому же ее стало угнетать положение, при котором она фактически сидит на шее у пашущего с утра до ночи Сереги.

Накопленные за два месяца деньги вместе с обоими паспортами были переданы шустрому парнишке лет двадцати, которого привел все тот же Влад, ставший для Сереги бесценным помощником, советчиком и проводником по бурной и малопонятной пока столичной жизни.

– Слышь, Серый, разговор есть срочный, отойдем.

Влад настойчиво тянул за рукав, выводя Серегу из-за прилавка с игровыми картриджами; по его слегка озабоченному, но возбужденному виду было понятно, что разговор у него действительно срочный.

– Денис, присмотришь тут пока? – обратился Серега к хозяину соседнего лотка с китайскими будильниками, притулившегося к палатке на правах субаренды.

– Не вопрос, посмотрю.

– Слушай, Серый, тут у меня дельце одно наклюнулось, шанс, можно сказать. Я, как въехал в тему, сразу подумал: надо Серого подключать, не хера ему продавцом пахать, да по коммуналкам мыкаться.

– Чего за дельце? – Сергей слегка насторожился, хоть и привык уже во всем доверять более опытному в лужниковских делах приятелю.

– Короче, как у тебя день сегодня?

Разъяснять смысл подобного вопроса не требовалось – для любого работника рынка он имел единственное значение.

– Неплохо, сегодня же вторник. С утра оптовик пер часов до двенадцати, намолотили неслабо. Сейчас, конечно, уже не то – москвичи пошли, розница.

– Отлично, – Влад аккуратно взял Серегу за отворот джинсовки, заговорил быстро, с возбужденным придыханием. – Пацан знакомый примчался, инфу одну на ушко шепнул. Я, как услышал, сразу к тебе. Пацан сейчас на моей точке ждет, я его за себя пока оставил, только времени в обрез, вопрос нужно решать быстро, такие варианты уходят в момент. В общем, слушай сюда: вчера таможня барыгу одного за яйца взяла, не забашлял он им, бабки зажал, так они его бомбанули – партию товара накрыли. Товар – охренеть! Кожа турецкая, целый контейнер. Целый контейнер, Серый, ты прикидываешь, на сколько это тянет?!

– Ну, прикидываю, а я-то тут причем?

– Не въехал еще? А в такие вопросы надо быстро въезжать, а то так и будешь на дядю горбатиться, чужим товаром торговать. Короче, таможня конфискант не оформляла, сливает втихую. У паренька моего там завязки крепкие, ему шепнули, мол, сегодня до трех бабки подгонишь, ночью забирай товар. А самое главное тут что? – перебил Влад Серегу, собравшегося было задать очередной вопрос. – Самое главное – это цена. Конфискант на таможне, если сразу все забираешь, идет по четверти закупочной цены. По четверти, Серый! Понятно, что тут, на «Луже», им не поторгуешь – барыга товар свой узнает, проблемы будут. Сдавать нужно тоже оптом, айзера за полцены с руками оторвут, я с ними такие дела проворачивал уже, но, конечно, помельче.

– Понятно. И сейчас тебе нужны деньги?

– Нужны, Серый, причем срочно. Таможенники тоже не лохи, ждать не будут, да и про конфискант свой они не только моему человечку шепнули, так что тут все просто: кто успел, тот и срывает банк. Я сегодня тоже бабла намолотил нормально, еще твою выручку добавим, и, считай, полсуммы набрали. Остальное добью своими, у меня дома есть, я тут не даром второй год верчусь, кое-что отложить успел.

– Погоди, Влад, я опять не въезжаю. Ты выручку свою снял, а чего Арсену вечером скажешь, он же придет за деньгами?

Хозяева, на которых работал Влад, содержали несколько павильонов на расположенной рядом с основным рынком ярмарке и торговали бытовой техникой сомнительного происхождения, но с названиями известных брендов на коробках.

– Арсен сегодня не придет, я деньги должен в сейф убрать до завтра.

– А мой Макс придет. И чего я ему скажу?

– Да когда он придет?.. – нетерпеливо отмахнулся Влад. – Говорю же тебе, счет идет на часы, может, даже на минуты. Сейчас беру твою и свою выручку, дую домой, это минут сорок. Беру бабки из дома, через полчаса встречаюсь с таможенником. С айзерами мой паренек договорится, они ему верят, сделают предоплату, к вечеру твоя выручка у тебя, моя – у меня, ночью айзеры получают товар, мы с тобой в таком наваре, который ты тут и за год не намолотишь.

– Блин, Влад, ну ты даешь, – замялся Сергей. Ему категорически не нравилась авантюрность озвученной идеи, однако в мозгу помимо воли уже закрутились соблазнительные цифры. – А если чего сорвется, чего-нибудь пойдет не так?

– Если чего сорвется, – произнес Влад внезапно изменившимся жестким тоном. – То ты сдашь выручку завтра, Макс тебе ничего не сделает, поскольку бабки не пропали, но с работы, конечно, попрет, помыкаешься недельку-другую, найдешь себе новое место. Это – риск. Если все выгорит, ты сам пошлешь своего Макса по эротическому адресу и начнешь собственное дело. Решай сам, только знаешь, что я тебе скажу? Зассышь сейчас, я все равно сделку проверну, деньги найду по-любому, но, когда арендую павильон и буду набирать людей, ты ко мне наниматься не приходи, я тебя даже телеги с товаром таскать не возьму. Я, Серый, ссыкливых пацанов не люблю, мне с тобой разговаривать будет не о чем.

* * *

– Слушай, Шумилов, да ты, похоже, в натуре, долбень полный. Ты куда работать приехал, ты на «Лужу» работать приехал? Ты же лошара конченый, здесь таких, как ты, на раз обувают. А если бы ему, кроме денег, еще и товар весь понадобился? Сдается мне, ты бы ему еще и погрузить помог.

Самым унизительным было то, что Макс даже не выказывал особой злости, похоже, он был настолько поражен поступком Сереги, что не думал о пропавших деньгах, а рассматривал сидящего перед ним парня с любопытством натуралиста, изучающего редкий вид растения. Сергей чувствовал, как горят покрывшиеся красными пятнами щеки, казалось, ему было бы легче, если б Макс в бешенстве бегал сейчас по комнате, матерился и грозил расправой.

Забрав дневную выручку Серегиной палатки и, как выяснилось, двухдневную выручку своего павильона, рассказав легенду про конфискат на еще одной точке и поживившись там, Влад, предварительно толкнув приезжему оптовику за полцены почти весь склад своих хозяев, бесследно исчез в тот же вечер. Ворвавшись ночью к перепуганному владельцу квартиры, которую снимал Влад, посланные по следам беглеца бандиты узнали, что квартирант сообщил вчера о своем срочном отъезде и даже не потребовал возврата выплаченных вперед денег.

– Понимаешь, Макс, – промямлил Серега, не поднимая на своего работодателя глаз, – это же Влад, мы же с ним…

– Чего вы с ним? – перебил Макс с насмешкой. – На одном горшке сидели? И поэтому ты отдал ему мои бабки? А когда люди Арсена его поймают и начнут яйца паяльной лампой прижигать, ты тоже не забудешь, что это твой кореш, встанешь рядом с ним, чтобы ему одному не грустно было?

В голосе Макса по-прежнему не звучало злости, теперь в нем слышалось лишь брезгливое презрение. Сергей понимал, что по масштабам бизнеса его работодателя дневная выручка одной из палаток – совсем не критичная потеря, и стыд за свою глупость пересиливал страх перед предстоящим наказанием.

– Ладно, Шумилов, сегодня мне некогда с тобой разбираться, – Макс тяжело поднялся с кресла, накинул пиджак, явно собираясь уходить. – У меня брат приехал, днюха у него, отмечать с пацанами собрались. Ответить тебе по-любому придется, а как – подумаю завтра. На твою палатку пока Васильченко встанет, а ты с утра дуй к Горбункову, напротив трибуны D точка, он скажет, чем будешь заниматься.

Макс направился к двери кабинета, Сергей поплелся за ним.

– Да, слушай, я чего спросить хотел, – Макс обернулся, посмотрел на работника с хитрым прищуром. – Я как-то с тобой девчушку одну видел, вечером товар тебе помогала сортировать. Чего за девочка, откуда?

– Так это… – растерялся Сергей. – Подружка моя, мы с ней из одного города, вместе приехали.

– Подружка, говоришь? – удовлетворенно произнес Макс. – Подружка – это хорошо. Как зовут-то?

– Ее? Света.

– Ты, Шумилов, вот чего, – проговорил Макс деловым тоном, словно давая сотруднику важное поручение. – Дуй сейчас к Свете, скажи, чтобы сегодня к семи подваливала к «Юности». Я говорил, братан у меня приехал, он там остановился, и днюху его там же отмечать будем, в кабаке на первом этаже. Да, – Макс изобразил на секунду глубокую задумчивость и решительно добавил: – Так, пожалуй, правильно будет. Всем хорошо – и брательнику приятно, и тебе полезно. Долг-то твой, – он фамильярно похлопал Серегу по плечу, – считай, с сегодняшнего дня на убыль пойдет.

* * *

– Серега, я до сих пор не могу поверить, что ты так сглупил. Такие деньги! Вот так просто, взял и отдал?

– Да, да! Вот так взял и отдал, – зло отгрызнулся Сергей.

Он нервно воткнул в переполненную пепельницу окурок, тут же закурил снова.

– Влад – он же меня сюда вытащил, устроил, советы давал дельные всегда. А тут примчался весь в мыле, срочно, говорит, и времени-то не было подумать.

– Да о чем тут было думать? – подавленное состояние, в которое ввергла Свету принесенная Серегой новость, постепенно уступало место глухому раздражению. Она начала осознавать, что все надежды, с которыми они приехали в Москву три месяца назад, похоже, рухнули в одночасье из-за совершенно идиотского, необъяснимого по своей глупости, поступка парня, на помощь которого она так рассчитывала. – Это же не твои деньги, о чем еще тут можно думать?

– Ладно, хватит! – Серега вскочил с кровати, на которой они сидели, закрывшись в своей комнате, чтобы соседи не мешали разговору, и как зверь в клетке заметался в тесном пространстве между дверью и окном. – Сделал – и сделал. Таким вот твой пацан оказался лохом, чего теперь это обсуждать? Короче, тебе валить надо. Прямо сейчас.

– Ты думаешь, они?..

– Я не знаю! Не знаю, как отреагирует Макс на то, что ты не явилась. И мне, если честно, на это насрать, с этим буду завтра разбираться. Так и скажу ему – домой уехала. Только ты к этому моменту уже действительно должна быть дома. Уж искать тебя он точно не станет.

– Зато на тебя, наверно, разозлится, – неуверенно сказала Света.

– Да и хер бы с ним, – Сергей явно хорохорился, но Света видела, как ему на самом деле страшно. – Говорю же – завтра поглядим. А сейчас – собирайся. Провожу тебя на Щелчок, до автовокзала, вечером автобусы должны быть. На крайняк рванем на Ярославский, через нас поездов проходящих куча, на какой-нибудь точно билет достанем.

– Слушай, а как же паспорт? Как я дома без паспорта, даже на работу не устроиться!

– Блин! – Серега замер посередине комнаты, внезапно вспомнив, что оба их документа ушли в руки парня, которого привел Влад, и связь с которым стала теперь невозможной. – И здесь этот урод нам подгадил!

– Ладно, – решительно заявил он, поборов секундное замешательство. – Об этом тоже потом… Поспрашаю пацанов, может, кто поможет на того перца выйти. Ну, чего сидишь? Собирайся.

* * *

О причинах внезапного, среди ночи, возвращения из Москвы родители, слава богу, не допытывались, и Света не стала рассказывать о поступке Сереги, ограничившись короткими нейтральными фразами: «Сложно там все, чего-то, не получилось у нас» и «Сережка остался, попробует еще покрутиться, а я поняла, что мне здесь лучше». В подробности столичной жизни дочери родители особо не вникали еще и потому, что не успели оправиться от оглушающей новости: Нине Ивановне, давно испытывающей проблемы с ногами, поставили страшный диагноз – сахарный диабет. Течение болезни указывало на то, что очень скоро она не сможет ходить на работу, и придется оформлять инвалидность.

Света очень быстро поняла, что уверения Славика в готовности во всем помогать жене по большей части были лишь сиюминутным благородным порывом – отец оставался все тем же добродушным бездельником, каким стал уже много лет назад. Над семьей нависла реальная угроза нищеты – пособия Нины Ивановны будет едва хватать на пару походов в магазин. Мать призналась, что несколько раз садилась за написание дочери письма, в котором хотела рассказать о приключившейся беде, но так и не решилась его отправить. «Письмо от тебя в октябре пришло, радостное такое – Сергей работает, скоро прописку получите, ты по специальности устроишься, все хорошо у вас. Вот я и подумала: напишу сейчас про наши проблемы, бросишь все, примчишься, станешь тут с нами возиться, а каково мне будет знать, что жизнь тебе поломала? Решила – мы со Славкой тут как-нибудь перебьемся пока, а там, глядишь, и ты в Москве на ноги встанешь, может, и с деньгами пособишь».

«Что ни делается – все к лучшему» – справедливость этого избитого утверждения Светлана оценила, когда представила свою дальнейшую беззаботную жизнь в Москве в полном неведенье о проблемах родителей. Мать влачила бы жалкое существование, считая каждую копейку, писала бы дочери бодрые письма, не желая мешать ее счастью, а она, Светлана, возможно, и не всегда бы вспоминала о необходимости послать домой хоть немного денег.

Нужно было срочно устраиваться на работу, но для этого предстояло сначала решить проблему с паспортом. Не питая ни малейших иллюзий по поводу возможности Сереги найти и вернуть их документы, Света на следующий же после приезда день пошла в паспортный стол. Выдержала долгий и нудный допрос – «Потеряла или украли? Где, когда? Что делала в Москве?» – заполнила длинную анкету, написала заявление, расписалась в каких-то карточках и через две недели, в течение которых еще три раза ходила по вызову в отделение милиции, наконец получила новенький паспорт.

По трудоустройству особых вариантов не просматривалось, и она вновь явилась в ту же поликлинику, из которой три месяца назад такая счастливая выскочила навстречу новой жизни. Место ее до сих пор было свободно, и главврач, не выказывая особого удивления и не задавая лишних вопросов, быстро передал ее бумаги в отдел кадров. Зарплата оставалась такой же мизерной, зато на этот раз работа в медучреждении давала одно ощутимое преимущество – матери требовалось теперь много лекарств, и, в условиях тотального дефицита или запредельной розничной цены, у Светы появилась возможность иногда доставать нужные медикаменты.

Коллеги встретили «блудную дочь» ровно, но если врачей мало интересовал московский опыт молодой девушки – персонал был возрастной, многие понимали цену рассказам о разгульной столичной жизни – то медсестры, по большей части Светины ровесницы, не скрывали жгучего любопытства. Света не любила рассказывать о своей поездке и обычно отделывалась общими фразами и малозначащими фактами, отчего подружки решили, что она, прожив в Москве всего три месяца, что-то сильно стала задирать нос. Вслух ей ничего не высказывали, и только 30 декабря, когда коллектив поликлиники устроил в ординаторской импровизированный новогодний банкет, уже слегка поддатая Вика – девушка, наиболее рьяно стремящаяся «вырваться из этой дыры» и осенью провожавшая коллегу с неприкрытой завистью в глазах, не скрывая сарказма, вдруг осведомилась у сидящей напротив и весело болтающей с соседкой Светланы:

– Ну чего, Светик, в столицах-то не шибко все оказалось медом намазано?

Вопрос повис в воздухе – так неожиданно он прозвучал среди общего веселья. В наступившей тишине Света, ничуть не смутившись, ответила спокойно, без намека на вызов и вполне доброжелательно:

– Там, Викуль, все по-разному. Кому-то везет, кому-то нет. Если у меня не получилось – это не значит, что не получится у тебя.

– Эх, девоньки, – вмешалась Клавдия Ивановна – пожилая уборщица, проработавшая в поликлинике больше тридцати лет. – И все-то вас несет куда-то, все на месте не сидится, все счастья в чужих краях ищете. А ведь люди не зря говорят: где родился, там и пригодился. Я вот сроду никуда не уезжала, а прожила жизнь, дай бог каждому – муж, детей трое да внуков пятеро, глядишь, и до правнуков доживу. Детишки, скажу вам, в старости такое утешение – живи да радуйся.

Больше Вика Свету не цепляла, мимолетный инцидент быстро забылся, и остаток вечера прошел в задушевных беседах, прерывающихся лишь нестройным хоровым пением.

В январе пришло письмо от Сереги. Тон послания оказался на удивление бодрым: он писал, что ожидаемого им сурового наказания со стороны Макса не последовало, некоторое время пришлось поработать грузчиком на оптовом складе, но теперь его вновь вернули за прилавок, правда, часть зарплаты вычитают в счет долга, но того, что остается, вполне хватает на жизнь. Сообщил, что так и не смог вернуть паспорта, пока живет по какой-то справке, выписанной ему по знакомству и за деньги в Москве, поэтому вскоре собирается ненадолго приехать в город, чтобы оформить новые документы. В коротком, уместившемся на тетрадной страничке, послании Серега ни разу не поинтересовался делами подруги, не спросил, чем Света занимается, устроилась ли на работу, или как самочувствие матери, не говоря уже об обычных для таких писем заверениях: «Скучаю, хочу тебя видеть, приезжай скорее и т. д.». Он рассказывал о себе и лишь в самом конце, будто спохватившись, приписал, что теперь, когда все утряслось, Света вполне может вернуться к нему, и они «чего-нибудь сообразят» с ее трудоустройством.

Прислушавшись к своим ощущениям, Света даже немного удивилась тому, что нарочито деловой и немного равнодушный тон письма ее совсем не задел. С момента ее возвращения прошло всего полтора месяца, но та поездка за московским счастьем уже казалась ей чем-то далеким, словно смутные детские воспоминания, к тому же этого короткого срока хватило, чтобы понять – отношения с Серегой, с которым она совсем недавно связывала свое будущее, значат для нее не так уж и много. Болезнь матери внесла в жизнь Светланы серьезные коррективы и полностью сменила приоритеты. За эти полтора месяца она редко думала о Сереге, бывало, что за весь день в хлопотах по хозяйству, в заботах о Нине Ивановне, которой становилось все трудней подниматься с кровати, в мучительных размышлениях о том, как бы дотянуть до получки, Света ни разу не вспоминала об оставшемся в Москве вроде бы своем парне.

Отвечать на письмо она не стала, рассудив, что, раз Серега все равно скоро приедет в город оформлять паспорт, у них будет возможность спокойно поговорить. Если, конечно, ему вообще понадобится этот разговор.

Глава четвертая

Как всегда, при первом же весеннем потеплении на дороге появилось много «подснежников». Хозяева машин, никогда не знавших зимней резины, стали готовиться к открытию дачного сезона. Этот период в автосервисе традиционно отмечался наплывом клиентов: те автовладельцы, которые не могли похвастаться «растущими из правильных мест» руками, гнали своих восставших из зимней спячки железных коней для выполнения элементарных профилактических работ.