Дядюшка Бо. Из Темноты. Часть первая

Увидев всё это, я потеряла дар речи. Я восхищенно разглядывала это мрачное великолепие, неожиданно возникшее передо мной в лучах рассвета. Будто я случайно попала в сказку, и стою перед замком дракона.

Вунд опустил мои вещи на землю и спросил:

– Ничего так домишко, да?

– Фамильный замок Патиенсов, – сказала Барбара Дефенди, заметив моё удивление, – твой новый дом. Ворота открыты, значит, тебя уже ждут. Ах, да, кстати…

Она открыла свою сумку и стала искать там что-то. Наконец, она достала оттуда большую плитку шоколада и с улыбкой протянула мне:

– С днём рождения, Ева.

– Спасибо, – вот и всё, что я смогла сказать. Я и забыла об этом событии, а ведь не каждый же день исполняется четырнадцать!

Она ещё шире улыбнулась и спросила:

– Ты сохранила мой номер телефона?

– Да, – кивнула я.

– Звони, рассказывай мне, как ты тут, – попросила Барбара. – Я не знаю, когда смогу заехать в гости… Но в любом случае будем на связи!

Она помахала мне рукой и скрылась под пологом леса. Мы ещё очень долго после этого не виделись.

– Ну что, пока? – Вунд всё ещё стоял рядом.

– Ну пока, – сказала я, пытаясь заглянуть ему в лицо (чтобы это сделать мне пришлось подниматься на носки и высоко задирать голову).

– Я живу здесь неподалёку. Заходи как-нибудь! – пригласил Вунд и обнял меня за плечи на прощанье.

– Обязательно зайду! – пообещала я.

– О, и мой номер запиши. Вдруг…

Я так и не поняла, что «вдруг».

– У меня села зарядка, – сказала я, но тут же сообразила достать бумагу для рисования из рюкзака. Марк быстро записал номер одним из моих карандашей на альбоме и, помахав рукой, отправился вслед за Барбарой. Наверное, он проводит её до станции.

Я ещё долго смотрела ему в след. Он, конечно, странноватый, но добрый. Мне так не хотелось, чтобы он уходил!

Я стояла у ворот замка, нервно сжав шоколадку в руках и не решаясь войти. Тёмно-серая громада на фоне светлеющего рассветного неба пугала меня, от вида её меня пробирала дрожь. Но в то же время странный замок притягивал взгляд, звал, словно запечатанный старинный сундук, заглянуть внутрь.

Я вздохнула, спрятала шоколадку в рюкзак, взяла коробку под мышку, чемодан в другую руку и двинулась вперёд. Когда я пересекала пустой широкий двор, затенённый деревьями и уложенный большими камнями, я слышала каждый свой шаг. Кругом стояла полнейшая тишина, только чуть шуршали листья на деревьях. Подойдя ближе к замку, я увидела, что кладка его поросла густым синеватым мхом, сквозь щели в ступенях и между камнями пробивались зелёные травинки, а у фантастического зверя над входом от старости осыпались перья. Это было доказательством того, что замок не явился передо мной из ниоткуда, а давно уже стоял на этом месте, что меня несколько успокоило. Взобравшись по ступенькам, я набралась храбрости и, взявшись за дверную ручку в форме головы орла – большую, ржавую, с облупившейся краской, – постучалась в дверь. И вздрогнула – такими громкими показались мне звуки этих ударов в окружавшей тишине.

Я замерла, прислушиваясь. Вскоре я услышала звук торопливых шагов, и тяжёлая дверь со скрипом отворилась. На пороге стоял маленького роста сгорбленный человек. Его грязно-белые седые волосы были спутаны и закрывали ему половину лица. Лицо его было бледно, покрыто глубокими морщинами, огромный загнутый книзу нос почти доставал до верхней губы, а бледно-серые глаза щурились на солнце, рассматривая меня.

– Ты – Ева?– резко спросил он.

– Да, я.… Извините, а вы… – запинаясь, начала я. Вид и голос этого человека был так неприятен, что мне захотелось отвернуться и убежать.

– Заходи, – старик перебил меня, возражая моему намерению, – заходи, чего стоишь, быстрее.

И он широко отрыл передо мной дверь, пропуская внутрь. Внутри было так темно, что я едва различала его силуэт.

Вздрогнув, я взяла чемодан и вошла в замок. Старик торопливо запер дверь, и, как мне показалось, облегчённо вздохнул. После чего он сказал уже дружелюбнее:

– Иди за мной. Смотри не оступись – тут темно.

И он так быстро зашагал по коридору, что я едва поспевала за ним. Я видела только его сгорбленную спину впереди. Его и мои шаги глухим эхом отдавались от стен где-то далеко от нас. Старик шёл так быстро, что я всё никак не могла улучить момент, чтобы спросить, кто он и куда меня ведёт.

Наконец, в конце коридора показался свет, и мы вышли в просторный зал с высокими потолками. Там были незанавешенные окна, которые полностью занимали одну из стен. На окнах были искусные витражи, которые цветной мозаикой отражались на полу и на длинном гладком столе, занимающим большую часть комнаты. Пол был услан тёмно-зелёным ковром; в углу был огромный камин. Под потолком висела огромная хрустальная люстра, в которой играл солнечный свет.

Тут я и решилась спросить:

– Извините, вы – Бронислав Патиенс?

Старик обернулся ко мне и уже хотел ответить, как вдруг позади меня раздался отчётливый голос:

–Нет, это я Бронислав Патиенс.

Голос прозвучал неожиданно и резко в тихом зале, отдаваясь эхом от высокого потока.

Я обернулась и увидела человека, стоявшего там, где ещё секунду назад никого не было. Он стоял в дверном проёме, в тени, свет из окон едва освещал его, но его облик в мельчайших подробностях отпечатался у меня в памяти.

Человек был высоким – его лоб доставал до дверного косяка, – был худым, но крепким. У него была идеальная осанка, а его кожа была белой, словно мрамор, и от этого создавалось впечатление, что он – не человек, а мастерски сделанная статуя, которая сбежала с постамента. Его строгий чёрный костюм был безупречен, будто только что сшит, и сидел идеально. Длинные и тёмные волосы собраны в хвост, но некоторые непослушные короткие пряди у лица всё же выбивались из причёски и падали на лицо. Лицо этого человека было вытянутым, застывшим, словно маска. На этом неподвижном бледном лице очень ярко выделялись пронзительно–зелёные глаза, которые смотрели из-под приспущенных чёрных ресниц. Он спросил:

– А ты, должно быть, Ева Дистурб?

Так я познакомилась со своим дядюшкой Бо, и до сих пор помню, каким увидела тогда, в первый раз.

– Да, я Ева, – ответила я, и поняла, что мой голос звучит очень тихо. – Очень приятно познакомиться.

Он, судя по его взгляду, не мог сказать того же.

– Хью, отведи девочку в её комнату, – бросил он.

Старик, что привёл меня, кивнул головой, и, взяв мой чемодан, повёл меня за руку вверх по лестнице. Пройдя ступенек десять, я обернулась. Внизу уже никого не было. Бронислав Патиенс исчез так же неожиданно, как и появился.

Старик, кряхтя, затащил мой чемодан на второй этаж. Пройдя немного по длинному коридору, он открыл передо мной одну из дверей:

– Вот, тут будешь жить. Не понравится – комнат свободных ещё очень много. Располагайся.

Я поблагодарила его, взяла из его рук чемодан и уже собиралась войти в комнату, как вдруг он неуклюже улыбнулся и протянул мне руку:

– Меня зовут Хьюго, ну или Хью. Я здесь слуга.

– Очень приятно, – я, смутившись, легко пожала его трясущуюся руку.

– Располагайся, а потом, в девять часов приходи завтракать

– Ну ладно… – я пожала плечами и вошла в комнату.

Моя комната была очень просторной, с высоким потолком. Всё, что нужно, здесь было: большой шкаф для одежды, кровать, которая уже была застелена для меня, письменный стол, широкие окна, много полок на стенах. Только на окнах были решетки и плотные чёрные шторы. Здесь было очень красиво, но непривычно. Одна эта комната была как три в нашем с папой доме, и это было очень неуютно. Слишком много места для одной меня. Но жаловаться тоже было не на что.

Я вздохнула и опустилась на кровать. Та тихонько скрипнула под моим весом. «Что ж, добро пожаловать домой», – невесело подумала я, и принялась распаковывать свой чемодан.

Было удивительно найти рядом со столом розетку. Я подключила к ней свой телефон, и тот ожил – что ж, по крайней мере, в замке было электричество. А вот связь была слабая – не удивительно, учитывая, насколько далеко от крупных населённых пунктов мы уехали.

Разложив кое-как вещи и переодевшись, я честно вышла из комнаты в девять часов и спустилась в огромный зал с большим столом – как я потом узнала, это была столовая. Небольшая дверка сбоку от стола, которую я до этого не заметила, была приоткрыта, и оттуда доносился шум воды. Я осторожно вошла в эту дверку и оказалась на кухне, на грандиозной большой кухне, где на полках в шкафах громоздились все возможные виды посуды, было для мытья этой посуды целых три раковины, большой разделочный стол, и посреди этого стоял Хьюго в забавном белом фартуке, с кастрюлькой в руках.

– А, это ты, – встрепенулся он, увидев меня в своих владениях. – Уже девять?

– Да, – сказала я. Старик виновато засуетился:

– Завтрак ещё не готов, я…

– Вам нужна помощь?

Хьюго обернулся на меня недоверчиво, но затем лицо его расслабилось.

– Да-да, мне бы не помешала помощь, – признался он.

– Что вы готовите? – я тоже немного расслабилась. По мне, если человек разрешает прикасаться к своей еде, значит, доверяет.

– Я хотел сварить гречневую кашу и приправить маслом, но успел только перебрать и промыть.

– Так это уже полдела, – улыбнулась я. Визуализация тарелки с горячей ароматной кашей, сдобренной тающим кусочком масла, подняла мне настроение.

– Я не уверен, сколько нужно воды… – смущённо признался Хьюго.

Я подошла и оценила количество крупы в его кастрюльке.

– Я думаю, два стакана хватит, – вынесла я вердикт и, наблюдая, как старик наливает в кастрюльку воду, решилась спросить:

– А что, дядя, эм, любит гречку?

Или мне показалось, или Хью чуть не выронил свою кастрюльку, пока ставил её на плиту.

– Хозяин, он, э-э-э, не будет есть, нет, это только для нас. Он уже завтракал, я, эм, готовлю ему отдельно, – быстро сказал он, отведя взгляд.

– А, ладно, – я махнула рукой, – я просто хотела у него спросить…

– Если тебе что-нибудь нужно, говори мне, – дружелюбно сказал Хьюго, оставляя плиту и направляясь к большому холодильнику.

Он так быстро открыл и закрыл холодильник, что я даже не успела увидеть, какие деликатесы там хранятся. Хьюго принёс масло в блестящей маслёнке и хлеб – это было не такое масло, как я покупала для нас папой, оно было желтее, жирнее и лежало большим неровным куском. Хлеб тоже был необычный: большой, серый и круглый, воздушный и ароматный.

– Всё свежее, – заметил Хью, – местные делают. Я сам закупаюсь на рынке.

Мы сели на табуретки у большого разделочного стола и стали делать бутерброды с маслом. Я присматривала за кашей, а ещё у нас пыхтел на плите чайник. Я окончательно успокоилась и даже почувствовала себя почти уютно.

Каша получилась отлично. Хьюго хотел было понести наши тарелки в столовую, но я сказала, что мне нравится здесь. Так мы и сели за разделочный стол есть наш завтрак.

– Так что ты хотела спросить? – поинтересовался старик, вычищая свою тарелку.

– Ну например, – задумалась я, насыпая сахар себе в чай. Я хотела спросить много. – Например, где ванная?

– Я тебе всё покажу, – пообещал Хьюго. – У нас их много.

Мы позавтракали, и оставалось только допить чай. Хью убрал со стола тарелки и, сев обратно, серьёзно сказал мне:

– Ты должна понимать, что теперь ты живёшь в замке, здесь хозяин твой дядя. Как он скажет – так и будет.

– Я понимаю, – кивнула я, уже с сожалением вспоминая свою свободу у папы дома. – Но где же он сам?

– Он отдыхает, – быстро ответил Хьюго. – Он, эм, работает по ночам.

– А кем он работает?

Старик махнул рукой: «Это неважно». Кажется, моё любопытство было не очень уместно, так что я подавила в себе желание задавать вопросы. После четырнадцати лет жизни с папой у меня это отлично получалось.

– Есть некоторые правила, которые, эм, твой дядя хотел, чтобы я до тебя донёс, – медленно, будто бы сомневаясь, сказал Хью.

Правила. Ну вот опять. Я вздохнула и запила свою раздражённость чаем.

– Я слушаю, – сказала я, пытаясь сделать нейтральный голос.

– Хорошо, – старик попытался улыбнуться. – Завтракать и обедать можешь когда угодно. Но на ужин обязательно приходи в семь часов. Ещё ты можешь уходить и приходить, когда хочешь, но обязательно приходи в семь часов. Твой дядя надеется, что ты не попытаешься уехать обратно в город…

Я покачала головой:

– Зачем мне туда ехать? Я не хочу попасть в какой-нибудь дурацкий интернат…

– Это хорошо, – закивал Хьюго. – Ещё ты можешь ходить по замку, если хочешь, но часть комнат заперта, потому что, эм, там никто не живёт. Там ничего интересного, поверь. И, эм, в замке много ценных вещей, и твой дядя, он, кхм, надеется, что ты не станешь брать их и выносить за пределы замка…

Мне стало как-то неприятно, и я бросила:

– Я, конечно, сирота, но не воришка.

– Ну-ну, не надо, – старик встревоженно замахал руками. – Я этого не говорил, и твой дядя тоже. Просто поверь, ты не будешь ни в чём нуждаться. Ты будешь получать некоторое количество денег от дяди, и ещё немного будет капать тебе со счёта твоего отца, и ты будешь распоряжаться этим сама, так что…

– Ладно, проехали, – я махнула рукой. Чай уже был допит, и мне ничего не оставалось, как ждать, пока Хью закончит читать мне правила.

– А сейчас действительно важное правило, Ева, послушай, – сказал он, и я насторожилась, когда он назвал моё имя.

– Нельзя выходить ночью. Ночью я закрываю все двери, я буду приходить и закрывать дверь в твою комнату в полночь.

– Но зачем? – перебила я.

Хьюго вздохнул:

– Я знал, что ты спросишь. Просто поверь, это очень важно. После ужина никуда не выходи, и ночью не покидай свою комнату. Пожалуйста.

Я услышала в его скрипучем голосе почти мольбу. Кажется, это действительно ужасно важно.

– Хорошо, – согласилась я. В конце концов, зачем мне выходить куда-то ночью, если ночью я сплю?

– Замечательно, – с облегчением улыбнулся старик. – Я буду открывать дверь в шесть часов утра, так что ты спокойно сможешь выйти утром…

– Я сплю до одиннадцати, когда мне никуда не надо, – улыбнулась я. Старик тоже засмеялся в ответ.

– Все вы Патиенсы любите поспать…

Непривычно было услышать это имя в свой адрес. Я покрутила пустую чашку в руках, но виду не подала.

– Что ещё?

– Я вижу, что тебя это утомило, – понимающе кивнул Хьюго. – Но всё, я уже всё сказал. Остались мелочи, вроде того, что твой дядя сказал, чтобы ты постаралась не свалиться в море. Но с этим, я думаю, ты справишься.

– О да, – уверила я и встала из-за стола. – Спасибо за завтрак.

– Не за что, – улыбнулся Хью и остановил меня, когда я попыталась включить кран и помыть свою чашку. – Я помою. Лучше отдохни после поездки-то, а?

– Пожалуй, – согласилась я. – Выйду на улицу.

– О, ещё, – крикнул мне в след Хьюго, когда я уже вышла за дверь, – если встретишь лису, не подходи к ней! Они, э, в этих местах болеют бешенством!

Глава 4

На новом месте

После завтрака я решила погулять и осмотреть окрестности. Хьюго показал мне ещё один выход из замка, и первым делом я оказалась на огромном пространстве, которое, видимо, называлось «парком». И за этим «парком» уже, должно быть, давно никто не следил. Здесь росли огромные дубы, загораживая небо своими ветвями, поэтому в парке было полутемно. Между деревьями петляли узенькие дорожки, когда-то красиво уложенные белыми плитами, а теперь разрушенные корнями растений и теряющиеся в траве. Роса ещё не высохла. Было влажно, и по дорожкам то и дело проползали, оставляя за собой серебристый слизкий след, большие неторопливые улитки. Заметив меня, они испуганно прятали свои усики в панцирь. Я переступала их и шла дальше.

И с каждым шагом мне здесь нравилось всё больше. Парк был очень красивым, не смотря на свою неухоженность. И, может, неухоженность и придавала ему его очарование. Вокруг толстых стволов деревьев, как вокруг огромных колонн, вился гибкий зелёный плющ. Листья дубов, словно бронзовые пластины, блестели в проникающих сюда лучах солнца и причудливо играли их светом. Неожиданно для самой себя я вышла на берег большого пруда. Над ним тихо шелестели ветвями плакучие ивы, на берегу, наполовину спрятавшись в камышах, сидели два каменных льва, а рядом с ними лежала полусгнившая лодочка. Пруд зарос тиной, в нём плескалась мелкая рыбёшка, и квакали лягушки. Через пруд вёл большой шаткий деревянный мост, по нему я и решила пойти. Пройдя половину моста, я заметила в тени на другом берегу какую-то серую высокую фигуру, похожую на человека. Подойдя ещё ближе, я поняла, что это статуя, изображающая плачущего ангела. Он стоял, склонив голову вниз и закрыв лицо ладонями, а крылья его печально поникли.

Сойдя с моста, я невольно вздрогнула. Ангел стоял над могильной плитой.

Я долго ещё блуждала по траве между деревьями, пока не нашла дорожку. В траве я то и дело спотыкалась о могильные плиты, уже совсем старые, превращенные в бесформенные каменные глыбы.

Вскоре я натолкнулась на железную старую оградку, так сильно заросшую плющом, что её было сложно заметить, пока не споткнёшься об неё. Я поняла, что она означает границу парка. Я пошла вдоль неё и нашла ржавые запертые ворота – они вели за пределы замка.

«Могу прогуляться», – подумала я и с энтузиазмом стала разматывать цепь на воротах, отделявшую меня от побега. Я испачкала ржавчиной все руки, но дело было сделано: цепь лежала передо мной на земле. Оставалось только открыть ворота. Но это оказалось не так просто. Ворота приржавели мёртво, и ни в какую не хотели открываться. Я оборвала с ворот плющ, после чего изо всех сил толкнула их плечом.

И мои старания оправдались – ворота с громким жалобным скрипом поддались, и мне удалось открыть щель достаточно большую, чтобы я смогла пролезть.

Выбравшись наружу, я радостно хихикнула, оглянулась: не видел ли кто моего подвига? Я помнила, откуда мы пришли утром, и в какой стороне деревня, поэтому уверенно шагала вперёд. Но когда я вышла на дорогу, моя радость несколько омрачилась: когда мимо меня, поднимая пыль, проезжала телега, человек, ехавший там, очень удивлённо посмотрел на меня. Тогда-то я поняла, что после открывания ворот я ужасно запачкалась, и, прежде чем идти в деревню, надо бы где-нибудь вымыться. Но где?

«Море, здесь должно быть море, – подумала я. – Но где же оно?». Так я и стояла посреди дороги, вспоминая, как можно найти море, как вдруг я услышала у себя над головой крик чайки и подняла голову. Белая птица покружила надо мной, а затем полетела в сторону замка, и вскоре скрылась в дали. Мне пришлось возвращаться, и идти вслед за чайкой. Шла я очень долго: сначала по дороге, потом мимо замка, затем по лесу… Я уже думала бросить эту затею, как лес кончился, я поднялась по крутому склону, и оказалась на высоком утёсе, который, как нос корабля, смотрел в море. Радуясь этой находке, я стала искать путь, чтобы спуститься к воде. Утёс подмывался волнами, и часть его от этого осыпалась в воду, и большие серые камни выглядывали из глубины. Только по этим камням вниз – другого спуска к воде не было, и я немало рисковала. Мои ноги то и дело соскальзывали, камни осыпались вниз, а море угрожающе гудело внизу. Но я всё же смогла спуститься без особых повреждений – только расцарапала колени и ладони.

Волна столкнулась с обломком скалы, на котором я стояла, и вода брызнула мне в лицо. Я с трудом набрала в ладони холодной воды, чтобы умыться.

Умывшись, я полезла обратно по скалам, но это оказалось гораздо сложнее, чем спускаться, поэтому я остановилась на полпути отдохнуть. Я стояла на камне и смотрела на море. В спину мне пригревало полуденное солнце, а в лицо дул холодный ветер и летели брызги. И я рассмеялась, сама не зная, чему.

Всё ещё чувствуя пощипывание морской соли на сбитых ладонях, я пришла в деревню. Пыльная дорога переходила в главную деревенскую улицу – главную и единственную. По ней гуляли гуси и куры, что-то ища в пыли; иногда эту живность распугивала проезжающая телега, запряжённая лошадью. Автомобили, как я понимаю, были здесь редкостью. Кругом были наполовину деревянные, наполовину кирпичные одноэтажные домики, огороженные заборами. До меня доносились крики петуха, мычание коров, лай собак и пение птиц. Всё было тихо и мирно, людей вокруг совсем не было, только под забором два мальчика играли с чёрной собачонкой. Когда я поравнялась с ними, они остановили своё занятие, испуганно глянули на меня и, ловко перемахнув забор, скрылись из виду. Собачка, с которой они играли, прижала уши и зарычала на меня, после чего с громким лаем ретировалась куда-то в кусты.

Вскоре я дошла до деревенского рынка. Это было большое огороженное деревянным покосившимся забором пространство, забитое торговыми палатками. За прилавками стояли, зевая, продавцы – торговли сегодня у них не шло никакой, и многие уже собирались уходить. Я купила у толстой старушки яблоко и пошла гулять по рынку. Посреди рынка я нашла небольшое заведение под названием «Серый Дуб», с деревянной вывеской. Оно, видимо, было своеобразным культурным центром деревни. На двери его висело объявление: «Уважаемые посетители! Просьба не бросать окурки на пол! Они жгут колени и руки посетителям, покидающим заведение». Сейчас заведения никто не покидал, но оттуда слышались голоса и вкусно пахло жареным мясом, и я решила пойти туда.

Когда я зашла, над дверью звякнул колокольчик, и взгляды всех, кто находился в «Сером Дубе», обратились на меня. Люди, сидевшие за столиками и распивавшие пиво из огромных кружек, удивлённо посмотрели на меня, я даже смутилась. Но потом успокоилась и села за дальний столик в углу, где было меньше всего народу. Такую реакцию людей я объяснила тем, что деревенька у них тихая, и редко можно увидеть здесь новое лицо.

А заведение было очень даже ничего. По крайней мере, кофе здесь был вкусный, был большой телевизор, и это было чуть ни не единственное место, где худо-бедно ловила связь. А что ещё нужно для счастья? Впечатление от моего появления улеглось тут же, как только по телевизору началась передача о рыбалке. Меня больше никто не замечал. Я немного посидела в «Сером Дубе» с телефоном в руках, но вскоре мне это наскучило, и я решила продолжить своё путешествие.

Вскоре я дошла до окраины деревни, где за домами сразу же начинался лес. Моё внимание привлёк дом, не похожий на другие. Это был белый, аккуратный двухэтажный коттедж, возвышавшийся над незамысловатыми постройками деревенских жителей. Я подошла ближе, чтобы рассмотреть его. И вдруг…

Вдруг мне под ноги с визгом бросилась какая-то серая тень. От неожиданности я вскрикнула. Тень оказалась большим дымчатого окраса котом. Кот вился у меня под ногами, пронзительно мяукая, и сверкая на меня большими жёлтыми глазами.

– Не пугайся, это мой друг Винстон, – сказал приятный женский голос у меня за спиной.

Я обернулась и увидела светловолосую женщину, стоящую за калиткой того самого дома. Хоть день тогда выдался холодный, но она вышла во двор, даже не накинув на плечи куртки, и босиком. Вьющиеся локоны её золотых волос были небрежно собраны в простую косу. Глаза женщины были необычайно яркого тёмно-синего цвета и сильно выделялись на персиковом лице.

Кот, услышав голос хозяйки, тут же оставил меня и, перемахнув через забор, запрыгнул к ней на плечи.

– Красивый у вас кот, – похвалила я, приближаясь к калитке.

– Он чеширский кот, – пояснила женщина. – А ты, должно быть, из Лизпорта?

– А как вы узнали? – удивилась я.

– Тут редко увидишь нового человека, – сказала женщина, улыбнувшись. – А кто ни приедет – все из Лизпорта, больше некому ездить.

– Да уж… – улыбнулась я. Мне почему-то очень нравилась эта незнакомка. Я решила, что смогу подружиться с ней. – А меня Ева зовут. Ева Дистурб.

– А я Синтия Вэн, – сказала женщина, потягивая мне руку над калиткой. Мы пожали руки, и вдруг она спохватилась: – Ой, а что же это я?

Синтия зазвенела ключами, открывая калитку:

– Проходи!

И я вошла в небольшой ухоженный двор, с аккуратно подстриженным газоном и маленьким фонтаном в виде двух рыбок. Но двор был пустоват, его лишь загораживала тень от двух высоких ярко-красных клёнов. Красивый двухэтажный дом, с красной черепичной крышей, с плющом, вьющимся до окон второго этажа, выглядел довольно уютным. Я нерешительно переступила порог. Вслед за мной скользнул недоверчивый и тихий Винстон…

Прошло около получаса. В просторной гостиной ярко горел свет, от чашек с горячим чаем вился дымок, пушистый и мягкий, словно плюшевый Винстон зычным басом мурлыкал у меня на коленях, сонно прикрыв глаза. Я посмотрела на кота. Он как будто ухмылялся себе в усы. Синтия и я весело болтали так, словно знакомы не час, а, как минимум, несколько лет.