Мгновения вечности

– Пауло Коэльо?

– Снова верно, – я хитро сощурилась, – а вот этот отрывок ты ни за что не узнаешь: «Я не искала его расположения, но мне невыносима мысль, что он есть где-то и плохо думает обо мне».

Акунин нахмурился. Я победно усмехнулась.

– Ты не можешь знать все, хотя бы потому, что ты парень и не читал роман «Гордость и предубеждения».

– Мы же вроде проходились по классике, – насупился Александр.

– Это она и есть. Классика женского сознания, я бы сказала.

Акунин скрестил руки на груди. Обиделся? Что ж, если он не умеет признавать поражения, это не должно испортить мне завтрак. Я положила на тарелку несколько закусок; выглядели и пахли они потрясающе.

– Сколько же ты все это готовил? – удивилась я.

– Пока ты спала. А спала ты…часов пять, я бы сказал. Сейчас должно быть около десяти вечера.

Я нервно хихикнула. Кухню заливал яркий дневной свет. Он всегда будет светить именно так, и никак иначе…Чтобы не думать о грустном, я откусила кусочек бутерброда и зажмурилась – вкуснотища!

– Учиффся на шеф-пофафа? – спросила я с набитым ртом.

– Нет, просто люблю готовить. Кулинария убивает время и хорошо подходит математическому складу ума: я всегда помню, что и сколько держать на огне и никогда не забываю рецепты.

Хоть и хвастливое по содержанию, это откровение прозвучало лишь как констатация факта.

Я уплетала вкусности за обе щеки, и вдруг мне пришла в голову мысль:

– Получается, продукты не могут испортиться? Если они тоже застряли во времени?

– Наверное, нет.

– Что ж, по крайней мере, нам не грозит голодная смерть, – я положила в рот крошечную тарталетку и зажмурилась, – ошень фкуффно!

Для убедительности я подняла вверх большой палец. Акунин тихонько посмеивался над моим волчьим аппетитом.

– Помогай, – я обвела взглядом еду, – я одна это не съем.

Улыбнувшись одним уголком рта, Акунин взял бутерброд.

– Мне нужно вернуться домой, – сказал он, – узнать, что с родителями и Настей. Это моя сестра.

Я мгновенно перестала жевать. Снова остаться одной? Немыслимо!

– Если хочешь, пойдем со мной, – предложил Акунин.

Я просияла.

– Да! Только оставлю записку.

Поставив точку, я отложила бумагу и запила чаем последнее печенье. Акунин грустно смотрел на меня, потом осторожно спросил:

– Ты думаешь, твоя мама…(я прямо-таки услышала на месте паузы слово «жива») не замерла, как остальные?

Я опешила. Конечно, нет! Как такое могло случиться с мамой? Да и папа, я уверена, не стал «манекеном», просто он в командировке, далеко отсюда.

– Не нужно быть гением, чтобы произвести подсчет, – заметил Акунин, – она всяко уже должна была вернуться, если только не уснула на улице, что маловероятно, или не пошла сначала искать других родственников, что невероятно совсем.

Я представила маму в тот страшный момент. Она видит «манекенов» и боится. Но даже в панике она подумала бы о том же, о чем и я – что можно встретиться дома.

– Мало ли, где мама могла задержаться, – я не желала расставаться с надеждой, – уверена, она появится через пару дней.

«Пару дней»… Это прозвучало как-то странно. Как теперь отсчитывать время?

Я перечитала записку:

«Мама, со мной все в порядке! Мы с тобой не одни, со мной еще мой друг Александр, мы пошли проведать его семью. Не уходи никуда, я скоро буду!»

Эмма

Так. Ну все.

– Можно идти.

Теперь при виде застывшего на ступенях старика я больше не боялась. Я воспринимала себя и Акунина как двух туристов, посетивших чудовищных размеров Музей Мадам Тюссо. "Манекены" казались мне просто копиями людей – невероятно похожими на них, но все же искусственными и нестрашными.

Акунин шел быстро, все время хмурился. Я едва поспевала за ним, но не просила сбавить темп, ведь я и сама также спешила к маме. Я не спросила, далеко ли идти, но уже скоро получила ответ на свой вопрос – Акунин зашел в подъезд; его дом от моего отделяло всего два двора.

– Лифт не работает, – мрачно сказал он, – восьмой этаж.

– Но ты же сам говорил… – для верности я нажала кнопку еще несколько раз, – то, чего мы касаемся, "размораживается". Так почему не начинают работать лифты – в моем доме и здесь?

– Могу лишь предположить, – бесцветным голосом произнес Александр. Я с тревогой посмотрела на него: что-то явно было не так.

– Я вся внимание, – мне хотелось разжечь в нем хотя бы искру любопытства.

– Скорее всего, – он тяжело прислонился к стене, – если мы найдем нужные лифтерные и перезапустим пульт, то лифты заработают. Ну, а пока что…придется подниматься пешком.

– Ничего.

Что такое восемь этажей по сравнению с тем, чтобы стоять внизу одной! Я прыгала через две ступеньки, но на пятом этаже выдохлась и поплелась еле-еле. Акунин меня обогнал. Поднявшись на восьмой этаж, я просто прошла в квартиру, дверь которой была открыта нараспашку.

Квартира показалась мне уютной – светлая, хорошо обставленная, с приятными для глаз деталями вроде картин, изящных статуэток и фотографий. На кухне, оформленной в бежево-зеленых тонах, никого не оказалось. Я прошла в зал и…замерла на месте.

На диване сидели две фигуры, замершие в немом отчаянии. Что это? Они чувствовали приближение кошмара? Женщина смотрела на что-то невидимое в своих руках, а на ее «восковых» щеках все еще блестели слезы. Ее окаменевший муж сидел рядом. Теперь я не могла представить, что нахожусь в музее: эти двое не были «манекенами», как другие, они были людьми. В последний момент они чувствовали, их боль передавали застывшие поникшие плечи и скулы, сведенные вечными рыданиями.

На коленях перед диваном, такой же неподвижный, стоял их сын. Я с трудом удержалась, чтобы не окликнуть Акунина – боялась, что он тоже превратился в скорбное изваяние. Я подошла и положила руку ему на плечо, чтобы поддержать. Мне показалось, что он в ответ благодарно сжал мою ладонь, но он лишь вложил в нее какую-то бумагу.

Я молча развернула ее. Так вот что женщина держала в руках – письмо! Строчки еле угадывались, до того их размыли потоки слез.

– Что ты сделал?! – я в ужасе уставилась на Акунина, как только смысл написанного дошел до меня, – что ты ХОТЕЛ сделать? Скажи, что я ошибаюсь!

– Я хотел покончить с собой, – кивнул Акунин, – а записку написал, чтобы родители не думали, что это из-за них.

Я посмотрела на папу Александра. В его судорожно сжатых руках был мобильный телефон, второй мобильник лежал рядом с женой. Они звонили сыну, его и своим друзьям, в больницы и морги, а потом ждали новостей. И надеялись, что позвонит он.

Акунин протянул руку и кончиками пальцев провел по маминой щеке. Это было что-то настолько личное, что я отвела взгляд.

– Почему? – тихо спросила я.

Акунин нервно дернул плечами и заявил:

– Мне скучно жить.

– Ты думал, самоубийство тебя развеселит?

– Это фраза из анекдота.

– Вот именно.

Александр присел на ковер рядом со мной. Его взгляд был прикован к родителям, я же, напротив, не могла на них смотреть. Так мы сидели очень долго. Я легонько дотрагивалась указательным пальцем до большого, отмеряя секунды: когда я сидела рядом с застывшими людьми, мне начинало казаться, что я становлюсь чем-то нематериальным.

– А твоя сестра? – спросила я.

Акунин покачал головой. Наверное, детская была рядом, за дверью. Я не хотела входить туда и видеть застывшего ребенка.

– Ты хочешь побыть один? – спросила я, – я уйду на кухню.

– Нет, – Акунин как будто очнулся, – если ты не против, вернемся к тебе. Может, твоей маме повезло больше, и она вернется.

– Хорошо, – я поднялась с ковра и за руку потянула Александра за собой. Ему нужно было покинуть это место, иначе горечь и чувство вины надолго поглотят его.

Мы ждали мою маму несколько дней (по крайней мере, примерно так мы вели подсчет), но она так и не пришла. Акунин не пытался подбадривать меня, говоря, что она вернется – он давно знал, что этого не случится. Я тоже поняла это – еще тогда, в его квартире, – но мне нужна была точка отсчета.

Мне просто необходимо было чего-то ждать.

Глава 2

Адаптация

Забавная штука – жизнь. И очень необычное существо – человек. То, что казалось немыслимым, ломающим сознание изнутри, теперь было моей жизнью. Исчезли многие понятия – не только минуты и часы, но и «утро», «вечер», «ночь». Теперь «ночью» я именовала время, когда спала, а «утром» – то, когда просыпалась. "Утром" я готовила завтрак на две персоны или наслаждалась более изысканной кухней Акунина, если он вставал первым. Иногда мы готовили вместе. Я узнала уйму новых рецептов и попробовала экзотические блюда из осетра, авокадо, креветок…Наша жизнь шла вперед, люди не выходили из оцепенения, и мы решили, что будем брать еду из супермаркета – все равно она никому не нужна. Каждый день я могла есть то, что было слишком дорогим для моей семьи, и, несмотря на то, что все это было невероятно вкусно, я бы согласилась всю оставшуюся жизнь есть один хлеб и пить воду – лишь бы вернулась мама.

В какой-то момент я поняла, что мне хочется есть все меньше и меньше, и я поделилась своими мыслями с Акуниным.

– Мне кажется, мы тоже замерли, но как-то по-другому, – сказала я.

– В каком смысле?

– Ну…я протянула вперед руку, – видишь, ногти не отрастают. И брови, и волосы на ногах. Это даже жутко – мы как будто не существуем. И есть хочется лишь самую малость.

– Сказала девчонка, умявшая полсотни закусок за один присест.

– Это все нервы, – насупилась я.

– Мы не особенно нуждаемся в пище, потому что тратим мало энергии, – объяснил Акунин, – а еще, может быть, мы замерли в том состоянии, в котором были до остановки времени. Мы всегда живем сегодня, и раз сегодня мы поели, то больше и не надо.

– То есть, мы теперь можем вообще не есть? Или, наоборот, есть сколько хотим и не потолстеем?

Акунин усмехнулся:

– Мечта американца.

– Да и не только!

Так начались наши эксперименты. Я набрала в супермаркете всех сладостей, каких только могла пожелать, и ела их, сколько влезет. Акунин не ел вообще – его нервы это как-то выдерживали. Когда меня уже тошнило от шоколада, а Александр стал скучать по продуктам, мы сделали вывод: я не поправилась ни на грамм, а он – не похудел.

– Что же мы теперь…за существа такие? – в страхе спросила я.

Акунин, согласившийся посмотреть со мной сагу «Сумерки», с энтузиазмом ткнул пальцем в экран.

– Может, вампиры, а? Смотри – мы не стареем, не едим, и, думаю, можем не спать. Вот так.

Я не призналась Александру, но эта мысль уже приходила мне в голову. Я аккуратно проткнула кожу иголкой и убедилась, что кровь красная и вполне человеческая. Вот только микроскопическая ранка очень долго не заживала; я вначале испугалась, что кожа так и не начнет регенерировать, и вся кровь вытечет, но все обошлось.

– Интересно, можем ли мы заболеть? – спросила я у Акунина, – и можем ли выздороветь?

– Я не знаю. С одной стороны, мы по-прежнему чувствуем тепло и холод, значит, по идее, можем простудиться. Но одного дня вирусу не хватит, чтобы серьезно навредить нам. Все, что нам угрожает, это то, что может убить человека за один день, за наше «сегодня» – например, быстродействующий яд. Но даже в этом я не уверен, ведь изменений в нашем организме не происходит, то есть, не возникнет ничего нового – морщин, например.

Я улыбнулась.

– Еще одна мечта, на этот раз всех женщин.

– Да и не только!

– Я уколола палец, и он очень долго не заживал, – призналась я.

Акунин нахмурился.

– Значит, надо быть осторожными с ранениями – они могут стать смертельными. Я думаю, наши физические потребности и возможности – например, восстановления – также работают в режиме «сегодня» – то есть, в очень замедленном режиме. Кровь даже из небольшой раны может вытечь быстрее, чем кожа срастется.

От этих слов мне стало жутко. Чтобы успокоиться, я вновь стала вникать в сюжет «Сумерек». За время просмотра фильм несколько раз "вылетал" и приходилось включать его снова. Так происходило со всеми фильмами: видимо, техника не желала исправно работать в условиях нашего ненормального времени. Однако, пусть и несовершенные, такие киносеансы нам пока не наскучили.

Краем глаза я взглянула на Акунина и впервые задумалась о том, что мы с ним, возможно, последние из людей. Все это время я спокойно относилась к тому, что со мной в одном доме живет парень. Конечно, я уже не засыпала с ним на своем диване – Акунин «ночевал» в зале, – но все-таки я чувствовала себя непринужденно и спокойно в его присутствии. Наверное, все дело в том, что он не воспринимал меня как девушку – от Александра веяло таким равнодушием…Двоюродного брата я скорее посчитала бы компрометирующей компанией, чем его. Но мысль возникла и смутила меня.

– О чем думаешь? – лениво спросил Акунин.

– Я думаю, что ты думаешь, что Бэлла – вертихвостка. Но вообще-то в книге ее метания более понятны.

– Я не о фильме. Ты меня так оценивающе разглядывала, и…твой вердикт?

Ой. Как стыдно. Я что, и правда так таращилась?

– Ну…ты красивый, – честно сказала я.

– Неужели? Рад слышать. Жаль только, мышцы уже не накачаю, а ведь столько свободного времени появилось!

– А как на счет меня? – я прикусила нижнюю губу, – я красивая?

Александр внимательно посмотрел на меня и заявил:

– Ты хорошенькая.

– Ну, спасибо! – я бросила в него подушкой, – засранец!

– Не переживай, – он тут же пристроил подушку под голову, – думаю, ты самая красивая девушка на планете.

– Хм, ну конечно, если я осталась всего одна!

– Вот об этом нам и надо подумать, – Акунин посерьезнел, – действительно ли остались только ты и я? Раз нас двое, и мы так быстро встретились, велика вероятность того, что есть еще уцелевшие.

– Но мы искали, много раз!

Это было правдой. Мы снова и снова прочесывали окрестности в поисках других людей, но в конце концов уставали и возвращались.

– Расширим круг поисков, – предложил Акунин, – не будем каждый раз возвращаться домой – отдохнуть можно и где-нибудь в городе. Еда есть в любом супермаркете, а поспать можно в мебельном магазине. Прочешем весь город – не такой он и большой.

Да уж, население крошки – Энска – не больше трехсот тысяч человек. Сколько из этих тысяч выжили? Может, не так уж мало…

– Я установил камеры в ближайших магазинах, – сказал Акунин, – чтобы можно было увидеть, если кто-то там появится. Изображение транслируется прямо на телефон.

Он повертел в руках Айфон последней модели. Судя по совершенно гладкому корпусу, он позаимствовал его в магазине компьютерной техники.

– Ни в чем себе не отказывай, – подначила я, и все же не могла не признать, – отлично придумал!

– Не совсем. Техника "глючит" внутри нашего, замершего времени: помнишь, как у нас вечно выключался фильм и приходилось включать его заново?

Я закатила глаза:

– Как бы я об этом забыла, интересно? В последний раз он "вылетал" минуту назад. То есть…

– Я тебя понял, – кивнул Александр. Мы по-прежнему использовали слова "минута" и "час", "вчера" и "сегодня", но лишь для того, чтобы объяснить свои ощущения в безвременном пространстве. Иначе появлялось неприятное чувство, что мы болтаемся в открытом космосе без всякой опоры под ногами.

– Камеры быстро перестают снимать, – объяснил Акунин, – не знаю, в чем причина. Они как бы не рассчитаны на долгую работу – само понятие «долго» уже не работает.

– Да уж…

– Выходит, что выискивать людей с помощью видеосвязи неэффективно. Они могут зайти в магазин именно в тот момент, когда картинка исчезнет, а постоянно пялиться в монитор я не смогу.

– А что, если найти их через интернет? – Акунин скептически взглянул на меня, но я продолжала, – нет, вспомни, ты сам говорил. На счет лифта. Мол, если найти лифтерную и перезапустить пульт, можно его починить.

– Теоретически.

– Тогда выходит, если посетить офис связи, перезагрузить компьютеры и подключить наш домашний компьютер к сети, он заработает. Внутри нашего времени.

– А ты отлично соображаешь, малышка, – улыбнулся Акунин, – вот только это очень долгий и запутанный путь.

– Почему?

– Давай снова вернемся к лифтам. Чтобы запустить лифт в нашем доме, нужна соответствующая лифтерная, которая относится к данному адресу. Нельзя запустить все лифты разом с одного пульта. Также и здесь, мы подключим свой компьютер к сети, но даже если сеть появится, в ней будем только мы с тобой, и ни одной обновляющейся платформы, ведь обновлять их некому. Мы не можем запустить все компьютеры Энска, и не можем сделать этого выборочно, потому что не знаем адреса выживших. Иными словами, мы не сможем ни с кем связаться, даже имея устойчивую связь, а не ту, которая будет постоянно отключать сама себя.

– Да уж… – уныло пробормотала я.

– Выше нос, малышка! Это математическая вероятность. Если в одном крошечном районе нас оказалось двое, то наверняка есть еще люди, и они так же ищут нас, как и мы их. Нужно действовать сообща.

– Но как? Если мы не знаем, кто они и где находятся?

– Будем оставлять записки с адресом во всех крупных торговых центрах, в офисах связи, на почте. Наверняка хоть кто-то рассуждает так же, как я.

Я грустно вздохнула. Все это было элементарно, но мне даже в голову не пришло.

– И еще, – сказал Акунин, – если мы разделимся, это значительно ускорит процесс.

– Нет, – возразила я, – нет, нет, нет! – я боялась потерять его сильнее, чем умереть. – У нас много времени. В конце концов, только его у нас и навалом.

– Ты права. Тогда мы поедем на машине: это быстрее, да и заметнее. Нас смогут увидеть или услышать.

– Может, тогда выберем какую-нибудь старую развалюху? – хихикнула я, – такую, чтобы дым валил, и шуму было – на три улицы.

– Ну уж нет, – заявил Акунин, – не умеешь ты пользоваться подарками судьбы! Раз уж я могу выбрать любую машину, то это будет…

Я не могла удержаться от смеха. Александр, как будто собственную, представил мне серебристую обтекаемую машину, похожую на дельфина.

– Ауди, – прокомментировала я, увидев логотип из четырех колец.

– Точно. Владелец этой красотки – депутат Сидихин. Судя по отзывам горожан, он редкостная свинья, так что, если я разобью его машину, это будет справедливо.

Несчастный Сидихин сидел за рулем, но он никак не мог узнать, что задумал Акунин, равно как и помешать ему. Депутат замер, не успев даже закрыть дверцу автомобиля. Александр легко вытащил лысеющего политика из машины и уложил его на траве. Скрюченный и жалкий, он никак не походил на богатого и влиятельного человека. Мне стало жаль его.

– Александр, – позвала я, – а взять незанятую машину ты не мог?

– Мог, конечно, – отозвался он, – но тогда пришлось бы выбить стекло и выучить приемы угона. Видишь ли, ключи от машины рядом с ней не валяются.

– Ой. Ну да, точно.

– Ты водить умеешь, малышка?

– Нет, – потупилась я, – мне ведь только семнадцать, я не задумывалась над тем, чтобы сдать на права.

– Ясно.

– А тебе сколько?

– Девятнадцать, – сказал Акунин.

– В институте учишься?

– Скорее, просиживаю штаны. Я думал, там будет лучше. Сложнее. Интереснее. Короче, я ошибся. Садись.

Я послушно открыла дверь и села рядом. Салон автомобиля был великолепен: бежевая мягкая кожа, разные подсветки, полный пакет электроники. Что сказать, немецкое качество.

– Запах денег, – усмехнулся Александр, – представляешь, как было бы круто – выехать на трассу и рвануть вперед со всей скоростью? Ведь никто не выскочит наперерез.

– Да уж, – только и сказала я. Все же я пока надеялась, что кто-то в этом городе может выскочить нам навстречу.

Хотя время остановилось в будний день, застывшие машины все-таки осложняли движение. Мне было трудно представить, что каких-нибудь пятнадцать лет назад автомобили в Энске были редкостью. Сейчас городок просто кишел ими.

Акунин ловко лавировал между машинами. Ауди казалась невероятно легкой и маневренной – и правда дельфин, рассекающий морские волны. Мне все еще было тяжело видеть застывшие фигуры людей, мелькающие вокруг, поэтому я смотрела на своего напарника. Его обычно безразличное лицо сейчас было счастливым, по-мальчишески восторженным. Вот что делает с мужчинами хороший автомобиль! Наверное, это то же самое, что для модницы – билет на шопинг в Милан.

Не могу сказать, что я так уж следила за модой, но стильную одежду любила всегда, и моей постоянной       спутницей в походах по магазинам была мама. Я невольно стала вглядываться в лица людей в автобусах и на остановках: вдруг увижу ее? Но я не могла сказать, что хуже – не видеть ее вовсе, или увидеть, но не живой и любимой женщиной, какой я ее запомнила, а просто застывшей статуей.

– Как она выглядит? – Акунин будто прочитал мои мысли.

– Похожа на меня, но ее ты бы не назвал хорошенькой – она красивая.

Он улыбнулся. Да, машина определенно действовала на него магнетически.

Первым делом Акунин остановился у главного офиса мобильной связи. Работники, в одинаковых рубашках и галстуках, столбами стояли на своих местах. Мы осмотрели все столы. Никаких знаков или записок. Либо люди не догадались их оставить, либо…никого не осталось.

– Рано отчаиваться, – сказал Акунин, – возможно, выжившие просто боятся. Не все хотят выходить на связь.

– Почему? – поразилась я. Что может быть логичнее, чем искать себе подобных?

– Не знаю. Например, они могут думать, что остальные стали опасными тварями. «Обитель зла» смотрела?

Я оскорбилась.

– Но мы же не такие страхолюдины!

– Ага, но может не стоит всем и каждому давать свой адрес.

У меня вдруг поднялись дыбом волоски на руках.

– Александр, а вдруг ты прав? Может, это нам никого не надо искать?

– Да нет, успокойся. Нет в Энске никаких монстров – это же не биологическая атака, а всего лишь тормоз времени.

Тормоз времени. «Всего лишь»!

– Ладно. Куда дальше?

Мы объехали еще несколько больших офисов и магазинов. В последнем я взяла дорогущий нож – на кухне пригодится! И тут, когда мы уже ехали обратно, я впервые заметила странный блик на стекле. Он мелькнул и исчез, но я вся подобралась, как спортсмен перед прыжком.

– Ты видел? – спросила я Акунина.

– Что?

– Какой-то блеск!

– Может, брелок бликует?

Александр указал на подвеску с серебряными деталями. Да, пожалуй, так. Я успокоилась. Это единственная вещь, которая могла блеснуть на стекле. И, едва я так решила, вспышка повторилась. Нет, не то направление, это не брелок.

– Стоп! – что есть силы закричала я. Акунин мгновенно нажал на тормоз, и нас (даже в такой машине) ощутимо тряхнуло. Но извиняться перед напарником было некогда, я уже захлопнула дверь и бросилась за неведомым бликом. Александр что-то крикнул мне вдогонку, но я не разобрала – что.

Я неслась вперед, как ищейка, и вот заметила ее – движущуюся хрупкую фигуру в черном. Почему-то она старалась поскорее убраться с моей траектории.

– Стой! –закричала я, – Стой! – и бросилась вперед еще быстрее. Ветер свистел в ушах, я догнала фигуру и только успела сообразить, что передо мной молодой парнишка, как на мою голову обрушился удар.

Это слишком, это невозможно выдержать. Я упала бы на асфальт, если бы руки Акунина не подхватили меня.

– Отдай, – сквозь зубы пробормотал он и что-то с силой вытащил из моих сжатых пальцев. Я поняла, что все это время держала в руке нож. Нападение парня стало понятным – он просто защищался, – но больше я ничего не могла сообразить. Я обмякла в руках Акунина, позволяя сознанию отключиться.

Глупо, но я ревную. Потому что, пока я валялась без чувств, эта стриженая девчонка (девчонка, а не парень!) мило болтала с Акуниным. Просто до жути досадно, что мне постоянно приходится спрашивать, о чем идет речь, что происходило. Я даже не могу спросить, сколько я пролежала без сознания, ведь ясно же, что нисколько! Ни-сколь-ко, вот ответ на все наши действия. Они проходят во времени, которого не существует. Которое идет слишком медленно.

Вскоре я поняла (и испытала некоторое облегчение), что симпатии Александра и Жени были наиграны. Как только я осталась с девчонкой в комнате один на один, она насмешливо произнесла:

– Этот парень чокнутый, да?

Я пожала плечами.

– Нормальный.

Женя наморщила нос:

– Ну да! Читает научные журналы, рассуждает о жизни как наш препод по современному естествознанию и вообще…

– Ты студентка? – спросила я, просто чтобы отвлечь ее от детального разбора личности Акунина.

– Да, учусь в педагогическом. А ты?

– Тоже, – сказала я, хотя формально еще не приступила к учебе, – первый курс.

– А я – второй.

Мы замолчали, разговор не клеился. Почему-то девушка мне не нравилась: ни ее рваная стрижка, ни серые навыкате глаза – она смотрела на меня, как стервятник на кролика.