Хамелеонша

Здешняя трофейная не походила на нашу: больше щитов и оружия, темнее, мрачнее, злее…

Камин… Вытяжной короб безо всяких рисунков. В глубине мне почудилось мерцание, словно два огромных глаза смотрели оттуда, маня, властно притягивая. И я пошла к ним под песню пламени и шёпот поленьев, ощущая кожей трепет соприкосновения с чем-то древним и невыразимо могущественным, и не удивилась бы, подкатись мне под ноги золотой мячик, отправленный гранёным когтем… Остановилась так близко, что жар обжигал кожу, играл волосами и заставлял глаза слезиться, но я нарочно держала их широко раскрытыми. А вдруг?..

Опустившись на колени и подавшись вперёд, прошептала:

«Ты здесь?»

Ответа не последовало. Тогда я предприняла новую попытку:

«Я друг и пришла с благими намерениями».

Ведь месть во имя справедливости – это благо…

Но огонь по-прежнему молчал, и никто не являлся из его глубины. Наверняка потому, что я не одна из Скальгердов, а их камин – всего лишь каменный мешок с трубой.

– Интересуетесь устройством дымоходов?

Я вскочила так резко, что порвала туфлёй подол. Повернувшись, едва не упала. Бодуэн. Человек, с которым я тысячу раз беседовала во сне и лишь однажды наяву, которого я в воображении убивала десятками жестоких способов и с радостью наблюдала мучения, которого я так хорошо знала и о котором не знала ничего, стоял напротив, целый, невредимый и опасный. Я глядела во все глаза, чувствуя себя так, словно жарюсь в камине. Ещё чуть-чуть, и кожа потрескается, кости расплавятся, а волосы потекут огненной рекой.

Осознав вдруг, что, пока я рассматривала его, ко мне тоже присматривались, поспешно опустила глаза и запоздало поклонилась.

– Ваше Высочество.

– Леди Лорелея Грасье, не так ли? – Зоркий взгляд обежал меня с головы до ног и вернулся к лицу.

– Да, Ваше Высочество.

– Как вам на новом месте, успели обустроиться?

– Да, Ваше Высочество.

– Нравится?

– Да, Ваше Высочество.

– Это всё, что вы умеете говорить?

– Нет, Ваше Высочество.

Он хмыкнул.

Пусть лучше считает дурой. Дур не опасаются и не подозревают. А ещё, говоря откровенно, в его присутствии не получалось выдавить связной реплики. Зато с закрытым ртом не сболтнёшь лишнего.

– Женщины уже давно поднялись наверх. Что вы здесь делаете?

– Я… я, – оглянувшись в поисках подсказки, я вдруг почувствовала что-то в руке и, раскрыв ладонь, продемонстрировала уголёк, который сгребла в последний момент. – Искала инструмент для рисования.

– Ах да, вы ведь из артистов. Значит, любите художества?

– Люблю, Ваше Высочество.

В этот момент за его плечом показался Тесий. Поклонившись мне, что-то тихо сказал на ухо Бодуэну, и тот, коротко кивнув на прощание, удалился в сопровождении, как я теперь уже знала, секретаря.

Оставшись одна, я едва не осела на пол, колени дрожали. Враг перестал быть фантомом и обрёл плоть, кровь и голос. А ещё он меня знал. Не так уж мы с Людо незаметны, как наивно полагали.

Вечером я всё рассказала брату.

– Думаешь, понял?

Я покачала головой, покусывая сгиб пальца.

– Нет, он ведь полагает нас давно умершими. Никто не ждёт в гости мертвецов. Считаешь, он позволил бы нам так спокойно разгуливать по замку, зная, кто мы такие?

Мы надолго замолчали, понимая: это лишь вопрос времени, поэтому оттягивать нельзя, нужно опередить Бодуэна. В прошлый раз он выиграл, потому что ударил внезапно. Теперь преимущество на нашей стороне, и следует сполна им распорядиться.

А на следующий вечер произошло то, чего я даже не опасалась. А зря.

11

Менестрель занемог. За ужином пальцы вяло перебирали струны виелы, голос хрипел и срывался, а красное лицо и испарина выдавали лихорадку. Партнёрша-жонглёрка, с которой он разыгрывал танцевальное представление, пыталась смягчать промахи, но лёгкие ножки оступались, а жесты выходили неловкими и смазанными, обманутые мотивом, призванным поддерживать и направлять. Все закончилось визгливым аккордом и порванной струной. Больного спровадили отлёживаться, и вечер продолжился в грубых развлечениях: охотничьи истории, неотёсанные шутки рыцарей, состязание в силе рук и количестве съеденного и выпитого.

Леди Йоса уныло ковыряла в миске, Годфрик не явился, Людо тоже торчал на плацу, а Бодуэн обсуждал что-то с Тесием. Секретарь, забыв о рагу, потрясал стопкой листов, а регент уверенно чертил по ним пальцем, что-то втолковывая юноше. Возле моей ноги под столом кто-то смачно хрустел костями, попеременно высовывалась то лапа, то хвост. Пара-тройка детей носились по залу, дразня собак объедками, пока матерям не велели их вывести.

Ещё некоторое время люди развлекались, глядя, как один из рыцарей опрокидывает в себя вино кубок за кубком без помощи рук, стискивая жестяные края зубами. Из шести ему засчитали только три, потому что половина проливалась на грудь. Но потом и это зрелище наскучило.

– ТО-СКА! – рявкнул кто-то в конце стола, приложив ладони ко рту.

– Подраться, что ли, – пробасил один из рыцарей, и товарищи одобрительно загоготали.

– Только не вздумай соревноваться в прошибании досок головой, – оторвался от бумаг Бодуэн, – после прошлого раза у нас столов не осталось.

Вокруг засмеялись, сам рыцарь – громче всех, и в продолжение шутки с размаху врезал лбом по дубовым доскам, так что звякнула посуда и подпрыгнули чарки.

– Знаю! – крикнул какой-то умник. – Пусть леди Лорелея споёт!

Над столами пронёсся одобрительный ропот:

– Да-да, Грасье…

Зашелестели наряды, заскрипели лавки, ко мне поворачивались, повторяя просьбу.

Я кожей чувствовала взгляды, но не подняла головы от тарелки, только сильнее стиснула прибор.

– Я нынче не в голосе.

– Ерунда, все Грасье поют, как сирены!

– И не знаю здешних песен, – предприняла новую попытку я.

– Так спойте из родных краёв.

– Это было бы неуважением.

– Мы не из обидчивых.

Вокруг закивали, рыцари-смутьяны взялись дружно бренчать ложками о стол:

– Пой! Пой! Пой!

– Ну же, не ломайтесь!

– Уважьте просьбу!

– Не томите…

– Просто леди Лорелея боится, что мы отправимся прямиком в Небесную Обитель, заслышав сладость ангелов из её уст, – крикнул зачинщик, и все снова засмеялись.

– Или любит, чтоб её упрашивали, – вставила леди Жанна.

– Спойте гимн Праматери, уж он-то всем известен и никого не оскорбит.

Дальше отпираться было бессмысленно и рискованно. От меня не отстанут, будут повторять просьбу снова и снова – не сегодня, так завтра или в другой день. А упорные отказы рано или поздно родят подозрение. Я наконец подняла глаза и заметила, что регент опустил бумаги и тоже смотрит. Королева едва заметно качнула головой, предостерегая, но что мне было делать? Возражения лишь распаляли просителей.

– Хорошо.

Отложив прибор, я поднялась и прочистила горло, мысленно проклиная леди Катарину. Крики тут же смолки, люди приготовились слушать.

И я запела.

Как я уже говорила, голос у меня хрипловатый, до высоких звуков недотягивает, срывается на сип. Вдобавок, Праматерь обделила слухом.

Предвкушение на лицах уступило место сперва удивлению и растерянности, а потом смущению. Только что горячо уговаривавшие меня усладить слух отворачивались, пожимая плечами и переглядываясь с соседями. Удивительное дело: дурой выставляю себя я, а неловко почему-то им.

– Не хотела петь, так бы и сказала! – фыркнула леди Жанна, не потрудившись понизить голос.

– Вот-вот, зачем было насмехаться над нами? – поддержала её Мод.

Я запела громче.

На смену стыду за меня пришли шепотки, нелестные замечания и глумливые ухмылки. Люди решили, что я издеваюсь. Кто-то зевнул, кто-то рыгнул, а потом к моему голосу внезапно присоединился ещё один, приятный, не слишком высокий, но и не бас. Он мягко сглаживал мои ошибки и дотягивал звуки там, где этого не могла сделать я. Теперь все смотрели то на меня, то на Тесия, тоже певшего стоя. Когда мы закончили, раздались хлопки. Я не обманывалась, на чей счёт они приходились. Хотелось тотчас убежать из трапезной, но я заставила себя досидеть до конца.

Едва королева встала, подав тем самым знак фрейлинам, я вскочила с места и направилась к выходу. Заметив, что Тесий пробирается в мою сторону, прибавила шаг, но у дверей он меня нагнал и вынудил остановиться.

– Леди Лорелея, погодите.

– Я не нуждалась в помощи, – резко бросила я.

– Разве я помогал? – невинно ответил он. – Просто не мог удержаться и славил Праматерь вместе с вами.

– Рада за вас, а теперь пропустите.

– Вижу, вы на меня обижены.

– Обижаются на тех, кто небезразличен, – ровно ответила я, глядя сквозь него.

Тесий неловко переступил с ноги на ногу и, пробормотав извинение, убрал руку. Я повернулась к выходу и покинула залу. Чувствовала я себя, как Людо, которому наставник протянул руку после того, как выбил меч и опрокинул на землю.

Немного поостыв, я вынуждена была признать, что из-за своей горячности проглядела тот самый шанс, который выискивала. Тесий близок к Бодуэну, следовательно, многое знает о делах семьи, и из того, что я уже увидела, можно заключить, что пользуется доверием. Вдвойне полезно, что сближение инициировано не мной, то есть в нём трудно углядеть умысел с моей стороны. Теперь осталось только придумать, как подступиться к нему после такой откровенной грубости. О своей резкости я не жалела – уверена, секретарь это заслужил: ведёт дела Бодуэна, а значит, соучастник всех мерзостей этой семьи.

Людо тоже пришёл с новостями. С некоторых пор король начал посещать тренировки. За ужином Годфрик отсутствовал как раз по этой причине.

– Он что, тоже бьётся? – удивилась я.

– Нет, только наблюдает с трибуны, – хмыкнул Людо. – Ладошки, как у белошвейки, так что вряд ли он знает, чем отличается баллок от ронделя[38].

Зато знает, как глумиться над женщинами.

– А сегодня велел нам с Киллианом выйти друг против друга.

Упомянутый оруженосец уступал Людо в силе, скорости и мастерстве. Вообще-то ему все там уступали, подумала я не без гордости.

– То есть вызвал следующих на очереди?

– Нет, меня и его, – ухмыльнулся Людо. – И после того, как я размазал Киллиана, передал мне через пажа пряжку.

– Он с тобой говорил?

– Нет, как кончился бой, сразу ушёл. – Глаза Людо блеснули. – Понимаешь, что это значит?

Я тупо уставилась на брата. Годфрик отличил его. Это и прекрасно, потому что в таком случае будет легче уцепиться при дворе, и в то же время очень-очень плохо. Людо хорош во всём, что касается боя, но тонкая игра, где нужны выдержка и осторожность, не его конёк. Не сказала бы, что и мой, но я всё же лучше него умею сдерживать натуру и неплохо научилась притворяться.

– Нет, Людо, – покачала я головой. – Помнишь план? Нельзя слишком с ними сходиться. Мы можем наблюдать издали, незаметно выспрашивать у окружения и делать выводы, но только не с ними.

– К Ваалу план! – воскликнул он, вскакивая, и рубанул воздух воображаемым мечом. – Мы здесь уже две недели и знаем достаточно, чтобы начать действовать, поэтому как только люди Венцелей съедут, нужно браться за дело. Тайны, вроде той, что мы ищем, не лежат у всех на виду, о них не похваляются за чаркой и не болтают на площади, мы лишь впустую потратим время. Только члены семьи или кто-то очень близкий к ним может про это знать.

Он, конечно, был прав, но я не могла отступиться.

– Поэтому я и хочу подобраться к Тесию!

Людо ответил пристальным взглядом.

– Не переусердствуй.

– Что ты имеешь в виду?

– Только то, что сказал.

Вдумываться было некогда, и я продолжила наседать:

– Записавшись к Годфрику в друзья, ты привлечёшь внимание Бодуэна, а он стережёт племянника, как стервятник, ты же знаешь. Нам это не нужно.

– Хватит, Лора, дело решённое, – раздражённо отмахнулся он.

Тогда я отважилась на последний аргумент и, отводя взгляд, с запинкой произнесла:

– Тебе следует знать, что о Годфрике ходят… некоторые слухи. О его вкусах.

– Какие ещё слухи? – нахмурился он, а потом глаза сузились, пальцы стиснули мой локоть. – Кто тебе разболтал? У кого уже выучилась?

Только я могла верить, что он до сих пор не в курсе пристрастий короля. Я высвободилась, про себя радуясь, что он понял, о чем речь, и не придётся излагать всё вслух, и для вида пожала плечами:

– Разве это секрет?

– Ты спятила! – взъярился он. – Думаешь, я запишусь в ряды этих его… – Он употребил одно из выражений, от которых я давно разучилась краснеть. – Да я скорее отрублю ему всё ниже пояса!

– Пожалуйста, тише! – взмолилась я, оглядываясь на запертую дверь.

Грязно выругавшись, он опустился обратно на постель, развернул меня спиной к себе и принялся раздражённо водить гребнем по волосам, с силой дёргая колтуны. Я молча терпела.

– Не фрейлины, а сборище шлюх. Ты можешь велеть им заткнуться за шитьём?

Я не стала разубеждать его в источнике информации.

– Не могу… – усмехнулась я.

Он снова выругался, потом отложил гребень, пропустил гладкие пряди меж пальцами и перекинул их на одну сторону. С шумным вздохом обнял меня со спины, устроил подбородок на плечо и принялся выводить пальцем узоры на внутренней стороне запястья, рождая мурашки.

– Обещаю, я буду осторожен.

Но это не успокоило. Внутри нарастало тревожное чувство. Мне предстояло заняться Тесием, а Людо собрался водить опасную дружбу с королём. Знаю я его осторожность.

* * *

Йосе не спалось. Тело ныло от недостатка ласки. Даже не ласки. Хотелось, чтоб её хорошенько отлюбили. Сегодня же! Прямо сейчас! Проходя после ужина мимо стражи, она поймала на себе оценивающий взгляд одного здоровяка и сразу живо представила, каково было бы оказаться с ним наедине. Он окинет её таким же наглым лапающим взглядом, от которого сладко тянет в животе, расстегнёт свой пояс, а потом… мм…

А вместо этого сладостного «мм…» приходилось довольствоваться огромной холодной постелью и мечтами о том, что она имела полное право требовать с супруга. Вот только Годфрик не мужчина, и тут требуй – не требуй, между ними никогда не будет даже тени тех грёз, отдающихся тёплым томлением в паху и напряжением в груди. Весь приезд сюда – это одна огромная ошибка! Надо было кричать о своём падении на каждом углу. Уж лучше прослыть непотребной девкой, чем объектом насмешек всех, вплоть до последней служанки в этом замке-тюрьме, с никчёмным супругом-мужеложцем, которого воротит от одного вида её тела.

Последнее было особенно обидно: Йоса любила своё тело и имела основания им гордиться. Откинув покрывало, она спустила ноги на пол и приблизилась к зеркалу. В полированном серебре отразилось прелестное видение, окутанное облаком белокурых волос, как наяда[39] пеной, одновременно невинное и порочное. Йоса сняла и откинула камизу, оглядывая себя. Провела пальцем по ямочке в основании шеи, хрупким ключицам, сжала руками полные груди с нежными розовыми сосками, огладила тонкую талию и приятный, чуть округлый, как то положено у женщин, живот, вытянула ногу, любуясь точёной икрой и изящной щиколоткой. Из глаз чуть не брызнули слёзы. Вся эта роскошь пропадёт впустую! Йоса никому здесь не нужна! Отдать её за Годфрика – всё равно что подарить глухому соловья или слепому – самый прекрасный в мире гобелен!

Швырнув в зеркало молитвенник, она бросилась ничком на кровать, сдерживая рыдания. Как же мать должна была её ненавидеть, чтобы обречь на загнивание здесь, отдать этому ничтожеству, зная, что её ждёт! И даже простыни в замке Скальгердов мерзкие, пахнущие сыростью, пропитанные испарениями этого гадкого озера, как занавески, скатерти, наряды и вообще все. Она задыхается! Её тошнит от этого места! Тошнит-тошнит-тошнит! Йоса стукнула кулаком по постели и перевернулась на спину, слепо уставившись в бархатный полог.

Даже сейчас, вспоминая их первую с Годфриком ночь, не брачную, а следующую, она заново испытывала тот же стыд – за него, конечно, – и растерянность. Тогда она подумала, что сделала что-то не так, хотя раньше никто не жаловался. Разумеется, для неё давно не новость особые вкусы короля, слухами земля полнится, но ей представлялось, что преграда преодолима. Стоит ему увидеть её обнажённой, и проблема разрешится сама собой. Он излечится, ну или хотя бы будет способен исполнять супружеский долг. Того, что его плоть даже не шелохнётся, она не ожидала. Казалось, её ласки не только не распаляли, а ещё больше охлаждали его. Он и не пытался скрыть неприязнь и отвращение. Как это горько быть кому-то отвратительной и притом вынужденной предлагать себя! А когда она после всех безуспешных попыток встала на колени, испросив разрешение помочь ему другим способом, он оттолкнул её и, обругав, – Йоса не знала таких слов, но была уверена, что её обругали, – вышел, почти выбежал из спальни, оставив наедине с грязным ощущением униженности и ненужности.

Наверное, все свои силы в отношении женщин он истратил на леди Лорелею в первую ночь. Последнее до сих пор её изумляло, ведь для этого его вялому отростку требовалось затвердеть хотя бы на пару мгновений. Йоса раздражённо взбила головной валик. Не хотелось думать, что в перекидыше было нечто, чего не было у неё самой. Нет, все дело в слюнтявой пародии на мужчину! От леди Лорелеи мысли перекинулись к её брату, и Йоса сжала бедра, чувствуя влажный жар. Несмотря на хорошую фантазию, близость с ним она не могла представить. Знала лишь, что это было бы нечто яркое и острое, с примесью опасности. Она вздохнула и вытянулась на постели.

Даже жаль, что ему осталось так мало жить…

12

На следующий день мне не пришлось изыскивать способ «случайно» столкнуться с Тесием. Мы сидели в рабочей комнате, когда вошла служанка и с лукавым поклоном протянула мне плоский деревянный ящик.

– От лорда Авена.

В комнате вдруг стало так тихо, словно фрейлины долго тренировались прервать работу одновременно. Челнок остановился, веретёна плавно заканчивали кружение, негромкий гомон голосов смолк со скоростью погасшей свечи. На фоне этой тишины звук, с которым я воткнула иголку в ткань, показался неприлично громким.

– От кого? – не поняла я.

– От Тесия, – негромко пояснила Бланка, не поднимая глаз от рукоделия, которое в отличие от других не отложила.

– Он точно имел в виду меня?

– Велел передать это лично в руки леди Лорелее, как сердечное извинение.

Вразрез со словами служанка положила ящичек мне на колени. Она явно была не прочь остаться и посмотреть, что внутри, но под суровым взглядом старшей матроны поклонилась и со вздохом удалилась.

– Во имя Праматери! – раздался нетерпеливый голос королевы. – Откроете вы или нет?! Половина из нас до сих пор не дышит!

Тут же послышалось несколько запоздалых выдохов.

Я провела ладонью по шершавому дереву, дотронулась до боковых креплений… и убрала руку, решив открыть позже, без свидетелей. Не зная, что внутри, лучше не рисковать. Вслух же произнесла смиренное:

– Не уверена, что это прилично – принимать подарки от не родственного мужчины. А лорду Авену не за что извиняться.

Старшая матрона всем видом выразила одобрение. Блёклые глазки сверлили ящичек с таким выражением, будто на моих коленях лежал враг рода человеческого и корчил ей рожи.

– Вот мы все вместе и решим, прилично вам принимать такой подарок или нет. – Королева решительным шагом приблизилась и протянула руки. – Дайте-ка сюда.

Я неохотно повиновалась.

Она нетерпеливо щёлкнула замками и заглянула под крышку, сверкая глазами. Но мгновение спустя издала разочарованный возглас:

– Уж лучше б свой локон подарил!

Фрейлины побросали рукоделие и окружили её. Ящик передавали из рук в руки, шептались, хихикали, кто-то смотрел с любопытством, кто-то с недоумением. Леди Жанна схватила его и, увидев, что внутри, кинула на меня злорадный взгляд, в лице читалось облегчение. До меня презент дошёл последней.

– Держите, – королева протянула мне ящик. – И намекните при случае, что любите розы и ленты для волос.

Дождавшись, пока все рассядутся по местам и снова углубятся в работу, я наконец заглянула внутрь. В тот же миг уже наметившаяся в голове фальшиво-благодарственная речь, которую я намеревалась обратить к секретарю при встрече, рассыпалась в прах, потому что внутри лежали… краски. С набором всего необходимого: камнем для растирания, кистями, эскизным свинцовым карандашом и даже тончайшими полупрозрачными листочками вроде тех, что изготавливал Артур для перенесения понравившегося изображения, выскабливая обрывки козлиной шкуры и пропитывая их жиром – только несоизмеримо лучшего качества.

Не удержавшись, я провела пальцем по щетинкам кистей и счастливо улыбнулась, представив, как обрадуется брат. Наверное, на моём лице слишком явно прочиталось это чувство, потому что следившая за мной леди Жанна поджала губы и наклонилась что-то сказать Мод. В перерыв я отнесла ящик в свою комнату и передала через пажа лорду Авену записку с одним-единственным словом, написанным новым свинцовым карандашом. Думала, что увижусь с дарителем только вечером за ужином и уже собиралась вернуться к остальным женщинам – свободное время подходило к концу, – когда услышала за спиной знакомый голос:

– Леди Лорелея, постойте! – Я обернулась и подождала, пока Тесий меня нагонит. Его каштановые кудри разметались от быстрого шага.

– Рад, что угадал с подарком, – сказал он, немного запыхавшись, и остановился. – И вдвойне рад, что вы не принесли его обратно.

Я сложила руки на подоле и привычно опустила глаза.

– Вы выбрали то единственное, от чего я не могла отказаться.

– Мне подал идею Его Высочество, когда сказал, что вы искали инструмент для рисования в камине. Я подумал, что свинцовый грифель лучше уголька, а оттуда уже было недалеко до красок.

Надеюсь, Тесий не заметил, как я вздрогнула при упоминании его патрона. Радость от подарка сразу померкла. Как будто часть благодарности за него я теперь должна была испытывать и к Бодуэну.

– Вчера я была с вами резка, – сменила тему я.

– Вы были расстроены.

– Верно… я растерялась и не сумела объяснить присутствующим, что мы с братом склонны к художеству, а не пению… Ещё раз примите мою признательность, а сейчас я должна вернуться в рабочую комнату.

– Погодите, не хотите… немного прогуляться? Не наедине, разумеется, – поспешно добавил он, – мы возьмём в сопровождение дуэнью.

Я удивлённо вскинула глаза и встретилась с его, тёмно-синими. Сейчас они сияли, как два сапфира в оправе из норковых ресниц, подпалённых на самых кончиках.

– Разве у вас нет работы?

– У меня перерыв, – беспечно пожал плечами Тесий. – Полчаса на свежем воздухе мне простят.

– А мне, боюсь, нет. Старшая матрона в этом отношении строга.

– Рогнеда? С ней я сумею договориться.

Я смутно припомнила, что именно так и зовут нашу надзирательницу, но ещё ни разу не слышала, чтобы кто-то упоминал её по имени. Тесий чуть смущённо улыбнулся, а я только успела с ним примириться не для того, чтобы снова терять нить.

– Идёмте же! – шире улыбнулся он. – Вы уже видели наш сад?

– Ещё нет…

Фрейлины и королева несколько раз выбирались туда на прогулку, но я пользовалась свободным временем, чтобы исследовать замок или навестить Людо. В этот час он обыкновенно бывал либо на конюшне, проверяя лошадей вместе с ещё одним ответственным за эту задачу оруженосцем, Марком, либо тренировался в манеже верхом или в поединках. Иногда я приносила обед туда, и мы делили его, забравшись на верхнюю трибуну.

– Страшное упущение: как же вы будете рисовать романтические свидания среди цветов?

– Я люблю… более жизненные сюжеты, – хмыкнула я.

– Покажете ваши рисунки?

– Возможно, когда-нибудь.

– Тогда идёмте?

Он жестом пропустил меня вперёд.

Поначалу я чувствовала себя скованно. У меня мало опыта общения с посторонними людьми, тем более мужчинами. Долгие годы брат заменял всех. Слишком велика была разница между нами и теми, среди кого приходилось вращаться. Слишком подозрительными и осторожными мы стали. Слишком тщательно берегли свой гнев, боясь отвлечься и невзначай расплескать его. В самом начале мне чего-то не хватало, и когда деревенская ребятня развлекалась, одна моя половина порывалась присоединиться к ним, а вторая слышала строгий голос матери, отчитывающий за неподобающее поведение. Лорды не играют в мяч с вилланами, не перенимают их просторечные выражения и не опускаются до их уровня. Да и брат не позволял забыться… Бережно храня осколки прежней жизни, мы пытались применить их к новому положению, и когда ничего не получалось, отгораживались в своём мире. Мы были друг у друга, и этого хватало.

И постепенно желание впускать кого-то ещё в нашу жизнь окончательно сошло на нет, а чужие прикосновения стали не просто неприятными – от них передёргивало. С женщинами я никогда не умела и не хотела слишком сближаться, а мужчин Людо ко мне и близко не подпускал.