Ручей, ведущий в жизнь

Эмиль Абрамович

Ручей, ведущий в жизнь

Ручей, ведущий в жизнь

Холодный ручей, текущий по неизвестным никому тропам, выбросил лодку на берег реки.

– Кажется, я заблудился, – подумал Дин.

Путь он держал строго по течению, но лодка, почти перевернувшись, оказалась на столь пустынном берегу. Тревога. Беспокойство одолевает его. Он мог бы вернуться на течение, но уныние сковало его души, и он, лишь глядя на поток, сел, уткнувшись лицом в свои руки. Казалось ему, продолжая наблюдать за потоком, что что-то он упускает, сидя здесь, а не плывя по ручью. Но вода кажется другой, наблюдая за ней с другой стороны. Вспомнив свой прошлый раз, когда он, также плывя по течению, оказался на каком-то берегу. Все те же чувства набегали на него и сейчас. И каждый раз так страшно, оказавшись за пределами реки. И страшны мысли о том: а куда я плыву? Мысли о том, что усомнились вере, страшны…

Светлый луч солнца сменился светом, отдававшим медовым, цвета земляники закатом. Мысли то были пусты, то укатывали его в порочный круг, Который, словно мысли обратились в иглы, пронзал его. Солнце совсем ушло, забрав за собой цвета меда и земляники. Наступила тьма, которая была полна множеством огней. Совсем позабыв о человеческих потребностях, он, достав удочку, начал ловить рыбу.

Вскоре после того, как он поел, свалившись наземь, глаза его глядели на огни, которые казались ему очень далеки. Под звуки привычного ручья он забылся сном.

Казалось, что утро, как думалось ему вчера, будет полно красок, что позволят ему плыть. Но, поглядев на лодку, на свой инструмент, то же чувство, что окутало его вчера, нахлынуло, забрав его так же, как и ручей когда-то. День сменялся также ночью, и он, услышав сквозь пелену ручья, услышал голоса, что доносились до него сквозь деревья. По началу, не обращая внимания, он продолжал лежать, лишь глядя на планеты; затем интерес в нем воспылал, встав, он отправился туда. Сквозь тюль, окутанную листьями деревьев, виднелся огонек, что был во тьме, словно маятник. Голоса становились с каждым шагом все громче. И он, отодвинув куст, стоящий перед ним, увидел лица схожие друг с другом. Приняв его к себе, они говорили о каких-то пустых вещах, не интересных ему. Увидев лодки, нет, даже кучу лодок, которые стояли позади, он спросил: – Здесь все те, кто заблудился? – О, да, – ответили ему. – И как вы долго тут? – Я уж и не помню, – ответил один. На что другой добавил: – Кто-то здесь всего неделю, а кто-то десятки лет, а может и всю жизнь. Удивившись, он замолчал, опустив взгляд вниз. Возобновились разговоры о пустом. Приметив человека, который сидел и, видимо, которому не были эти разговоры интересны, он спросил:

– Давно вы тут? – Около недели, – ответил тот.

– А что с пути вас сбило?

– С начала вопрос, который мучил меня давно, но, который я отталкивал:

куда же я плыву? Затем сомнения и… И я оказываюсь здесь.

– Видимо, всех здесь объединяет одно, – подумал он, после спросил:

– А почему вы здесь?

– Я один из тех, кто сбился с пути. Здесь все такие.

– А что вас держит тут?

– Думаю, сомнения и страхи. Первые дни я думал, что отдохну, наберусь сил духовных и отправлюсь в путь, но дни все шли, и глядя на ручей и лодку ведущую меня, я становился далеко от этого всего.

Дину захотелось что-то добавить, но человек продолжил:

– У каждого из них спрятана мечта, – сказал он, окинув взором всех сидящих. – Мечта с каждым днем, неделей, годом, становится все мутней и менее заветной.

Как сказал мне один из них: «Лодка становится своего рода напоминанием о прожитых счастливо днях».

– Словно какая-то декорация, какая-то подвеска. Понимаете?

– Да… – сказал Дин, испытывая на себе чувство нарастающей тревожности.

– Послушай, уходи скорей отсюда, иначе останешься так же, как и они, как и я.

– А как же ты? Ты не пойдешь со мной?

– Обо мне не беспокойся, это место стало мне привычным.

Хотелось Дину сказать что-то еще, но он, повернувшись, ушел прочь.

Глядя сквозь те же листья на маленькое пламя, что послужило маятником, чуточку тепло отдавало оно. И, захотев было вернуться, угасло оно.

Дни тянулись, сменяясь ночью, быстро. По вечерам горел тот же маятник. И, глядя на свою лодку, она лишь кажется незабвенной мечтой.

Однажды тепло, что грело его по ночам, приманило его к себе, приведя его к ним туда. Все те же монотонные лица встретили его.

– Я думал, ты уплыл, – сказал тот человек, затем, рагневавшись, добавил:

– Я ведь говорил тебе, уплыть, а ты…

– Не лучше ли послушать собственный совет, чем дать его кому-то? – сказал, перебив его, Дин.

– Да… да, ты прав, – извинившись, промолвил тот, затем спросив.

– Неужели тебе нравится быть здесь?

– Я не знаю, но отправиться в путь я не могу. Я не знаю, что мне делать, поэтому не делаю ничего.

Затем, встав, он начал говорить с другими, смотря на них и познавая их, словно планеты, что весели над ним. Люди – словно книги, у которых есть собственная, индивидуальная история. Как жаль, что кто-то обернул свою «книгу» в переплет. За все дни, что он находился среди них, собралась стопка таких «книг». Однажды пришел туда человек, открывший для себя впервые этот маленький мир. Увидев Дина и подсев к нему рядом, он спросил:

– А что вы здесь делаете?

– А что? Я думаю, все и так понятно, – ответил он.

– Нет… нет, вы… словно светлое пятнышко на однотонном листе.

– Вот как… – подумал Дин. – Действительно, в этом что-то есть. Это «что-то» становилось, словно сигналом. День за днем этот сигнал нарастал, оставляя на нем свой отпечаток. Иногда, поглядывая на ручей, в своем лице он видел нечто ему чужое, словно какая-то болезнь стала поражать его. И тут, сидя как обычно, выслушивая пустую, привычную ему речь, в нем что-то завибрировало. Казалось, это смех или какое-то волнение от услышанного, но как бы не так… Дрожь овладела всем его телом и он, встав, побежал. Он бежал к тому берегу, к тому самому ручью. Увидев те дни, которые он проводил тут по началу, он, повернувшись, в темноте увидел дерево то самое, у которого он… Но он не видел ничего, лишь подойдя чуть ближе, в свете луны он увидал фигуру, заросшую напрочь мхом. Он начал рыть в оборванном дыхании. С каждым комком древесина, появляясь на свет, бросалась в глаза. Почти отчистив свою лодку, муравьи забегали под дождем. Столь высвобождающие, горькие слезы лились у него ручьем.

– Почему? Почему я здесь? – отзывались отголоски в голове.

Взглянув на лунный свет, он обратился к нему, словно луна слушала и слышала его:

– Целый год, – целый год проплыл у него перед глазами. Год жизни на берегу. Год, проведенный в депрессии. Год, погруженный апатией. Засохшее пятно на однотонном листе, ставшее одним целым с ним, вновь обретало оттенок. И глядя в тот же ручей, что выбросил его сюда, подумал он:

– Неужели это все? Неужели я приплыл? Ведь где-то там сквозь пелену тумана течет ручей, конец которого я все еще не познал.

Когда ночь сменилась утренней зарей, в один крошечный миг все стало просто. Стал прост и вопрос о том: куда я плыву? Все показалось столь очевидным, что, потирая слезы, он рассмеялся. Поставив лодку, он встал в ожидании чего-то.

– Неужели все так просто? – отозвался голос его эхом.

И год той, прожитой им, жизни, словно рассеялся на ветру.

Все же, осознав всю простоту, оставалось кое-что еще, не дающее ему покоя. И, обернувшись, он увидел то место, где возгоралось маленькое пламя, точнее, огонек, когда-то приносивший ему тепло. Представив себя прощающимся с ними, с людьми, от которых веет пустотой, пустотой, которая когда-то связывала их в воедино, ему не хотелось идти к ним.

Усевшись в лодку, влажный ветерок и воздух раннего утра прошлись мурашками по телу.

– Вот и все, – прозвучала мысль вместе с оборванной от берега веревки.

Чувство блаженства, счастья окутало его за собой, неся его по ручью. По ручью жизни. Горечь, оставшаяся от прошлого, оседала все ниже и ниже.

– Все же это опыт, – оживившись, думал он. – Все идет как надо. Видимо, это должно было со мной случиться когда-то, иначе как бы я понял: – Куда я плыву?

Те люди, что жили в том маленьком мире, полном ручьев, глядели на уплывающую лодку того самого Дина, что стал маленькой частью их жизней. Тот человек, с кем Дин впервые заговорил, махал рукой, желая ему удачи. И тут, глядя в след уплывающей лодке, что-то заискрилось в нем. Когда он обернулся и пошел, с каждым шагом искорка возгоралась в пламя. Найдя свой давно забытый ручей, а где-то там и заросшую виноградной лозой фигуру, муравьишки поплыли по маленькому ручью.

Вещи

Парень, о котором дальше пойдет речь, имеет весьма хороший вкус. Одевается всегда он так, как ему нравится, не зависимо от мнения окружающих. Паренек познакомился с одной компанией, с которой вскоре сдружился. Одна ясная черта выделялась среди этих людей, они обладали стилем, причем полностью индивидуальным. Его это очень занимало, и он чувствовал, что он обладает той же чертой. Разговоры о вещах занимали их большую часть проведенного времени.

Со временем он стал замечать, что все стали схожи, словно следовали определенному типажу. Паренек захотел также сменить образ на что ему не хватало денег. Он почувствовал, что что-то внутри него начинает ныть. – Может из-за того, что у меня нет денег одеваться как они? – подумал он, но решил оставить эту глупость. Собираясь погулять, он стал опаздывать. После расспроса друзей: «Почему так долго?» Обычно он отвечал: «Я думал, что надеть». Да, он тоже начал замечать, что больше тратит времени на то, что бы ему хотелось надеть. До того как он пришел на встречу, он перерыл весь свой гардероб. Причем прекрасно понимая, что он имеет.

После того как он вышел на улицу, он прочувствовал усталость, хотя ничего «такого» и не делал. Проводя с ними время, он почувствовал, что начал отрекаться от них. Это происходило бессознательно, и он ничего не мог с этим поделать. Все реже он стал выходить на улицу и частенько бывал без настроения. Он считал, что, получив вещь которую он хочет, ему станет намного лучше. Получив желанное, он действительно был рад и впервые за неделю показался на свет Друзья действительно оценили вещь по достоинству, но через день даже не обращали на нее внимание. То самое чувство, которое он испытывал и ранее вернулось к нему. Пролистывая каталог, чем он и занимался в последнее время, ему попалась вещь, которую он непременно захотел, но средств на нее не было. Он почувствовал разочарование и большую усталость. Лежа на кровати и глядя в потолок, на сером лице закрылись глаза, он погрузился в сон. Проснувшись, отрывки сна склеились у него в голове. Груда одежды валилась на него, и он чувствовал себя счастливым. Но не мог двинуться: одежды было много, что завалила его полностью. Он прочувствовал отвращение ко всему, что его окружало – к одежде. Сразу после того он оказался в пустой комнате и почувствовал свободу, словно впервые за долгое время вдохнул свежего воздуха. Этот сон позволил ему понять, что одежда – это не то, что ему на самом деле нужно. – Но что ему нужно? – звучало в его голове, на что не следовало ответа. Однажды, просиживая день дома, он наткнулся на непонятную вещь. На столе лежала библия. Из собственного интереса он открыл книгу и сразу же наткнулся на отрывок: «Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело одежды?» Что-то большое таилось за этими словами, то что касалось его, но он не мог понять. Так и начался его путь познания бога внутри себя.

Побег от себя

Аверий, скользя по блеклым переулкам, бежал что есть сил, не понимая от чего и почему. Маневрируя среди кучки людей, иногда, наступив кому-то на ногу или жестко задев кого-нибудь плечом, он выслушивал недовольные звуки. Слегка обернувшись, он лишь отвечал: простите!

Сквозь сумерки, проглядывала белоснежная луна, словно чужая. Давно знакомые стены начали сужаться. В голове пусто и в душе тоже. Находясь в таком состоянии, Аверий испытывал на себе апатию. Казалось, что все идет по заданному ритму, словно музыка, не меняя длительности, окутывает в замкнутый круг. Обычно такой «творческий кризис» всегда сменялся какими-то идеями, но вера в то, что все идет как надо, утеряна. Глядя на бумажный месяц, всегда вспоминались самые волнительные вечера. Погрузившись в воспоминания, его взгляд так и застыл на этом месяце, словно на нем и отображались яркие вечера. Воспоминания были разные, но среди них виднелась черта, которую не сложно было подчеркнуть – друзья. Да, Аверий не мог и иметь представления о том, что происходит у него внутри, еще глубже. Сквозь улыбку глаза застывали на мокром месте. Хорошие были деньки… Утонув в постели, все казалось таким бессмысленным, никчемным. Друзья стали не просто друзьями, а чем-то на много больше, словно важным органом, без которого все остальное не могло двигаться как нужно. После теплых мыслей наступила тишь. И все накопленное, словно из сосуда, на дне которого оставался пепельный осадок, начало образовываться в мысли.

Он понял, что никому не нужен, даже самому себе. Это чувство никчемности давило по самое горло – он понимал, что и без него всем хорошо, а может, даже лучше… Мысли помутнели, словно голову окутало туманом. Накинув куртку, в прохладную майскую ночь, он решил отдохнуть, прогуливаясь по улице. Он вышел без какой-либо цели, но уж очень захотелось с кем-нибудь встретиться. Направляясь туда, где его друзья часто проводят вечера, каждый шаг становился менее терпеливым.

Прибыв в почти родной дворик, он получил, чего хотел. Десяток обернувшихся лиц, встретили его очень тепло. Его нахмуренный лик наполнился красками при виде их. О своих думах он давно уже позабыл. Время, словно прекрасный ручей, текло не заметно и очень легко. Когда все стали расходиться, он попрощался и просто, словно выпив, двигался по улицам. Вскоре блаженное чувство сего момента прекратилось, все стало катиться в полумрак. Такие моменты он просто не мог понять. Почему и откуда они возникают?

Разум уже перестал воспринимать такие отговорки, как: переходный возраст, гороскопы, погоду и прочие вещи. Тот самый вечерний ветерок превратился в настоящий ураган. Единственное, что ему хотелось, это бежать. Убежать туда, где не было бы этих раздражающих мыслей, где всегда хорошо. Обернувшись, он вздумал вернуться к источнику радости: к друзьям. Но понимал, что это бессмысленно: ведь наверняка все уже дома. Но эта надежда, что все таки кто-то остался, заставила его повернуться и идти. Он шел также, как и в первый раз, только в этот раз он почти-что бежал. Скользя по знакомым серым переулкам, ему казалось, что вот-вот наступит то недалекое прошлое, которое так ему было нужно. Продолжая бежать, с каждым шагом все вдруг начало приливать красками, красками прошлого. Пройдя последний поворот, он был почти у цели и что-то внутри начало дребезжать: сейчас я поверну, и меня встретят те же лица и будет все хорошо. Но вот, подойдя к тому самому дворику, он заметил, что не было никого. Остался лишь мусор, который напомнил о том самом прошлом. Разочаровавшись в собственных думах, он брел к скамье, почувствовав себя невероятно выбитым из сил. Присев на скамью, он уловил знакомые звуки.

Где-то вдали шла парочка, которую ему бы хотелось видеть. Поднявшись в сто крат легче, чем присев, он направился к своей цели. Они были как на ладони, из-за чего он не спешил. Подойдя почти в упор, он положил руку на плече товарища, на что тот испуганно отпрянул. Слегка сконфузившись, он улыбнулся. В этой улыбке проявлялось столько презрения, что Аверию стало не по себе. Ведь он не знал, что он тут совсем не к месту. Тишина, в которой они шли, была далеко не приятна. Только сейчас он стал ощущать свое излишние присутствие, но уж очень не хотелось ему уходить. Пытаясь завести беседу, все попытки оказались тщетны. Чувствуя нарастающий дискомфорт, он попрощался и ушел. Немного погодя, услышал брошенную фразу: «Надо же, какой надоедливый!» – Надоедливый… – крутилось у него в голове.

Хотелось бежать, бежать от этих слов подальше. Растапливались масленые краски, все превращалось в пепел… Он бежал уже по блеклым переулкам, маневрируя среди людей, почти их не замечая. Даже при виде знакомых он продолжал бежать, даже не смотря на них. Все казалось таким бессмысленным, было будто во сне. Многолюдные кварталы сменились тишью, вокруг был лес. Он не знал где находился, как сюда попал и сколько он бежал. Могучая тишина леса тут же подействовала на него, и он свалился без всяких сил. Золотой диск висел в зените, его взгляд зацепился за него. Теперь не было сил думать о прошлом, о будущем и речи идти не могло. Буря утихла. Он понял, что ему никто не нужен. Хотелось лишь покоя. Тысячный раз изучая луну, он только сейчас стал задумываться: а почему? – ведь луна – моя спутница, с которой я давно знаком, но о ней не знаю ничего. И тут пришел ответ. Ответ, который был дороже всего на свете. – Я знал себя, но оказалось, что знаю о себе столько же, сколько и о ней, о луне.

Планы

Перед нами стоит образ на данный момент простого работника офисной компании. Лет ему около тридцати, но выглядит он намного старше, из-за постоянно нависших бровей, из-за десяток складок, собравшихся у него на лбу. Почему было сказано, что он «простой работник» офисной компании, да лишь потому, что до этого – «ада» – как ему казалось собственное положение, он имел собственный бизнес.

Собирая свои вещи и уходя с работы, он, как обычно положено в пятницу, отправился в бар. Согревая свою душу теплым алкоголем, свое положение ему казалось более чем поправимым. Тут же у него в голове возникли планы: как и что делать ему дальше. Более чем довольным картиной, представшей у него в голове, он поплелся домой.

С раннего детства его учили тому, чтобы он планировал каждый свой шаг. К подростковому возрасту, а именно: ближе к выпуску из школы, они ежедневно, вместе с родителями, собирались за большим круглым столом и четко обсуждали его будущее. Его всегда пугало то, как они рассуждают очень хладнокровно, словно они все видят и все знают. Он никогда не возражал своим родителям, ведь у него не было собственных интересов. Профессия экономиста пошла весьма гладко, и он продолжал действовать заданному ритму. Он начал работать на отца, работа также удовлетворяла его собственные потребности. Все шло хорошо, как думал «треугольник».

Но однажды пришел уже не парень, а двадцатидвухлетний мужчина, и сказал отцу: – Я долго думал, и понял, что хочу стать танцором. И словно гром среди ясного неба обрушился на отца. Он резко схватился за сердце и налил им выпить. Усевшись за стол и выпив содержимое стакана за один глоток, отец спросил: – Почему ты так решил? Произнес он это довольно спокойно в то время, как в голове у него звучало: «Такого быть не может, что за небылица, ведь не было подобного, когда мой отец воспитывал меня точно также». Другой сказал: – Недавно я услышал, как на бульваре громко играет музыка, подойдя ближе, я увидел, как группа парней очень здорово танцует. В общем-то, мне захотелось тоже. В то время, пока он рассказывал эту историю, глаза полные интереса не теряли зрительный контакт с отцом, что больше начинало тревожить отца. Когда-то он видел такие же глаза, которые говорят за себя: «Меня не переубедить». С терпением выслушав сына, он как можно мягче и тактичней, как ему казалось, решил эту проблему. Спустя пару «почему?» Он стал все больше и больше повышать тон. В итоге все решилось тем, что сын продолжает заниматься, чем и занимался до этой «небылицы». Полностью подавленный, он вышел из кабинета отца и внутри него все сжалось.

После смерти отца он занял его место в бизнесе. Дела шли не плохо, но он не умел им управлять так, как делал это отец. Ведь его отец и не думал, что вскоре умрет. Это не входило в его планы. Оставшись совершенно один и без каких-либо инструкций, бизнес пал в крах. Мысли о танцах он давно сжег, отправив их по ветру. Все же ему казалось, что именно из-за того разговора все пошло так. Все, что оставил ему отец – это привычка планировать. Благодаря привычке, он и устроился на работу, которая также пошла ему по душе. На обеденном перерыве ему захотелось прогуляться. Выйдя на улицу, он все-таки решил поговорить с самим собой. Делал он это весьма редко: после подобных разговоров настроение стремительно ухудшалось. Но все же он решился… Прогуливаясь, он даже не замечал куда идет, мысли его были сфокусированы лишь на самом себе. Услышав чей-то голос, он не обратил никакого внимания. Руки его были строго зафиксированы в карманах, а глаза его смотрели под ноги. Люди, проходя мимо, смотрели на него таким взглядом, словно над ним висела туча. Лишь идя по заданному направлению, он пришел к источнику звука. Зайдя в тупик, он пришел к какой-то встрече, где все внимание людей было привлечено к словам одного человека. Остановившись, он приподнял глаза и услышал более, чем слова, которые произносил тот человек: «Что такое планы? Почему все люди заняты тем, чтобы планировать? Я не знаю, но понимаю одно, что для них жизнь бесконечно долгая. Можем ли мы запланировать смерть? Конечно нет, но если мы не хотим покончить с собой. Ведь не раз у вас всех было такое, что все планы были обрушены, – все слушатели кивнули, и он продолжил. – Так ведь для чего планировать? Если мы и не знаем, что же ждет нас завтра, даже если мы все спланируем. Зачем? Ведь даже завтрашнего дня мы не имеем, потому что всегда есть только сейчас. Мы живем только в данный момент. Завтра для нас нет, ведь завтра будет также, как и сейчас. Есть только сейчас». Все это время он сидел и слушал его слова. Они затронули его настолько, что дыхание перехватило. Эти слова невольно закрепились у него в голове, смыв указания отца: планировать. Он также заметил и то, что несколько людей, также слушавших эту речь, очень горько плакали. Он отправился в сторону офиса, но также понимал, что делать этого не хочет. Идя по улице, он услышал музыку и увидел толпу, собравшуюся в круг. Это были танцы, где любой желающий мог выйти и потанцевать вместе с другими. Сбросив с себя пиджак, он влился в толпу и оказался внутри круга. Возможно, со стороны это выглядело весьма нелепо, но его ни капельки это не беспокоило, и он влился в танец.

О гордыне

Запели птицы. Солнце только-только просыпалось. Гордей, приоткрывая глаза, почувствовал: лето наступило. Проделав всю утреннею рутину, он собрал свой рюкзак и взял спрэй от жучков, ведь только начинался кусачий сезон.

Выйдя на улицу, он вдохнул полные легкие этого прекрасного, летнего воздуха. Подходя к назначенному месту встречи, он увидел, что друзья, встречая его, машут руками. По его телу прошлая приятная струйка чего-то очень теплого, он улыбнулся, сам того не сознавая.

Летнее утро: когда улицы пустынны, лишь изредка пролетают в окне люди, которые судя по их лицам, чувствуют тоже, что и он: лето наступило. Здания сменялись стеною деревьев. Выбравшись из машины, они почувствовали приятно-прохладный ветерок. Они оказались в горах. Ничего не сказав, Гордей ушел по направлению знакомой ему тропинке, остальные пошли за ним. Огромные деревья окружили их, обдав прохладой от своей тени. Их взгляды окружали красивые пейзажи. Куда ни посмотри – везде оказываются картины в прекрасном сочетании. В ушах звенело журчание насекомых: в частности стрекоз, пение птиц. Ноги шли так, словно он находился во сне, не чувствуя усталость.

Топот, что был слышен позади, прекратился. Потирая пот со лба и задыхаясь, кто-то за спиной Гордея произнес:

– Может отдохнем? А то совсем сил нет.Гордей, обернувшись, увидел уставшие лица, которые кивали, поддерживая того, кто сказал о общей нужде.

– Как же так? Ведь мы только начали подниматься, – он почувствовал, как по его жилам начинало течь раздражение.

– Может и так, но я, кажется, совсем к такому не готов, – сказал тот, присаживаясь на землю.

Гордей хотел было что-то сказать, но увидел, как присаживаются остальные. Очень хотелось развернуться, что он и сделал, и уйти, но, взглянув туда, откуда поднималось солнце, скрещивая между собой могучие холмы, он забыл о том, что было секунды назад.

Вскоре, скрестив руки, он, не обернувшись, сказал:

– Только не долго.

– Может посидишь с нами? – раздался позади приятный голос, который очень ему нравился.

Поневоле развернувшись и взглянув ей в глаза, он сделал шаг и отвернулся.

– Нет, я подожду, – сказал он, но диктовала гордость в нем.

– Ну… ладно.

Для него наступила тишина, когда позади шла оживленная беседа. Спустя какое-то время все замолчали, и топот возобновился. Они шли с новыми силами, появилось наслаждение процесса. Даже те, кто были не увлечены природой, разглядывали каждый листик, словно дети.