Эти странные 55

Но перед четырьмя участниками «дерьмового заплыва» встала острая проблема отмывания и уничтожения жуткого запаха. Хорошо, что гарнизонный военторг работал ежедневно до 20 часов и возглавлялся женой командира учебной роты, в которой состоял и Арик. Благодаря этому обстоятельству торговая дама знала о происшествии и позволила выкупить весь имевшийся запас одеколона «Кармен» по 8 копеек за бутылочку. Раздобыв шайку, Арик вылил в нее сразу все 20 бутылочек одеколона, который имел запах не намного лучший, чем канализационный бассейн. Предварительно тщательно вымывшись под ледяным душем, Арик погрузил в шайку оба имевшихся у него носовых платка и, сантиметр за сантиметром, трижды обработал все тело жидкостью. Его товарищи по несчастью сделали то же самое, и казарма наполнилась душным запахом «Кармен». Никто из 250 человек учебной роты не смеялся. Никто не хотел бы оказаться на месте этой четверки ассенизаторов поневоле.

1 июня 1972 года.

В этот день была Присяга. При температуре воздуха +24 градуса на плацу была выстроена вся школа по-ротно и по-батальонно. 4 часа под палящим солнцем, без перерыва, без перекура, без еды и воды молодые солдаты принимали присягу на верность СССР. Имели место обмороки. Впервые надетая парадная форма душила и резала под мышками. Автомат Калашникова тянул к земле. Сапоги нельзя было оторвать от бетонного плаца. Пот заливал все тело под формой и зимним бельем. Но нужно было «стойко переносить все тяготы службы». Вот ведь, более 30-ти лет прошло с тех пор, а слова присяги еще держатся в голове!

В столовой все получили в честь праздника сладкую булочку, которая несколько скрасила традиционно унылый обед, состоявший из постных щей, серого картофельного пюре на воде и столовой ложки консервов «Бычки в томате». К булочке еще был компот из червивых сухофруктов. Кутить, так кутить! Желудок солдат прогрессивно сжимался с каждым днем.

Наутро, на ежедневном построении батальона, на так называемом «разводе», на плацу появился незнакомый капитан в черной форме морской пехоты. Вместе с командиром батальона он встал перед строем. Подполковник-командир спросил громко: «Кто тут у нас до армии занимался в ДОСААФ?»

Несколько человек откликнулись, и выяснилось, что они окончили курсы радистов, локаторщиков, кинологов, шоферов. Подполковник вновь спросил: «А еще кто?»

Строй молчал. Арик состоял в рижском ДОСААФ в клубе подводного плавания «Амфибия», что находился на улице Вальню, 6 в Старой Риге рядом с Пороховой башней. Туда он пришел из секции спортивного плавания, которым занимался с 7 лет в бассейне завода «ВЭФ» и в Доме спорта по улице Кришьяня Барона, 100. Подводное плавание ему нравилось гораздо больше спортивного, и ему он отдал более 10 лет, до 27-летнего возраста тренировался. Параллельно он играл в большой теннис на кортах «Динамо» в Петровском парке. И в подводном плавании, и в теннисе у него были неплохие спортивные разряды. Но сейчас, на плацу ШМАСы, Арик не видел необходимости отзываться на призыв командира, тем более что в личном деле призывника лежали корочки первых разрядов по теннису и аквалангу. Забыли, так забыли. Напрасно он так думал. Капитан-морпех передал подполковнику бумажку.

Тот снова обратился к строю: «Рядовой Арон Губенко!» Арик вынужден был отозваться по Уставу: «Я!»

– Выйти из строя!

– Есть.

Арик шлепнул правой рукой по правому плечу стоявшего в передней шеренге парня. Тот сделал шаг вперед и вправо, а Арик вышел строевым шагом на 2 метра и повернулся кругом на 180 градусов лицом к строю.

– Рядовой Губенко, ко мне! – раздалась следующая команда. Арик повернулся налево и, не доходя до офицеров метра 4, остановился по стойке «смирно» и доложил с отданием чести: «Товарищ подполковник, рядовой Губенко по вашему приказанию прибыл».

Командир батальона довольно взглянул на капитана – мол, как мы молодежь учим! Но сказал:

– Вольно, Губенко. Почему ты не отозвался на вопрос о ДОСААФ? Арик, на всякий случай, промолчал.

– Вот что, Губенко, тебя от нас забирают. Будешь служить тут недалеко, по-соседству. Характеристика у тебя за «карантин» положительная. Поступаешь в распоряжение капитана. Вопросы есть?

– Никак нет, – ответил Арик.

– Ну и хорошо. Можете идти за вещами и документами.

Капитан и Арик одновременно откозыряли и пошли в сторону казармы получать вещмешок, шинель, парадную форму у старшины роты в каптерке. Потом пришлось идти в строевую часть штаба школы за документами. У ворот ШМАСы их ждали еще два парня из других учебных рот и лейтенант в фоме ВМФ. Впятером они уселись в ГАЗ-69, и лейтенант повел машину через всю Лиепаю в какой-то гарнизон на самом берегу Балтийского моря.

3 июня 1972 года.

Новая воинская часть № 62365 была кадрированой. Это означало, что личного состава там не больше батальона, а офицеров меньше обычного. Кроме того, в таких частях любого рода войск были собраны узкие специалисты какой-либо военной профессии. Еще эти подразделения отличал низкий «потолок» званий офицеров. Гарнизон был небольшим, северо-восточной стороной ограждения он выходил в сосновый лес, а западной – к морю. Южная сторона в/ч являла собой ВПП (взлетно-посадочную полосу) для легких самолетов и вертолетов с комплексом аэродромных коммуникаций и складом парашютных принадлежностей. Западная морская оконечность представляла собой череду пирсов, причалов, стоянок малых катеров, шлюпок, моторных лодок. Над песчаной полосой берега в дюнах виднелось одноэтажное белое здание кислородной станции с помещением для барокамеры. В центре территории части размещались обычные для таких мест здания клуба, штаба, казармы, столовой, банно-прачечного узла, телефонной станции, КПП (контрольнопропускного пункта), медчасти, складов вооружения и боеприпасов, учебный центр с бассейном-бочкой и военно-спортивной площадкой с модулями для тренировок различных функций солдатского организма.

Самое необычное было в том, что форма одежды для офицеров была разная: от военно-морской и сухопутной до формы ВДВ (воздушно-десантных войск) и морской пехоты. Солдаты все были одеты в обычную х/б форму цвета хаки, но с тельняшками в качестве нижнего белья.

По прибытии в эту часть Арика и его попутчиков, оказавшихся выпускниками парашютных курсов при ДОСААФ, отвели в штаб, где «оприходовали» и проинструктировали о соблюдении воинской тайны. Замполит части, подполковник по фамилии Летучий, мудро посмотрел на новичков и сообщил им, что, находясь в увольнении или переписываясь с родными и друзьями, нельзя называть даже количество коек и пар трусов, имеющихся в части. Закончив инструктаж, он спросил: «Есть вопросы?» У Арика был вопрос о трусах и их количестве в связи с режимом секретности. Снисходительно и мудро посмотрев на глупого солдата, Летучий ответил: «Как же ты не понимаешь? Одни трусы – это одна боевая единица!» Тогда Арик, упорствуя в своей наивности, спросил: «Товарищ подполковник, а одна боевая единица не может иметь две пары трусов? В стирке, например, когда одни на теле?» Тогда замполит ответил: «Все у тебя? Не умничай, как там тебя! Встать! Смирно! Вольно! Разойдись!»

После инструктажа замполита всех отправили на медосмотр, а затем разместили в казарме на 100 человек, где заняты были лишь 65 коек.

Расквартированных новичков бегом сопроводили в столовую, где обед был намного лучше, чем в ШМАСе. Послеобеденное время было посвящено душеспасительным беседам с «особистом», с начальником штаба, с командиром роты и со старшиной, а также, параллельно, переодеванию формы. Старшину звали Лазьков Василий Федорович. Он имел 5 классов образования, был участником ВОВ (Великой Отечественной войны) и носил погоны старшины, хотя был аттестован на старо-новое звание прапорщика. Короче говоря, он был классическим «сундуком». Правда, старшина почти никогда не матерился, что выгодно отличало его от других военных. Самым ругательным словом в его устах было «сынуля». И если он его произносил, то адресату три наряда вне очереди были обеспечены. У старшины было два увлечения. Первое – уносить домой со службы все, что представляло собой какую-либо ценность для личного хозяйства. Второе – еженедельная подкраска пола в казарме в ночь на субботу.

Операция разделялась на пять этапов:

– скобление пола шпателями и стеклом для удаления грязи;

– затирка пола наждачной бумагой;

– варка покрытия из сурика, мастики и скипидара;

– нанесения варева на пол;

– шлифовка-полировка поверхности пола до блеска, то есть до уже известной всем кондиции «котовых яиц».

Занятия в части проводились днем и ночью. Помимо специальных дисциплин, нужно было ходить в наряды по кухне, в караул, на уборку территории, по штабу, на разгрузку вагонов с углем для котельной части, на работу по уходу за зелеными насаждениями, по покраске фасадов зданий и так далее.

Примерно через неделю после прибытия, когда, параллельно с общефизической подготовкой, начались занятия по подводному плаванию, по стрельбе из любого оружия, по саперному делу, по подготовке к прыжкам с парашютом, Арик начал понимать, что попал он в диверсионное подразделение, которое в войсках США и НАТО называлось и называется и сейчас «морскими котиками». В Советской армии такого названия не было, но эта совершенно новая военная профессия (на тот период времени) называлась «парашютист-подводник» и была отнесена к ДКБФ (дважды Краснознаменному Балтийскому флоту).

Балтийское море холодное. Поэтому обучение проводилось в редких тогда еще гидрокостюмах «Калипсо» из так называемой «мокрой» резины. Боец должен был уметь прыгать с парашютом в полном подводном снаряжении с аквалангом за спиной и «полезным» грузом, состоящим из малых подводных мин, ножа, компаса. В 10-4 метрах над поверхностью воды нужно было отстрелить парашют и, погрузившись под воду, уйти на задание по минированию подводной части пирсов, причалов, корпусов судов противника. Нужно было уметь ориентироваться под водой по компасу, уметь разрезать подводные сети-ловушки, уклоняться от плавающих мин, избегать звонковой сигнализации, устанавливать сигнальные буйки и многое другое. Но самое печальное – необходимо было не думать о том, что в реальных боевых условия с задания ты практически можешь не возвратиться. Что ты – смертник. В условиях же мирной боевой учебы выполнившего задание боевого пловца принимал на борт катер, стоявший на якоре в полумиле от берега. До катера надо было еще доплыть под водой, ориентируясь только по компасу. Вообще всплывать по дороге туда и обратно запрещалось.

Времени на выполнение задач было не более 45 минут, то есть ровно столько, на сколько хватало запаса воздуха в баллонах акваланга. Тут Арику очень пригодились навыки, полученные в клубе «Амфибия». Все, что было связано с аквалангом, проблемы не представляло.

Зато подготовка и прыжки с парашютом давались с напряжением сил.

Свой первый прыжок Арик не забыл до сих пор.

Самолет АН-2 брал на борт только 10 человек. Поэтому в «прыжковые» дни их было задействовано 2–3, и они взлетали и садились каждые 40 минут с новой группой солдат и инструкторов.

Все было просто и страшно в первый раз. Самолетик набрал высоту 800 метров. Инструктор – здоровенный лейтенант ВДВ – открыл единственную боковую дверь. По обе стороны двери встали два сержанта, а сам лейтенант прошел в хвост группы и встал последним. Все, вплоть до пилотов, были с парашютами. Арик стоял в колонне в затылок третьим от начала. Он не заметил, как выпрыгнули два первых парня. Когда он оказался у раскрытой двери, сержанты взяли его за плечи и один спросил: «Ну, как настроение?» Арик собрался ответить, но уже летел вниз с ускорением, приданным ему опытными воинами. Автоматически рука выдернула кольцо, и Арик закачался на стропах. Внизу расстилалась крупномасштабная карта местности. Над головой – разноцветный купол. Ощущение первого полета нельзя передать словами. В голове только одна мысль: не промахнуться мимо поля, на которое надо было приземлиться. День был погожим, и с приземлением проблем не возникло. Всего за службу Арик выполнил 11 прыжков.

Каждый вечер в казарме шли разговоры об учебе и тренировках. Поскольку такая воинская часть была первой и экспериментальной в СА, то в нее собрали ребят из многих регионов огромного СССР. Славную организацию ДОСААФ тут представляли выпускники курсов по стрельбе, по аквалангу, по парашюту, по самбо, по радио. И поскольку каждый относительно владел только одной из специальностей, все остальные дисциплины приходилось постигать в классах, в бассейне, на татами, в воздухе, в море, в тире, в лесу, в дюнах, в спортгородке, в зале и на аэродроме. Это было интересно, ново, но очень нелегко. Кормили неплохо, а перед занятиями в открытой морской воде и в воздухе даже выдавали шоколад. Арик тогда не мог и предположить, что эта служба сыграет с ним шутку через 10 лет.

Время шло быстро: лето-зима-лето. Демобилизовался Арик 10 мая 1973 года в звании старшего сержанта. После оформления документов в военкомате и нового паспорта в милиции, Арик получил от матери подарок – путевку на автобусную экскурсию в Калининград на 3 дня. Поездка была интересной – через Палангу, Ниду в Литве. С массой достопримечательностей по пути. Арик помнит эту экскурсию до сих пор.

1 июля 1973 года.

После армии Арик почти не отдыхал. Остаток июня ушел на оформление заново прописки в свою же квартиру и прочие бюрократические формальности. Квартиру нужно было отмыть, подремонтировать по мелочи, постирать занавески и портьеры, покрасить полы. Арик пару раз съездил на еврейское кладбище Шмерли, где были похоронены бабушка и дедушка, а также бабушкины многочисленные братья и сестры. Нужно было обзвонить и встретиться с приятелями. Надо было забрать у родителей свою любимую собаку по кличке Габи породы доберман-пинчер и вдоволь погулять с ней по лесу на станции Бабите по дороге в Юрмалу.

На это ушли три недели.

Возвращение на работу в колхоз было будничным и традиционным. Арик приехал к 9 утра в новую контору, чтобы наверняка застать председателя после ежеутренних планерок и разнарядок в гараже. Председатель протянул руку и сказал:

– Ну, с возвращением тебя на работу, Сашка. Садись. Знаешь, мы еще больше укрупнились, планы выполняем и штатное расписание уже другое. Пойдешь старшим зоотехником на звероферму. Там все заваливается, между нами говоря. Надо вытаскивать производство. Бригадиры не справляются. Заведующий фермой пьет, паразит, и, я думаю, ворует. Ему до пенсии два года осталось. Поэтому трогать его не будем, а всю работу буду спрашивать с тебя лично. Да, кстати, через год подашь заявление в партию. Без этого, брат, нельзя. А в армии ты не вступил случайно? Нет? Тогда возьмешь комитет комсомола колхоза тоже. Гунта снова в декрете и работать с молодежью некому. А ты вытянешь весь воз, я знаю. Ну, Сашка, иди к диспетчеру гаража, возьми любую машину и езжай на ферму в «Дакас». Звероферма у нас расширилась, стадо песца самое большое в Латвии. Есть две новые бригады. Хозяйничай. Разбирайся неделю, а в следующий понедельник давай ко мне и расскажешь об истинном положении дел. Заместителю своему новому Дмитрию Бурому, ты еще его не знаешь, я что-то не очень доверяю как куратору зверофермы. Но он блатной, и я вынужден его терпеть пока что.

Да, слушай, у нас и главного зоотехника сейчас нет. Аусма ушла на пенсию, и я пока никого не брал. Вот поработаешь с полгода, посмотрим и подумаем о твоем росте. Пока Вилнис Аужкапс назначен исполняющим обязанности. Но главным специалистом он не будет – беспартийный. А главный зоотехник – это уже номенклатура райкома партии, сам знаешь. Ну, что еще? Ты сколько получал до призыва? – Арик ответил. – А, ну теперь будешь получать 150 в месяц. Да, проверь в бухгалтерии сейчас же, я что-то там подписывал тебе в прошлом году, помню. Должна быть премия. Ты не получал, ты уже в армии был. Да, Сашка, возьми у коменданта ключи от своей хибары на мельнице и можешь снова заселяться. Там без тебя никто не жил. Возьми какую-нибудь девку с фермы для уборки. Скажи, что я велел тебе помочь. В конце месяца закроешь ей какой-нибудь наряд на небольшую сумму. И расплатишься еще с ней сам и чем хочешь, сам понимаешь, не маленький. Только лучше незамужнюю позови. Сам соображай.

Ты в каком звании демобилизовался? – Арик ответил и показал военный билет.

– Ну, молодец, старший сержант. С завтрашнего дня ты – старший зоотехник. Вперед, комсомол, я на тебя надеюсь! Чуть что – звони только мне лично. Участок очень важный – пушнина. Это, знаешь, какие деньги для колхоза? На молоке и яйцах столько не заработать. Будь здоров. Я на тебя надеюсь, Сашка.

Арик спустился на первый этаж в бухгалтерию. Весь ее женский персонал приветливо с ним поздоровался, а главбух, пожилая и полная Майга Гайлите, сказала:

– Иди к Мирдзе в кассу и получи свою премию за прошлый год. Она на депоненте. Я скажу кассирше. – Эй, Мирдза, открой свою будку!

Кассир колхоза открыла изнутри дверь в кассу и встала на пороге.

– Выплати солдату деньги с депонента, я потом подпишу расходный ордер.

Солдату деньги нужны всегда. И не запирайся, выплати отсюда.

Арик подождал, пока кассир нашла его бумажку, и получил свои деньги.

Поблагодарил всех и пошел в гараж, находившийся через узкую дорожку напротив заднего входа в здание конторы. На машинном дворе он встретил главного инженера колхоза Виктора Захарова, почти не говорившего по-русски. Тот приобнял Арика и спросил:

– Неужели уже год прошел? Гляди, как время бежит! Сашка, с тебя причитается! Давай за горючим и ко мне в кабинет. Я позову ребят и вздрогнем.

Арик взял автомашину ГАЗ-51. На ней, с трудом вспоминая как нужно ехать, добрался до гастронома «Латпотребсоюза» в центре Балдоне. Полученной премии как раз хватило на пять бутылок водки и закуску. Нагрузившись, Арик возвратился в гараж, где на втором этаже над автобоксами находился кабинет главного инженера. Туда уже подтянулись главный агроном Роберт Каулис, главный строитель Имант Вимба, начальник консервного цеха Янис Гулбис, диспетчер гаража Зайга Мурниеце вместе с мужем-трактористом Петерисом.

Последним пришел освобожденный парторг колхоза Ольгерт Огриньш. Пяти бутылок водки и разговоров об армии (все ведь служили) хватило на два часа. Закуска закончилась раньше, и все вместе после выпивки отправились в колхозную столовую обедать. В этот день Арик уже не поехал ни на звероферму, ни на мельницу в служебную квартиру, а вернулся автобусом в Ригу в весьма развинченном состоянии.

3 июля 1973 года.

Латвийский поляк Вацлав Язепович Щуко не любил советскую власть пассивно.

И было за что. До 1940 года его семья владела тремя магазинами, отелем, торговым рядом на Центральном рынке и пятью домами в Риге. После войны Советы вернулись, и лучше не стало. Женатые дети Вацлава продолжали жить в одной квартире в бывшем своем доме на улице Валмиерас в Задвиньи, а сам он с женой и престарелой матерью проживал в новом колхозном доме на центральной усадьбе колхоза «Балдоне». Никогда, ни с кем, нигде Щуко не разговаривал на тему своих потерь от действий советской власти. Ему было 63 года, и он заведовал зверофермой уже 7 лет. Сам же он эту ферму и организовывал в колхозе «с нуля». Щуко был высоким, сутуловатым, неплохо одетым джентльменом с характерным красноватым носом, что выдавало в нем любителя «зеленого змия». Говорил он тихо, вежливо, приветливо. Смотрел на собеседника умными проницательными глазами. Арику он понравился, несмотря на характеристику председателя.

Щуко провел Арика по всей ферме, познакомил с каждым работником отдельно и уже в общем с ним кабинете рассказал о проблемах звероводства в колхозе и о состоянии отрасли в республике в целом. Арик вежливо слушал, хотя многое ему было известно, потому что дипломную работу в Латвийской сельхозакадемии он писал именно по звероводству, а шестимесячную преддипломную практику проходил на хорошей звероферме научно-опытного хозяйства «Кримулда». Арик любил звероводство больше, чем другие отрасли животноводства.

Вацлав Щуко выпивал ежедневно и только коньяк. За рабочий день он приканчивал одну бутылку и никогда больше, принимая «лекарство» небольшими порциями. Это не мешало ему ни работать, ни водить машину. Служебным автотранспортом он никогда не пользовался. В то время он был обладателем самой современной первой модели «Жигулей». Радиус передвижения на машине не превышал 20 км от колхоза. В Ригу, например, Щуко никогда сам не ездил – боялся активного движения и инспекторов ГАИ. Арику колхоз выделил «Москвич-412» пикап с закрытым кузовом, называемый в народе «каблучком» или «пирожком». Также за зверофермой был закреплен грузовик ГАЗ-52Б. На обе машины полагались водители, которых руководство фермы могло вызывать по необходимости.

Работа на звероферме Арику нравилась. Во-первых, он занимался любимым делом. Во-вторых, все производство находилось на одной пусть и большой, но ограниченной территории, и не нужно было как угорелому носиться по всем фермам колхоза. В-третьих, достаточно было начинать работу в 7 часов утра и заканчивать ее не позднее 18 часов, кроме сезона забоя и переработки пушно-мехового сырья, когда нужно было работать круглосуточно 3 месяца подряд раз в году. Но за это давались отгулы потом. В-четвертых, можно было чередоваться с ветеринарным фельдшером и заведующим в дежурствах по выходным дням, что очень облегчало и разнообразило жизнь.

Короче говоря, работы стало меньше, а зарплата больше, что не могло не радовать.

В первый же день Щуко открыто намекнул Арику, что в новый коллектив нужно «прописаться». Съездив вечером в Ригу, Арик одолжил у друга Гришки немного денег до получки и выставил угощение с положенным количеством алкоголя: два ящика водки и коньяк для шефа. Все 47 работников фермы с заведующим во главе расположились в здании забойного пункта, использовавшегося только в период съемки и обработки меха. Там было 14 помещений для различных технологических операций и сортировки пушнины. Вот в сортировочном зале и накрыли столы. Работницы, жившие на окрестных хуторах, принесли овощей, картофеля, мяса. Всего всем хватило. Как выяснилось, в забойном пункте имелись старые, но добротные диваны, маленький холодильник, разномастные стулья, скамьи, большие сортировочные столы, газовая плита с баллоном газа, большой шкаф с комплектами чистого постельного белья, полотенцами, салфетками, столовыми принадлежностями и посудой, старая, но работающая радиола «Селга» с комплектом пластинок, несколько ящиков пищевых консервов, крупы, горох, фасоль, запас мыла, стирального порошка, стиральная машина для спецодежды, канцелярские принадлежности, писчая бумага, бланки бухгалтерской отчетности, электролампы, свечи, примус, керогаз. Все, чтобы бесперебойно работать три месяца.

Каждый специалист этой непростой отрасли знает, что от продуктивной работы в сезон обработки, сортировки и реализации конечного продукта в очень большой степени зависит валовый финансовый показатель выполнения годового плана сельских хозяйств, где есть звероводство.

15 января 1974 года.

Через три месяца после начала работы на звероферме Арик подал документы в заочную аспирантуру Научно-исследовательского института животноводства и ветеринарии, находившегося в Сигулде Рижского района. Конкурс в заочную аспирантуру был не очень большим и, собрав все необходимые письма, характеристики и рекомендации, Арик успешно выдержал экзамены по философии марксизма-ленинизма, немецкому языку и специальности – кормлению сельхозживотных, а также прошел собеседование. Экзамены проходили в декабре 1973 года, а зачисление состоялось в январе 1974 года. Вопрос с диссертационной темой и назначением научного руководителя долго не решался, что совершенно не мешало повседневной работе в колхозе. Получив из отдела аспирантуры института учебный план и программу подготовки экзаменов кандидатского минимума, Арик изучил их и спокойно отложил в сторону, быстро смекнув, что 4-х лет учебы ему вполне хватит на все экзамены. Главное, безусловно, было получить тему диссертации и узнать, кто будет назначен научным руководителем.

Первый в биографии специалиста период забоя и переработки пушнины прошел у Арика неплохо. Ему удалось, несколько раз крепко поругавшись на заседании правления колхоза со смежниками, четко организовать технологический процесс, ремонт и подготовку помещений забойного пункта, завоз сырья, материалов и инструментов, сортировку, упаковку и транспортировку готовой продукции.

15 января Арик во главе колонны из трех автомобилей выехал в Ленинград на меховую фабрику «Рот Фронт» для продажи колхозной пушнины государству, а 20 января, уже находясь там на месте, присоединился к объединенной делегации «Латзверопрома», приехавшей на ежегодный крупный международный пушной аукцион, который всегда проходил на Московском проспекте, 101, во «Дворце пушнины».

Выпито на фабрике «Рот Фронт» было очень много и все за счет поставщиков сырья. Эксперты-приемщики трудились круглосуточно как на сортировке пушнины, так и за столом. Благодаря хорошей работе в колхозе по переработке, качество меха было высоким, и Арику удалось получить самые высокие цены за историю работы зверофермы. Часть коллекции была неплохо продана и на международном пушном аукционе. Возвратившись в колхоз 25 января «со щитом», Арик узнал, что на заседании правления колхоза 1 февраля будет обсуждаться его кандидатура на должность главного зоотехника хозяйства с формулировкой «как хорошо зарекомендовавший себя специалист».