Где ты, Юра… или Маха одетая и Маха раздетая

Нина любила «диванчик фаворитки», предпочитала читать на нём, даже спать. Странное дело, но почему-то находясь на этом диванчике, она чувствовала себя озорной и весёлой проказницей, женщиной – баловницей! Тяжеловесная же помпезность кровати с нависшим над ней пологом – угнетала. Рядом с диванчиком находился журнальный столик, сделанный ею на заказ, в тон всего ансамбля. Утром, сидя на «диванчике фаворитки» она, пила утренний кофе, наслаждаясь чтением свежих газет и журналов. Она читала запоем всё, что попадалось под руку. Но, из книг, более предпочитала классику. Среди большого количества фолиантов в библиотеке, выбирала для чтения писателей англичан: Шекспира, Диккенса, Теккерея, Голсуорси, Уайльда. Последнего считала очень утончённым, но большим бедокуром. В Англии его судили за аморальное поведение, он находился некоторое время в тюрьме. Нину очаровала его изысканная пьеса «Саломея».

Среди французов ей нравились: Бальзак (кстати, она очень жалела, что его сгубила любовь к госпоже Ганской), Золя, Бодлер, Франс, Флобер, Мопассан. Ей нравились «Воспитание чувств» и «Госпожа Бовари» Флобера. Тот часто поговаривал: «Эмма – это я». У самого Флобера тоже не сложилось. Нина знала – Мопассан внебрачный сын Флобера. И он тоже много почудил. Читала рассказ о нём: Мопассан находился в зените славы. Из провинции приехала в Париж молодая девушка, беспредельно влюблённая в него. Она пришла к нему со словами любви. Он её отверг. От горя она решила стать куртизанкой, и уже в таком статусе покорить Мопассана. О ней пошла молва, как о блистательной даме полусвета. Писатель услышал это, посетил её, увлёкся, и она ему всё припомнила. Сделала это с умыслом, дабы он понял, ранее он потерял её, чистую и невинную. Ныне – пусть сожалеет, мучается! В конце жизни Мопассан сошёл с ума. Когда попадал в театр (он любил балерин), забирался на сцену, вынимал из карманов хлебные крошки, сыпал на пол и говорил, будто видит цыплят: «Клюйте, клюйте, мои цыпочки».

Сейчас Нина обложилась несколькими томиками: Мериме – «Хроника царствования Карла девятого», Ибсен – «Драмы», По – «Стихи, рассказы». Писатель Эдгар По её тоже удивил женитьбой на тринадцатилетней племяннице. Её покоробило от такого. Как можно так относиться к детям? Поэтому девчушка умерла молодой.

Она замёрзла, вынула из шкафа пуховый платок, накинула себе на плечи. Захватывающий момент в книге не давал уснуть. Нина уговаривала себя, следует заложить страницу закладкой и ложиться спать. Но любопытство было сильнее здравого смысла. Она сейчас ни о чём не тревожилась. Дети находились под присмотром бонны, наверное, уже спали и видели третьи сны. Муж удалился к себе, оставив её в покое. Она была безучастна к его ласкам, понимая, всё это видимость, а не любовь. Но теперь в этих чувствах разбираться уже поздно. Она ничего не ждала от жизни, боялась что-то менять. Ей были известны бесчисленные измены Николая. Его недалёкие «девочки» писали, звонили, думая её позлить, но она на все их реплики неизменно отвечала:

– С Вами обошлись хорошо, или у Вас есть претензии? Тогда только по назначению. Ко мне у Вас их не должно быть, голубушка. Желаю удачи!

Эти «девочки» неистовствовали, кусали себе губы, но её оставляли в покое. Она могла отомстить Николаю за измены тем же, но, во-первых, боялась, во-вторых, не хотела привносить в свою жизнь никаких изменений. В-третьих, понимала – такие развлечения могут дорого обойтись. Ей никто не был нужен. Ну, может, только один единственный, но она приказывала себе не помнить о нём, хотя он находился почти рядом, а иногда даже в их доме, совсем близко от неё! Увы и ах!

Кроме чтения, она развлекалась коллекционированием картин, приобретением старинных украшений, нашумевших на весь мир своей оригинальной родословной. Ценности она прятала подальше от мужа в заграничных банках, оформляя на счета детей. Это была умная и воспитанная женщина. Поняв своё положение, она дала ему определённую соразмерность, и плыла по волнам бурного течения, установив на реях своего судна все необходимые для этого паруса.

Дочитывая страницу, услышала стук в дверь.

– Николай, ты? – спросила она с сожалением. Затем поняла, недовольство следует скрыть. Быстро взяла себя в руки и, несколько мягче, повторила вопрос.

– Да, моя голубка это я, ужасно соскучился по тебе, – ответил он виновато.

– Но у тебя много способов развлечения, что ты ждёшь от меня? – раздражаясь, спросила она.

– Жду тепла и ласки. И твоей задушевности, конечно! – проблеял, заискивающе.

Это уже был нонсенс! Великие дела творятся великими мужчинами! За дверью послышался томный голос супруги:

– Ну, входи уж…

Поэтому, когда Юлия на следующее утро рано встала, позавтракала, написала записку тёте и выехала из дома на своём ягуаре, Николай преспокойно спал, мирно улыбаясь во сне. Юлия ничего не знала об этом, выходила из дома с большой опаской, посматривая на часы. Не опаздывает ли? Состояние такое, словно она что-то крадёт, и её вот, вот поймают! Она нервничала.

**********

И только сев в машину, Юлия несколько успокоилась, помчавшись с большой скоростью к указанному Юрием участку. Это местечко было излюбленным для них. Набрели они на него случайно. Высмотрели и сбегали туда, когда хотели побыть наедине с природой, помечтать, забыть всё неприятное, тревожное. Или просто посидеть вдвоём, поболтать, помечтать. Иногда они на этом месте загорали, спрятавшись от всего мира.

Лес здесь был густой, с колючим кустарником и великолепной лужайкой, на которой росли земляника, грибы. Юлия любила рвать тут колокольчики, ромашки. Плела из них венки, надевая себе и Юрию на голову. После она приносила небольшой букетик домой, поставив в хрустальный бокал, времён Петра Первого, приобретённый на аукционе Ниной. Сейчас её машина стремительно неслась по дороге. Всё ещё не покидало чувство тревоги. Наконец она оказалась на месте. Вскоре она заметила, её ждут.

Не успела она ступить на землю, как к ней стремительно подбежал Юрий. Он смотрел ей в глаза, брал за руки и не мог поверить, что перед ним живая Юлия. Затем сжал с силой в объятиях, и замер. Дрожащая, она тоже приникла к нему и чуть не заплакала. Но стерпела, дабы совсем не раскиснуть. Наконец, она отдала команду:

– Всё, хватит, перед тобой стою я, но могу и не стоять, если нас хватятся. План действий, и быстрей, пожалуйста! Думай, ведь ты же мужчина! – потом поняв, что она слишком резка с ним, добавила мягче, – И мой любимый тоже!

– За поворотом, направо, в кустах, ждёт другая машина, брат о ней не знает. Наши машины сталкиваем, друг с другом, взрываем, сбрасываем в реку. Садимся на запасную и удираем. Неподалёку, на загородном аэродроме, стоит вертолёт, он оплачен, ночью звонил, договаривался. На нём полетим в Мексику. На месте уже, там разберёмся. Теперь действуем, любимая!

Они устроили такой взрыв машин, что сами чуть не обгорели. Это было грандиозное и устрашающее действо! Юрий вынул из кустов, приготовленный заранее, длинный железный шест и с его помощью столкнул изуродованные машины в реку. Всё они делали чётко, быстро, не отдаваясь на волю эмоций. Затем разыскали припрятанную машину, сели, помчавшись в аэропорт, боясь ещё поверить, что все неприятности остались позади.

Аэропорт, почти совершенно заброшенный, с небольшой диспетчерской службой, не вдохновлял. Но что оставалось делать? Дорожки и взлётные полосы заросли травой, асфальт потрескался. На неудобства они махнули руками. Лишь бы взлететь. Машину оставили в подарок другу диспетчеру, обговорив, если они вернутся, он отдаст им её. Мотор заведён, они взлетают! Пилот обещал подбросить их до нужного места и вернуться назад. Только здесь они пришли в себя, надеясь, что оторвались от прошлого и смогут устроить свою жизнь, как все, без страха, боязни…

*********

Когда Николай узнал – Юлия пропала, он рвал и метал. Бросил на её розыски много усердных ищеек. Всё было безрезультатно. Он прекратил встречаться с другими женщинами, как лютый зверь выл по ночам в подушку, ощерив зубы, успокоиться, никак не мог. В офисе кричал на своих сотрудников. Все притихли, ходили перед ним почти на цыпочках, словно бледные, поникшие тени.

Наконец ему сообщили, найдены части обгоревших машин в реке. Он решил, с братом и Юлией случилась беда. Но ему никого не было жаль. Ему нужна живая Юлия. Он привык брать то, что желал. А тут желаемое ускользнуло от него. Сначала он поверил в несчастный случай, решив, Юлия без ума от него. Ему всегда казалось, он бесподобен, как мужчина, затмевает других. Он и предположить не мог, что кто-то мог обмануть его, бросить, осмеять. Всегда это делал он сам, невзирая на слёзы и другие уловки женщин, желавших его удержать. Но здесь произошло всё не так, как обычно. Он готов был пойти на многое, чтоб обнимать эту девочку. Но, увы, она погибла в аварии. Сначала, он старался разыскать хотя бы её тело. Водолазы прочесали дно реки вдоль и поперёк, но человеческих останков молодых людей не обнаружили. Нашли скелет старухи, мужчины средних лет, ребёнка пяти – шести лет, но не их.

Наконец в голову ему пришла мысль, его обхитрили. Теперь он лютовал. Он уже ненавидел Юлию, брата, желая им отомстить. Просто жить, как ни в чём не бывало, он не мог. Каждый день с удивительной методичностью его люди шныряли по всей земле, забредая в немыслимые закоулки, не находя никаких следов. Казалось, попади они ему в тот момент живыми в руки, оба лишились бы жизни в страшных мучениях. Видимо, он был болен, и давно, паранойей, испытывая ненависть, к отвергающим его людям. Поэтому, Нина, ранее интуитивно догадавшись обо всём, решила быть в меру ласковой, не обращая внимания на его проделки. У неё было двое детей, она не могла из-за них вести себя иначе, как хотела бы. Ей надо было устраиваться так, чтоб все были целы и относительно спокойны.

Нина не была глупой женщиной. Она многое понимала и шла на уступки только ради детей. Она давно обезопасила бы себя, если б смогла. Но делать это следовало раньше, до рождения малышей. Теперь она ни во что не вникала и очень корила себя, что взяла племянницу к себе после потери сестры, матери Юлии. Ей оставалось только молиться, дабы Бог сохранил их всех. Никакой суеты и беспокойства. Только спокойствие. Она будет делать вид – верит всем версиям Николая. А поэтому она станет подыгрывать ему. Но она не была пассивной. Деньги, которые разделил им с сестрой отец, она давно надёжно припрятала. Но, дабы показать Николаю – она расточительна и неприспособленна, иногда делала дорогие покупки не ради прихоти, а чтоб убедить его, основного капитала у неё почти нет. Она часто созванивалась со швейцарским банком, проверяя наличность и, убеждалась, там всё в порядке. Но на душе у неё сейчас было не спокойно. Она разумела, сидит на вулкане, который может в любую минуту начать действовать и привести всех к гибели.

Вскоре Николай вновь принялся за дружбу с молодыми подругами. Но покоя от этого никому не было. Дома из подвального помещения раздавались иногда стоны, будто повторялись времена инквизиции. Может, это наказание всему роду Юсуповых за убийство Распутина, которого в церковных кругах почитают за святого? А может, это уже у неё самой от страха появляются звуковые галлюцинации и не дают покоя? Она с трепетом признавалась себе: в один прекрасный день могут не проснуться ни она, ни дети. Надо было на что-то решаться в изменившейся ситуации. Но что она могла, немощная, против такого тирана?

Как-то, гуляя по саду с детьми, в сопровождении друга и помощника Николая, она услышала остервенелый собачий лай. Повернувшись в ту сторону, разглядела сквозь ветви деревьев: Николай прутом избивал любимую собаку. Он уже не помнил себя, от злости – всё бил и бил. Дети спросили, что там случилось, ей пришлось сказать, собачка подавилась костью и ей плохо. Взяв детей за ручки, она углубилась вглубь сада, стремясь туда, где ничего не было слышно. Тогда друг Николая, Виталий, взял у неё детей к себе на руки и побежал вперёд. Запыхавшаяся Нина еле догоняла их. Когда она поравнялась с ними, Виталий поставил детей на землю, усадил на траву и, отводя в сторону, дабы они не слышали, обратился к ней:

– Нина, дорогая, тебе не страшно жить в этом особняке за глухим забором?

Она побледнела, но взяв себя в руки, спокойно ответила:

– Что тут страшного? И почему ты спрашиваешь меня об этом?

– Ах, не притворяйся глупенькой. Это уже не смешно. Ты понимаешь, он может натворить много бед? Ты же видишь, как он безумствует!

– Кто ты – друг, как прежде, или враг? – спросила она, бледнея, непроизвольно отстраняясь от него.

– Друг и очень большой. Я давно люблю тебя, ещё с юношеских времён, ты прекрасно знаешь, и не прощаю Николаю его поведения со всеми вами.

– Что ты предлагаешь, объясни, – спросила она напрямую, теряя самообладание, всё более бледнея.

– Надо тоже делать ноги, как это сделали Юлия с Юриком, – возбужденно прошептал он.

– Но мы ещё не знаем, где они, может, их давно уже нет на свете? – заикалась она, широко раскрыв глаза.

– Знаем, они поняли, дело может плохо кончиться, и смылись. Тебе с детьми тоже надо сбегать, слышишь?

– Куда? – задыхаясь, вопрошала Нина.

– Куда угодно, только подальше! Я люблю и жалею тебя, хоть ты делаешь вид, всё у тебя в порядке. Но я вижу, порядка нет! Давай убежим вместе. Я не могу видеть, что творит Николай. За всю жизнь не отмыться, – шептал он, впиваясь в её лицо своими тревожными глазами.

– Хорошо! Ты мужчина, делай всё сам, я женщина, связана детьми и ничего не умею. Тебе и карты в руки. Когда что-то решишь, сообщи мне, пожалуйста! – простонала она, чуть не трясясь от страха.

– На днях он вылетает по делам в разные страны. Горят договора. А мы в это время делаем ноги отсюда! – нашёптывал он всё более возбуждённо.

– Ты понимаешь, надо всё продумать, ибо он нас никогда не простит.

– Да, понимаю и беру всю ответственность на себя, – успокаивал он её.

– Я согласна. А теперь возвращаемся, чтоб никто ничего не заподозрил, – торопливо произнесла Нина, каким-то не своим голосом.

И они, смущённые, своим заговором, шли назад, молча, ничего больше не объясняя друг другу. Нина была очень грустна. И даже дети, словно чувствуя нечто недоброе, притихли и не шалили, как обычно.

***********

Николай не понимал, почему все смотрят на него косо и молчат. Он механически пощупал свой подбородок, подумав, может, забыл побриться? Потом со злостью принял решение: «Да пусть их, косятся! Они мне всегда завидовали. Но хватит безумствовать. Надо начинать работать. Я сотворил эту империю не для того, чтобы уничтожить за неделю! Довольно. А девчонка убежала, да напевать. Нужна она мне, хитрая бестия! Их пруд пруди, на каждом шагу, сами вешаются. На мою жизнь этого-то добра хватит. Мокрые курицы! За обещанные рубль с полтиной, полезут не только в любую постель, но и в пасть к крокодилу! Что за напасть пошла? Работать не умеют и не хотят, а нижнее бельё снимать научились с рождения. Чем такое объясняется?

Да в России всегда было всё примитивно. Князья завидовали друг другу, и что получалось? Распри. А потом вожди пролетариата уничтожили и князей. Нацию обезглавили, остались бывшие крепостные, рабы. То есть, безмозглый народишко, чернь, плебс. Только умеют жрать, пить, спать, завидовать и ненавидеть. Вместо того чтоб нечто осмыслить, они ленивы и бездеятельны, они готовы убивать тех, у коих получается всё лучше, чем у них. А кто у меня работает? Ленивые, подлые лизоблюды. Ну а что я хочу? Плебс и в древнем Риме требовал хлеба и зрелищ. Всё, хватит сентенций! Мне надо договориться о поставке стройматериалов за границу. Кончаю дурить, никаких девочек, а то начнётся обратный отсчёт. Сниму только парочку импозантных девчонок, одену, обую, буду держать на привязи. А жена… Что жена? Она у меня спокойная и холодная. Ей ничего не надо. Книги – романы, иногда увеселения и брюлики. Как она любит всё старинное, напоминающее ей дворянство. Сами-то из захудаленьких дворянчиков вылезли, а туда же, нос гнёт – она особь. Как же, из рода Юсуповых! А кто такие Юсуповы? Бедные в бытность свою татары, пробившиеся некогда ко двору и получившие самый высокий титул! Но, поди, ж ты, даже при советской власти их не трогали – помогли расправиться с Гришкой Распутиным!

Да нет, что я говорю, сам Феликс-то удрал со своей Ириной и дочкой во Францию, испугался, всё почти бросив. И правильно сделал. Здесь бы расстреляли. А так остался жив, и кое-что всё-таки прихватил же с собой. Умный и хитрый лис оказался, Ваше благородие!

Но если честно, Нинка мне мешает. Сколько вокруг деловых красивых тёток, они для меня всё б сделали, знай, я холост. Да, с женитьбой я поспешил, позарился на дворянские копейки. Надо было рассчитывать на себя. Тогда я просто струсил, очаровался её деньгами, красотой, обхождением. Культура. Всюду – «спасибо», да «извините». Надоело. Только детей жаль. У младшего все мои загребущие замашки. Без всяких – «спасибо» и «пожалуйста».

Графиня Марина из Мадрида так мне и сказала: «Не гонись за мной, я не для тебя! Разведёшься, тогда и подкатывайся!». Ох, и огонь тётка. Женщина – отпад. Таких никогда не встречал. Ну а если она меня так закрутит, что ничему не буду рад? Да как это меня можно так окрутить? Я не дурак. А всё-таки она хороша, даже очень. Как мне отделаться от своей Нинки? Куда б её поместить, чтоб мне не мешала? Ай, да не нужны мне они все, у меня дело приостановилось и горит. А это всё бабий мусор!» Он взял в руки мобильник, набрал номер:

– Виталий, где ты? Мне надо слетать в Африку, оформить договор поставки с партнёрами. Ты остаёшься за меня. Следи за Ниной. Может, что нароешь. Надоела она мне, хуже горькой редьки, со своим благородством. Отделаться-то как, не знаю. Детьми запутала. Девчонку, её племянницу больше не разыскивать и моего брата тоже. Зачем они мне? При случае всё отниму у него, и будем квиты. Любви захотел, получай, без денежек не очень тебя полюбят! Приеду, разберёмся, а пока на сегодня примите груз из Англии, чтоб всё было о-кэй! И запоёт соловей. Это я шучу. Заходи вечером, выпьем, закусим, поболтаем. Девочек удружу.

– Всё понял, постараюсь ради дела! Но девчонок не подкидывай, знаешь, я это не люблю!

– Старайся, старайся, только тебе и верю. А тёток ещё кому-нибудь уступим! Не боись, недотрога!

Николай сел в машину и поехал заключать договор с партнёром. Виталий, после этого разговора, испугался не на шутку. Он понял, его догадка насчёт Нины верна. На сердце стало тревожно. Он решил поторопить её со сборами. Мерзко и противно, когда твоё самое заветное обмазывают грязью. Николай закусил удила. Ранее он таким не был. В юности всегда приходил к Виталию перед экзаменами с жалким видом, просил, чтоб оставил его у себя позубрить вместе. Видно рассчитывал на помощь и на экзаменах. Виталий не отказывал ему в этом. Николай даже с девушками знакомиться не умел, что-то плёл несуразное, они от него убегали. Просил Виталия уговорить Нину прийти к нему на свидание. Они в это время поссорились друг с другом. И вот получил. Виталий думал: Нина посмотрит на такого сморчка и, как другие девчонки, бросит. А она осталась у него насовсем. Тяжело было Виталию терять её ради Николая. Но промолчал. Значит, он тюхтя. Отдать любимую своему другу. Вот и наказан за это – всю жизнь с ума сходит по ней! Как-то она поссорилась с Николаем (он улетел в Индию), и пыталась изменить ему с Виталием. Ничего не вышло. И выпили оба для храбрости, и номер в гостинице сняли. Она зажалась, словно её убить собирались, и ни в какую. Чуть не кричать на всю гостиницу. О, эти благородные женщины! И всю ночь ему рассказывала о писателях, художниках, музыкантах. Он забыл, зачем пришёл.

Ох, эта Нина! Собака на сене! Ни себе, ни людям. Но, как бы то, ни было, он любит её до безумия. Сегодня же он придёт к ней и всё объяснит. Конечно, у него были девчонки. От злости и обиды на Нину, он не отказывался от знакомств. Но всё это было пошло. Ни одна не дала ему ни счастья, ни романтики, ни поэзии, ни любви. Только суровая реальность, да пошлость. Им хотелось даже не ласки, а чего-то другого, может, денег? В минуты близости они не могли подарить себя так, как должны это делать настоящие женщины. Нет, он не жаждет ничьих ласк. Только Нининых. А если узнает этот параноик? Он только рад будет сурово отделаться от неё и, может, заодно и от него. Ведь Виталий знает столько его тайн, пожалуй, уже мешает. На что же решиться, не понятно. То ли вместе с Ниной сбегать, то ли остаться, чтоб задержать его от мщения. Ведь он становится просто неуправляемым. Если стукнет что-то в голову, он, не думая, не рассуждая, всех уберёт со своего пути! Надо будет хорошо всё обдумать. Хоть бы решилась Ниночка на побег. Ей здесь не поздоровится. Но если он останется тут для прикрытия, как сможет жить, не видя и не слыша её? Он и к Николаю пошёл работать, чтоб лицезреть чаще любимую. «Что же ты наделала Нинка? Ведь и ты любила меня. Я помню, как ты млела в моих объятиях. Сделала мне нарочно больно? Приревновала к Марусе. А она мне была не нужна. Просто не знал, как от неё отделаться – пристала, но я не предполагал, что ты можешь так ревновать. С Николаем не ревнуешь. Понимаешь прекрасно, чем это может кончиться. Он имеет девчонок, ты терпишь, как миленькая. Глупенькая моя, родная, и самая желанная. Как мог я тебя с ним познакомить? Тоже хорош! Было как-то неудобно показать себя собственником, держу тебя под замком, хотя в тот момент мы разругались в пух и прах!

Я знаю, ты его не любила и не любишь. Значит, назло мне так поступила! Сказать из-за денег вышла за него, нельзя. У тебя их у самой теперь от отца, много осталось. Кстати, даже из-за денег, он раньше, не расставался с тобой. А теперь и подавно не отпустит просто так, никогда не разведётся. Ситуация очень не простая. Как вырваться от этого «Нерона», не понятно. Но я должен найти выход. На кону твоя жизнь, моя родная, и жизнь твоих детей. Знала б ты, как я б любил бы их, если мы были бы вместе. Они твои, этим всё сказано! Что-то сердце ноет, что мне это предвещает? И всё-таки не унывать, не бояться. Иначе всех передавит этот маньяк!»

Его раздумья прервал телефонный звонок шефа – Николая. Хотя в полном смысле этого слова шефом его назвать было нельзя. В деле у Виталия было сорок процентов капитала, они были компаньонами.

– Ало, ало, Виталий, ты там смотри за детьми и этой неземной чудачкой Нинулей. Может, «друга» ей найдёшь, какого, чтоб не скучала? Меня это устроит очень.

– Твоя супруга никогда ни на кого не позарится. Она, во-первых, не из таких, кто шмонит по чужим постелям! Во-вторых, ты не ошалел, жену отдавать кому-то?

– Нет, не ошалел, знаю, что делаю. Ну, пусть и она немножечко поразомнет косточки! Ха-ха-ха! Повеселится! – выдал он, решив до конца даже Виталию не раскрывать карты.

– Слушай, Колька, Ваша частная жизнь меня не касается, что хочешь, устраивай сам, меня не впутывай!

– Ну, ты и чудило, я пошутил. А если серьёзно, эту Нинулю никто не в состоянии сдвинуть с места. Холодная, надменная дворянка. О, была б нормальной, разве мне кто-то был бы нужен? Ну, да ладно, по приезде разберёмся. Остаёшься за меня! Следи за всеми в оба.

Разговор оборвался. Виталий досадливо поморщился, лишний раз, убеждаясь, в их семейных отношениях нет ни любви, ни уважения, ни доверия. И всё-таки, несмотря на безнадёжность своего и её положения, он любил. Каждую ночь, закрывая глаза, обнимал пустую подушку, шептал, представляя Нину рядом: «Спокойной ночи, родная» и засыпал. Во сне ему казалось, под утро она отвечает: «Доброе утро, любимый!». О его грёзах никто не догадывался, кроме самой Нины. Хотя он, ни словом не обмолвился ей об этом. Сегодня вечером они встретятся, и он объяснит, как шатко, ненадёжно её положение. Здесь она никому не нужна, всем мешает, и самому Николаю, и его многочисленным подружкам. Конечно, она обо всём догадывается и понимает, что в данной ситуации иначе вести себя нельзя, если хочет сохранить жизнь себе и детям. Но всё-таки, хоть она и молодец, ведёт себя стоически, спасибо за это ей никто не скажет. Надо быстро и круто всё менять. Да, он всё ей расскажет сегодня, но осторожно, чтоб сильно не напугать. Она и так еле жива от страха последнее время. Он же всё видит, сердце разрывается от жалости к ней и себе.

************

Николай не полетел в Африку. Он держал путь на Мадрид. Укачивало. То самолёт падал в воздушные ямы, и ему казалось, сердце не выдержит, разорвётся. То неожиданно самолет подбрасывало вверх. Николай ухватился за соседнее кресло, боясь от него оторваться. Он не выносил тряски. В салоне разносили спиртное. Он взял себе порцию коньяка, медленно его посасывая. От выпитого стало теплее, проще, спокойнее. Ему уже не было так страшно. Он поглядел в окно, увидел туман, вновь заволновался. Выпил ещё коньячка, вновь – легче. В салоне разносили ужин. Николай решил подкрепиться, попросил курицу с салатом из оливок и других овощей. Почувствовал себя весьма хорошо. Поднимало настроение то, что Марина уже ждала его. У неё всё было готово к встрече. Стол, закуска, она сама. Мысли переключились на неё. Он стал представлять её себе. Она, против обыкновения, не была черноволосой, как все испанки. Блондинка. Может, красилась? Он часто пел ей на английском: «Возле моей блондинки, я хочу спать, спать, спать…» Была ли это любовь? Он не знал. Но его тянуло к ней, в её объятия. Они ссорились, она угрожала, если не разведётся с женой, бросит его, но всегда принимала с радостью. Может, она любила? Он не вдавался в подробности. Знал, с ней у него всё хорошо, победоносно, он долго вспоминает её рядом с холодной, надоевшей Нинкой. Он ещё не встречал таких женщин. Только она умела зажечь, подбодрить. Она вся – огонь, сияние, взрыв. Откуда берутся, такие? Конечно, он кое-что читал. Вспомнил Фейхтвангера роман «Гойя». Он мог сравнить её именно с герцогиней Альбой. Марина не уступала той. Жаль, он не художник, как Гойя, он тоже бы нарисовал её махой раздетой. Это перламутровое тело, отражённое на картине, он не забудет никогда. Самая трогательная, недосягаемая женственность смотрела на него с полотна, манила, завораживала, притягивала. Герцогиня Альба не была недотрогой и скромницей. А какой роман они закрутили с Гойей (конец восемнадцатого века)! Бедный художник был на верху блаженства! Его любила прекрасная, влиятельная женщина Испании. Она не желала уступать королеве Марии Луизе Пармской. Ведь в жилах герцогини Альба текла тоже королевской кровь! Она бросала той вызов. У них и возлюбленные с королевой были почти одни и те же, герцогиня просто утирала ей нос. За это королева её люто ненавидела. К тому же герцогиня была сказочно богата, щедро благотворила простым людям. Она даже помогала сыну Гойи, оплачивая его учёбу. Народ её очень любил. Как жаль, такая неповторимая женщина умерла молодой! Видимо, сгубили завистники. Такие мокрицы, сами ничего собой не представляют, а уничтожить прекрасное, стремятся. Болтают даже, это дело рук самой королевы. Как сходил с ума от тоски по ней, после Гойя!