Туман над Фудзи

Елена Ронина

Туман над Фудзи

Есть ситуации, на которые я могу повлиять, и те, на которые я уже повлиять не могу. Не дай бог мне эти ситуации перепутать.

Все совпадения с реальностью случайны, события и персонажи вымышлены

Пролог

Фудзи

А ведь раскрутили Фудзи иностранцы. Приехали, увидели ровную красивую пирамиду и влюбились в гору. И японцев заставили присмотреться к горе более тщательно. До Фудзи почитали гору Цукуба. Цукуба-сан. Японцы любят асимметрию: им не очень понятны ровные линии, что-то в них есть для японцев противоестественное. Куцуба-сан с ее двумя вершинами понятнее и привычнее. Две вершины, два храма, посвященных прародителям Японии, главным богам синтоизма – богу мужского начала Идзанаги и богине женского начала Идзанами. Обе горы видны из Токио. Все зависит от погоды и ветра.

И все же иностранцы выбрали Фудзи. И потянулась череда туристов и почитателей. Японцы быстро смекнули свою выгоду, озаботились сувенирной продукцией, проложили туристические маршруты, и маховик машины завертелся. И вот теперь каждый, кто приезжает в Японию, обязан посетить Фудзи. Но… Гора показывается далеко не всем. И не в богах тут дело. Опять же, природа и погода влияют. Светлана порой наблюдала, как плачут туристы: горько и навзрыд. Да уж. Люди, возможно, всю жизнь деньги копили, мечтали. И вот на тебе! Она им вынуждена указывать рукой на белое облако: «Вот здесь находится Фудзи».

Светлана, поеживаясь, вбежала в автобус. Как же она замерзла! Ветер сбивал с ног. Для Фудзи это было обычное дело. Холодно и темно. На месте туристов она не вылезала бы из автобуса. Совершенно дурацкие мысли! Она зарабатывает деньги именно потому, что туристы из автобуса выходят и на ту самую гору смотрят. Все же выходят или вылезают? Откуда у нее вдруг это словечко? Ах да, у Константина Симонова прочитала. Как раз про японскую поездку. Вылезли из поезда, залезли в самолет. Может, в то время такие поезда и самолеты были, что туда именно залазить и вылазить нужно? С трудом. Она представила высокого Симонова, военную форму, тяжелый кожаный плащ, сумку из такого же материала на длинном ремне через плечо. Да. Точно залазить!

Как хорошо, что она сегодня захватила теплый жилет. Светлана давно уже определила свой стиль как спортивный. Это японки пусть наряжаются. Ей не до того. Легкие кроссовки, полотняная сумка. Ничто не имеет веса, отсюда и легкая походка: и не так тяжелы километры, которые она накручивает с туристами за день.

Она заходила в автобус последней. Специально еще постояла минут пять, вглядываясь в кромешную темноту. Так положено. Хоть она и предупреждает о том, что никто и никого не ждет, но пока такого не было. Но она всегда боялась. Боялась и ждала, что когда-нибудь это случится. С этой группой сразу возникло внутреннее напряжение. Она пыталась понять, от кого оно исходит. Что с этими людьми не так? Вроде бы обычные туристы. В основном все парами. Но пары все какие-то хмурые: в себе и закрытые. Никто из пар не познакомился друг с другом, никаких компаний не сложилось. А ведь их поездка подходила к концу. Она видела эту группу в самом начале. Потом они уехали колесить по стране, а сейчас закачивали свой тур опять с ней, на Фудзи.

А эти просьбы притормозить и побыть у леса Дзюкай? На нее тогда повеяло реальным холодом. Она поняла: в группе есть человек, который готов остаться. Но она сказала себе: «Это не твое дело. У тебя есть инструкция. По инструкции ты можешь этого не делать». Она всегда мысленно прощупывала группу и делала остановку у Дзюкай только тогда, если была абсолютно уверена, что ничего не случится. Подъезжая к лесу, осознала: нет, нельзя. Просто по ощущениям. Кто-то из группы всерьез интересовался лесом самоубийц. Но они проскочили. Она даже обрадовалась, когда увидела, что кто-то не стал выходить на Фудзи из автобуса. И все же они странные. В такую даль ехать и в итоге не выйти из автобуса.

Светлана, не закрывая за собой дверь, по привычке улыбнулась, слегка поклонилась водителю и начала пересчитывать людей и слегка продвигаться по салону. Группа немаленькая. Ровно двадцать два человека. Хорошо, что все взрослые и разумные. А ведь бывает, что приезжают с крохотными детьми. Ни о себе не думают, ни о детях, ни о других туристах. Про экскурсовода таким уж и совсем неинтересно. Зачем про них думать? Экскурсоводы – обслуживающий персонал.

Вадим приобнял Лизу.

– Замерзла? Ты довольна?

– Да. И в основном тем, что ты все-таки вернулся!

– Ну ты даешь! Куда бы я делся?

– У тебя был какой-то заговорщицкий и одновременно отстраненный взгляд, когда ты понесся вверх по лестнице.

– Да ладно. Но, знаешь, я очень благодарен тебе за эту поездку. Даже не ожидал, что пойму для себя что-то настолько важное.

– А я все-таки ожидала другого. Смотри, опять считает. Как в детском саду.

Вадим замотал шарф вокруг горла, пытаясь согреться, и подумал: «Скорее бы вернуться в отель!» Поскорее все равно не получится. В лучшем случае часа через полтора, а то и два.

Как интересно она все же считала людей! К каждому поворачивала ребром ладошку. Ах, ну да! Не пальцем же тыкать. Приличная, стало быть, женщина. Интересно, сколько ей лет? Что она про себя рассказывала? Что она здесь уже девятнадцать лет? Получается, лет сорок. И его Лизе сорок. Лиза выглядела по-другому. А эта Светлана, наверное, моложе. Но Лиза ухоженная, красивая.

Автобус начал медленно двигаться с места.

Это произошло совершенно неожиданно. Резко остановился автобус, потом громкая японская речь Светланы, обращенная к водителю. А дальше по-русски.

– Где Рита?! Маргарита?! Да проснитесь же вы! Где она? Кто ее видел на Фудзи? С кем она ходила?

Пассажиры автобуса мгновенно проснулись, стали подниматься с мест, оглядываться по сторонам. В автобусе включился верхний свет. Маргариты не было.

Москва

Вадим

Двадцать лет – это очень большая разница? Больше тут плюсов или минусов? Вопрос, с которым Вадим жил постоянно. Все последние семнадцать лет. То казалось, что все идеально. И именно от Лизы он напитывается энергией молодости, именно от нее брал всю свою жизненную силу. А иногда было совершенно наоборот. И казалось, что постарел он в последнее время от ее неуемной активности. Ему бы полежать, поспать часок-другой, а тут: несись туда, несись сюда. Примирял их со всеми недоразумениями Артем. Их Темыч. Глядя на сына-подростка, Вадим забывал и про возраст, и про разницу, и про то, что люди скажут. Он обожал сына, и тот платил ему тем же. Сам Вадим не помнил свои отношения с отцом. Его не стало, когда мальчику было четыре года. Что он там мог помнить? Наверное, и его собственный ребенок таким поздним получился из-за того, что Вадим себя в этой роли никак не представлял и не видел. И заявление Лизы, что «рожать она будет, а если он против, то и ладно», скорее испугало, а не обрадовало. Но она тогда добавила, что рожает потому, что любит.

Помнится, тогда он опешил. Обычное дело – роман со студенткой. Сначала ему казалось: ничего не обещающий. Проходной. Вадим уже привык к своей холостяцкой жизни, и она его полностью устраивала размеренностью. Он был педантом во всем и не хотел ничего менять. Но в какой-то момент он понял, что Лиза – другая. И отношение у него к ней иное. Только вот решение всегда должен принимать он сам. А тут его вроде как поставили перед фактом. Он тогда довольно быстро вышел из ступора и промямлил, что польщен и ему приятно, что она его любит и готова сама взять на себя всю ответственность. Но ему нужно было время. И он просил разрешения с этой мыслью свыкнуться. Он даже взял неделю за свой счет в институте. Благо время было не горячим, ректор, вздохнув, отпустил.

Вадим неделю лежал на диване и смотрел по сторонам. Да. Квартира пятьдесят шесть метров. Для одного – вполне нормальная квартира. Две комнаты, большая лоджия, достаточно современная кухня. И вот придет еще один человек. На какое-то время. А потом, стало быть, еще один. И все на эти самые пятьдесят шесть метров. Ему сорок четыре года, он занимался наукой и, как правило, работал по ночам. А по утрам пил кофе. Причем в определенное время и определенной температуры. Для него было настоящей проблемой, если кто-то вдруг позвонит во время его легкого завтрака. После разговора кофе уже остыл. И как теперь быть? Он выливал тот, что собирался пить, и варил новый, пытаясь взять себя в руки и сказать, что ничего страшного не произошло. И двадцать минут у него всегда в запасе на экстренные ситуации. В жизни он любил четкость. Все должно быть спланировано. Он не против перемен! Но согласно плану.

Это что же получается? Придется двигать мебель? Или, еще чего не хватало, убирать диван? Ну это совершенно невозможно. Диван был из прошлой жизни. Его покупала еще бабушка. Синий, с ручками из натурального ореха. И, кстати, невероятно удобный. И потом его спальня? У него достаточно узкая кровать. Ее тоже нужно будет менять. И потом балкон. Его просторная лоджия. Да, это очень важно. У него на балконе журнальный столик и кресло. Место для курения. Неужели и этого он мог теперь лишиться?

Вадим вздыхал все тяжелее. Он и сам понимал, вопрос не стоял, что отвечать Лизе. Он планировал свою новую жизнь. В голове все же мысль одна. Как порядочный человек он должен. К сорока годам такая ситуация произошла с ним впервые.

Еще немного полежав на удобном синем диване, он позвонил маме.

– Белла Павловна? Как вы?

– Да ничего, все в норме, Вадя. А к чему такой официоз?

– Хотел сделать тебе предложение.

– Любопытно. Ты приглашаешь меня в консерваторию?

– Если ты хочешь, то в консерваторию я тебя бы тоже пригласил, а сегодня я готов наконец поменяться с тобой кроватями.

– Господи, не верю своим ушам. У тебя появилась девушка!

– Да, – вздохнул Вадим. – У меня вдруг появилась беременная девушка.

– Ох. Вдруг такие вещи все же не происходят. Ты меня огорошил! Подожди, я приеду.

– Ни в коем случае. Я пока еще ничего не решил. Я просто размышляю. И должно сойтись несколько факторов.

– Например, согласна ли я поменяться кроватями?

– Между прочим, и это тоже.

– Хорошо, хорошо, я согласна. Считай, один вопрос ты уже решил. А дальше. Кто она? Что? Естественно, она твоя студентка из общежития.

– Вы очень проницательны. Она аспирантка из общежития. Это лучше?

– Ненамного. Еще какая информация?

– Звать Лиза. Понимаешь, я как-то не очень вникал.

– Так, может, лучше все же вникнуть, чем лежать на диване и звонить мне?

– Ты мне близкий человек?

– Да.

– Тогда ты меня сейчас выслушаешь, а больше я про это уже ничего рассказывать не буду. Но могу же я немного покапризничать, или ты мне не мать?

– И я тебе мать, и капризничай, конечно… На то мы матери и есть. И все же крепко подумай. Хотя ребенок – это счастье. В любом случае.

Ровно через неделю он представил Лизу матери.

– Милая, а вы совершенно очаровательны… – говорила будущая свекровь, разражаясь счастьем.

– Белла Павловна, Лиза подумает, что вы готовились к чему-то худшему.

– Деточка, не обращай внимания на этого дурака. Плевать на то, что он мой сын. У меня наконец-то появилась единомышленница. Если женщина есть в коллективе, она горы свернуть может.

Семейный обед был по всем правилам. С пирогом и вареньем.

На прощание уже целовались, и обе женщины всплакнули. Надо же, как быстро они нашли общий язык, подумал Вадим. Главное, чтобы мать сумела направить мысли Лизы в нужное русло и обрисовала характер и привычки Вадима в общих чертах. Или ладно? Пора выбираться из скорлупы вечности? Сколько можно жить той старой историей? К тому же он почти молодой отец.

На шестидесятилетие Лиза подарила Вадиму тур по Японии. Ох уж эти женские подарки! Восток никогда не был его мечтой. Он был в Японии один раз: его пригласили в качестве консультанта-химика, и особого впечатления тогда страна на него не произвела. Лизу же его рассказ о Японии тогда почему-то потряс. И она начала мечтать о Стране восходящего солнца. Жена мечтала, а он регулярно отказывался. Дорого, и даже не это главное. Долго лететь. Непонятно куда, неизвестно зачем. Опять же неделей тут не отделаешься. И вот на тебе! Но, как говорится: дареному коню в зубы не смотрят.

Матвей

– Вставай, засоня! Восемнадцать лет бывает раз в жизни!

На самом деле Матвей уже не спал. Он проснулся с полчаса назад, вспомнил про день рождения и улетел мыслями в сторону Зиночки. Позвонит или нет? Ведь сегодня у него день рождения! Да, вчера расстались холодно. Девушка, как всегда, круто развернулась и удалилась, не попрощавшись. И что за человек? Вечно вот так на полуслове – раз, и привет. А он стой и думай. Что это было? Друг Григорий давно уже выдал свое резюме: «Раз непонятно, тут и понимать нечего. Не заморачивайся! Сколько можно находиться в вечном стрессе? Думаешь только о ней. Брось!»

– Думать?

– Зиночку брось!

Ну как ее бросить? Только от одних мыслей про Зиночку тепло разливалось по всему телу. И дыхание замирало. Как это могло быть? Когда одновременно и радость, и боль, и неуверенность, и такая сила внутри – готов горы свернуть. И силы те давала Зиночка. Не будет Зиночки, где сил взять? Батарейка такая. Нет. Зиночку бросить никак нельзя.

Рядом с кроватью строем стояла вся семья. Улыбающиеся родители: мама в халате, папа в тренировочном костюме и крошечный Федька, ясное дело, ничего не осознающий еще в ночной пижамке со смешными медвежатами. Он улыбался за компанию.

Родители хором спели:

– Хэппи бездей ту ю!

Какие они у него все же классные! Молодые, активные, красивые, еще вон и братишку ему заделали. Федор, чтобы не отставать, издал воинствующий клич. Мол, тоже спел. Родители благосклонно погладили малыша по пушку на голове.

– Милый наш, дорогой Матвей, – начала мама. – Мы тебя очень любим. И бесконечно гордимся. Мы надеемся, наш подарок тебе понравится.

– Маэстро, туш! – присоединился отец.

Мама мгновенно подхватила:

– Та-та-та!

И в руках Матвея каким-то образом очутился конверт.

– О! Сюрпризики!

Он с любопытством заглянул внутрь. Пачка красивых цветных бумажек выпала на кровать. Он понял все сразу и аж задохнулся от радости.

– Япония! Что это? Как?!

Матвей мгновенно вскочил с кровати. Так и стоял в боксерках и со всклокоченными волосами, разглядывал авиабилеты.

– Да! Ты едешь в Японию! В конце октября! Сезон красных листьев.

– Подождите, подождите. То есть как же? Нет, но это же денег тонна.

– Ну, у нас всего лишь один старший сын. И он с детства бредил Японией. Сакура – действительно неподъемная по цене. А осенью вполне даже возможно. Опять же ты знаешь нашего папу. Он получил хорошую скидку.

– Но а как же вы, а? Получается, что я еду туда один, да?

– Выходит, что так. Но ты же взрослый! Когда-то нужно начинать. И Федька точно такой перелет не выдержит. Да и наш бюджет тоже. Но ты же будешь нам слать фотографии без перерыва!

– Ну даете, вы – лучшие родители на свете!

Он выхватил Федора у отца из рук и закружился с ним по комнате в ритме вальса.

– Япония! Я еду в Японию. Федька, ты веришь?

Отец незаметно обнял маму. Как же приятно делать такие подарки! Как вымахал их старший сын!

Уже по дороге в университет Матвей поймал себя на мысли, что ни разу не вспомнил про Зиночку. А может, прав друг Григорий? На фига она ему сдалась? Не зря говорят японцы, что главное у человека находится не в сердце, а в животе. Что там в этом сердце? Одни переживания. А живот – это жизнь. И ради какой-то там Зиночки он никогда сеппуку делать не станет.

В вагоне метро он опять достал из рюкзака программу тура. Невероятно! Семь городов, ночь в монастыре. И… Фудзи-сан! Этого просто не могло быть!

Инесса

– Мама, ты только что вернулась из Китая.

– Побойся бога, я была там летом.

– Ну! А сейчас осень!

– И что? Для матери жалко?

– Ты знаешь, мне для тебя ничего не жалко. Дело не в том, но перелеты… Это же вредно для здоровья.

– С чего это ты вспомнил про мое здоровье? Когда меня в эту трущобу переселял, чего-то про здоровье не думал. Живу, как последняя сволочь в этом засранном доме!

– Господи, о чем ты говоришь? У тебя рядом парк. И чудесный рынок. Ты хотела и дальше жить в коммуналке?

– Про кладбище забыл! Ты на эту коммуналку две квартиры купил, не забывай! На мои кровные метры! Хорошо, отец не дожил.

– Мама, во-первых, на тех кровных метрах прописаны мы были все вместе, во-вторых, две комнаты получил отец на службе, ты же никогда не работала. Но это и не важно. Мы эту квартиру выбирали с тобой вместе. Сколько вариантов мы отсмотрели? Сто?

– Вот! Если бы сто! Согласились на тринадцать! Мне сразу то число не понравилось.

– Да. Это был единственный недостаток.

Инесса Васильевна тяжело вздохнула. Куда-то она разговор завела не туда. Она ж про Японию сына вызвала. Еще она немного так поскрипит и прямиком отправится на Селигер. В палатку. Хорошо еще противная невестка не в курсе, что ее безумные поездки оплачивал сын. Он ей лепит, что у мамы деньги, мол, от отца остались. На них и катается. Да! Каталась и будет кататься, и нечего тут ей на возраст указывать. Шестьдесят пять лет – это вообще не возраст! Это, можно сказать, расцвет. Она еще им всем покажет. Она еще замуж выйдет. Да. За иностранца! Вот за японца и выйдет.

– Короче. Что мы все про эту квартиру? Лучше подумай про Японию. Я там про сакуру прочитала. Мне подходит. Вон прямо распечатала. Но до сакуры ждать полгода. А если осенью ехать, вроде тоже красиво. И горящие путевки. Ну что тебе, жалко для матери, что ли?

– Да не жалко мне! О тебе же думаю!

– А если думаешь, я поеду!

И Инесса Васильевна с силой стукнула сына по груди пачкой бумаг.

Марго

Марго жила Японией с детства. Как и многие ее ровесники. Мультяшки, комиксы, манго. Она уже не помнила, когда впервые посмотрела «Мой сосед Тоторо», но лесной дух мгновенно стал ее самым близким другом. Совершенно другая культура стала ей ближе, чем происходящее на самом деле. Подростку такое невозможно принять, переварить без последствий. Не зря говорят психологи: все мы из детства. У Марго детство было – на три романа. Роман матери, роман отца и ее собственное видение ситуации. Отношения окружающих ее взрослых выматывали, невозможно было вечно слушать объяснения: «Ты уже взрослая, ты должна понять». Или: «Когда-нибудь, ты все поймешь сама». Она устала от объяснений, устала напрягаться, устала всем улыбаться. Легче было нырнуть в свой мир. Икудзо! Только вперед!

В какой-то момент она погрузилась в японский вымысел даже слишком глубоко. Мир вымышленный стал реальнее, чем мир, который вился вокруг нее. Но Марго это нравилось. Новые друзья, яркие события. Все просто и понятно. Как классно надеть наушники и зашагать с хохотом в компании японских подростков. Родители были не против увлечения девочки. Учится хорошо, с учителями, правда, ругается, но оценки приносит только хорошие.

В последнее время все изменилось. И даже Япония отошла на второй план.

В каком возрасте легче всего пережить предательство? Наверное, это от возраста не зависело. Ей казалось, что она приспособилась к постоянным жизненным перезагрузкам. Но это было не так. Ее опять накрыло с головой. Как же она устала от постоянного вранья, от того, что никому нельзя верить. Сперва она думала, что мать ни о чем не догадывается. Вроде бы все было обычно, но, сняв наушники, она в очередной раз заметила ее заплаканные глаза и Феликса, который виновато теребил в руке вилку, ничего не ел, смотрел в сторону.

У них не могло сложиться с Феликсом нормальных человеческих отношений. Марго поставила барьер с самого начала, как только он появился в их жизни. В какой-то момент стена отчуждения могла разрушиться. Именно Феликс увидел ее способности к математике, именно он принял решение переехать в Москву. Нанял ей педагогов, сам с ней много занимался, даже Япония его заинтересовала. Да. Как говорится, от ненависти до любви… Этого не могло не произойти. В конце концов, она дочь своей матери, и в какой-то момент Марго очень четко поняла, что мать в нем нашла и почему бежала с тремя детьми от отца. Но девочка сумела поставить для себя запрет и окончательно ушла в себя. Она никак от них не зависела, ей для счастья нужна самая малость. Две пары джинсов, трое кроссовок, два рюкзака. Куртка зимняя и летняя, ветровка. Вот, собственно, и весь гардероб. Машины ей не нужно, квартиры тоже. Как только пойдет работать, снимет себе свой угол. В этом она не сомневалась. И все. Спать будет на полу, готовить на маленькой плитке.

Когда Марго поняла, что они могут развестись, мир перевернулся. Она не могла потерять еще одну семью! Почему-то выяснилось, что это важно. Почему вдруг? Ей двадцать. Она совершенно самостоятельна. Собственно, какое ее дело? Она уже два года вела совершенно автономную жизнь. И вдруг такие эмоции! Сама от себя не ожидала. Рыдала ночами в подушку, но поговорить с родителями так и не решалась.

Когда она совершенно неожиданно на двадцать первый день рождения получила такой роскошный подарок, не нашла ничего лучшего, чем сказать:

– Сбагрить меня хотите? Чтобы проблемы свои решить?

Феликс аж позеленел, а мать все так же понуро смотрела в пол. Марго подумала: еще немного, и ее слезы застучат по модному паркету французской елочкой.

– То есть ты не поедешь? – Феликс говорил резко. Желваки ходили на бледном лице.

– Я поеду, но если вы разведетесь, то я вскроюсь.

– Как это? – прошептала мама.

– Она шутит, – с нажимом сказал Феликс.

– Я не шучу.

Но на какое-то время дом снова превратился в тихую гавань. Они опять стали одной семьей. Марго сняла наушники. Мама улыбалась и с недоверчивой надеждой смотрела на Феликса. Он тихо накрывал ее руку своей и кивал. Мол, все будет хорошо. Верь. И они поверили обе. И надо же было как-то вернуться Марго домой раньше времени и услышать тот разговор по телефону. Феликс сказал всего одну фразу:

– Ничего не изменилось. Нужно просто подождать.

И сразу все рухнуло.

Она поедет в Японию. И у нее на эту поездку был свой план.

Рита

– Я так больше не могу.

Соня тяжело опустилась на диван.

– Она нас ненавидит.

– Ее можно понять.

– О чем ты? С какой стати?

– Пережить такой стресс.

– Мы всю жизнь на нее положили! Какой стресс?

– Я тут подумал, может быть, нам куда-нибудь съездить всем вместе?

– Я не могу, – быстро среагировала Соня. – У меня эфиры! Кто меня сейчас отпустит? Поезжайте вдвоем.

– В Крым?

– Ты что? Ты видишь, какая она, еще утопится! Нет!

– Соня, мне тоже тяжело, ее же надо развлекать, а я сейчас не смогу найти ни одного нормального слова.

– На экскурсию. Автобусные, знаешь, есть такие по Европе. Недели на две.

– А может, куда-нибудь в Азию? Я видел горящие туры по Японии. У меня премия сейчас приличная будет. Если ты, конечно, не против.

Соня напряглась: она была против, но видеть дочь в таком состоянии было еще тяжелее.

– А ты знаешь, это идея! У меня в эфире был один востоковед. Он говорил, что в Японии культ родителей, пожилых людей. Сын должен себя беречь, заботиться о своем теле, потому что ему нужно будет в какой-то момент заботиться о своих родителях в будущем. Вот такая философия.

– У них пожилые родители – это девяносто лет.

– У них пожилые родители – это от шестидесяти лет. У них там у всех счастливая старость. Это они сами с работой расстаться не могут. А так-то – отдыхай не хочу! Пусть она послушает, как у других бывает.

– А может, нам про это не расскажут.

– Так ты найди тур, где расскажут! Монастыри всякие!

Япония

Аэропорт Нарита

После такого перелета сложно сразу сориентироваться. Вадим перенес перелет достаточно неплохо. Может, потому что японские авиалинии? Японские стюардессы улыбались белозубыми улыбками и еду выдали заморскую и непонятную. Что-то между водорослями и мармеладом. И чай японский. И потом фильмы. Просто спасение. Три фильма – один рейс.

Вадим терпеть не мог летать. Боялся? Можно сказать и так. Никому в этом не признавался, даже себе, не хотелось быть слабым. Господи, опять подумал о молодой жене! С чего это в последнее время эти мысли все чаще приходили в голову? Он незаметно скосил взгляд на Лизу. Та на все смотрела широко раскрытыми глазами, пытаясь тут же запомнить каждую мелочь. Вот такого ребенка он в ней безумно любил. С умением радоваться, умением восхищаться самой крохотной детали. И не сомневаться. Ни в чем! Радоваться жизни здесь и сейчас. Счастливое качество. А если что не так: немедленно и безжалостно выбрасывать из головы. Вадим так не умел.

Он все обдумывал по сто раз, вникал, искал скрытые подвохи. Любые улыбки для него скорее были ухмылками. Вот, например, эти стюардессы? Зачем они им улыбались? Они же их не знали! Стало быть, не от души, а потому что так положено. Здесь еще и кланяются. В силу японского менталитета. Ох, принесла их нелегкая в такую даль! По мнению Лизы, естественно, в будущее и в сказку, а по разумению Вадима – просто в жизнь, которая к ним не имеет никакого отношения. И непонятно: зачем эту совершенно чужую жизнь впускать в свою? Хорошо Лизе, она сейчас налюбуется, потом все подробно и в красках расскажет всем знакомым. Где-то с полгодика еще будет гордиться, и потом рассказ тот уйдет куда-то в недра земли. Вадим не думал, что в недра памяти. А ему с этими знаниями жить всю жизнь. Переваривать, перемалывать. Такой характер. Такой склад ума. Ничего не в недра. Все тут, все на поверхности.