bannerbanner
Купидон на вишне. И первый бал, и первая любовь
Купидон на вишне. И первый бал, и первая любовь

Полная версия

Купидон на вишне. И первый бал, и первая любовь

Язык: Русский
Год издания: 2022
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 4

Купидон на вишне

И первый бал, и первая любовь


Робин Каэри

Дизайнер обложки Dominique Leostelle


© Робин Каэри, 2024

© Dominique Leostelle, дизайн обложки, 2024


ISBN 978-5-0056-7145-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Королевская корреспонденция

Лувр. Апартаменты короля, 12.12.1653 г.

Ярко вспыхнули и загорелись искорки. Словно хвост кометы в ночном небе они пролетели через всю комнату и затерялись в тёмном углу. Громкий стук прокатившегося по паркету перстня, соскользнувшего с пальца, отвлёк молодого человека от его размышлений. Вот уже несколько минут он с рассеянным видом созерцал написанные им письма, в беспорядке разбросанные на столе. Он обернулся и, не скрывая широкий зевок, устало спросил:

– Сколько ещё? Мы написали уже больше двух дюжин писем!

– Запишите ещё одно, Луи-Виктор! На этот раз для Катрин, – ответил Людовик и кончиком гусиного пера указал на стол.

Устроившись на широком подоконнике, он размышлял о чём-то, устремив в окно взгляд своих глаз цвета лазури сентябрьского неба.

– Как? Целых два приглашения для неё одной? – удивился Луи-Виктор де Вивонн, помахивая перед собой листом бумаги, на котором блестели ещё невысохшие чернила.

– Я говорю не о Катрин де Грамон, – пояснил Людовик, задумчиво водя кончиком пера по своему подбородку.

Он обернулся и, смахнув небрежным жестом упавшие на лоб пряди вьющихся волос, пояснил:

– Теперь напишите письмо для Катрин де Невиль!

– А… Понятно!

С обречённым видом, словно его приговорили к каторжным работам, Де Вивонн потянулся за новым листом и положил его перед собой. Склонившись над столом, он приготовился писать ещё одно письмо, содержание которого было повторением всех предыдущих – это было приглашение на королевскую прогулку в садах Тюильри. Написав около двух дюжин таких писем, граф успел выучить текст слово в слово, так что ему и не требовалось уточнять, что именно Людовик хотел передать в очередном послании.

За окнами только занимался рассвет утра двенадцатого декабря. И если до этого дня время, оставшееся до святочных праздников, отсчитывали неделями, то теперь счёт будет вестись на дни! Их осталось всего тринадцать, так что каждый новый день в королевском дворце будет встречен с ещё большей суматохой, чем предыдущие. Ещё накануне суета, обыкновенно царившая в Лувре, была показной и нарочитой, и, казалось, что скоротечность времени никогда не проникала сквозь толщу вековых стен, а во дворце всё ещё шло своим чередом, но с этого утра начался самый настоящий переполох. Бурная деятельность загудела в древней твердыне французских королей с энергией, какой не помнили со времён правления предыдущей династии. Приготовления к праздникам перешли от обсуждений и споров к отчаянным скачкам наперегонки со временем. Распорядители всех дворцовых служб буквально сбивались с ног, чтобы успеть с подготовкой самого зрелищного и масштабного представления, какое только помнили стены Лувра. Да что там Лувр! Париж не видел ничего подобного на протяжении вот уже нескольких десятков лет! В канун Рождества, помимо торжественной мессы в дворцовой часовне и парадного Королевского обеда на несколько сотен гостей, во дворце готовились к балу, который должен был стать самым блестящим и помпезным событием эпохи. В Лувре ожидали прибытия огромного числа приглашённых гостей – такого количества людей в его стенах не было даже во время созыва Генеральных Штатов. Сам Париж не видел подобной толпы народа со времён войны, которая разгорелась между королевской властью и Парламентом, а позднее между королём и партией мятежных принцев – так называемой Фронды.

Но Людовик загорелся идеей устроить, кроме святочного бала во дворце, особое представление, по размаху и великолепию превосходящее все известные в истории королевские балы. Он намеревался посвятить в этот замысел всех своих друзей и пригласить их танцевать на сцене вместе с ним. Написать музыку для нового балета Людовик решил заказать флорентийцу Жану-Батисту Люлли – молодому музыканту и танцору, с недавних пор подвизавшемуся при дворе в качестве композитора, а постановку танцев – придворному учителю танца и хореографу Пьеру Бошану.

Содержание записок с приглашениями сочинил сам Людовик, но столь важное дело, как, впрочем, и все затеи юного монарха, не обошлось без участия и советов Франсуа Онора де Бовье графа де Сент-Эньяна, обер-камергера королевского двора.

Природная сдержанность, безупречный вкус, доскональное знание тонкостей придворного этикета, свода дворцовых правил, дворянского кодекса и геральдики, вместе с многолетним опытом службы при дворе и умением дипломатично лавировать между соперничающими между собой партиями придворных, помогли графу де Сент-Эньяну стать доверенным лицом вдовствующей королевы. А кроме того, несмотря на значительную разницу в возрасте, сорокалетний граф сумел завоевать расположение и дружбу юного короля. Ведь помимо перечисленных достоинств, граф обладал тонким вкусом и чутьём во всём, что касалось модных веяний в культуре. Более того, в литературных кругах и среди парижской высшей знати де Сент-Эньян заслужил всеобщее признание и авторитет, как арбитр изящества.

Прислушиваясь к советам графа, Людовик всё утро работал над пригласительными письмами. Он даже написал некоторые из них собственноручно, однако большая часть была записана под диктовку Луи-Виктором де Рошешуаром де Мортемаром графом де Вивонном – его другом и помощником во всех затеях.

Этот юноша был немногим старше самого короля, и в свои семнадцать лет мог бы стать образцом для подражания молодым дворянам, если бы не его природная лень и нежелание браться за дела, которые не увлекали его сразу же минут, либо слишком быстро наскучивали. Он неплохо разбирался в искусстве и литературе, тщательно и со вкусом одевался, умел выбирать интересные темы для беседы и не боялся вступать в остроумные полемики. Кроме того Луи-Виктор получил прекрасное образование в классических науках – читал на древнегреческом и латыни, легко справлялся с несложными математическими задачами, разбирался в географии и навигации, успел обрести базовые знания в астрономии и фортификации, превосходно фехтовал, стрелял без промаха и был отличным наездником. Но, что особенно ценилось при дворе, Луи-Виктор был прекрасным танцором и обладал ещё двумя весьма важными качествами – недюжинным чувством юмора и смекалкой.

– Будет хорошим тоном послать два письма, граф: одно для мадемуазель Катрин, а другое – для мадемуазель Франсуазы, – произнёс де Сент-Эньян, который всё это время мягкой походкой прохаживался за спиной у де Вивонна. – Даже если они сёстры.

– Но зачем? Не проще ли послать одно письмо с малышом де Виллеруа? Он-то наверняка сумеет заручиться их согласием – они же его сёстры! – возразил Луи-Виктор и отложил перо, собираясь размять пальцы после долгих упражнений по каллиграфии.

– Мой дорогой граф, это будет моветоном, – негромко изрёк де Сент-Эньян и обратился к Людовику:

– Любые письма с приглашением, просьбой, даже приказом могут быть написаны от имени короля. Это так. Официальные письма – тем более! Но сейчас речь идёт о приглашении на прогулку в кругу друзей. И к тому же в обществе прекрасных дам и блестящих кавалеров, – граф дипломатично кивнул в сторону де Вивонна, который покраснел от только что прозвучавшего в его адрес упрёка. – А посему каждое письмо с приглашением должно быть составлено так, как если бы было послано только одному адресату лично. Таким образом, сир, вы выказываете ваше особое расположение к каждому приглашённому, – и тут он неожиданно улыбнулся и уточнил:

– К каждой из них. Именно этот жест поможет вам заручиться их личным благоволением к вам, сир.

– А разве они уже не благоволят мне? – спросил Людовик, небрежно помахивая перед собой листом с собственноручно написанным приглашением для одной из воспитанниц в свите королевы.

– Да, это так. Они благоволят своему королю. Но ведь личное расположение и дружба ценятся гораздо выше! Не так ли, сир?

– Зависит от того, чьё именно, – обронил Людовик, скрывая смущение.

Он наклонился над сложенным втрое листом бумаги, чтобы надписать на обороте: «Для мадемуазель Олимпии Манчини. Лично в руки». Отложив лист поодаль от себя, он подумал с минуту, снова взял его, развернул и дописал короткую строчку внизу прямо под размашистой подписью. Украсив это дополнение вензелем с завитками и дурашливым рисунком в виде цветочного бутона, Людовик оглянулся и бросил молниеносный взгляд назад.

Де Вивонн в это же самое время сосредоточенно выводил незатейливые строки послания для одной из сестёр де Невиль, а де Сент-Эньян с безучастным видом стоял у окна, наблюдая за хороводом снежинок, кружащихся на фоне серо-голубых туч.

Убедившись, что он не привлёк к себе их внимания, Людовик соскочил с подоконника и подошёл к секретеру. Он достал из его недр шкатулку с Малой Королевской печатью, которой полагалось скреплять официальные документы, взял восковую палочку и расплавил над огнём свечи её кончик, чтобы капнуть несколько капелек воска на сложенное втрое письмо, и, наконец, аккуратно скрепил его печатью.

В ту же минуту раздался громкий стук в дверь. Прежде, чем первый камердинер короля месье Бонтан, успел доложить о новом посетителе, в кабинет проскользнул мальчик лет девяти с голубыми глазами, полными счастливого энтузиазма, ярким румянцем на щеках и разметавшимися по плечам кудрями светло-каштанового цвета.

– А, де Виллеруа! Вот и чудненько! – приветствовал его де Вивонн, но, уловив укор во взгляде графа де Сент-Эньяна, тут же отвернулся и продолжил дописывать незаконченное письмо.

– Франсуа! А как вы смотрите на то, чтобы побыть сегодня моим личным гонцом? – спросил Людовик, с улыбкой встретив приход самого младшего из своих друзей.

– А к кому надо сбегать? – румянец на щеках де Виллеруа сделался ещё ярче при виде множества писем, лежавших на столе.

– К вашим сёстрам… – снова обернулся к нему де Вивонн, но Людовик жестом прервал его и протянул маркизу только что запечатанное им письмо.

– К мадемуазель Олимпии Манчини! Впрочем, вы можете отнести письма для её сестёр и кузин тоже, – король кивнул де Вивонну и тот передал маркизу пачку посланий, адресованных к племянницам кардинала Мазарини, а также и к другим юным воспитанницам в свите королевы Анны Австрийской – дочерям самых именитых дворянских семей Франции.

– Господин Бонтан! Распорядитесь, чтобы мои гвардейцы сопровождали маркиза до самых покоев королевы! Надеюсь, что вы найдёте всех, Франсуа. И запомните, записку для мадемуазель Манчини важно передать ей в руки. Лично!

– Хорошо, я мигом! Туда и обратно!

– Да не торопитесь вы так! То есть нет! Поспешите! Но вы можете дождаться ответа Олимпии, – говоря это, Людовик бросил грозный взгляд в сторону де Вивонна, который с тихим смешком мигом отвернулся к столу.

Не обращая внимания на его смех, Людовик величественным жестом отправил новоиспечённого гонца. Сам он вернулся к окну и сменил де Сент-Эньяна на этом своеобразном посту, откуда можно было увидеть всё, что происходит во внутреннем дворе Лувра, а также понаблюдать за капризами переменчивой декабрьской погоды.

Любуясь снежинками, которые медленно опускались с небес, он мысленно повторял себе, что не пройдёт и получаса, как маркиз вернётся с ответом. И конечно же, ответ Олимпии будет передан не просто на словах, как от всех остальных! Ведь она непременно захочет ответить ему письмом. Остаётся всего лишь дождаться возвращения Франсуа – и всего-то!

«Только и всего!» – мысленно повторял самому себе Людовик, рассматривая прилипшую к оконному стеклу снежинку.

В его воображении Олимпия сидела за секретером и писала ответ, сжимая в тонких и удивительно мягких пальцах гусиное перо, кончик которого скользил, словно танцуя, по гладкому листу бумаги. И отчего-то Людовик был уверен, что этот лист будет нежно-лилового оттенка, а кроме того, он непременно будет пахнуть нежно любимыми Олимпией фиалками.

***

– А как же я? – де Вивонн посмотрел на оставшиеся на столе письма, адресованные его сестрам и другим девушкам, которые были представлены ко двору в качестве дочерей, племянниц или воспитанниц высокопоставленных придворных, но не состояли в свите Анны Австрийской.

– А вас, дорогой мой, я хочу послать к очень важной персоне!

Людовик с лукавым прищуром посмотрел в вытянувшееся в ожидании лицо де Вивонна. Он любил заинтриговать собеседника многозначительным намёком и заставить помучиться в догадках. Луи-Виктор был хорошей мишенью для подобного розыгрыша, поскольку не слыл любителем терпеливо подбирать решения к каверзным задачкам. Граф предпочитал отметать сомнения одним точным вопросом, как некогда Александр Македонский распутал гордиев узел, разрубив его ударом меча.

– И к кому же это? – в прозрачно-голубых глазах де Вивонна блеснул огонёк предвкушения.

Ведь если де Виллеруа достались письма к сёстрам Манчини и Мартиноцци, а доставку приглашений к остальным барышням Людовик решил поручить, по-видимому, графу де Сент-Эньяну, то к кому же пошлют его? И вот уже в следующее мгновение Луи-Виктор нахмурил лоб, его русые брови сошлись у переносицы, а в выражении лица появилось отражение догадки, пришедшей ему на ум. Всё ясно! Это лукавое выражение лица Людовика означало нелестное для него каверзное поручение. Уж не придётся ли ему плестись в Шато-Коломб и просить аудиенции у вдовствующей королевы Англии Генриетты-Марии для того, чтобы передать приглашения младшим детям покойного короля Англии Карла Первого – принцу Генри и принцессе Генриетте-Анне? По слухам, маленькую принцессу, которой должно было исполниться девять лет, готовили к официальному представлению ко двору.

– Вам, мой дорогой Луи-Виктор, я поручаю отыскать маэстро Люлли! У меня есть для него особый заказ. И будьте осторожны, не проболтайтесь никому! Пока ни единого слова никому, кроме тех, к кому мы написали письма с приглашениями. Я хочу, чтобы этот балет стал грандиозным сюрпризом для всех.

– Сир! – разочарованный в своих самых лучших ожиданиях и в расстроенных чувствах, потому что была задета несоразмерная ни с чем на свете гордость представителя рода де Рошешуар де Мортемаров, корнями восходившего к Капетингам, Луи-Виктор выпятил грудь и собрался произнести пылкую речь о чести и достоинстве потомственного дворянина.

– Минутку, сир! – мягкий голос де Сент-Эньяна остановил порыв вспыльчивого наследника одной из древнейших семей Франции. – Вряд ли графу известно, где в этот час можно отыскать дирижёра королевского ансамбля Малых скрипок. А я прекрасно знаю, где располагается репетиционный зал. К тому же мне будет легче убедить маэстро прервать репетицию. Я хорошо знаком с вашим замыслом, сир, и сумею с точностью обрисовать основные детали. Таким образом, у маэстро будет возможность придумать первые наброски и идеи ещё до встречи с Вашим величеством в садах Тюильри.

– Хм, – Людовик пристально посмотрел на де Вивонна, а тот ждал его ответа, в глубине души закипая от гнева, который было непозволительно выплеснуть в присутствии самого короля.

Оба графа ждали его ответа.

А Людовик с отсутствующим видом отвернулся в сторону окна и долго молчал, тихо постукивая пальцами по холодному стеклу. Спустя некоторое время он снова обернулся, но сделал это только после того, как сумел подавить в себе острое желание задать де Вивонну хорошую взбучку за его дерзость и спесь.

– Да, мы поступим именно так, дорогой граф! – несмотря на любезную улыбку, в словах короля сквозил холодок. – Я не стал писать приглашение для Люлли. Пожалуйста, передайте ему то, насколько велико наше желание видеть его на прогулке в садах Тюильри. И поделитесь идеями о представлении, которое мы обсуждали. Надеюсь, он успеет рассказать о нём и мэтру Бошану. Скажите маэстро, что нам будет необходим его ансамбль Малых скрипок! И новая музыка. А больше всего – его талант!

Де Вивонн презрительно скривился, но на этот раз сдержал ехидные шутки. Он прекрасно понимал значение того вежливого тона, к которому Людовик прибегал в минуты, когда сердился. Ссориться с королём, да ещё и накануне грандиозного веселья, Луи-Виктору вовсе не хотелось. Даже зная наверняка, что по своему характеру Людовик был отходчив и быстро прощал друзьям их промахи, граф понимал, что повёл себя дерзко и заносчиво.

– А я? – нахмурившись, он смотрел исподлобья, всем своим видом показывая, что готов уступить.

– А что? – Людовику легко удалось разыграть удивление. – Ах да! Если пожелаете, дорогой граф, то можете передать адресатам вот эти письма. Кстати, я собственноручно написал ещё и письмо к маленькой кузине Анриэтт и кузену Анри, – так Людовик и его младший брат Филипп называли своих английских кузенов – принцессу Генриетту-Анну и принца Генри Стюартов.

Не скрывая нового приступа разочарования, де Вивонн сгрёб со стола оставшиеся письма и двумя пальцами взял протянутое королём письмо, которое, в отличие от остальных, было свёрнуто в трубочку и скреплено красной восковой печатью, висевшей на шнурках из голубого шёлка.

– Да не бойтесь вы так, Луи-Виктор! Я же не свататься вас посылаю, – теперь настала очередь Людовика посмеиваться над смущением друга. – К тому же в свите нашей маленькой кузины есть несколько прелестных компаньонок и фрейлин. И они, по уверениям некоторых, весьма недурны собой. Можете пригласить от моего имени на прогулку всю свиту королевы Генриетты-Марии! Моя дорогая тетушка будет единственной, кто откажется от приглашения. Впрочем, можете и не говорить об этом вовсе, если не хотите. Я написал обо всём, что важно, в письме.

Пойманный на горячем – на вспыхнувших в его воображении пылких юношеских фантазиях – де Вивонн покраснел и буркнул: «Угу!», а затем стремительно поклонился, собираясь уйти.

Граф де Сент-Эньян тоже отвесил королю вежливый поклон и направился к двери.

– А! Граф! – Людовик вскинул подбородок и приподнял брови, всем видом показывая, что был намерен попросить ещё об одной услуге:

– Не могли бы вы намекнуть маэстро Люлли, что я буду рад помощи его знакомых актёров и актрис из театра Итальянской комедии? Нам понадобятся танцоры для кордебалета и хористы! А также костюмы… Да, пожалуй, что и декораторы тоже! В общем, связи и знакомства маэстро с закулисным миром театра – вот что нам будет весьма полезно!

Бесстрастное лицо обер-камергера на мгновение вытянулось в изумлении. Но он лишь повторил изящный поклон и тут же удалился прочь. Не слишком быстро, но и без промедления. Уж очень сильным было искушение высказать неопытному юнцу всё, о чём тот не знал и даже не догадывался в силу своего возраста относительно знакомств и связей с закулисным миром театра.

Де Вивонн, не мешкая, поспешил вслед за графом, опасаясь получить ещё какое-нибудь каверзное и неотложное поручение, а также в надежде, что успеет расспросить де Сент-Эньяна обо всех секретных задумках Людовика.

Глава 2. Королевские гонцы. Целеустремлённость

Тюильри. Покои королевы, 12.12.1653 г.

– То есть это значит, что мне придётся ехать в Шато-Коломб? – лицо де Вивонна выражало недовольство, к которому добавилась ещё и обиженная ухмылка. – Король не мог так поступить со мной! Нет же! Но, чёрт побери, как? Каким образом я успею туда и обратно в один день? Туда ехать час с лишним, если верхом, а в карете и того дольше!

– Ну, коль уж вы не пожелали отправиться с приглашением к маэстро Люлли, – напомнил ему граф де Сент-Эньян, помедлив перед дверью в королевские покои прежде, чем уйти.

Де Вивонн вспыхнул, но вслух ничего не сказал. Он замер с открытым ртом, прислонившись спиной к двери. Де Сент-Эньян посмотрел на него с укоризной, слегка наклонив голову. Уходить он не спешил из нежелания оставить незадачливого гордеца один на один с неразрешимой задачей.

– Впрочем, дорогой граф, на вашем месте я бы не торопился бежать на конюшни, – произнёс, наконец, обер-камергер, отчего де Вивонн с удивлением уставился на него.

– Это почему же? Только не говорите, что… О нет…

– О да! – передразнил его граф, приподняв брови в комичном выражении отчаянья.

– Нет! Но вы же не хотите сказать, что королева Генриетта-Мария уехала из Парижа? Неужели она в Шайо?

Разочарованию де Вивонна не было предела, он даже подался вперёд, явно борясь с желанием схватить графа за грудки.

– К счастью для вас, мой юный друг, нет, – ответил де Сент-Эньян с улыбкой удовлетворения и намеренно отступил назад, как будто собираясь уходить. – Нет, уверяю вас! Неделю назад королева Генриетта-Мария в сопровождении своего двора вернулась в Париж. На время зимних праздников её величество поселилась в Тюильри. Видите ли, поговаривают о том, что полупустые комнаты в Шато-Коломб не подходят для нынешних холодов. Что уж говорить о Шайо – и того меньше!

На бесстрастном лице этого многоопытного придворного промелькнула ироничная улыбка, подчёркивая скрытый в его словах намёк на то обстоятельство, что королева Генриетта-Мария вряд ли захотела бы провести святочные праздники вдали от ярких и, несомненно, согревающих огней королевского двора.

– Там скверно отапливают, насколько мне известно. И это не считая сквозняков. К тому же после отъезда её старшего сына Карла и всей его свиты в Кёльн при дворе королевы Генриетты-Марии воцарилась смертельная скука. А это скверно влияет на здоровье, особенно в зимнюю стужу.

– Так что же вы раньше не сказали, граф! – прервал де Вивонн эти дипломатичные рассуждения обер-камергера.

Обрадованный этой новостью, он мгновенно забыл, что всего минуту назад дулся на короля и весь белый свет из-за поручения отправиться в качестве личного гонца к маленькой принцессе Генриетте. Всё-таки как мало нужно для того, чтобы взглянуть на ситуацию с другой стороны и оценить столь значительный и немаловажный факт, что ему не придётся ехать верхом целый час, да ещё и за пределы Парижа! И как знать, не довелось бы ему заночевать в холодном замке вдовствующей королевы или вовсе где-нибудь в придорожном трактире, если бы и в самом деле пришлось поехать в Шато-Коломб?

– Ну что же! Мой путь лежит в сторону восточного флигеля через Большую галерею, – сказал де Сент-Эньян, похлопывая себя по бедру парой тонких перчаток. – А вам, мой друг, лучше всего идти напрямик через внутренний двор. Знаете, там можно свернуть в сторону садов Тюильри. Таким образом вы скорее доберётесь до дворца Тюильри и не успеете продрогнуть. А не то его величеству придётся искать вам замену или вовсе отменить вашу партию в балете. Его это очень огорчит! – в глазах обер-камергера мелькнула лукавая улыбка, – вы же знаете, как наш король не любит, когда что-то идёт вразрез с его планами.

– Как же! Знаю! – молодой человек хмыкнул, но помня о том, что граф только что помог ему важной подсказкой, пререкаться не стал.

Вежливо поклонившись на прощание, Луи-Виктор поспешил к парадному вестибюлю дворца. Уже на ходу он свистнул своего камердинера, который, кроме того, что охранял перевязь со шпагой, шляпу и подбитый мехом плащ молодого графа, успел скоротать время и за игрой в кости с гвардейцами, которые несли караул на лестнице главного вестибюля.

Дорога из Лувра в Тюильри не заняла много времени, так как желание поскорее справиться с возложенной на него миссией подгоняло молодого человека, заставляя его почти бежать по обледеневшей мостовой широкого внутреннего двора Лувра.

Едва перейдя на садовую дорожку, он споткнулся о камешек и чуть не полетел кубарем, с громким шумом пропахав мёрзлый гравий каблуками сапог.

Спасаясь от мороза и пронизывавшего до костей ледяного ветра, де Вивонн на бегу влетел в пустынный вестибюль дворца Тюильри. Царившая там тишина и гулкое эхо его собственных шагов были подозрительны сами по себе, но ещё больше настораживал тот факт, что стоявшие у входа гвардейцы не остановили его. Они не обратили на де Вивонна никакого внимания, замерев на своём посту, словно окаменевшие статуи в заколдованном замке. И, кроме них, Луи-Виктор ни единой души не встретил на всём пути через галерею, целую анфиладу залов и даже у лестницы, ведущей к парадным покоям, расположенным на втором этаже.

Лишь наверху он заметил двух девиц в скромных платьях, но те тотчас же испуганно упорхнули с глаз долой через одну из боковых дверей для прислуги. И только в последнем зале, бывшей парадной приёмной Тюильри, он застал лакея. Тот оглянулся с безразличным выражением лица, всего лишь мельком посмотрел на вошедшего молодого человека и тут же отвернулся, будто и вовсе не заметил его прихода, продолжив полировать тряпицей из бархата позолоченные ручки дверей, ведших в смежные покои.

– К её величеству! Сейчас же! – выкрикнул граф, пройдя через весь зал к дверям, из-за которых доносились мелодичные звуки музыкального дуэта арфы и лютни.

На страницу:
1 из 4