Демоны Людей Леса

– Итак, вопрос о том, как они попали туда, в этот подвал и кто творил с ними такие злодейства, остался открытым? – детектив зачем-то померял составленное полотно ножовки и, порывшись в кучке фотографий, вынул одну – стола для пыток.

– Немного не согласен с вами, – запротестовал следователь прокуратуры, – круг подозреваемых для меня был ясен. Три человека могли и должны были иметь доступ в подвал! Сам Вячеслав Михаилович Шиверов, его жена Ольга Андреевна Шиверова и Геннадий Гордиенко. Правда, с последним у меня осталось множество вопросов. Относительно жертв, что прошли через этот страшный подвал, то тут истина не только хоть чуть-чуть проявилась, а ещё больше запуталась! Анализ следов крови, на столе, стенах и инструментах, показал странные результаты – не было ни одной четвертой или даже третьей группы! Только первая или вторая! Причем, второй группы было всего чуть больше тридцати процентов!

– А вот это уже интересно! Выходит, что все жертвы жили в изолированном анклаве?! – настала очередь изумляться мне.

– Или, тысяч десять, пятнадцать лет назад, – мой шеф, схватился было за трубку, но передумал и указал на папку, – акты экспертиз здесь?

– Да, здесь все документы кроме одного, – Осинцов, вынул из портфеля общую тетрадь. Синяя обложка была потрепаны, уголки были загнуты и захватаны грязными руками.

– Вот эта тетрадка, точнее записи в ней, и есть ключ к разгадке не только тайны подвала, но и страшной поляны полной могил! – он не спешил передавать тетрадь.

– Размышляя над этими двумя делами, я не сомневался, что все это звенья одной цепи. Если улики прямо связывали подвал пыток и поляну, то результаты экспертиз порой не только противоречили, этим уликам, но и заводили все дело в тупик. Двадцать восемь лет, я упрямо выстраивал логические цепочки, двадцать восемь лет я пытался понять, откуда взялись все эти юные жертвы, и только год назад ко мне попала в руки эта тетрадь. Этот дневник несчастной жертвы слабоумия, это дневник убийцы. А может и судьи, а также и палача супруг Шеверовых. Это дневник Геннадия Гордиенко!

Мы в изумлении уставились на Осинцова.

– Да, да! Этот дневник он вел последние пять лет своей жизни. Дело было так: в этой психбольнице, куда поместили Геннадия после двойного убийства, лечился некто Волжанин. Какой-то вид шизофрении. Так вот возомнил себя он учителем, наставником и вообще опекал убийцу. Тот, своим детским умишком почуял доброту и потянулся к Волжанину. Он от избытка времени и добрых чувств, стал учить Геннадия читать и писать. И признаться преуспел в этом деле! Нет, его ученик не превзошел учителя, а вот выражать простейшие мысли, корявым и почти не понятным языком, это да! Год назад Гордиенко умер и унес с собой столько тайн, что их хватило бы на несколько детективов. А Волжанина выписали, и он принес эту тетрадь в милицию. Принес и упрямо твердил, что это очень важные записи. Там полистали, ничего не поняли из этих каракулей и сдали тетрадь в архив приходящей документации. Хорошо, что там работал мой знакомый, он то и предал мне эту тетрадь. Из-за прогрессирующей болезни, я не смог прочитать много записей, но даже то, что прочитал, шокировало меня. – Одинцов взглянул на часы, – однако мне пора, в госпитале меня сегодня ждут до обеда. Вот тут, на обложке папки я записал все фамилии и адреса, это мои хорошие друзья и знакомые. Они вам помогут. Тут есть и номера телефонов госпиталя, мой номер и номера моих сыновей. Если что – помогут деньгами. Это на тот случай если вы поедете в Красновишерск. А вы поедете, я это точно знаю! Распутайте это дело! Оно под силу только вам! – Бывший старший следователь областной прокуратуры, Осинцов Сергей Григорьевич, встал, положил свой портфель поверх вороха документов и фотографий, и, пожав руки нам, вышел из кабинета.

На крыльце, он ещё раз попрощался с нами и шагнул к услужливо распахнутой двери такси.

– Прошу прощения! Чуть не забыл. Вот эту записную книжку я нашел в спальне Шеверовых. Ничего необычного – несколько адресов, все городские, телефоны и словарь иностранного языка. Сразу ничего необычного я не заметил. Думал, что хозяин записной книжки готовился к поездке в экзотическую страну. Вячеслав Михаилович бывал в нескольких тропических странах. Позднее, когда интернет вступил в полную силу, я попытался найти в нем смысл нескольких слов. Безрезультатно! Нет, поисковики интернета реагировали на некоторые слова, но исправляли смысл. Вроде, похоже, но всегда с ошибкой, да и произношение не то. Возьмите, может эта книжка что-то большее может вам сказать. Прощайте, господа! И пусть удача сопутствует вам в поиске истины! – я взял небольшую, коричневого цвета книжицу.

Такси скрылось, а мы стояли и смотрели вслед необычному посетителю.

– Идемте, Владимир Николаевич, – повернулся ко мне Холс, – надо систематизировать документы, разложить фотографии в хронологическом порядке. Да и свои мысли привести в норму.

Часа два, мы, перебрасываясь короткими репликами, разбирали фотографии. Чертили схемы, делали короткие хронологические записки. Холс послал Маргариту Сергеевну в магазин, предварительно показав фотографию пилы по металлу. Шеф, постучав пустой трубкой по ладони, принял решение:

– Дождемся Одинцова. Вместе поедем в Пермь. Вы, Владимир Николаевич, сканируйте дневник Гордиенко. Думаю, чутье старого сыщика не подведет, и нас там много ждет интересного.

Ох и помялись мы с этой тетрадкой! Хорошо, что половина страниц были пустыми, а не исписана каракулями умственно отсталого убийцы.

Три дня, ушли на эти каракули. Признаться, я не все страницы смог прочитать и порой текст больше напоминал египетские иероглифы.

Утром, в четверг, я едва вошел в кабинет шефа, как он, взмахнув рукой, сразу пригласил меня к рабочему столу. Стол этот стоял в углу кабинета и сейчас представлял собой необычайное зрелище – на нем ничего не было! Немного не точно – на пустой поверхности стола лежала схема вычерченная рукой Холса.

– Задала загадку это тетрадь! – детектив потряс синей тетрадочкой. – Давайте мой дорогой друг, сравним наши расшифровки. Вот эти листочки с ничего не значащими записями мы отложим в сторону. Хотя они помогли мне уточнить некоторые каракули.

Часть третья

Я, бегло просматривал записи, сделанные на отдельных листах, скопированных с синей тетрадочки. Они ничего не зачали. «Сегодня было солнце», «Гулял возле дерева», «Утром была каша». Постепенно осталось двадцать листов.

– Что вы скажите вот об этой записи? Я датировал её номером один.

«Здесь мне делают больно» – эти каракули я уже мог более или менее прочитать.

– Скорее всего, речь идет об уколах, – положил лист на стол.

– Прекрасно! И я того же мнения! А вот эта? «Дядя Сева делает больно» – надпись на листе под номером два была подчеркнута рукой Холса.

– Может санитары усмиряли? Мало ли что, все-таки психбольница.

– Может и санитары. Только этот дядя Сева и тетя Оля встречаются в записях 89 раз!

И в семнадцати раз они упоминаются по месту проживания автора этих записок!

– Да! Я тоже обратил внимание на эти два персонажа! Признаться, считал, что это сотрудники больницы!

– Нет! Это не персонал психички. Это его хозяева и жертвы – супруги Шеверовы! То что имя родственницы Геннадия – Ольга, это факт! А вот Вячеслав, как уменьшительно назвать?

– Сева! – подпрыгнул я от изумления, – так вот о ком упоминает он во многих записях!

Жаль, я не все смог прочесть! Но даже то, что удалось разобрать, наводит на очень интересные мысли.

– А вот я, – Холс прижал рукой тетрадь, – я разобрал всё! И скажу вам дорогой доктор, никогда ещё не было у меня такого одновременно сильного чувства беды и вины!

Вот, смотрите: «Дядя Сева привел из лесу мальчика. Делал больно. Он кричал»

Кто кричал? Мальчик? Или дядя Сева?

А вот запись, которую я озаглавил под номером одиннадцать: «Девочка плакала. Дядя Сева злой. Дядя Сева плохой. Он делал ей больно. Была грязь. Девочка заснула. Мы отнесли девочку в лес». Обратите особое внимание, Владимир Николаевич, на два слова «грязь и заснула». Что за грязь и откуда? Вот эта запись сразу всё расставит по своим местам! «Оля плохая. Сева сделал больно мальчику. Оля пила грязь»

– Кровь! Это была кровь! – подскочил я с места!

– Увы, должен признать вашу версию правдой! Это была семейка маньяков! Жестоких, безжалостных, упивающихся своим превосходством над беззащитными и несчастными жертвами!

– Страшное обвинение! Эти люди занимали ведущие посты в городе! Может не стоит делать такие выводы из каракулей слабоумного? – робко попытался защитить я первого секретаря и его супругу.

– Увы, дорогой доктор, я рад был бы предоставить вам доказательства от обратного. Но, ничего в оправдание этих людей нет! Давайте по порядку. Расшифрованные мной записи я расположил в примерном временном интервале. Пришлось немало потрудиться, подбирая растворитель для пасты шариковой ручки, которой писал Гордиенко. Все дало в том, что паста немого меняет свой цвет и становится как бы тверже, с течением времени. Ошибка может составить до двух недель и если учесть крайне скупые строчки дневника убийцы Шеверовых, то временной интервал можно сократить до недели. Итак, вот эта запись, на пронумерованной нами странице тридцать пять, гласит: «Сегодня холодно. Снег убирать изгороди». Самая главная информация – событие было зимой! И почти сразу вот эти строчки на странице сорок один, между записями интервал примерно – две недели!

«Сева кричал. Оля плакала. Оля делала Севе больно. Была грязь», и рядом, чуть ниже: «Оля кричала на меня Принес дрова Оля бросала дрова Было больно». Последнюю точку ставит вот эта запись, страница тридцать семь: – «Оля упала Оля кричит Оля делает больно себе голове». Все три записи говорят о том, что Ольга Шеверова страдает психическим заболеванием. Каким? Вам слово, доктор!

– Для точного диагноза мало данных. Думаю – приступ эпилепсии!

– Можно уточнить данные по заболеванию. Вот, страница тридцать девять: «Сегодня цветы Трава Дядя Сева ушел лес Оля смеялась». Итак, что мы имеем? Трава, цветы – это весна, и дядя Сева пошел в лес, пусть будет за цветочками, что бы Оля порадовалась! Но что вы скажите вот на это – «Сева привел мальчика Делал больно Он кричал Он уснул Оля пила грязь. Давала мне Делала больно»

Я в порыве страшной догадки, вскочил с места, заходил по кабинету, зажав виски ладонями.

– Неужели у неё, психосоматический вампиризм?! Теперь понятны все её метания и стремление сделать больно близким людям. В некоторых случая жажда крови столь сильна, что человек впадает в ярость!

– Я тоже пришел к такому выводу! А «Сева» – просто скрытый маньяк! Вполне возможно, ещё и педофил-насильник! Вот запись Гордиенко: «Сева снял рубашку Сева штаны бросил Сева делал девочке больно Она плохо кричала Она уснула Сева сказал унесем лес»

Здесь ничего про Олю и «грязь», а вот слово «уснула» можно точно расшифровать как – умерла! И в этой записи упоминается «унесём». Заметьте доктор, во множественном числе. Хотя и с ошибкой в букве! Гордиенко помогал уносить трупы жертв в лес!

– Да. Я это тоже понял, когда прочитал записи на последних страницах! Только непонятно было, как они их уносили? На носилках?

– Нет! Расчленяли! Вот эту запись, вы как расшифровали и поняли? Страница сорок три: «Сева привел мальчика Делал больно Мальчик уснул Мы положили мальчика зяки Унесли лес Яма мальчик спит». Надо признаться, что только однажды упоминается слово «яма». Скорее всего, это выкопанная могила. Они все небольшого размера, вдвоем, да ещё в песке, копали быстро.

Я набросал ряд вопросов, которые нам предстоит выяснить по приезду в Красновишерск. Один из них – умел ли пользоваться этот несчастный Гордиенко лопатой? Хотя у меня не возникает сомнений по этому поводу – грядки на даче он копал. Но вот что долго не удавалось интерпретировать правильно: это слово «зяки»! То, что это люди, отметается еще пятью записями! Там тоже мелькает это слово. Но что интересно, всегда впереди этого слова стоят две буквы! Точнее – два иероглифа! Мне удалось их расшифровать! – Холс, гордо выпрямился и, разгладив лист рукой, повернул ко мне монитор, стоящий на его столе.

– У меня есть и бумажная распечатка, но чтобы не занимать много времени на чтение я, процитирую интересное место текста. Это газета «Красная Вишера», издавалась в Красновишерске и служила рупором райкома партии. Вот этот текст: «Двадцать восьмого мая, состоялось торжественное открытие детского туристического клуба. На открытии присутствовали первый секретарь горкома коммунистической партии товарищ В. М. Шеверов» – шеф оторвался от заметки, – «и другие лица», так, нам это не интересно, а вот эти строки: «подарил двадцать великолепных туристических рюкзаков», а?! Вот они, эти странные «зяки»!

– Не может быть! Значит буква впереди этого слова не «з», как я полагал, а «р»?

– Точно так! Кроме того, вот этот каракуль похожий на дыню и с хвостиком спереди, это буква – «ю»! Рюкзак! Они носили трупы в рюкзаках! И вот эта запись прямо говорит, куда они девали рюкзаки: «Девочка спит Лес темно Зяки грязь Зяки бросать огонь» – сжигали они их! Можно найти место, где они их сжигали, думаю там немало осталось металлических пряжек и колечек! И последняя строчка, кстати, она скопирована со второй странички тетради: «Сева делает мне больно Мальчиков лесу нет Девочек нет Севе нельзя лес Гена нельзя лес». Я, думаю, это как раз тот период, когда было установлено наблюдение за поляной.

– Александр Архипович, а как же Оля? С её психическим отклонением прожить три года, это непросто!

– А вот тут, скорее всего, сыграло свою роль положение Ольги Шеверовой. Как вы помните она занимала пост начальника городского здравотдела. Цепочка логических рассуждений и заметка из просмотренного тиража газеты «Красная Вишера», привела меня к мысли, что она узнала о нечестных действиях начальницы станции переливания крови. Скорее всего, поймала её на махинациях с денежными выплатами донорам. Она и поставляла начальнице кровь. По крайней мере, всего за три месяца после убийства Шеверовой, начальницу станции поймали на махинациях и судили.

Перейдем к финалу этой истории. Точку в страшных деяниях этой парочки, поставил топор Гордиенко. Но – не сразу! Он не был психом. Сознание его, было по-детски, наивным, но чувство жалости и хоть капля сострадания у него были. Вот эти три записи переполнили чашу его терпения. «Дядя Сева плохой Ходил лес Привел мальчика Делал больно Мальчик плакал кричал. Унесли спать лес», и вот ещё: «Девочку жалко Сева и Оля плохие Девочку били топором Оля пила грязь Оля смеялась»! Последняя запись перед убийством: «Мне страшно Сева бил девочку Боюсь Севу Боюсь Олю». Заметьте, Владимир Николаевич, нигде больше нет слов – «боюсь» и «страшно»! А вот и его признание в расправе: «Топор уронил Сева спать Оля грязь Рубашка грязь Оля спать». Надеюсь, вы помните описания задержания убийцы, ту сцену, что описал нам Осинцов?

– Да! Убийца был буквально залит кровью! Скорее всего, была перерубленная сонная артерия. Там давление такое, что может выбросить кровь на четыре метра вверх!

Мне помнится, у следователей осталось впечатление о том, что Ольга Шеверова могла проснуться и перед своим концом увидеть убийцу.

– Вероятней всего! И даже пыталась защищаться! Вот откуда столько крови на рубашке убийцы! Итак, картина предельно ясна! Двое высокопоставленных людей города, психически не здоровы! Вячеслав Михоилович Шеверов, маньяк, похлеще Чикатило, а Ольга Шеверова попросту говоря, вампир! Одного поля ягоды! На их счету более пятидесяти истерзанных замученных до смерти юных жертв! Точное число пока неизвестно, но думаю, когда грибник набредет на очередную полянку, то там их будет не менее шести.

– А с чего вы взяли эту цифру – шесть? – удивился я предположению шефа.

– Минуточку терпения, мой дорогой доктор! – глава детективного агентства, взял самый нижний листочек с прикрепленным на нем зеленым маркером. – Вот схема расположения могил на поляне. Если верить экспертам, то жертвы в них были захоронены в течение шести лет.

– Не совсем так, Осинцов говорил о пяти годах! – возразил я шефу.

– Нет – ровно шесть! Шесть лет, на ней скрывали свои страшные улики чета Шеверовых. Позвольте, я поясню, как мне удалось это выяснить. Все трупы были захоронены в весенне-летние месяцы. Не забывайте, что это северный край и зимы приходят рано. Максимум до середины октября осень, а там – настоящая зима, с её морозами и снегом. Весна, так же запаздывает и по настоящему начинается с середины апреля. Если предположить что земля становится пригодной для выкапываний метровой могилы, а глубже не было ни одного захоронения, то копали эти ямы не раньше двадцатого мая и не позднее первого октября. То есть всего четыре месяца. Если допустить ошибку, то плюс – минус неделя! Вот эта неделя мне и не давала покоя! Была какая-то система в походах «Севы», в лес и временем захоронения! Точно была! Но какая? Возьмем число жертв и поделим на число лет. Восемь – человек в год! А точнее – не в столь уж и длинное лето! И тут я, изучая акты экспертиз, наткнулся на интересный факт – два захоронения почти одновременно весной и два – осенью! А вот остальные, между ними интервал в месяц! Считайте сами – четыре захоронения, по срокам, почти рядом, эксперты так и пишут: «плюс – минус неделя»! И четыре довольно долго друг от друга! Я начал искать разгадку этой не состыковки, а точнее – некоторого порядка. Все шесть лет – одно и то же! Два захоронения весной, в течение недели, четыре, каждая через месяц и два осенью! – Холс, взял пустую трубку.

– «Волнуется шеф!» – я машинально поправил листочки на столе.

– Вот эта схема, примерная датировка чисел, когда это парочка копала могилы! Я не стал уточнять точно по дням, а вот разброс в неделю, это учел. Смотрите, что получилось – первый срок, от двадцатого мая до двадцать седьмого. Последний срок – от двадцать седьмого сентября, до пятого октября! И четыре, четыре! Ровно через двадцать девять дней!

И тут мне помогла случайность! Я заказал по электронной почте все выпуски газет Красновишерска с одна тысяча девяносто второго года по настоящее время. Его величество случай заставил меня обратить внимание на лунный календарь, напечатанный в последней газете. И как молния мелькнула догадка! Вот они двадцать девять дней! Синодический месяц! Это когда Луна находится в одинаковой фазе! А какие фазы Луны нам наиболее интересны?

– Полнолуние? – догадался я.

– Вы, Николай Владимирович, проницательны! Только придётся взять событие со знаком минус. Новолуние! Это событие происходит, когда Луна и Солнце находятся по одну сторону Земли. Если бы Солнце погасло на минуту, то в свете звезд мы бы увидели черный диск Луны. Очень это помогло мне в последующих рассуждениях.

Негромкий стук в дверь, прервал рассуждения Холса.

– Да! – обернулся он на стук.

– Александр Архипович! Ваши билеты поездом до Перми! Вот распечатка. Завтра в 13. 32. Поезд Петербург – Пермь. Отправление с Ладожского вокзала. Прибытие в Пермь – 19.21. Как вы и просили – купейный вагон. К сожалению – до Красновишерска нет прямого железнодорожного сообщения. Можно с пересадкой в Москве и Екатеринбурге, но это на двое суток дольше. Такси и рейсовые автобусы из Перми до Красновишерска отправляются регулярно, – наша Марго, в случае отъезда шефа, всегда выглядела немного подавленно.

– Спасибо вам большое, Маргарита Сергеевна! Поинтересуйтесь в госпитале состоянием Осинцова АА. Как он там?

– Я позвонила. Ничего утешительного. По-прежнему в коме.

– Вы, доктор, свяжитесь с Красновишерским председателем общества охотников. Он обещал посодействовать с транспортом от областного центра. Поселимся на даче Осинцова. Одежду берите с расчётом на середину осени. Придётся попутешествовать по лесной чаще.

Через час, я звонил Лаврикову Кондрату Семеновичу. Сапоги, плащи и оружие для прогулки по лесу, он нам обещал дать. Он как главный среди охотников, как никто другой знает окрестные леса. С удовольствием согласился быть нашим проводником. Думаю, для завершения этого дела, нам придется немало прогуляться по лесным дебрям.

Все-таки суета железнодорожных вокзалов отличается от аэропортовской суеты. Увы, не любит мой шеф самолеты! Летает только в крайнем случае. Пока я получил в кассе бланки билетов, пока нашел носильщика, Холс, нашел и поезд и вагон.

В нашем, восьмом купе, сидел попутчик. Коренастый мужчина лет пятидесяти. Познакомились. Оказался завхозом Дворца спорта в Перми. Хотя не так:

– Заместитель директора по хозяйственной части Пермского Дворца спорта – Линкас, Эдуард Генрихович. Латыш, хотя есть немецкие корни. Но, по культуре – давно уже русский!

Вот это я понимаю – представился!

Удивился, выслушав занятие Холса. Кстати, я тоже поднял брови в небольшом изумлении:

– Волчанский, Александр Архипович, краевед, историк и по совместительству исследователь аномальных зон. А это мой коллега и спутник – писатель, Ваткин Владимир Николаевич.

Часть четвертая

Я, как писатель, понравился завхозу больше. Или мне так показалось? Эдуард Генрихович, с большим чувством жал мне руку.

– Что пишите? – деловито осведомился он.

– Разное, – уклонился я от этого разговора, – больше сценарии для научно-популярных телефильмов. Так сказать для развития мышления.

– Для развития мышления надо решать логические задачи! Кроссворды и играть в шахматы! Вы играете в шахматы? – завхоз сноровисто сервировал стол. Коньяк, пара бутылок вина, водка. Из закусок – колбаса, увесистый шмат сала и кое-что по мелочи: зелень, фрукты.

– Пируем, господа – попутчики! – широкий жест загулявшего купца, не оставил сомнения в хлебосольной натуре латыша, хоть и с немецкими корнями.

– Шахматы вещь сложная! – отозвался Холс, – Эдуард Генрихович, вы позволите и нам добавить разнообразия к роскоши вашего стола.

Мы тоже запаслись кое-чем, так как ехать больше суток. Но сломила суетливого латыша бутылка дорогущего виски – «Chivas Regal Royal Salute»

–  Схивас, – начал читать наш попутчик этикету на бутылке.

– Не трудитесь с переводом, Эдуард Генрихович! «Чивас Ригал Роял Салют». Этот напиток разлили в честь коронации Королевы Элизабет II. Между прочим, в 1953 году. Всего такого напитка было выпущено двести пятьдесят пять бутылок.

– Позвольте! Это же дорогущая вещь! Вы что миллионер?!

– Да полно вам! Вы же не только родились, но и подросли в Советском Союзе! Сколько вам было, когда о человеке начали судить по деньгам?

– Пятнадцать лет, – завхоз, словно хрустальную вазу поставил бутылку в центр стола.

– Все равно, в сознании должно преобладать общественное над личным! Вы правы – этому напитку более семидесяти лет и стоит такая бутылка десять тысяч долларов! Нам её подарил один английский лорд.

– Представляю, какую услугу, вы должны были оказать ему!

– Да ничего особенного! Изгнали парочку назойливых привидений из его замка!

– Вот как! Признаться, я не верю в эти мистические истории! Сочиняют для привлечения туристов. Привидения, призраки, заблудшие души…. Чепуха!

– Может быть и так, – Холс, неторопливо ломал батон хлеба руками и отрицательно покачал головой заметив протянутый нож.

– Хлеб в дороге ломают, а не режут. Считается, что дорога так будет легкой. Но, вернемся к мистике, которая как вы выразились – чепуха. Не стану вас переубеждать, но вот только один научно доказанный факт! В деревне Петрищево, это в Подмосковье, где фашистские выродки замучили и казнили Зою Космодемьянскую, в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году в дом сельчанина по фамилии Кулик, попала молния, и он сгорел дотла. В этом доме палачи мучали и пытали Зою пятнадцать часов подряд! После пожара, отстроились, обжились… Но в 2013 году в это же место снова попала молния! Сейчас там пустое место! Даже обгорелые остатки ни кто не хочет разбирать, боятся. Что скажите, любезный Эдуард Генрихович? Мистика? И таких примеров тысячи, если не миллионы.

– Да, интересный пример! Но почему там не построить что-то снова и не подождать? Вдруг это случайность?

– Мы были на этом месте. Магнитное поле зашкаливает! В десятки раз больше нормы.

– Удивительные вы люди! То с лордами общаетесь, то по головешкам лазаете! Давайте – за знакомство!

Выпили, закусили. И опять настала очередь удивляться мне: Холс, как заправский выпивоха, запросто опрокинул рюмку коньяка. Но, когда он потянулся к бутылке с виски,

Эдуард Генрихович, с виноватой улыбкой остановил его:

– Позвольте вам, Александр Архипович, сделать предложение!

– Внимательно слушаю вас! Эдуард Генрихович!

– У меня немного денег, чтобы доплатить вам за эту бутылку, но я могу гарантировать, что вы в любой удобный момент, на любой матч, да что там! На любой концерт будете желанными гостями в нашем Дворце Спорта! Хоккеисты нашей команды, так же могут устроить вам абонент на любой матч, сыгранный на выезде. Ох, не полноценный обмен! Не полноценный!