Самосожжение

Илья на секунду задумался, шевеля губами, изо всех сил стараясь взять себя в руки.

– Ту сестру, о которой идёт речь, зовут Дина. Её старшая сестра Галина очень переживает из-за происходящего. Она хотела сопровождать меня в Питер, но не смогла оставить свою семью. Галина в полной мере унаследовала способность быть беззаветно преданной родным. И потому я надеюсь, что дух и традиции не угаснут, и мы не предадим память своих матерей. Мало, наверное, найдётся на свете родных сестёр, которые так обожали бы друг друга, как Аида и Злата. Точно так же обстояло дело и у Галины и Диной, несмотря на тринадцатилетнюю разницу в возрасте. После ареста Дины Галя почти помешалась. Не знает, что можно сделать для младшей сестры, чем ей помочь. Решила обратиться в частное детективное агентство. Поехала на Каширку, в ваш московский офис, а сюда выбраться не получилось. У Галины есть муж и дочь. К тому же дачный сезон; выходные загружены, да и будни тоже. Галя работает, преподаёт, и потому разрывается на части. Правда, сейчас каникулы, но, сами знаете, грядки – дело святое. Мы посоветовались и решили, что в Питер поеду я и всё расскажу.

Брайнин допил остатки воды с уже растаявшим льдом. Озирский, бесшумно встав, принёс ему новый стакан. На улице темнело, но электричество ещё так и не дали.

– Всё происходило на моих глазах, мы с сёстрами практически не расставались. Несмотря на то, что все имели детей, состояли в браке, жили одной семьей и до ближайшего времени секретов друг от друга не имели. Зато потом их появилось более чем достаточно. И мы не смогли самостоятельно решить возникшие вопросы.

– Илья, простите, а почему вы решили обратиться в петербургскую фирму? – Я зажмурилась, потому что солнце, наконец-то вырвавшись из-за туч, ударило мне прямо в лицо. – Разве в Москве мало сыскных контор? Или вы имеете основание не доверять им, опасаться неприятностей? Извините, если досаждаю вам своим любопытством, но иначе мне трудно будет работать по делу. Наши отношения с клиентами строятся на доверии.

– Да не на что мне обижаться!

Брайнину всё-таки было неприятно, но он понимал – иначе нельзя. Сыщиков, как и врачей, не принято стесняться. Тем более если они – частнопрактикующие, и секретов не разгласят.

– Рано или поздно я должен был затронуть эту тему. Выбрал Петербург именно потому, что хотел избежать огласки, чего в Москве гарантировать никто не мог. Дина – достаточно известная в столице личность. Хотя слава её, мягко говоря, имеет определённую специфику. Я не хочу называть сестру проституткой, хотя из песни слова не выкинешь. Все прочие термины – дань стыду и ханжеству. Пусть будет куртизанка – так, мне кажется, правильнее. Женщина лёгкого поведения, имеющая покровителей в высшем обществе – этим и была кузина. Она – подружка всяческих знаменитостей, её знает московский бомонд. И пресса, особенно «жёлтая», не может обойти вниманием то, что с ней произошло. Материалы по делу Дины, всевозможные пикантные подробности обыграют журналисты. Сопроводят всё издевательскими заголовками, разведут ёрнические рассуждения на темы морали и нравственности. Репортёры-папарацци раздобудут откровенные снимки, вынесут их на всеобщее обозрение, на поругание. Галя не переживёт такого позора. Инсульт у моей матери случился тоже из-за переживаний по поводу Дины. Гали я лишаться не хочу, поэтому и поехал в Петербург, к вам. Всё же другой город. Возможность сохранения тайны, репутация фирмы, позволяющая рассчитывать на порядочность персонала, на понимание наших проблем. В любом случае питерцам про Динку будет неинтересно читать. Никаких знакомых у нас здесь нет…

– Я гарантирую, что материалы дела в прессу не попадут, – твёрдо сказал Озирский. – Наверное, директор московского филиала агентства, Алексей Чугунов, посоветовал вам встретиться со мной. Но по какой причине Галина выбрала именно нас? Мы ведь не даём рекламу.

– Я всё объясню немного погодя. – Илья провёл ладонями по лицу, будто умылся. – Но знайте – здесь нет ни подвоха, ни криминала.

– Кстати, Галина Геннадьевна Емельянова, старшая кузина нашего клиента, проживает на Малой Грузинской, недалеко от Расторгуева переулка. Так что они с Оксаной почти соседи, – весело сообщил Озирский. – Илья, продолжайте. Мы вас очень внимательно слушаем.

– Галина по образованию историк, окончила педагогический. Сейчас преподаёт в Международном русском университете. Раньше учительствовала в средней школе, которую сама окончила. Год назад подалась на новое место. Денег не хватало, и знакомые посодействовали. Только жить начали, один раз съездили в Анталью, а тут несчастье с Диной. Она много сестре помогала. Считала, что её статус даёт право иногда предаваться экстремальным развлечениям, и все должны терпеть. Галя пожелала иметь собственный заработок, избавиться от необходимости принимать Динины пожертвования. О том, что именно презентовала Дина Гале, я расскажу чуть позже.

Брайнин закатал рукава промокшей от пота сорочки, и в меркнущем свете июльского вечера я заметила, что руки его густо поросли чёрным волосом.

– Сейчас Галя сплошь поседела. Ей приходится краситься в рыжий цвет. Галя даже о своей дочери столько не думала никогда, сколько сейчас о Дине. Сходит с ума, а я не в силах смотреть на всё это. Дина-то в «Бутырках» сидит за убийство своего ребёнка, а Галька не верит, что это правда. Говорит, что сестру подставили. И я никак не могу вообразить, что такое в принципе возможно. Неужели Дина действительно специально Стаса прикончила?! Но кроме неё некому, вот в чём дело! Я, наверное, сумбурно говорю, но мне трудно собраться с мыслями. Да ещё по службе неприятности – наш магазин на Варварке пытались ограбить. Ничего у них, правда, не вышло, но шороху наделали порядочно. Пронесло пока, поэтому семья ничего не знает.

– Если ваша кузина действительно убила ребёнка, мы ничем ей помочь не сможем. – Я до сих пор не понимала, чего именно Брайнин от нас хочет. – А вы, получается, в это не верите? И старшая сестра Дины начисто отрицает такую возможность? Почему? Дина в принципе не способна на убийство?

– В нашей семье никогда ничего подобного не случалось, а ведь задатки родственников имеют огромное значение. Их непременно нужно учитывать. Сам дух, атмосфера нашей семьи никак не провоцируют человека на криминальные действия. Да, отец Гали и Дины приехал из деревни. Возможно, по той линии она унаследовала дурные наклонности. И моя мать так считала. Она так и не смогла смириться с решением тёти Аиды и принять зятя таким, каков он был. Может, предчувствовала неладное, но со мной догадками не делилась.

– Но ведь у вас нет точных сведений о том, что среди родственников Дининого отца были убийцы? – уточнила я, посасывая ледышку из бокала.

– Нет. Я совершенно ими не интересовался, о чём сейчас сожалею. По крайней мере, я был бы готов к потрясениям. Галина, её дочка Анастасия приходятся Геннадию Николаевичу близкими родственниками; и кто знает, какие у них проявятся гены? Но пока Ная в порядке. Хочет после школы поступать в Гуманитарный университет имени Дашковой на журналистику и рекламное дело. Сейчас ей пятнадцать, так что пора выбирать жизненный путь. Дина собиралась оплачивать учёбу племянницы, но теперь, вероятно. Найке придётся распрощаться с мечтой. Игорь Емельянов, её отец, тоже преподаватель. Но в Текстильной академии, на энергомеханическом факультете. Если честно, семья не одобряла моего увлечения торговлей, да ещё оружием. А мы с Диной решили пойти непроторенными дорогами. Нам надоела спокойная, размеренная жизнь родственников, в которой не было места страстям и сюрпризам. Мать была химиком-аналитиком в Институте гигиены, а тётя Аида – рентгенологом в Курчатовском. Там и облучилась насмерть. После операции сердце остановилось, и всё… Что-то с наркозом намудрили. Но муж её, отец моих сестёр, ещё раньше бросил больную раком супругу и ушёл к молодой…

– Когда это случилось? – Дело уже захватило меня целиком.

– В самом начале восемьдесят девятого. Дочери в шоке были. Когда тётю Аиду хоронили, её муж только секундочку заглянул – опаздывал на самолёт. Соревнования у него, видите ли. Нельзя ни отменить, ни перенести. Дина убивалась по-страшному. Целыми днями плакала. Считала, что её отец во всём виноват…

– Дина была совсем молодая, когда потеряла мать? – перебил Озирский. – Ей лет двадцать исполнилось?

– Это произошло как раз в Динин день рождения, двадцать первого декабря. – Брайнин наконец-то успокоился, перестал барабанить пальцами по крышке кейса и щёлкать замочками. – Галине тридцать четвёртый год шёл. Но какое это имеет значение? Мать есть мать. Свою я похоронил в июне. Побрился после трёхнедельного траура недавно… Не всё у нас было гладко во взаимоотношениях, мы часто ссорились. Теперь, конечно, жалею. Надо было уступить, понять издёрганную женщину, а не вставать сразу на дыбы. Да что теперь!.. До шестидесяти не дотянула. У нас такое в роду – не редкость. Долгожителей нет. Чуть заедет за «полтинник» – и мор идёт. Хотя бы Галину от психушки спасти нужно, но как?.. – Брайнин закашлялся, и я поняла, как ему плохо, тяжко.

– А лично вы как считаете? Дина действительно ребёнка убила, или это клевета? Что вам сердце подсказывает? – допытывалась я, будучи не в силах смириться с ужасным предположением.

– Ничего не могу сказать!

Брайнин смотрел на нас с отчаянием, немо умоляя не изводить его вопросами, а помочь. Для этого он и приехал в Питер, а душу из него могли бы вытягивать и в московской милиции.

– На первый взгляд – она. Больше там было некому. Тем более что после этого она пыталась покончить с собой. Дина сделала Стасу «золотой укол» морфина, и себе потом тоже. Но в «Склифе» её откачали, а через несколько дней прямо в палате взяли под стражу. Уже полтора месяца Дина сидит в Бутырской тюрьме. Со Стасом всё случилось в ночь на первое июня, а четвёртого Дину отвезли в тюрьму. Шестого предъявили обвинение в предумышленном убийстве. Ещё некоторое время она провела в Бутырской санчасти, и вот теперь парится на нарах. Надо срочно принимать меры. Галя надеется на меня. А я откуда знаю, что следует делать в подобных случаях? Не юрист ведь, и знакомых у нас таких нет; одна техническая интеллигенция. Пытаюсь объяснить ситуацию Гале, а она ревёт всё время. Мать уже не выдержала, и у меня, чувствую, сердце стало болеть в тридцать один год. Только их отцу, Геннадию Николаевичу, всё по барабану. Я, кстати, пытался найти его и рассказать про Дину, но дома так и не смог застать. Телефон не отвечает. Но я думаю, что толку от него всё равно не было бы. Он и тётю Аиду бросил, когда диагноз узнал, хотя онкологи сообщили ему это совершенно с иной целью. Тётин муж испугался, что рак может быть заразным, тут же собрал чемодан и ушёл к своей ученице. Он тренер по плаванию, имеет кучу званий и наград. С тётей они тридцать пять лет прожили. Кажется, это называется «полотняным» юбилеем. Но не справили, не успели. Этот день господин Семёнов встречал в объятиях девятнадцатилетней девчонки, а самому было уже пятьдесят три. Понятия не имею, чем Геннадий Ольгу привлёк… Короче, когда Дину свинтили, я переступил через амбиции и набрал их номер. Но ничего не добился. Они то ли переехали, то ли на грядках копаются. Лето же, пол-Москвы на дачах…

– Как фамилия Дининого отца?

Я вспоминала своего папочку, который никогда не бросил бы нас. Простые люди были мои родители, должностей не занимали. Оба работали в Доме правительства на Краснопресненской набережной. Отец – шофёром, мама – буфетчицей. А ещё раньше она трудилась в пекарне, сразу после переезда из Киева.

Родители не умели говорить красивые слова, но зато имели бесценный дар любить своих детей. И я до сих пор не понимала, как в сходных обстоятельствах можно вести себя по-разному. Папа работал, будто каторжный, чтобы жена и четверо детей жили безбедно; и только обширный инфаркт сумел разлучить его с семьёй. После отцовских похорон в моей жизни не было ни одного светлого дня. Мы жили с ощущением надвигающейся беды, и не ошиблись. Сбылись мои самые страшные сны.

Я должна Галину с Диной понимать, как никто другой. Но мне ещё хуже пришлось – в восемнадцать лет осталась круглой сиротой, с тремя младшими на руках, да ещё беременная. Мама погибла в октябре девяносто третьего, находясь на службе в «Белом Доме». И я не сумела сберечь маленьких, в чём каюсь поныне. Нелепо, кошмарно, под колёсами автомобиля погибли братья-первоклассники Олесь и Орест. Ещё через год жених сестры Олимпиады приревновал её и зарезал. Мы не выдержали, пропали без папы с мамой. И Галя с Диной тоже, хотя на момент кончины Аиды Григорьевны у них были свои семьи. Вот и получается, что дороже мамы у человека никого нет…

– Его фамилия – Семёнов. – Илья скрипнул зубами при воспоминании о своём неродном дяде. – Аида Григорьевна уже в больнице просила дочерей беречь своих детей, её внуков. Галя просьбу выполнила, а Дина – нет.

Илья сжал кулак на колене, будто пытаясь получше рассмотреть своё обручальное кольцо с алмазной резьбой, но в сумерках не мог сделать этого.

– Хотя, конечно, какая жизнь ожидала Стаса потом? Дело в том, что он был инвалидом с рождения. У него полностью не действовали руки, и парня такое положение в какой-то степени забавляло. Стас был неисправимым оптимистом, не то, что мой Димка. Представляете, зажимал карандаш в зубах или в пальцах ног; так писал и рисовал. Один раз по телевизору увидел сюжет о старушке, которая ногами газ зажигала, и сам попробовал. Чуть дом не взорвал! – Илья грустно усмехнулся, вспоминая, как это было. – Конечно, в дальнейшем игра закончилась бы. Существование инвалидов в России кошмарно, я согласен. Но всё равно… всё равно!

Брайнин ударил кулаком по крышке кейса. Усы его затряслись, и глаза совсем почернели от отчаяния.

– Динка не имела права убивать его! Не по своей, а по её вине Стас таким уродился! Свою Яну я силком на кесарево загнал, чтобы она Динкин подвиг не повторила. А учился Стас хорошо, к нему педагог домой ходил, специалист по обучению вне школы. Нахвалиться не мог! Ребёнок уроки делал, преодолевая неимоверные трудности. Глядя на него, мы все понимали, как счастливы, раз руки имеем. Все наши беды вообще ничего не значат. Мой Димка тройки носит, а у Стаса и четвёрок не было. Он рано повзрослел и понял, что должен надеяться на одного себя. Старался, не зная, как мало жить остаётся… Динка денежной бабой была в ту пору, имела возможность устроить сына в лицей «Столичный». Он чуть ли не самый дорогой в Москве. Но по состоянию здоровья Стаса туда не взяли. Дети стали бы дразнить его, да и преподаватели не умеют работать с инвалидами. Дина моего оболтуса собиралась на оговорённое место отправить, чтобы вырос джентльменом. Но мы с Яной решили к ней в кабалу не влезать. Дина была каждый день разная – то невероятно щедрая, то сволочная до неприличия. Возьмёт и потребует сразу весь долг назад; и бери «бабки», где хочешь. Я ведь Динке на день рождения «Чезет-85» подарил, а теперь сам не рад. Оказывается, она способна на убийство. А из тюрьмы выйдет совсем отмороженной…

– Сколько лет Стасу было в момент гибели? – Я поняла, что Озирский не ошибся, поручив это дело мне. – И каким образом его… Ах, да, «золотой укол»! Вот об этом подробнее, пожалуйста.

Я плохо представляла, как засну после этого разговора. Значит, опять «колёса» и настойки. На аутотренинг у меня нет ни времени, ни сил.

– Девять лет ему исполнилось в мае, за две недели до убийства. Промаялся всю жизнь, хотя по другой примете мог быть счастливым. Он – копия Дина. Вот, смотрите.

Илья достал из кейса симпатичный импортный альбомчик, положил на мой стол. На одном из снимков был изображён сидящий в подушках мальчик-брюнет с широко расставленными бархатными глазами. Ребёнок напряжённо, болезненно улыбался, и я чуть не расплакалась от жалости. Всего девять лет отпустила крохе судьба, да ещё страшных, мучительных, бессмысленных. Их и жизнью-то назвать нельзя…

Чтобы отвлечься, я перевела взгляд на другой снимок – чёрно-белый, свадебный. Высокая тонкая девушка, с тем же лицом, что у мальчика, в тюлевом платье и скромной, похожей на марлю, фате, словно взглянула мне в глаза. Она стояла на ковре рядом с женихом простецкого вида, светловолосым и курносым. Я сразу же обратила внимание на их руки. В большую, грубую, с толстыми пальцами и широкими ногтями, была вложена маленькая, нежная, с острыми длинными пальчиками и идеальным маникюром. Значит, эта юная прелестная невеста – будущая убийца больного, беззащитного ребёнка?..

– Динка замуж в семнадцать лет вышла, по «залёту». Спрашивали согласие у родителей, оформляли в исполкоме. После свадьбы прописали в своей квартире Сашу Агапова, из Мышкина Ярославской области. Через полгода после свадьбы родился Стас, и всё пошло хуже некуда. Динку сразу предупредили, что сама она не справится, и надо резать. Так нет – задрала хвост, дура! Она, видите ли, привыкла преодолевать трудности…

Брайнин не на шутку разозлился. Усы его задёргались, и кудряшки прилипли к мокрому смуглому лбу.

– Боялась, что бикини нельзя будет носить или кофточки короткие, чтобы пупок наружу… Тогда уже блядью была, простите за выражение! Агапову сколько раз из-за неё морду били!

– Родовая травма? Детский церебральный паралич? Руки совершенно не двигались?

Я не представляла, с чего начну работу по делу, но точно знала, что не откажусь от неё.

– Вот, точный диагноз, – Илья заглянул в свой блокнот. – «Повышенный тонус в двуглавой мышце». Уже в роддоме это стало ясно. Руки всё время согнуты в локтях, кулаки сжаты, большой палец у ладони. Ноги пострадали в меньшей степени. Стас ходил, правда, покачиваясь. Просил врачей, чтобы вылечили его. Говорил: «Буду слушаться и лекарства пить!» Да что они могут-то, светила наши?.. – Илья подбрасывал на ладони зажигалку, и лицо его наливалось тёмной кровью. – Деньги только вытряхивали за эти дурацкие массажи, да ещё искололи Стаса всего…

Брайнин, двигая кадыком, уставился в потолок. Над нашими головами неслышно покачивались пальмовые листья, будто сидели мы не в приёмной агентства, а в тропическом лесу.

– Дину в стюардессы звали, на международные линии. Немецкий и английский она знает. Могла далеко пойти, но из-за Стаса пришлось забыть о небе. Да, конечно, с ребёнком много мороки было.

Узкие глаза Брайнина влажно блестели, и густые брови сошлись к переносью.

– И всё, всё зря! Дина виноватой именно себя считала, и потому не могла уничтожить сына просто как обузу. И, самое главное, почему именно теперь? Собственно, это я и хочу выяснить. Девять лет Дина жила, примирившись с мыслью о пожизненной инвалидности сына, и вдруг… Она любила Стасика, очень жалела его. И никогда не помышляла о том, чтобы от него отказаться…

– С психикой у неё всё было в порядке? – сквозь зубы спросил Андрей.

– На учёте никогда не состояла. Самообладание имеет такое, что я всегда завидовал. Она добивалась всего, чего хотела. Переспала со многими VIP-персонами, вела разгульную, богатую, пёструю жизнь. Не раз говорила, что, пусть и в постели, но диктует свои условия сильным мира сего. И вдруг… Полный крах! Честолюбивые планы сорваны, жизнь перечёркнута. Дина не такая нервная; она всегда сумеет взять себя в руки. На бессмысленное убийство, как пьяная баба, не пойдёт. Она всегда свою выгоду понимала. Ну, если бы на первом-втором году, ладно, а то на десятом! Нянек могла Стасу нанять, сиделок, кого угодно. К тому же Дина молотила, как каторжная, сына неделями не видела. Всё её время съедали блестящее общество и фитнесс-клубы. С чего бы вдруг Стас так надоел Динке, что она его убила? Не в специнтернат сдала, допустим, а насмерть уколола морфином. Я думаю, что-то произошло, и поэтому кузина отважилась на преступление. Но что?! Если, конечно, это действительно сделала она. Я приехал сюда для того, чтобы вы помогли прояснить ситуацию. Во-первых, установить, действительно ли Дина намеренно убила сына. Во-вторых, если это так, разобраться, что же толкнуло её на преступление. В-третьих, если моя сестра невиновна, назвать имя настоящего убийцы. Я говорю от имени живых и мёртвых членов нашей семьи и не постою за ценой ради выяснения истины. Невозможно спокойно лежать в земле или ходить по ней до тех пор, пока остаётся намёк на какую-то зловещую тайну. Мы все привыкли доверять друг другу, и иначе общаться не можем. Доверие исчезло; его заменили настороженность и страх. А я желаю, чтобы оно вернулось в нашу семью, и воскресла прежняя любовь. Пусть правда окажется чудовищной, но я всё равно должен её узнать…

* * *

– Как именно произошло убийство? – Озирский безнадёжно пощёлкал выключателем настольной лампы и потянулся, разминая торс. – Нужно знать основную версию произошедшего, чтобы предположить, могут ли иметь место какие-нибудь варианты. Можете ответить на мой вопрос?

– Постараюсь.

Илья лихорадочно потирал ладонью уже заросший синей щетиной подбородок. В очередной раз зазвонил телефон, но Озирский не шевельнулся. На попискивающий пейджер он тоже не обращал внимания.

– Дину обвиняют в том, что она путём инъекции ввела смертельную дозу морфина своему сыну. Там и взрослому-то немного надо, одну-две десятых грамма внутрь, а Стасу потребовалось и того меньше. Моя мать приехала к Дине утром первого июня, открыла дверь своим ключом. Кузина с сыном жили тогда на Первой Тверской-Ямской; мать её почти каждый день навещала. Помогала, если требовалось, по хозяйству, сидела со Стасиком. Дела у Дины шли, по-моему, неплохо. Во всяком случае, тринадцатого мая, на день рождения, она подарила мне «Шкоду-Фелицию». Незадолго до этого я капитально разбил свою «семёрку» в аварии, так что был очень рад подарку. Мать тоже в то утро ни о чём не догадывалась. Вошла в квартиру, прислушалась – тихо. Никто не выходит ей навстречу; ни музыки, ни голосов. Сперва она решила, что Дина и Стас на даче, но на всякий случай заглянула в спальню. Видит – оба лежат в своих постелях и не шевелятся. А ведь Стас был очень чутким, да и Дина страдала бессонницей. Мать подошла к Стасу, хотела его поцеловать, растормошить, как обычно. А парень уже холодный весь, особенно – лицо. Мать чуть в обморок не упала. Поначалу даже моргнуть не могла. Потом бросилась к телефону, вызвала «скорую». Как установила экспертиза, Станислав Агапов скончался от угнетения дыхательного центра. Но всё-таки врачи сумели вытащить с того света Дину. На кухне, в мусорном ведре нашли две пустые ампулы и один шприц. Записки не было, а ведь её долго искали. Правда, Дина и раньше кололась, поэтому организм привык, и дозу она не добрала. В «Склифе» Дине произвели вентиляцию лёгких, вкололи сердечные стимуляторы, и вечером того же дня она очнулась. Врач сразу же позвонил в милицию, в квартиру приехал следователь и осмотрел помещение. Он допросил мать и решил, что кроме Дины отравить ребёнка было некому. Тем более что инвалид детства мог казаться обузой и тяготить родительницу. Моя мать так и не смогла успокоиться. Ведь она, выходит, племянницу своими руками посадила, хотя этим всё равно кончилось бы. Немного позже, может, но какая разница? Смерть Стаса оказалась насильственной, и милиция обязана была реагировать.

– А что сама Дина говорит? – Озирский делал пометки в своём блокноте, надев стильные очки в деревянной оправе. – Признаётся в убийстве или всё отрицает? Вы располагаете такими данными?

– Дина никаких показаний не даёт! – раздражённо ответил Илья. – Следователь составляет протокол об отказе, Дина его подписывает. Так было несколько раз подряд, а после её перестали вызывать на допросы. Кому охота попусту время тратить? Вот и сидит в камере, где баб – как селёдок в бочке. Мы с Галькой передачи возили, в очереди такого наслушались! Оказывается, человек несколько лет может просидеть без приговора и допросов, если у него нет связей. Надо, чтобы кто-то трубочку снял и нажал на следствие. Тогда, может, и почешутся. Динка многих знала из тех, кто с «мигалками» ездит; с половиной из них переспала. Но связи такого рода недолговечны, и афишировать их никто не станет. Одного хотели попросить помочь, так он через секретаршу ответил, что имя Дины Агаповой впервые слышит…

– Илья, вы сказали, что у Дины есть муж. Её отец также меня интересует. Неужели вы о нём до сих пор ничего не знаете?

Мне тоже казалось, что Брайнин говорит не всю правду, сознательно о чём-то умалчивает.

– Откуда мне знать? – пожал плечами наш клиент. – Дома нет – и точка.

– А где работает Геннадий Николаевич, вы в курсе? – продолжал настаивать Озирский. – И его московский адрес оставьте, пожалуйста.

– Он устроился в бассейн «Динамо», это на Ленинградском проспекте. Живут они с Ольгой на улице Космонавта Волкова, в двухкомнатной квартире. Я бы, может, вычислил его, встретился, но Галина против. Чем папа здесь поможет? Был бы со связями, с деньгами, или мозги имел в черепе… Или просто душевным мужиком оказался – посидел рядом со старшей дочкой, на свидание к младшей сходил. А так что? Затяну его силком к ним на Пресню; скажу, что стыдно жить припеваючи, когда дочь в тюрьме сидит. А он начнёт на часы смотреть, на дверь, на телик, вздыхать и почёсываться. Потом намекнёт, что договорился насчёт рыбалки, неудобно отказываться. И боком-боком – вон. Галина ещё больше расстроится, и всё. Семёнов и тётя Аида совершенно разными людьми были, и чужими расстались. Про таких говорят – не пара. Та же история, что у Дины с Агаповым. Свадьба ради московской прописки. А тётя из-за Семёнова в своё время отказала доктору медицинских наук. Тот был на двадцать лет старше. А Геша – ровесник. К тому же атлет, спортсмен, кровь с молоком. Сам он родом из Псковской области. Ждали, покуда стерпится и слюбится, да не дождались. Тётя терпела Гешины выходки, но у Динки другой характер. Они с Агаповым давно уже развелись. А мать сдуру в прокуратуре сказала, что инвалидность ребёнка пагубно отразилась на личной жизни Дины. Следователь сразу же вынес постановление о заключении под стражу и на этом успокоился. Вот этого-то мать и не смогла пережить…