Платье невесты

Лена Сокол

Платье невесты

© Лена Сокол

* * *

Пролог

Когда Витя притащил к ней в квартиру палатку, Маруся очень обрадовалась. Ей нравилось, что он уже считает это место своим. Нет, их общим местом. Домом. Ее не беспокоило, что теперь весь коридор будет завален всевозможным снаряжением. Девушка очень радовалась тому, что ее Витенька во время своего сплава по горным рекам будет защищен от любых капризов непогоды.

Она даже представляла, как в лицо ему дует холодный ветер, как на пути встречаются препятствия и опасности, как напрягаются его мышцы, когда он пытается преодолеть тернистый путь по горной местности. И от этих мыслей все эти разбросанные по полу ботинки, спальник, рюкзак, специальная одежда и маска уже не так сильно ее раздражали.

Зато как счастлив был Витя, что она разделяла страсть к его увлечению! Часами он мог рассказывать, как трудно приходится ему в походе, и почему так важно, чтобы перчатки, маска, куртка и даже майка были дышащими и не пропускали ветер и влагу. Ведь сколько сил и навыков понадобится Вите в этой нелегкой экспедиции, и каким выносливым и смелым нужно быть. «Вот, гордись мной!»

И она гордилась. Помогала выбирать весь этот хлам, позволяла хранить его у себя дома и даже периодически сдувала с него пылинки. Впрочем, как и с самого Вити. И со всего, что было с ним связано.

– Улучшенная вентиляция! Ветроустойчивость! Два тамбура, два входа! – Вещал ее Витя, крутясь вокруг долгожданной покупки. – Четыре внутренних кармана и петли для бельевых веревок или лампы! Отражатели, застежки-молнии!

И Маруся восхищенно ахала на каждом слове, одновременно помогая ему раздеться и надеть тапочки, которые она ему недавно купила.

Витя не замолк и во время быстрого ужина: давясь мясом по-французски и гарниром из молодого картофеля, он с упоением рассказывал о том, по какому сложному и опасному маршруту отправится на этот раз. А девушка, умиляясь, представляла, что, возможно, однажды тоже преодолеет и страх высоты, и врожденную нелюбовь к комарам-кострам-палаткам и отправится вместе с ним.

И злилась.

На его эгоистичную Натали, которой трудно было принять и понять столь мужественное хобби супруга. А потом девушка смотрела на ситуацию с другой стороны и потихонечку успокаивалась. Все-таки, все эти туристические причиндалы – это то, что в данный момент их с Витей еще сильнее сближало. Это именно то преимущество, которое было у нее теперь перед официальной женой Вити.

– Ты, что, она ж меня погонит сразу! Скажет, или вали из дома, или сдавай всё своё добро обратно в магазин! – Витя даже раскраснелся, представляя гнев супруги. – Ей разве объяснишь, что я мечтал, что откладывал долго. Заявит, что надо было лучше на новую машину добавить. Не-е-ет… Пока нельзя ей говорить, нужно подготовить. Пусть всё пока здесь полежит. До лучших времен.

Что и говорить, больше Маруси, наверное, никто этих времен и не ждал. Только вот они никак не спешили наступать. Год, второй, третий… А она все ждала, когда любимый Витенька сделает свой выбор. Вот как проснется однажды и поймет, что жена-мегера уже все мозги ему выпилила, и пора от нее когти рвать. И что Марусенька любит его больше всех на свете. И что готовит она вкусно, и хобби его разделяет, и в сексе никогда не отказывает. И даже наоборот.

Потому и принимала девушка весьма решительные действия, подталкивая его к тому самому, верному, шагу, который положит начало их совместной официальной жизни – становилась самой понимающей на свете женщиной: другом, женой, любовницей, верным оруженосцем. Журналы читала умные, советы из них выписывала, фигуру свою фитнесом подтягивала, ноги исправно брила и отчаянно привораживала Витеньку обновками эротичного кружевного белья.

– Не возражаешь? – Спросил ее ненаглядный, открывая окно, чтобы подымить.

На балкон ему было лень идти, к тому же осень – холодно. А в подъезде Витя опасался встретить кого-нибудь из знакомых. Ясное дело, пришлось бы объяснять, что он тут делает. А Маруся давно уже ничему не возражала. Если уж кто и заслуживал уступок с ее стороны, так это ее обожаемый Виктор. Пусть курит. Чем больше у нее преимуществ над надменной и холодной Натали, тем лучше.

Втянув последнее горькое облачко в легкие, Витя ткнул окурок в хрустальную пепельницу, которая теперь стояла на подоконнике специально для него, и обеспокоенно глянул на часы. По тому, как он нахмурился, выпуская ноздрями дым, Маруся поняла, что сегодня опять будет по-быстрому. Зато хотя бы будет. А то уже пару дней не виделись. И совсем скоро они смогут не считать минуты и никуда не спешить.

– Что там сегодня показывают? – Прошлепав в гостиную, Витя включил телевизор, добавил звука и зевнул.

Он прекрасно знал, что в это время транслируют очередное ток-шоу про семейные разборки, но без фонового шума ему было неуютно.

– Я так соскучилась, – призналась девушка.

– Иди сюда, – обрадовался он.

Подтянул к себе, вжался своим телом в ее тело. Привычно провел носом по шее девушки и прикусил мочку уха, заставив дышать чуть сорвано и быстро. А затем резко развернул и плотно прижался животом к спине. По-хозяйски проник пальцами под белье, проверил, готова ли Маруся, или придется потратить время на лихорадочную прелюдию.

– Ммм… – Застонала она под натиском его рук.

А потом все случилось так быстро, что девушка и не поняла, что это было. Ощущение было такое, будто она прибежала с опозданием на сеанс в кинотеатр, уселась удобнее, приготовилась посмотреть увлекательный фильм, достала попкорн, а тут уже титры на весь экран, включается свет, и люди встают с мест, чтобы покинуть зал.

Витя несколько раз сильно дернулся, прижал ее к себе и обмяк.

– Вот это да. – Сказал он, пытаясь восстановить дыхание. – Как ты?

– Хорошо. – Соврала она, приподнимаясь.

Взглянула искоса на то, как он брезгливо, стараясь не запачкать пальцы, снимает использованную резинку, и приподнялась.

– Я в душ. – Мужчина наклонился и ткнулся сухими губами ей в рот.

– Угу. – Кивнула она, принимая свою порцию ласки.

А потом принялась собирать одежду, разбросанную по полу, слушая, как он смывает с себя горячей водой запах ее духов, поцелуев и мяса по-французски, которым пропитался весь воздух в кухне.

– Представляешь, – захлебываясь, бубнил он в трубку кому-то из своих друзей, – два тамбура, два входа! – Наскоро натягивал рубашку на еще влажное тело. – Отражатели, застежки-молнии! Да-да, все как мы с тобой и планировали. Оставил у Маруськи, надо сначала подготовить почву, дождаться, когда настроение у нее будет хорошее. А то сам знаешь, вопить будет, что угорелая!

Криво напялил шапку. Девушка заботливо поправила. Влез в ботинки – она помогла завязать шнурки. Витя так и не расстался с телефоном, покидая ее квартиру. Чмокнул на прощание и продолжил разговор, спешно сбегая по лесенкам. Маруся привычно прильнула к холодному окну: вот сейчас обернется и помашет ей. Но он никогда не оборачивался. Очень торопился, потому что домой нужно было вернуться вовремя.

Потом девушка убирала со стола, смотрела скучные телевизионные передачи, представляя, как однажды они с Виктором будут делать это вместе, а потом ложилась в одинокую постель на прохладные, противно скрипящие простыни и долго пыталась согреться.

Да, пока она спала в своей кровати одна, зато все эти три года Маруся была для него самой понимающей, ценящей и верной. А ведь это еще одно преимущество, которое Витенька непременно оценит.

Еще чуть-чуть, и она будет счастлива. Ждать оставалось недолго.

1

Дело в том, что Маруся была красавицей от рождения. Правильный овал лица, пухлые губы, огромные зеленые глаза и шикарные, густые волосы. С такой внешностью можно было не краситься. И даже не расчесываться. И даже спать лицом в подушку, а утром не смотреться в зеркало: надела мешок из-под картошки, пошла в люди, и уже красавица. Классическая. А у такой по закону природы подруг быть не может.

Но у нее была одна. Скорее приятельница, еще со школы. Сошлись они на том, что сидели за одной партой и друг у друга периодически списывали. Маруся у нее математику, а Таня, так звали подругу, у Маруськи – гуманитарные дисциплины. И дружба, замешанная на риске и мухлеже, была для них чем-то особенным, авантюрным и не поддающимся пониманию.

После окончания школы обе девицы поступили в институт. Маруся все пять лет вздыхала по однокурснику Ванечке, а Таня уже на третьем курсе выскочила замуж. И брак этот дал огромную трещину в их приятельстве, а также избавил Татьяну от необходимости продолжать обучение, так как она забеременела и вынуждена была уйти в академический отпуск.

Избранник подруги Марусе сразу не понравился. В первый же день, когда Танечка прибежала в их комнату в общаге и сообщила, что встретила на художественной выставке эффектного холостяка-миллионера. Шестое чувство подсказало ей, что радоваться за подругу рано, и было право: холостяк оказался толстым коротышкой с соболиными бровями, жирными пальцами и далеко идущими похотливыми планами на молоденькую студентку.

С того дня Танечку словно подменили. Все, о чем она могла болтать, это ее новые трусики за триста евро или шарфики за пятьсот. Отныне она проводила время в особняке своего, как она его называла, Боссика, и считала своим долгом рассказывать подруге в мельчайших подробностях о том, какими роскошными норковыми шкурками устланы позолоченные скамьи на террасе у ее избранника, и о том, что коллекционный коньяк в его баре стоит дороже однушки в центре.

Вместе с Боссиком они смотрелись, как дедушка и внучка, но частые походы в ЦУМ оправдывали и это. Платья от Valentino, туфли Jimmy Choo, сумки Gucci и духи от Dior позволяли закрывать глаза на любые внешние недостатки престарелого любовника. Совсем недавно Танечка и представить не могла, каково это – иметь собственный замок в элитном поселке и вращаться в обществе миллионеров, а теперь вот – пошло-поехало.

– Хочешь выбиться в люди, нужно попытаться выгодно продать свою пока еще свежую сексуальность подороже, – учила она Марусю.

Но та, к сожалению, еще с юности мечтала влюбиться от всего сердца, а не выскочить замуж за золотые прииски или нефтяные качалки.

Потому все старания Танечки переодеть и перековать ее под нужды олигархов она яро отвергала. И вскоре подруга махнула на нее рукой, переехала на Рублевку и обменяла свою свободу на бриллиантовую подвеску, норковый полушубок и операцию по увеличению сисек.

Летели дни, недели, месяцы, а тем для общения у бывших подруг почти не оставалось. Да и стеснялась ее Таня: не место красивой, незамужней приятельнице на светской вечеринке для высокопоставленных гостей в ее загородном доме. Нелепо бы она там смотрелась.

Так и разошлись их пути.

И Ванечка, над которым так долго вздыхала Маруся, решил вдруг жениться. Ни с того, ни с сего, не оценив порывов ее души, внезапно объявил, что у него есть невеста. И даже не поблагодарил за пять лет дружбы и помощи в учебе. Просто вывалил на нее эту свою новость во время прощального банкета по случаю окончания учебы в институте – как раз в тот момент, когда девушка, приняв для храбрости сто грамм, прильнула к его груди.

Но, оказывается, наличие невесты и ожидание скорой свадьбы никак не влияло на желание Вани слиться с Марусей в страстном дружеском порыве без стеснений и обязательств. Он жадно целовал ее на танцполе, затем крепко обнимал в такси, а потом старательно лишал девственности в комнатушке общаги под аккомпанемент скрипа старой кровати и собственных довольных стонов.

Это даже было похоже на любовь. С длинной, пьяной прелюдией, перерывами на разговоры о смысле жизни, глубокими поцелуями, неожиданным и неуклюжим минетом уже под утро.

– Красивая самая, – шептал Ваня ей на рассвете.

– Правда?

– Да, всегда на тебя заглядывался.

– Так почему не сказал?

– Думал, у тебя есть кто. У красивых всегда кто-тот есть. Сначала страшно было подойти, а потом мы сдружились, да так крепко, что неловко стало пытаться перейти черту.

– А я тебя любила. Все эти пять лет. Любила, как ненормальная. Все лекции просиживала, глядя на тебя. И сейчас люблю.

Она прильнула к его волосатой груди и обняла крепко-крепко. Могла бы замурлыкать кошечкой, обязательно бы это сделала – в доказательство своих слов. А Ваня лишь неловко провел по ее волосам тяжелой ладонью, загадочно хмыкнул, поерзал, аккуратно высвободился из объятий и встал. Молча натянул трусы, рубашку, брюки. Даже не обернулся. Сказал, что пойдет покурить, и пропал.

Девушка подождала минут пятнадцать, лихорадочно обдумывая, как же им теперь с Ванечкой быть: ему ведь придется объясняться с невестой, отменять свадьбу, извиняться перед гостями, примириться с тем, что пропадет задаток за банкет в ресторане. Единственный плюс – костюм он сможет надеть на их с Марусей будущее бракосочетание. Как же все-таки хорошо, что они, наконец-то смогли поговорить и раскрыть душу друг перед другом!

Но крохи сомнения с каждой минутой, пока не возвращался ее сокурсник, превращались в клубки тревоги. «Куда же он запропастился?» Простынет ведь, глупенький. И, накинув халатик, девушка поспешила на лестницу. Но ни табаком, ни Ваней там даже не пахло. Напрасно она десятки раз набирала его номер, тревожась, что же такого могло с ним произойти. С парнем все было хорошо. Через пару дней он обнаружился живой и здоровый на собственной свадьбе – при костюмчике и красавице-жене, разумеется.

Маруся была не из тех, кто устраивает прилюдные разборки. Она хотела просто поговорить. Ведь с кем не бывает? Женитьба – серьезная ответственность. Ну, струсил парень, побоялся отменить. Ну, может, передумал? Понял, что согрешив с подругой, он совершил ошибку. Или вдруг родственники будущей жены надавили? С кем не бывает. Неужели, она, Маруся, не была достойна того, чтобы с ней просто по-человечески объяснились?

Но Вани с извинениями она так и не дождалась. Он просто вычеркнул ее из своей жизни и из памяти, как маловажный и ничего не значащий эпизод. Подумаешь, лишил девственности наивную дурочку – чего только по пьяни не бывает.

А вот и до этого не особо общительная Маруся теперь и вовсе замкнулась в себе. Сдала комнату в общаге, собрала вещи и вернулась в свой маленький, провинциальный городишко, чтобы коротать вечера за книжками и мысленно искать предателю-любовнику всевозможные оправдания. Просто она всегда до последнего верила в людей, даже в безнадежных.

2

Но в родительском доме девушка покоя тоже не нашла. Ограниченная строгими рамками жизнь показалось ей тесной, как старая обувь. Строгий распорядок дня скупой на проявление чувств матери, ворчание вечно всем недовольного отца и постоянные причитания семидесятилетней бабушки о том, что ее внучка – неудачница, радости существованию не добавляли.

– Художку забросила, вступительные испытания в балетную школу провалила, из музыкалки выгнали. – Бабушка могла перечислять моменты моего позора часами. – А ведь отец тебе скрипку купил!

– Бабуль…

– А теперь вот! Сидишь с дипломом дома. В столице не смогла устроиться, просиживай штаны в глубинке. Еще пару лет, и кончишь старой девой. Личная жизнь вон, неустроенная. А все почему? Потому что ты старших никогда не слушала.

А она слушала.

Наверное, поэтому никогда и не пробовал жить своей жизнью. Не задумывалась, чего хочет от этой жизни, кем мечтает стать. Каждый из родных пророчил ей правильное по его мнению будущее: статной жены богатого банкира, строгой скрипачки в лучшем оркестре страны, язвенно-бледной балерины, колесящей с гастролями по всему миру. И уж точно никто из них не думал, что из девчушки вырастет отпетая неудачница, у которой в любой из сфер жизни ничегошеньки не будет получаться.

И вот в один прекрасный воскресный день, когда вся семья вернулась с дачи, они расселись за столом в тесной кухне и стали наперебой давать Марусе советы:

– Иди в центр занятости. Работу найдешь, некогда будет глупостями заниматься!

– Выпиши из газетки все вакансии и начинай обзванивать.

– В Интернете! В Интернете! На сайтах гляди!

– Ты уже целых две недели дома живешь, чай не гостья. За квартиру свою долю плати, а для этого работу ищи. Желательно на заводе, чтобы стабильно. Желательно у станка, чтобы не расслабляться.

– Нет, пусть устраивается в бухгалтерию, – настаивала бабушка, – они там больше получают. Уж я-то знаю.

А уставшая от тяжелой работы под палящим солнцем Маруся мечтала только об одном – уехать от них, желательно подальше и навсегда.

– Чего молчишь-то? – Спросила мать.

Ее голос показался девушке таким чужим и далеким, что по телу пробежал холодок.

– А я… я возвращаюсь обратно. – Тихо проговорила она.

И спрятала взгляд в чашке с чаем.

Они спорили еще долго. Каждый из них лучше знал, что нужно Марусе. Но никто так и не поинтересовался, чего хочет она сама. И почему, как вернулась, совсем не улыбается. И чем она жила без них последние пять лет. И о чем болит ее сердце. В окружении этих людей девушка чувствовала себя еще более одинокой, чем в пустой комнате общаги. А значит – не о чем было жалеть. Она вернулась в шумный мегаполис и шагнула навстречу мечте. Какой? Сама еще не знала.

Но все было впереди.

Чемодан, вокзал, несколько тысяч в кармане и широко распахнутые от волнения и страха глаза. Те простые признаки, по которым служители правопорядка с легкостью вычисляют наивных приезжих. Маруся об этом знала, но все равно ничего с собой не могла поделать. Чего она ждала от этого города? На что надеялась? Куда планировала пойти? Съемная квартира это не комната в общаге, она стоила куда дороже, и была ей сейчас не по карману.

Девушка присела в уголке, чтобы еще раз пролистать с телефона объявления о сдающейся жилплощади. После душного, прокуренного поезда прохлада вокзала казалась ей обжигающей, почти ледяной. И кто бы мог подумать, что на эту, кутающуюся в бабушкин платок, не выспавшуюся, лохматую провинциалку, положит глаз самый разбитной и любвеобильный уличный художник мегаполиса Ян Зварский.

Он зашел на вокзал проводить старого товарища, который был в городе проездом всего на сутки. И все это время эти двое не вылезали из кабака. Поэтому Ян, с покрасневшими от недосыпа глазами, с всклокоченными длинными волосами, в распахнутой на груди рубахе с закатанными рукавами, смотрелся среди вокзальной шушеры почти своим. Он передал спящего товарища в надежные руки проводницы и теперь шел, лихорадочно придумывая, где бы купить сигарет, когда его блуждающий по витринам лотков взгляд вдруг наткнулся на безупречную красавицу Марусю.

Эти двое вряд ли бы когда-то встретились в обычной жизни. Не иначе, как звезды сошлись в нужном месте и в нужное время. Обворожительный гуляка с дурной репутацией и скромная, растерянная нимфа с невинными глазами. Ян сразу прочел в ее глазах безысходность деревенщины, которой некуда податься. Подсел, разговорился. Как мужчина обаятельный, сразу выпытал информацию об отсутствии жилья и прописки.

А дальше у него совершенно случайно оказалась свободная комната в квартире на одной из центральных улиц – пешеходной, оживленной и наполненной туристами. Совершенно случайно он давно хотел найти для нее постояльца за символическую плату и как раз – одинокую, приличную девушку без вредных привычек.

Это Марусе еще повезло, что Зварский не оказался маньяком-насильником. А ведь мог быть кем угодно. Торговцем живым товаром, к примеру – он мог бы продать ее в бордель, удерживать в плену, убить и расчленить, и никто не стал бы ее искать. Но девушке показалось, что она разглядела в его глазах что-то доброе и искреннее, и нужно было отдать ему должное – Ян ничего плохого и не замышлял.

Просто влюбился.

Так, как влюблялся каждые три дня. Искренне, от всей души и до тех пор, пока не встретит другую очаровательную незнакомку.

3

Он привел ее в свою старенькую, доставшуюся еще от бабушки, двушку с высокими потолками и скрипучими потертыми паркетными полами. Квартира располагалась на шестом этаже и имела собственный выход на огражденную кривой кованой решеткой крышу. Туда Ян на лето перебирался из своей комнаты вместе со всем художественным скарбом: мольбертом, красками, зонтом и ржавой раскладушкой. Рисовал, пьянствовал, соблазнял натурщиц.

Для Маруси он отвел вторую спальню, которую использовал как склад, или попросту – как свалку. Вообще, вся его квартира мало напоминала жилище обычного человека. Это была студия, в которой время от времени собирался цвет богемы и местные фрики. Разуваться в этом царстве искусства принято не было, осуществлять любые виды уборки тоже.

Но девушке там понравилось. Из окна шикарный вид на храм, на горизонте живописные загогулины вымощенных камнем улиц, всюду разноцветные крыши, залитые солнцем, и нескончаемый щебет птиц, уютно вписывающийся в шум машин. А главное – ей было, где ночевать, хотя бы первое время. И можно было не спеша производить поиски работы.

Коварный план Зварского по быстрому взятию Маруси штурмом с треском провалился. Она не повелась ни на его наглые зеленые глазищи, ни на крепкие ягодицы, которые мужчина выставлял напоказ, щеголяя от ванной к кухне в чем мать родила, ни богатая растительность на его сильной груди. Все это девушку, конечно же, впечатлило, но не настолько, чтобы с головой нырнуть в жадные объятия любвеобильного художника.

И тот целых две недели, что было на него совсем не похоже, изнывал от невыносимой тоски. Приглашал ее прогуляться вместе, зазывал попозировать, даже разрешил прибраться и вымыть у себя полы, но контакт дальше приятельских отношений никак не шел. Тогда Зварский пошел на кардинальные меры – предложил Марусе с ним выпить.

И даже повод был выбран подходящий: творческая хандра. Так называемый неписец.

– Вот стою у чистого листа и ничего не вижу. Ничего. Я пуст. – Трагически произнес мужчина, разливая коньяк по рюмкам. – Мы с тобой в одной лодке: оба еще не нашли своего пути. Но у тебя вся жизнь впереди, а я безнадежен…

– Нет же! – Бросилась разубеждать его Маруся, лавируя между полотен, сложенных вдоль стен. – Посмотри, это гениально. Какие цвета, какие формы!

– Передо мной словно барьер. – Пожимал плечами Ян, подливая ей еще. – Эти модели… Они все серые… Одинаковые какие-то. Мне нужна муза. Разве что ты могла бы…

– Но я…

– Посмотри на эти плечи. – Опрокинув рюмку, он потянулся и грубой ладонью провел по ее нежной коже на ключице, затем осторожно скользнул к предплечью и вздохнул: – Я хотел бы его нарисовать. Просто плечо. – Медленно пальцами вверх обратно. – И шею. Этот лебединый изгиб. Он прекрасен. Не двигайся. – Зварский притащил с крыши мольберт, установил на него чистый лист, схватил грифельный карандаш. – Не шевелись, Мария. Только так. Четкие линии. Изящные, рваные, живые.

Девушка сидела, боясь вдохнуть и выдохнуть. Она залюбовалась блеском в его глазах, его дикой увлеченностью, его мягкими каштановыми волосами, упавшими на напряженное лицо. Коньяк согрел желудок и разлился неожиданным горячим теплом по венам, забирая ненужную стеснительность. И когда Ян подошел, чтобы поправить ворот ее хлопковой туники, она не возражала, чтобы он сдвинул ее ниже, оголив второе плечо и нежное кружево бюстгальтера.

Через полчаса ее тело было обнажено на половину и горело под безумным взглядом талантливого мастера. Еще через полчаса руками этого же мастера оно было обнажено уже полностью. Коньяк, тугие бицепсы и природное обаяние Зварского взяли верх над неприступной скромностью Маруси, до сих пор не знавшей настоящей мужской ласки и вкуса искушенной страсти.

Он приподнял ее на руки, словно пушинку, отнес к дивану и положил прямо на старые газеты, смятые проспекты и пожелтевшие наброски. Девушка дрожала от его прикосновений, но настойчивый поцелуй снял все ненужное напряжение. Ян Зварский был опытным любовником и знал, на какие кнопочки нужно нажимать, чтобы женское тело заиграло в его умелых руках, словно роскошный рояль. Он отстранился и опустился ниже, заставив Марусю поволноваться. Она смотрела на него, кусая разгоряченные губы, будто наблюдала за реакцией на собственную наготу.

По коже бежали мурашки. Девушка видела, как потемнел взгляд Яна, когда он опустился ей между ног. Попыталась притянуть его обратно, но мужчина решительно убрал ее руку. А затем прикоснулся к ней там. И от неожиданно приятных ощущений Маруся шумно вдохнула и выгнула спину. Решила не сопротивляться. Довериться. Захлебываясь от ощущений, она не переставала удивляться, почему его язык был таким прохладным, если они вместе пили коньяк, от которого должно было стать теплее.

Но у Зварского были свои секреты. Ни одна женщина еще не уходила от него неудовлетворенной. Вот и с Марусей он управлялся проворно, точно зная, когда нужно ускориться, а где немного притормозить. И девушка больше себя не сдерживала: извивалась, приближая к нему разведенные ноги, мяла лихорадочными пальцами шуршащие под ней наброски и тяжело дышала. Наконец, почувствовав, как ее тело сводит сладкой судорогой, Ян прижался к ней лицом и до боли впился пальцами в бедра. Она вскрикнула, изогнувшись от яркой вспышки, и упала влажной от пота спиной на бумаги, служившие им простынями.