Меч и перо

Посвящается Торокулу и Нагиме Айтматовым

Любить и ждать – это, наверное, самое тяжелое испытание,

которое может выпасть на долю женщины.

Судьбу от болезни беспамятства ты защити –

Ведь у человека на долгом и трудном пути,

Помимо матери – той, что его родила, –

Четыре есть матери, словно четыре крыла:

Родная земля – наша суть и основа основ,

И слово родное, пришедшее к нам от отцов,

Родные обычаи – добрый и благостный свет,

Горящий для нас через тьму поколений и лет,

Родная история – как бы она ни была

Горька и печальна, мучительна и тяжела…

Беспамятным ветром развеет беспамятный прах,

Того, кто забыл о своих четырёх матерях.

Народ, что четыре святыни не смог защитить,

Не сможет и счастья судьбы никогда ощутить.

Четыре Матери – словно судьба дорогих,

Коль жить – лишь для них,

А погибнуть – так только за них!..

Мухтар Шаханов

ПРОЛОГ

Волк поднял нос по ветру и замер. Замерла и идущая за ним вслед волчица. Посмотрев на застывшего вожака, она поняла, что причиной внезапной остановки был какой-то важный сигнал. И действительно, тонкое обоняние зверя в разреженном горном воздухе уловило фрагменты отдельных запахов, которые могли бы заинтересовать голодную пару. Полученная волками через их феноменальные сенсоры обоняния информация говорила о том, что здесь, на склоне тянь-шаньских гор, недавно паслось стадо горных козлов. Видимо, их спокойствие было кем-то нарушено, гурт ретировался со склона в сторону северных хребтов и в данное время продолжает двигаться без остановки. Волк знал, что в местах с отвесными скалами горным козлам нет равных. Преследование этих животных было бесполезной тратой времени и сил. И если бы не один важный момент, который учуял острый нюх волка, вопрос о возможном преследовании стада перед ними бы не стоял. Нос подсказал вожаку, что среди снявшегося со склона стада есть ослабевшее животное, которое едва поспевало за сородичами. Именно эта информация, выделенная из всей гаммы запахов, заставила голодных хищников перейти из поискового состояния в охотничье.

Волки, осторожно ступая среди камней, спустились на стойбище, где до недавнего времени паслись козероги. Среди многочисленных следов копыт вожак безошибочно нашёл след обречённого. Выделив его из всех прочих, хищник принюхался к отпечатку копыта и, глубоко вдохнув, «отсканировал» его в память. Тысячелетиями совершенствовавшийся мозг зверя, словно современный суперкомпьютер, за долю секунды обработал поступившую информацию, разбив её на составляющие, и выдал виртуальный образ будущей жертвы. Интересующий волков объект был особью мужского пола, трёхлетнего возраста. У него была повреждена правая передняя нога. Рана загноилась, и личинки овода не давали ей зажить, доставляя животному сильную боль. А попавшая в рану инфекция спровоцировала серьёзный воспалительный процесс. Козёл уже не мог в полную силу ступать на больную ногу. Животное потеряло прежнюю скорость передвижения, которая являлась залогом его безопасности, и было обречено. Вопрос теперь стоял лишь во времени его обнаружения. Вот такую информацию получил мозг хищника, при этом волк не забыл о том, что потенциальная жертва, хоть и потеряла главное преимущество, будет до последнего вздоха бороться за свою жизнь, и догнать ее в горах будет нелегко даже в столь нездоровом состоянии. Для волка – совершенного охотника животного мира – это было так же очевидно, как и основной закон природы, гласивший: выживает сильнейший. Как и то, что с самого сотворения мира всё живое подчиняется инстинкту самосохранения.

После того, как хищники определили направление охоты, волчица решила немедленно начать преследование потенциальной жертвы. Она приготовилась сорваться в погоню и ожидала лишь знака от вожака. Однако хищник гнаться за козерогом почему-то не спешил, что вызвало беспокойство у его спутницы. Волчица не догадывалась, что в последний момент в мозг вожака поступила ещё одна немаловажная информация: среди прочих запахов, учуянных сенсорами обоняния волка, имеется особенный, на который необходимо обратить пристальное внимание перед тем, как решиться на погоню за больным животным. Это был запах лошадиного пота, и он мог означать лишь одно – поблизости от животных должен быть человек, который намного умней и коварней любого хищника, в том числе и представителей волчьего рода. Волк, как и всё живое, боялся встречи с человеком. Волчица же не была знакома с людьми, и запах лошадиного пота не испугал её так, как вожака, который,

напротив, хорошо знал, с кем имеет дело. Поэтому теперь волк попробовал отыскать следы хозяина лошади, и лишь после принять решение по дальнейшему плану действий.

Вожак не ошибся. Следы копыт он обнаружил на другом склоне хребта, откуда в первый раз учуял лошадей. Здесь же, вынюхивая следы, он нашёл едва заметную тропу, по которой и передвигались кони. Он был знаком с этой тропой. Она простиралась по всей гряде горных склонов и вершин, беря начало в великих степях и заканчиваясь в котловине горячего озера. Волк остерегался этой дороги, потому что он не раз встречался на ней с людьми, которые шли по тропе с тяжёлыми вьюками, нагружёнными на верблюдов и лошадей. То были караваны с шёлком, сопровождаемые неторопливыми погонщиками. Волк сумел определить, что, в отличие от известных ему караванов, этот был особенным. Во-первых, лошади были налегке, без груза и лишь со всадниками. Во-вторых, волк уловил запах кованого металла с едва ощутимым привкусом человеческой крови. Запах закалённого железа волк хорошо запомнил. Когда-то, ещё в юности, он с несколькими молодыми хищниками напал на одинокого путника, который разрубил двоих из них напополам вот таким кованым металлом, после чего остальным пришлось позорно бежать. С тех пор волк осознал, что человек сильней него.

И те, кто сегодня прошёл по этой тропе, не были обычными погонщиками. Вожак интуитивно почуял, что эти люди были иного склада, иного характера. В воздухе чувствовалась их энергетика необычной силы, как у того одинокого путника, да и всадников было очень много.

«Что они здесь могли делать?» – как бы подумал волк. Эти всадники вспугнули стадо. А козероги за версту чуют опасность. Такие вот обстоятельства и подсказывали волку не торопиться с погоней. Возможно, что люди сами вели охоту за стадом. Поэтому вожаку предстояло решить – составить ли конкуренцию человеку, начав собственную погоню за больным животным, или удалиться в поисках другой добычи.

Волчица же не могла взять в толк, почему он медлит. Каждая секунда дорога, и надо начинать преследование! Она в нетерпении укусила его за ляжку. Волк искоса посмотрел на неё, всё ещё не решаясь открыть охоту.

Это была уже немолодая волчья пара, но она ожидала очередной выводок. Нагулявшись и вдоволь натешившись любовными играми, они ослабли и проголодались. Волчица уже почувствовала самое сокровенное для всего живого – в её утробе зарождаются детёныши, и это втройне обострило её инстинкты, в том числе и главный – сохранение рода. Бессознательное подсказывало ей, что она должна в этот важный период хорошо питаться, тогда выводок родится крепким, и у волчат будут все шансы выжить в суровых условиях гор. Именно эти обстоятельства заставили её взять инициативу на себя и, несмотря на опасность, исходившую от призрачных всадников, начать преследование. Самцу не оставалась ничего, кроме как подчиниться воле волчицы.

После беспрерывного бега по непростым горным склонам волк остановился, вновь поднял морду и принюхался, чтобы определить дальнейшее направление погони. Волчица, высунув язык, тяжело дышала. Дыхание её стало частым и прерывистым. Волк с сочувствием посмотрел на спутницу – та почти обессилила. Вожаку необходимо было форсировать охоту, чтобы поскорей накормить беременную самку. Но в таком состоянии, сейчас это сделать было нелегко… Волк, как и многие хищники, был приспособлен к трудностям любого порядка, и если у него не хватало прыти и присущей парнокопытным скорости в преодолении сложного горного рельефа, то этот недостаток с лихвой компенсировали феноменальная выносливость и изворотливый ум. В запасе у волка было ещё одно оружие, которым он и решил сейчас воспользоваться. Ведь ум хищника мог только ему известным способом, по каким-то только волчьему роду известным алгоритмам рассчитать время и место пересечения со своей жертвой в той или иной точке пространственной системы координат. Такие молниеносные расчёты под силу боевым самонаводящимся ракетам, каковыми, в сущности, и были, наверное, волки в дикой природе. Расчёт заставил их развернуться на 180 градусов, что могло бы привести в замешательство любого стороннего наблюдателя за погоней. А расчёт был прост. Волки должны обогнать козерогов и выйти им наперерез к скальному разлому, где, согласно рельефу местности, и должно было пройти стадо.

Они молниеносно пересекли узкую лощину и вышли на пригорок, от которого до скального разлома было рукой подать. Волки не сбавляли скорость. Расчёт оказался верным. Стадо проходило по краю пропасти, когда волки вышли ему во фланг. Промчавшись по отвесному склону, козероги почуяли хищников и ускорили бег. А вожак уже нацелился на выбранную жертву. Он точно знал, что одним из последних в стаде, буквально на пределе шло то самое – ослабевшее животное. Волк уже увидел его, почувствовал его. Козерог от невыносимой боли в хромой ноге сбавлял бег, и поступь его стала неуверенной. В глазах больного животного начинало темнеть, козел терял ориентиры. Дыхание прерывалось, он остановился, чтобы передохнуть. И в этот момент, пригнув голову к земле, волк достиг пределов досягаемости жертвы, а когда до неё осталось не более трёх метров, сделал смертельный для козерога прыжок.

Бедное животное не ожидало атаки. Клыки волка вонзились ему в шею и, словно лезвием, перерезали сонную артерию. Кровь хлынула из раны фонтаном, и хищник с вожделением впился в свою жертву. Наслаждаясь живительной влагой, он на какое-то мгновение в блаженстве забыл, что вслед за стадом идут люди. Волчица также стала в упоении разрывать теплую плоть бьющегося в агонии козерога. Вдруг до волка дошло, что поблизости могут оказаться всадники. Хищник осознал, что они со своей добычей находятся прямо на тропе, и по ней в скором времени должны пройти те самые люди и их лошади.

И он не ошибся – за его молниеносной атакой наблюдали с горы напротив. Люди, взяв под узду лошадей, осторожно ступали по крутой тропе, где любой шаг мог привести к падению в пропасть. Но идущие вперед были уверены в своих силах и продолжали без страха двигаться по едва заметной дорожке, которая в конечном итоге должна была привести их к месту, где волки терзали свой трофей. Наконец вожак почувствовал чужаков. Поставив лапы на убитого козла, он взглянул на отвесные скалы – и увидел на них вереницу приближающихся людей. Один человек посередине цепочки выделялся статью и одеянием. В глаза волку смотрел величайший завоеватель мира – Темуджин, сын Есугея. Хотя волку было всё равно, кто перед ним; сейчас его беспокоило лишь то, что пришельцы могли претендовать на его добычу…

Серый хищник тоже привлёк внимание Темуджина. Полководец был искренне изумлен молниеносным нападением волка на козерога. Остановившись, Темуджин обменялся взглядом со своим главным телохранителем в этом походе и произнёс:

– Ты видел, Джебе, эту атаку серого?

– Да, мой повелитель, – тот не меньше начальника удивился прыжку волка. В горах редко случалось своими глазами увидеть охоту хищников.

– Поразительно. Природа наделила их такими способностями, которые человеку и не грезились, – продолжал восхищаться Темуджин, не замечая, как за ним остановились все нукеры-телохранители его личной тысячи. – Вот так и мы должны всегда действовать в атаках. Внезапно, напористо и хитро, – заключил великий монгол и многозначительно посмотрел на Джебе.

– Несомненно, мой повелитель. Мы будем действовать так, чтобы у врагов не было наималейшего шанса, – ответил Джебе и в почтении склонил перед Темуджином голову, на которой красовался великолепный шлем военачальника непобедимой монгольской армии. Темуджин, прищурив глаза, попытался проникнуть зверю в душу. Ему было очень интересно понять, что чувствует сейчас хищник, увидев сразу столько людей. И надо было решить – продолжить путь, отдав добычу волков своим воинам или же подождать, пока волчица не насытится мясом козерога.

Темуджин почувствовал дух волка, который бесстрашно смотрел в его сторону, пока волчица большими кусками рвала мясо и с жадностью глотала. Зверь не боялся человека и, видимо, решил отстоять завоеванное добро.

– Как ты думаешь, если мы попытаемся отобрать его трофей, он его отдаст? – не отрывая глаз от волка, спросил Темуджин преданного Джебе.

– Не знаю, думаю, что перед человеком ему не устоять, – ответил десятитысячник.

– А я думаю, он не отдаст эту добычу.

– Почему, мой повелитель?

– Потому что у его волчицы не осталась сил, и она скорей всего ждёт потомство. Законы великого неба, мой дорогой Джебе. Всё живое подчинено одному – стремлению продолжить свой род. И если сейчас они уступят нам добычу, то волчица не сможет восстановить силы, и это создаст угрозу для их потомства.

– Вы правы, повелитель, – склонив голову, покорно согласился Джебе и добавил: – Всё живое стремится к жизни.

– Но при всём при том у животных есть одно отличие от нас, – подчеркнул Чингисхан.

– Отличие в чем? – осторожно осведомился Джебе.

– Они не подвластны таким человеческим порокам, как алчность, жадность, зависть. Им не ведомы такие чувства, как жажда власти и богатства. В этом они превосходят человека. И ещё я точно знаю – если мы сможем забрать у него добычу, то его свободу мы точно не сможем отнять. Поверь мне, Джебе, небо всем даёт свободу, и это самое дорогое, что может быть у человека и зверя на всём белом свете.

После этих слов Темуджин, сын Есугея замолчал. Немного подумав, добавил:

– И ещё, в отличие от нас, звери никогда не думают о том, чтобы стать бессмертными или хотя бы суметь продлить свою звериную жизнь.

После этих слов непобедимый махнул рукой, и кавалькада двинулась дальше, вслед за проводником. Расстояние между людьми и хищниками стало сокращаться. Кто-то из них должен был уступить другому… С приближением всадников волк, не упуская из виду волчицу, оскалил острые зубы. Хищник решил выступить навстречу людям и приготовился к схватке.

– Стойте, – скомандовал вдруг Чингисхан. Вереница конников, растянувшаяся по горной тропе в длинную колонну, остановилась.

– Что случилась, мой повелитель?

– Вот видишь, я был прав. Волк и не думает уступать нам дорогу.

Чингисхан не ошибся, волк был готов до конца защищать свою добычу и сразиться с любым, пока волчица не насытится свежим мясом. Он был намерен сразиться и с тем человеком, который продолжал наблюдать за ним и пытался проникнуть в его волчью душу. Вожаку было всё равно, что этот стареющий воин – сам великий Чингисхан, названный своим именем за беспримерные завоевания и непобедимость. Волку было безразлично и то обстоятельство, что великий гурхан, пытаясь заглянуть в его душу, тайно грезил о бессмертии, для чего и шёл через эти труднопроходимые горы в долину горячего озера, чтобы встретиться на его берегу с оракулом, ведающим секрет вечной жизни.

– Знаешь, Джебе, есть немало различных религиозных учений. Согласно индийской вере, которая называется буддизм, душа человека никуда не исчезает и может переселяться в различных животных. Как же называется этот процесс? – попытался вспомнить Чингисхан, наморщив лоб.

– Мне об этом ничего неизвестно, повелитель, – ответил Джебе.

– Вспомнил – реинкарнация. И если это так, то в прошлой жизни я точно был волком. Спросишь, почему? Мне часто снится сон, что я один из них. Джебе, если это так, кто знает, возможно, в этом звере живёт душа одного из моих павших воинов, или моего верного военачальника Мухали, а может быть, моего сына Джучи. Скажи, мой верный Джебе, может такое быть, чтобы наши души после смерти переселялись в животных?

– Мне трудно судить об этом. Но я твердо знаю – всё на земле совершается с позволения великого неба – Тенгри.

– Что же, Джебе, мы не будем тревожить волков и подождем, пока они закончат трапезу. Дадим им время для этого. Может, и впрямь душа бессмертна и способна переселяться куда угодно. Быть может, в этом волке – душа моего отца.

Вожак будто понял, что всадники Чингисхана не сделают без его позволения ни шагу, и незамедлительно присоединился к своей, расправляющейся с козерогом, спутнице. Чингисхан и его воины терпеливо переждали пир хищников. Для того чтобы насытиться, волкам много времени и не потребовалась. По окончанию пиршества серый зверь вновь пристально посмотрел в сторону Чингисхана. Их взгляды опять встретились. Несколько мгновений они глядели друг на друга, после чего пара хищников развернулась и удалилась прочь, оставив на пути следования монгольских воинов обглоданные кости.

Чингисхан дал знак Джебе, и вереница его людей двинулась дальше. До места назначения отряду Чингисхана оставалось преодолеть ещё один сложный перевал.

Правитель, потерявший сердце своего народа, потеряет страну.

Чингисхан

МЕЧ

Впереди идущий проводник вдруг остановился у исполинской горной ели, которая, словно чудище из сказок, росла в расщелине заросшего тысячелетним мхом валуна. Проводник поднял правую руку, и вереница монгольских воинов, следующая за ним по едва заметной горной тропе, прекратила движение. Поднятая рука означала, что надо спешиться и пройти участок пешком, при этом жестко держать коней за узду, идти нога в ногу, чтобы ни один неверный шаг не вызвал камнепад.

Вместе с воинами спешился и Чингисхан. Сын свободных и просторных монгольских степей замер в ожидании дальнейшей команды проводника. Сейчас от провожатого зависел весь успех перехода, и Чингисхан, несмотря на свой статус, как простой нукер беспрекословно подчинялся отдаваемым командам. Кто-кто, а он знал, что в любом ратном деле строжайшая исполнительская дисциплина – это уже половина успеха. Все замерли в ожидании дальнейших указаний проводника. Но вожатый не спешил продолжать движение. Подойдя к огромному валуну, он посмотрел ввысь, на макушку ели, словно просил у неё совета. В голове он просчитывал степень риска прохождения такого числа людей с лошадьми через узкий проход над пропастью. Ведь он, проводник со стажем, не раз провожавший по этой тропе караваны с шелком, знал, что рано или поздно валун должен сорваться вниз и увлечь за собой и животных, и погонщиков. До сего дня проводник особо не задумывался над тем, когда всё случится. Ему хватало, что караванбаши исправно платили ему за то, что он просто указывал путь их караванам среди горных троп перевала Бедель. И если какой-нибудь караванбаши когда-нибудь сорвется в пропасть, проводника мало волновало. Он – человек, выросший в горах, будет точно знать день и час, когда камень, подточенный дождями, потеряет вековую опору и упадёт вниз вместе со своей елью. Но на сей раз он вел особый караван и потому сомневался. В караване не было вьючных верблюдов с крикливыми погонщиками. Этот караван состоял из тысячи монгольских всадников, костяк которых составляли выходцы из племени конуратов – личной охраны Чингисхана. Великий и непобедимый монгол всецело доверял соплеменникам своей матери Оэлун и жены Борте. Прирожденные воины отличались особой дисциплиной, силой, умом и преданностью. Они были способны вынести любые лишения и трудности. И если бы сейчас проводник допустил оплошность, его участь была предрешена. Поэтому он не спешил, тщательно выбирая безопасные тропы и просчитывая возможные риски. Ведь сам Чингисхан, великий джихангир – повелитель мира должен был перейти через перевал Бедель, чтобы попасть к священным водам озера Иссык-Куль. И путь в этом месте тянь-шаньских гор предстояло показать ему – Бекжану, сыну Каралая из кыргызского племени Бугучу. Великая честь выпала простому джигиту – проводить избранного в котловину горячего озера.

Спешившиеся воины замерли. Замерли и их кони. Внезапно, пока воины ждали команды продолжать движение, Чингисхан отчётливо услышал биение своего сердца. Тук-тук, тук-тук – громко и неустанно отсчитывало оно удары. Здесь, на высокогорье сердце старого воина работало на пределе. Чингисхана охватило неприятное чувство. Ему показалось, что сердце вот-вот разорвёт ему грудь и выскочит наружу. Чингисхан попытался мысленно успокоить его и обратился к нему, как к старому приятелю, ублажая тёплыми и нежными словами: «Успокойся, моё сердце. Мы с тобой пока не все земные дела успели сделать. Потому тебе рано уставать. Сколько тебе ещё предстоит биться, столько и мне совершить славных дел». И сердце будто вняло его словам, и ритм биения вновь стал размеренным и спокойным. «Почудилось», – подумал Чингисхан и тут осознал, что удары кажутся громкими из-за поразительной тишины. Он диву дался кратковременному затишью в горах, при котором можно было услышать не только биение сердца, но даже ход мыслей. Его поразило и то, что мысль вдруг приобрела зримые черты, стала по сути материальной, и её можно было ощутить. Это открытие заставило его пожалеть о том, что он не взял с собой в поход мудрейшего советника – Элю-Чу-Цая. Тот, наверное, нашел бы объяснение всему и смог бы рассказать, почему в горах животные и растения наполняет иной дух, они созданы из особой материи, в отличие от тех, что водятся в его родных монгольских степях. Немного подумав, Чингисхан решил, что здесь вообще всё по-другому, ибо горы – грозная сила, после чего вновь прислушался к тишине. В этот момент, пожалуй, он всем своим нутром почувствовал силу гор, проявлявшуюся здесь, на высоте, где воздух был разряжён до такой степени, что у отважных воинов носом хлестала кровь, и легкие судорожно сжимались от недостатка воздуха. Трудно дышать было и самому Темуджину, отчего ему захотелось опуститься на колени перед величественными вершинами.

Величие Тянь-Шаня давно поражало воображение Темуджина, сына Есугея. И сейчас, впервые стоя перед рвущимся ввысь небесным пиком, он понял, что для него, рождённого в степи, горы всегда останутся чуждыми и таинственными. Чингисхан безошибочно угадал, что от них вечно будет исходить невысказанная, скрытая угроза, и отвести ее не смог бы даже он. Мощь гор, начало гор, тайну гор постичь было трудно, они оказывались недоступными сознанию степняка.

Там, где он родился, всё было намного проще и понятней. Когда зацветёт та или иная трава, где и в каких изгибах и рукавах Керулена водится та или иная рыба, когда приходит сезон дождей, когда прилетает на зимовку та или иная птица… Здесь же, в горах даже погода меняется три раза на дню, и только здесь могли мирно сосуществовать все четыре времени года. Наверное, по этой причине к людям, рождённым и живущим в горах, у Чингисхана было особое отношение. Быть может, где-то в глубине подсознания он испытывал к ним почтение за то, что они были сделаны из особого материла, были крепки духом и телом. Вот и проводник, идущий впереди, наверное, такой породы. Чингисхан давно отметил, что шаги его были твёрдыми и уверенными. Сейчас провожатый даст команду, и они медленно, но верно пройдут этот сложнейший участок и окажутся на самом пике перевала. Тогда он, Чингисхан, наконец, сможет увидеть долину долгожданного озера Иссык-Куль. Но пока… Пока стояла дилемма: идти дальше по выбранному пути или же сменить его. И решение всецело зависело от проводника.

Чингисхан обвёл глазами своих воинов. Монголы были собраны, сосредоточены и, не смотря на трудность перехода, лица их не выдавали усталости. Однако элементы утомления не укрылись от взора завоевателя. Чингисхан подозвал к себе Джебе. Тот, преклонив колени, ожидал указаний.

– Слушай, Джебе, – степенно обратился он к воину. – Насколько я понял, это последний трудный участок, после которого начнётся спуск в долину, где расположено озеро и куда мы держим путь.

– Да, мой повелитель.

– Почему проводник так долго ждёт?

– Здесь тропа проходит рядом с пропастью, а у того огромного валуна проход ещё больше сужается. Проводник думает, что валун может сорваться вниз и вызвать камнепад…

– И вы не идёте дальше, потому что боитесь, что в пропасть могу упасть я, – не дав закончить мысль военачальнику, Чингисхан строго посмотрел на Джебе, потом продолжил: – Мой верный Джебе, мы с тобой столько прошли вместе. Ты знаешь своего повелителя. Слушай меня внимательно, только ты ведаешь, зачем мы идём в долину горячего озера. Вели проводнику не страшиться, ведь не впервые проходит он по этим горным тропам, немало провёл он по ним караванов с китайским шёлком. Надо спешить, ибо воины притомились – им нужен отдых. Вели проводнику не бояться.