Полное собрание лирики

Сергей Александрович Есенин

Полное собрание лирики

© SMART-библиотека имени Анны Ахматовой, сопроводительная статья, 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Автобиография

Я сын крестьянина. Родился в 1895 году 21 сентября в Рязанской губернии, Рязанского уезда, Кузьминской волости.

С двух лет, по бедности отца и многочисленности семейства, был отдан на воспитание довольно зажиточному деду по матери, у которого было трое взрослых неженатых сыновей, с которыми протекло почти все мое детство. Дядья мои были ребята озорные и отчаянные. Трех с половиной лет они посадили меня на лошадь без седла и сразу пустили в галоп. Я помню, что очумел и очень крепко держался за холку.

Потом меня учили плавать. Один дядя (дядя Саша) брал меня в лодку, отъезжал от берега, снимал с меня белье и, как щенка, бросал в воду. Я неумело и испуганно плескал руками, и, пока не захлебывался, он все кричал: «Эх, стерва! Ну куда ты годишься?» «Стерва» у него было слово ласкательное. После, лет восьми, другому дяде я часто заменял охотничью собаку, плавая по озерам за подстреленными утками. Очень хорошо я был выучен лазить по деревьям. Из мальчишек со мной никто не мог тягаться. Многим, кому грачи в полдень после пахоты мешали спать, я снимал гнезда с берез, по гривеннику за штуку. Один раз сорвался, но очень удачно, оцарапав только лицо и живот да разбив кувшин молока, который нес на косьбу деду.

Среди мальчишек я всегда был коноводом и большим драчуном и ходил всегда в царапинах. За озорство меня ругала только одна бабка, а дедушка иногда сам подзадоривал на кулачную и часто говорил бабке: «Ты у меня, дура, его не трожь! Он так будет крепче».

Бабушка любила меня изо всей мочи, и нежности ее не было границ. По субботам меня мыли, стригли ногти и гарным маслом гофрили голову, потому что ни один гребень не брал кудрявых волос. Но и масло мало помогало. Всегда я орал благим матом и даже теперь какое-то неприятное чувство имею к субботе.

По воскресеньям меня всегда посылали к обедне и, чтобы проверить, что я был за обедней, давали 4 копейки: две копейки за просфору и две за выемку частей священнику. Я покупал просфору и вместо священника делал на ней перочинным ножом три знака, а на другие две копейки шел на кладбище играть с ребятами в свинчатку.

Так протекало мое детство. Когда же я подрос, из меня очень захотели сделать сельского учителя и потому отдали в закрытую церковно-учительскую школу, окончив которую, шестнадцати лет, я должен был поступить в Московский учительский институт. К счастью, этого не случилось. Методика и дидактика мне настолько осточертели, что я и слушать не захотел.

Стихи я начал писать рано, лет девяти, но сознательное творчество отношу к 16–17 годам. Некоторые стихи этих лет помещены в «Радунице».

Восемнадцати лет я был удивлен, разослав свои стихи по журналам, тем, что их не печатают, и неожиданно грянул в Петербург. Там меня приняли весьма радушно. Первый, кого я увидел, был Блок, второй – Городецкий. Когда я смотрел на Блока, с меня капал пот, потому что в первый раз видел живого поэта. Городецкий меня свел с Клюевым, о котором я раньше не слыхал ни слова. С Клюевым у нас завязалась, при всей нашей внутренней распре, большая дружба, которая продолжается и посейчас, несмотря на то что мы шесть лет друг друга не видели.

Живет он сейчас в Вытегре, пишет мне, что ест хлеб с мякиной, запивая пустым кипятком и моля Бога о непостыдной смерти.

За годы войны и революции судьба меня толкала из стороны в сторону. Россию я исколесил вдоль и поперек, от Северного Ледовитого океана до Черного и Каспийского моря, от Запада до Китая, Персии и Индии.

Самое лучшее время в моей жизни считаю 1919 год. Тогда мы зиму прожили в 5 градусах комнатного холода. Дров у нас не было ни полена.

В РКП я никогда не состоял, потому что чувствую себя гораздо левее.

Любимый мой писатель – Гоголь.

Книги моих стихов: «Радуница», «Голубень», «Преображение», «Сельский часослов», «Трерядница», «Исповедь хулигана» и «Пугачев».

Сейчас работаю над большой вещью под названием «Страна Негодяев».

В России, когда там не было бумаги, я печатал свои стихи вместе с Кусиковым и Мариенгофом на стенах Страстного монастыря или читал просто где-нибудь на бульваре. Самые лучшие поклонники нашей поэзии – проститутки и бандиты. С ними мы все в большой дружбе. Коммунисты нас не любят по недоразумению.

За сим всем читателям моим нижайший привет и маленькое внимание к вывеске: «Просят не стрелять!»

14 мая 1922Берлин

Стихотворения

«Вот уж вечер. Роса…»

Вот уж вечер. РосаБлестит на крапиве.Ястоюудороги,Прислонившись к иве.От луны свет большойПрямо на нашу крышу.Где-то песнь соловьяВдалеке я слышу.Хорошо и тепло,Как зимой у печки.И березы стоят,Как большие свечки.И вдали за рекой,Видно, за опушкой,Сонный сторож стучитМертвой колотушкой.1910

«Там, где капустные грядки…»

Там, где капустные грядкиКрасной водой поливает восход,Клененочек маленький маткеЗеленое вымя сосет.1910

«Поет зима – аукает…»

Поет зима – аукает,Мохнатый лес баюкает          Стозвоном сосняка.Кругом с тоской глубокоюПлывут в страну далекую          Седые облака.А по двору метелицаКовром шелковым стелется,          Но больно холодна.Воробышки игривые,Как детки сиротливые,          Прижались у окна.Озябли пташки малые,Голодные, усталые,          И жмутся поплотней.А вьюга с ревом бешенымСтучит по ставням свешенным          И злится все сильней.И дремлют пташки нежныеПод эти вихри снежные          У мерзлого окна.И снится им прекрасная,В улыбках солнца ясная          Красавица весна.1910

«Под венком лесной ромашки…»

Под венком лесной ромашкиЯ строгал, чинил челны,Уронил кольцо милашкиВ струи пенистой волны.Лиходейная разлука,Как коварная свекровь.Унесла колечко щука,С ним – милашкину любовь.Не нашлось мое колечко,Я пошел с тоски на луг,Мне вдогон смеялась речка:«У милашки новый друг».Не пойду я к хороводу:Там смеются надо мной,Повенчаюсь в непогодуС перезвонною волной.1911

«Темна ноченька, не спится…»

Темна ноченька, не спится,Выйду к речке на лужок.Распоясала зарницаВ пенных струях поясок.На бугре береза-свечкаВ лунных перьях серебра.Выходи, мое сердечко,Слушать песни гусляра!Залюбуюсь, загляжусь лиНа девичью красоту,А пойду плясать под гусли,Так сорву твою фату.В терем темный, в лес зеленый,На шелковы купыри,Уведу тебя под склоныВплоть до маковой зари.1911

«Хороша была Танюша, краше не было в селе…»

Хороша была Танюша, краше не было в селе,Красной рюшкою по белу сарафан на подоле.У оврага за плетнями ходит Таня ввечеру.Месяц в облачном тумане водит с тучами игру.Вышел парень, поклонился кучерявой головой:«Ты прощай ли, моя радость, я женюся на другой».Побледнела, словно саван, схолодела, как роса.Душегубкою-змеею развилась ее коса.«Ой ты, парень синеглазый, не в обиду я скажу,Я пришла тебе сказаться: за другого выхожу».Не заутренние звоны, а венчальный переклик,Скачет свадьба на телегах, верховые прячут лик.Не кукушки загрустили – плачет Танина родня,На виске у Тани рана от лихого кистеня.Алым венчиком кровинки запеклися на челе,Хороша была Танюша, краше не было в селе.1911

«За горами, за желтыми до́лами…»

За горами, за желтыми до́ламиПротянулась тропа деревень.Вижу лес и вечернее полымя,И обвитый крапивой плетень.Там с утра над церковными главамиГолубеет небесный песок,И звенит придорожными травамиОт озер водяной ветерок.Не за песни весны над равниноюДорога мне зеленая ширь —Полюбил я тоской журавлиноюНа высокой горе монастырь.Каждый вечер, как синь затуманится,Как повиснет заря на мосту,Ты идешь, моя бедная странница,Поклониться любви и кресту.Кроток дух монастырского жителя,Жадно слушаешь ты ектенью,Помолись перед ликом СпасителяЗа погибшую душу мою.1916

«Опять раскинулся узорно…»

Опять раскинулся узорноНад белым полем багрянец,И заливается задорноНижегородский бубенец.Под затуманенною дымкойТы кажешь девичью красу,И треплет ветер под косынкойРыжеволосую косу.Дуга, раскалываясь, пляшет,То выныряя, то пропав,Не заворожит, не обмашетТвой разукрашенный рукав.Уже давно мне стала снитьсяПолей малиновая ширь,Тебе – высокая светлица,А мне – далекий монастырь.Там синь и полымя воздушнейИ легкодымней пелена.Я буду ласковый послушник,А ты – разгульная жена.И знаю я, мы оба станемГрустить в упругой тишине:Я по тебе – в глухом тумане,А ты заплачешь обо мне.Но и познав, я не приемлюНи тихих ласк, ни глубины.Глаза, увидевшие землю,В иную землю влюблены.1916

«Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновы меха…»

Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновы меха.Выходи встречать к околице, красотка, жениха.Васильками сердце светится, горит в нем бирюза.Я играю на тальяночке про синие глаза.То не зори в струях озера свой выткали узор,Твой платок, шитьем украшенный, мелькнул за косогор.Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновы меха.Пусть послушает красавица прибаски жениха.1912

Подражанье песне

Ты поила коня из горстей в поводу,Отражаясь, березы ломались в пруду.Я смотрел из окошка на синий платок,Кудри черные змейно трепал ветерок.Мне хотелось в мерцании пенистых струйС алых губ твоих с болью сорвать поцелуй.Но с лукавой улыбкой, брызнув на меня,Унеслася ты вскачь, удилами звеня.В пряже солнечных дней время выткало нить…Мимо окон тебя понесли хоронить.И под плач панихид, под кадильный канон,Все мне чудился тихий раскованный звон.1910

«Выткался на озере алый свет зари…»

Выткался на озере алый свет зари.На бору со звонами плачут глухари.Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.Только мне не плачется – на душе светло.Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,Сядем в копны свежие под соседний стог.Зацелую допьяна, изомну, как цвет,Хмельному от радости пересуду нет.Ты сама под ласками сбросишь шелк фаты,Унесу я пьяную до утра в кусты.И пускай со звонами плачут глухари.Есть тоска веселая в алостях зари.1910

«Матушка в Купальницу по лесу ходила…»

Матушка в Купальницу по лесу ходила,Босая с подтыками по росе бродила.Травы ворожбиные ноги ей кололи,Плакала родимая в купырях от боли.Не дознамо печени судорга схватила,Охнула кормилица, тут и породила.Родился я с песнями в травном одеяле.Зори меня вешние в радугу свивали.Вырос я до зрелости, внук купальской ночи,Сутемень колдовная счастье мне пророчит.Только не по совести счастье наготове,Выбираю удалью и глаза и брови.Как снежинка белая, в просини я таюДа к судьбе-разлучнице след свой заметаю.1912

«Зашумели над затоном тростники…»

Зашумели над затоном тростники.Плачет девушка-царевна у реки.Погадала красна девица в семик.Расплела волна венок из повилик.Ах, не выйти в жены девушке весной,Запугал ее приметами лесной:На березке пообъедена кора, —Выживают мыши девушку с двора.Бьются кони, грозно машут головой, —Ой, не любит черны косы домовой.Запах ладана от рощи ели льют,Звонки ветры панихидную поют.Ходит девушка по бережку грустна,Ткет ей саван нежнопенная волна.1914

«Троицыно утро, утренний канон…»

Троицыно утро, утренний канон,В роще по березкам белый перезвон.Тянется деревня с праздничного сна,В благовесте ветра хмельная весна.На резных окошках ленты и кусты.Я пойду к обедне плакать на цветы.Пойте в чаще, птахи, я вам подпою,Похороним вместе молодость мою.Троицыно утро, утренний канон.В роще по березкам белый перезвон.1914

«Туча кружево в роще связала…»

Туча кружево в роще связала,Закурился пахучий туман.Еду грязной дорогой с вокзалаВдалеке от родимых полян.Лес застыл без печали и шума,Виснет темь, как платок, за сосной.Сердце гложет плакучая дума…Ой, не весел ты, край мой родной.Пригорюнились девушки-ели,И поет мой ямщик наумяк:«Я умру на тюремной постели,Похоронят меня кое-как».1915

«Дымом половодье…»

Дымом половодьеЗализало ил.Желтые поводьяМесяц уронил.Еду на баркасе,Тычусь в берега.Церквами у пряселРыжие стога.Заунывным каркомВ тишину болотЧерная глухаркаК всенощной зовет.Роща синим мракомКроет голытьбу…Помолюсь украдкойЗа твою судьбу.1910

«Сыплет черемуха снегом…»

Сыплет черемуха снегом,Зелень в цвету и росе.В поле, склоняясь к побегам,Ходят грачи в полосе.Никнут шелковые травы,Пахнет смолистой сосной.Ой вы, луга и дубравы, —Я одурманен весной.Радугой тайные вестиСветятся в душу мою.Думаю я о невесте,Только о ней лишь пою.Сыпь ты, черемуха, снегом,Пойте вы, птахи, в лесу.По полю зыбистым бегомПеной я цвет разнесу.1910

«На плетнях висят баранки…»

На плетнях висят баранки,Хлебной брагой льет теплынь.Солнца струганые дранкиЗагораживают синь.Балаганы, пни и колья,Карусельный пересвист.От вихлистого привольяГнутся травы, мнется лист.Дробь копыт и хрип торговок,Пьяный пах медовых сот.Берегись, коли не ловок:Вихорь пылью разметет.За лещужною сурьмою —Бабий крик, как поутру.Не твоя ли шаль с каймоюЗеленеет на ветру?Ой, удал и многосказенЛад веселый на пыжну.Запевай, как Стенька РазинУтопил свою княжну.Ты ли, Русь, тропой-дорогойРазметала ал наряд?Не суди молитвой строгойНапоенный сердцем взгляд.1915

Калики

Проходили калики деревнями,Выпивали под окнами квасу,У церквей пред затворами древнимиПоклонялись Пречистому Спасу.Пробиралися странники по полю,Пели стих о сладчайшем Исусе.Мимо клячи с поклажею топали,Подпевали горластые гуси.Ковыляли убогие по стаду,Говорили страдальные речи:«Все единому служим мы Господу,Возлагая вериги на плечи».Вынимали калики поспешливоДля коров сбереженные крохи.И кричали пастушки насмешливо:«Девки, в пляску. Идут скоморохи».1910

«Задымился вечер, дремлет кот на брусе…»

Задымился вечер, дремлет кот на брусе.Кто-то помолился: «Господи Исусе».Полыхают зори, курятся туманы,Над резным окошком занавес багряный.Вьются паутины с золотой повети.Где-то мышь скребется в затворенной клети…У лесной поляны – в свяслах копны хлеба,Ели, словно копья, уперлися в небо.Закадили дымом под росою рощи…В сердце почивают тишина и мощи.1912

«Край любимый! Сердцу снятся…»

Край любимый! Сердцу снятсяСкирды солнца в водах лонных.Я хотел бы затерятьсяВ зеленях твоих стозвонных.По меже на переметкеРезеда и риза кашки.И вызванивают в четкиИвы, кроткие монашки.Курит облаком болото,Гарь в небесном коромысле.С тихой тайной для кого-тоЗатаил я в сердце мысли.Все встречаю, все приемлю,Рад и счастлив душу вынуть.Я пришел на эту землю,Чтоб скорей ее покинуть.1914

«Пойду в скуфье смиренным иноком…»

Пойду в скуфье смиренным инокомИль белобрысым босякомТуда, где льется по равнинамБерезовое молоко.Хочу концы земли измерить,Доверясь призрачной звезде,И в счастье ближнего поверитьВ звенящей рожью борозде.Рассвет рукой прохлады роснойСшибает яблоки зари.Сгребая сено на покосах,Поют мне песни косари.Глядя за кольца лычных прясел,Я говорю с самим собой:Счастлив, кто жизнь свою украсилБродяжной палкой и сумой.Счастлив, кто в радости убогой,Живя без друга и врага,Пройдет проселочной дорогой,Молясь на копны и стога.<1914–1922>

«Шел Господь пытать людей в любови…»

Шел Господь пытать людей в любови,Выходил он нищим на кулижку.Старый дед на пне сухом в дубровеЖамкал деснами зачерствелую пышку.Увидал дед нищего дорогой,На тропинке, с клюшкою железной,И подумал: «Вишь, какой убогой, —Знать, от голода качается, болезный».Подошел Господь, скрывая скорбь и муку:Видно, мол, сердца их не разбудишь…И сказал старик, протягивая руку:«На, пожуй… маленько крепче будешь».1914

Осень

Р. В. Иванову

Тихо в чаще можжевеля по обрыву.Осень, рыжая кобыла, чешет гриву.Над речным покровом береговСлышен синий лязг ее подков.Схимник ветер шагом осторожнымМнет листву по выступам дорожнымИ целует на рябиновом кустуЯзвы красные незримому Христу.1914

«Не ветры осыпают пущи…»

Не ветры осыпают пущи,Не листопад златит холмы.С голубизны незримой кущиСтруятся звездные псалмы.Я вижу – в просиничном плате,На легкокрылых облаках,Идет возлюбленная МатиС Пречистым Сыном на руках.Она несет для мира сноваРаспять воскресшего Христа:«Ходи, мой сын, живи без крова,Зорюй и полднюй у куста».И в каждом страннике убогомЯ вызнавать пойду с тоской,Не Помазуемый ли БогомСтучит берестяной клюкой.И может быть, пройду я мимоИ не замечу в тайный час,Что в елях – крылья херувима,А под пеньком – голодный Спас.1914

В хате

Пахнет рыхлыми драченами,У порога в дежке квас,Над печурками точенымиТараканы лезут в паз.Вьется сажа над заслонкою,В печке нитки попелиц,А на лавке за солонкою —Шелуха сырых яиц.Мать с ухватами не сладится,Нагибается низко,Старый кот к махотке крадетсяНа парное молоко.Квохчут куры беспокойныеНад оглоблями сохи,На дворе обедню стройнуюЗапевают петухи.А в окне на сени скатые,От пугливой шумоты,Из углов щенки кудлатыеЗаползают в хомуты.1914

«По селу тропинкой кривенькой…»

По селу тропинкой кривенькойВ летний вечер голубойРекрута ходили с ливенкойРазухабистой гурьбой.Распевали про любимыеДа последние деньки:«Ты прощай, село родимое,Темна роща и пеньки».Зори пенились и таяли.Все кричали, пяча грудь:«До рекрутства горе маяли,А теперь пора гульнуть».Размахнув кудрями русыми,В пляс пускались весело.Девки брякали им бусами,Зазывали за село.Выходили парни бравыеЗа гуменные плетни.А девчоночки лукавыеУбегали, – догони!Над зелеными пригоркамиРазвевалися платки.По полям бредя с кошелками,Улыбались старики.По кустам, в траве над лыками,Под пугливый возглас сов,Им смеялась роща зыкамиС переливом голосов.По селу тропинкой кривенькой,Ободравшись о пеньки,Рекрута играли в ливенкуПро оста́льние деньки.1914

«Гой ты, Русь, моя родная…»

Гой ты, Русь, моя родная,Хаты – в ризах образа…Не видать конца и края —Только синь сосет глаза.Как захожий богомолец,Я смотрю твои поля.А у низеньких околицЗвонно чахнут тополя.Пахнет яблоком и медомПо церквам твой кроткий Спас.И гудит за корогодомНа лугах веселый пляс.Побегу по мятой стежкеНа приволь зеленых лех,Мне навстречу, как сережки,Прозвенит девичий смех.Если крикнет рать святая:«Кинь ты Русь, живи в раю!»Я скажу: «Не надо рая,Дайте родину мою».1914

«Я пастух, мои палаты…»

Я пастух, мои палаты —Межи зыбистых полей.По горам зеленым – скатыС гарком гулких дупелей.Вяжут кружево над лесомВ желтой пене облака.В тихой дреме под навесомСлышу шепот сосняка.Светят зелено в сутёмыПод росою тополя.Я – пастух; мои хоромы —В мягкой зелени поля.Говорят со мной коровыНа кивливом языке.Духовитые дубровыКличут ветками к реке.Позабыв людское горе,Сплю на вырублях сучья.Я молюсь на алы зори,Причащаюсь у ручья.1914

«Сторона ль моя, сторонка…»

Сторона ль моя, сторонка,Горевая полоса.Только лес, да посолонка,Да заречная коса…Чахнет старая церквушка,В облака закинув крест.И забольная кукушкаНе летит с печальных мест.По тебе ль, моей сторонке,В половодье каждый годС подожочка и котомкиБогомольный льется пот.Лица пыльны, загорелы,Веки выглодала даль,И впилась в худое телоСпаса кроткого печаль.1914

«Сохнет стаявшая глина…»

Сохнет стаявшая глина,На сугорьях гниль опенок.Пляшет ветер по равнинам,Рыжий ласковый осленок.Пахнет вербой и смолою,Синь то дремлет, то вздыхает.У лесного аналояВоробей псалтырь читает.Прошлогодний лист в оврагеСредь кустов, как ворох меди.Кто-то в солнечной сермягеНа осленке рыжем едет.Прядь волос нежней кудели,Но лицо его туманно.Никнут сосны, никнут елиИ кричат ему: «Осанна!»1914

«Чую радуницу Божью…»

Чую радуницу Божью —Не напрасно я живу,Поклоняюсь придорожью,Припадаю на траву.Между сосен, между елок,Меж берез кудрявых бус,Под венком, в кольце иголок,Мне мерещится Исус.Он зовет меня в дубровы,Как во царствие небес,И горит в парче лиловойОблаками крытый лес.Голубиный дух от Бога,Словно огненный язык,Завладел моей дорогой,Заглушил мой слабый крик.Льется пламя в бездну зренья,В сердце радость детских снов.Я поверил от рожденьяВ Богородицын покров.1914

«По дороге идут богомолки…»

По дороге идут богомолки,Под ногами полынь да комли.Раздвигая щипульные колки,На канавах звенят костыли.Топчут лапти по полю кукольни,Где-то ржанье и храп табуна,И зовет их с большой колокольниГулкий звон, словно зык чугуна.Отряхают старухи дулейки,Вяжут девки косницы до пят.Из подворья с высокой келейкиНа платки их монахи глядят.На вратах монастырские знаки:«Упокою грядущих ко мне»,А в саду разбрехались собаки,Словно чуя воров на гумне.Лижут сумерки золото солнца,В дальних рощах аукает звон…По тени от ветлы-веретенцаБогомолки идут на канон.1914

«Край ты мой заброшенный…»

Край ты мой заброшенный,Край ты мой, пустырь.Сенокос некошеный,Лес да монастырь.Избы забоченились,А и всех-то пять.Крыши их запенилисьВ заревую гать.Под соломой-ризоюВыструги стропил,Ветер плесень сизуюСолнцем окропил.В окна бьют без промахаВороны крылом,Как метель, черемухаМашет рукавом.Уж не сказ ли в прутникеЖисть твоя и быль,Что под вечер путникуНашептал ковыль?1914

«Заглушила засуха засевки…»

Заглушила засуха засевки,Сохнет рожь и не всходят овсы.На молебен с хоругвями девкиПотащились в комлях полосы.Собрались прихожане у чащи,Лихоманную грусть затая.Загузынил дьячишко лядащий:«Спаси, Господи, люди твоя».Открывались небесные двери,Дьякон бавкнул из кряжистых сил:«Еще молимся, братья, о вере,Чтобы Бог нам поля оросил».Заливались веселые птахи,Крапал брызгами поп из горстей,Стрекотуньи-сороки, как свахи,Накликали дождливых гостей.Зыбко пенились зори за рощей,Как холстины ползли облака,И туманно по быльнице тощейМеж кустов ворковала река.Скинув шапки, молясь и вздыхая,Говорили промеж мужики:«Колосилась-то ярь неплохая,Да сгубили сухие деньки».На коне – черной тучице в санках —Билось пламя-шлея… синь и дрожь.И кричали парнишки в еланках:«Дождик, дождик, полей нашу рожь!»1914

«Черная, потом пропахшая выть…»

Черная, потом пропахшая выть!Как мне тебя не ласкать, не любить.Выйду на озеро в синюю гать,К сердцу вечерняя льнет благодать.Серым веретьем стоят шалаши,Глухо баюкают хлюпь камыши.Красный костер окровил таганы,В хворосте белые веки луны.Тихо, на корточках, в пятнах зари,Слушают сказ старика косари.Где-то вдали на кукане рекиДремную песню поют рыбаки.Оловом светится лужная голь…Грустная песня, ты – русская боль.1914

«Топи да болота…»

Топи да болота,Синий плат небес.Хвойной позолотойВзвенивает лес.Тенькает синицаМеж лесных кудрей,Темным елям снитсяГомон косарей.По лугу со скрипомТянется обоз —Суховатой липойПахнет от колес.Слухают ракитыПосвист ветряной…Край ты мой забытый,Край ты мой родной.1914

«За темной прядью перелесиц…»

За темной прядью перелесиц,В неколебимой синеве,Ягненочек кудрявый – месяцГуляет в голубой траве.В затихшем озере с осокойБодаются его рога,И кажется с тропы далекой —Вода качает берега.А степь под пологом зеленымКадит черемуховый дымИ за долинами по склонамСвивает полымя над ним.О сторона ковыльной пущи,Ты сердцу ровностью близка,Но и в твоей таится гущеСолончаковая тоска.И ты, как я, в печальной требе,Забыв, кто друг тебе и враг,О розовом тоскуешь небеИ голубиных облаках.НоитебеизсинейшириПугливо кажет темнотаИ кандалы твоей Сибири,И горб Уральского хребта.<1916>

«В том краю, где желтая крапива…»

В том краю, где желтая крапива         И сухой плетень,Приютились к вербам сиротливо         Избы деревень.Там в полях, за синей гущей лога,         В зелени озер,Пролегла песчаная дорога         До сибирских гор.Затерялась Русь в Мордве и Чуди,         Нипочем ей страх.И идут по той дороге люди,         Люди в кандалах.Все они убийцы или воры,         Как судил им рок.Полюбил я грустные их взоры         С впадинами щек.Много зла от радости в убийцах,         Их сердца просты.Но кривятся в почернелых лицах         Голубые рты.Я одну мечту, скрывая, нежу,        Что я сердцем чист.Но и я кого-нибудь зарежу        Под осенний свист.И меня по ветряному свею,        По тому ль песку,Поведут с веревкою на шее        Полюбить тоску.И когда с улыбкой мимоходом        Распрямлю я грудь,Языком залижет непогода        Прожитой мой путь.1915

«Я снова здесь, в семье родной…»

Я снова здесь, в семье родной,Мой край, задумчивый и нежный!Кудрявый сумрак за горойРукою машет белоснежной.Седины пасмурного дняПлывут всклокоченные мимо,И грусть вечерняя меняВолнует непреодолимо.Над куполом церковных главТень от зари упала ниже.О други игрищ и забав,Уж я вас больше не увижу!В забвенье канули года,Вослед и вы ушли куда-то.И лишь по-прежнему водаШумит за мельницей крылатой.И часто я в вечерней мгле,Под звон надломленной осоки,Молюсь дымящейся землеО невозвратных и далеких.Июнь 1916