Девятое звено

Он молча кивнул и потянулся к фужеру.

– Давай помянем мою Ламарочку. Пусть земля ей будет пухом.

Не чокаясь, мы выпили. Причем Баграт залпом осушил свой бокал, а я лишь пригубил, помня о том, что впоследствии придется садиться за руль. После минутной паузы он заговорил:

– Не хотелось впутывать тебя в эту историю. Но с другой стороны, мне было бы глупо отказываться от любой помощи. Только прошу не рисковать ради меня – я этого не заслуживаю.

– Подобный тон мне уже не нравится. Ты же меня пригласил не для того, чтобы просить о помощи, а нестыковки меня самого здорово заинтересовали. Тем более, если учитывать события в Абхазии. Постараюсь по-тихому навести справки, а если подымится встречная волна, то это и станет подтверждением твоей правоты. Ты где остановился в Киеве?

– Меня поселили в гостинице «Русь». Номер 27 на 12-м этаже, – ответил Баграт и посмотрел на часы. – Пора идти в посольство. Потом меня повезут на опознание, а вечером назначена встреча с представителями местной абхазской общины. Они пообещали, что пригласят какого-то влиятельного господина – Иваном Ивановичем зовут. По словам земляков, он легко разрешает любые проблемы. А встречу в землячестве, как ты уже догадался, организовали грузины с подачи Аршба. Все стараются мне как-то помочь. Вот и ты…

Он замолчал и, поднявшись, направился к барной стойке. Там расплатился и подождал меня возле выхода. На улице мы обменялись номерами мобильных телефонов, после чего я вызвался проводить Баграта до посольства.

Должен признаться, что чувствовал себя промозгло и неуютно. И не столько из-за раскисшей погоды, сколько от сопереживания и мрачных мыслей.

– Давай созвонимся завтра утром, – предложил Кравченко, остановившись у порога дипмиссии. – К тому времени я уже буду знать, когда полечу домой. Может, и ты что-нибудь узнаешь.

На прощанье мы обнялись. Но, поднявшись на крыльцо, он вдруг развернулся и сбежал вниз по ступеням.

– Если со мной что-нибудь случится, то знай, что я не вынашиваю намерений распрощаться с жизнью, – заявил, глядя мне в глаза. – И здоровье у меня в полном порядке. Всякие там инфаркты и сердечные приступы исключаются, потому что Бог этого не допустит. И еще: мне очень важно, чтобы ты это знал. До встречи не хотел говорить, но теперь понял, что должен признаться, – он ухватил меня за плечи и выпалил скороговоркой. – В армии я был стукачом у замполита. Можешь меня за это ненавидеть, но я никогда не желал тебе зла. А дружеские отношения разорвал для твоего же блага. Почувствовал, что Аршба что-то замышляет. Только спустя годы я понял, что Рауль Джотович совсем не такой, каким мы его себе представляли. Подумай, ведь он знал обо всем! В том числе и о твоей самоволке в Ткуарчал. И все равно никакого зла тебе не причинил. Ведь правда? А после твоего отъезда он мне однажды сказал: «Я многое для себя почерпнул, наблюдая за вашей дружбой. Этот десантник мне определенно нравится». Так что прости меня, если сможешь. Если нет, то не звони…

Он отстранился и, взбежав по лестнице, скрылся за дверью. Я же остался стоять на месте в состоянии отрешенного ступора.

«Вот это номер!», – пробурчал вполголоса и «на автомате» побрел прочь.

Постепенно приходил в себя, направляясь к машине, оставленной с утра возле супермаркета «Сельпо». Мысли все еще путались в отяжелевшей голове, будто перелистывались странички воспоминаний с правками на полях после сегодняшней беседы. И все же известие о том, что гордый и принципиальный Кравченко оказался надежно законспирированным сексотом[3] Аршба, не вызвало осуждения.

«Другое дело – сам замполит, – размышлял я, усаживаясь в машину. – Ох и непростой оказался мужик. Бесспорно, Баграт еще многого не рассказал, но это поправимо. Понятно, что помощь, которую Аршба оказывал его семье, бесценна. Но что он рассчитывал получить взамен? Слепую преданность Баграта или разумное повиновение? Скорее, преданность и потребность в покровительстве. Вообще-то кавказский менталитет весьма специфичен, и поверхностно судить об отношениях между горцами – дело, обреченное на провал. Конечно, сейчас можно занять категоричную позицию с добавлением совковой идеологии и заявить: «Что это за дружба такая? Один человек искренен и честен, а другой работает на два фронта. Тихонько сливает под шумок информацию третьему лицу, от которого в чем-то зависим. Это же форменное предательство!». А с другой стороны: как лично я претерпел от этого? Да никак. Разве что было задето юношеское самолюбие после того двухчасового разговора и попытки меня завербовать. Зато сейчас могу совсем по-иному трактовать скрытый смысл той беседы и назвать ее профессионально обыгранной проверкой на вшивость. Вот почему Рауль Джотович не сделал того, чем пугал. Нет, надо притормозить с выводами, пока не узнаю всех подробностей».

Дожидаясь, пока прогреется двигатель, я набрал телефонный номер еще одного старинного друга и быстро договорился о встрече. Потом неспешно тронул машину с места, не в пример мыслительному процессу, который после этого лишь ускорился:

«А ведь с аварией далеко не все гладко. Хотя, на первый взгляд, «прикопаться» не к чему, если, конечно, не знать всей предыстории. А именно: загадочных событий, произошедших накануне в Абхазии. А так – вполне объяснимая масштабная авария с трагическими последствиями из-за ряда нарушений ПДД, допущенных водителем бензовоза. Только вот показания свидетелей почему-то настораживают, как и само поведение супругов из «шкоды». С тем, что водителю удалось быстро среагировать и выехать из радиуса взрыва, еще можно согласиться. Но как при таких обстоятельствах обоим удалось рассмотреть и в тонкостях описать всю картину происшествия? Вопросов больше, чем ответов. А если это действительно спецоперация? В таком случае, ее тщательно спланировали и профессионально провели. Тогда кто? Ох, как не хочется в это верить! И в первую очередь из-за того, что поиски истины в подобных случаях, как правило, заканчиваются еще большими неприятностями. Проще говоря, можно натолкнуться на нечто гораздо более мерзкое и далекое от понятия человечности. Встретиться лицом к лицу с тем, что превращает отношения между людьми в кромешный хаос. А мотивация всегда одна: жажда власти, угнетения и манипуляций с тягой к несметным богатствам и привилегиям».

2 марта (11 часов 35 минут)

Безрадостно шевелил извилинами и намеревался проехать в район Татарки таким образом, чтобы не завязнуть в транспортном заторе. Но тщетно: машина не ехала, а едва ползла на второй передаче в бесконечном потоке легковушек и неповоротливых фур.

А на Татарке, у заснеженных склонов древних Щекавицы и Юрковицы, располагался главный офис управления ГАИ МВД Украины.

Как выражался покойный генерал Брут: «Бездорожное ведомство создано для того, чтобы выводить меня из себя, но иногда его представители могут нам очень даже сгодиться». Что и натолкнуло меня на мысль созвониться с одним из руководителей этого уважаемого учреждения, который, к счастью, оказался на месте.

Полковник Рудь несказанно обрадовался звонку и жаждал немедленной встречи с давним приятелем и бывшим сослуживцем. А с порога просто набросился на меня и запричитал:

– Товарищ Кучер, друг сердешный! А как помолодел да похорошел за пределами внутренних органов! – Потом широким жестом указал на кресло в углу кабинета. – Располагайся, отдыхай. Сто лет тебя не видел. Небось, зазнался на вольных хлебах и о друзьях вспоминаешь только тогда, когда от них что-нибудь нужно. Ведь так?

– Каюсь, Юрий Данилыч, – отвесил ему поклон, умостился в удобном кресле и, иронически прищурившись, пожаловался. – Я ведь думал, что на пенсии люди отдыхают и по миру путешествуют. А вышло, как в том мультике: только теперь по-настоящему жить начал, когда на пенсии пришлось к труду привыкать. Так что извиняй, Юра – работы непочатый край.

– Можешь не оправдываться, – отмахнулся полковник, занимая руководящее место. – Щас кофейку попьем.

– Да я не за этим…

– Сиди и помалкивай, раз пришел, – прикрикнул и гневно покосился на еще советских времен телефонный коммутатор. – Ну, где же это Людка запропастилась?

И тут же из динамика послышался приятный женский голос:

– Слушаю, Юрий Данилович.

Округлив глаза, полковник сделал вид, будто закашлялся. Потом наклонился к пульту и заискивающе пролепетал:

– Людочка, золотце, принеси нам два кофе. Только «сажу»,[4] пожалуйста, не замешивай. Свари нормальный – импортный. Благодарю за понимание.

Я заметил, что Рудь значительно прибавил в весе с тех пор, как мы не виделись. А некогда ретивые рыжие вихры, вечно торчавшие на крупной голове в разные стороны, стали лилово-белыми. Одутловатое лицо цвета пергамента казалось усталым и болезненным. Как говорится, синдром руководящего лица – на лице.

Немного скрашивали портрет бесчисленные регалии на просторной серо-голубой рубашке нового образца – орденские планки, эмблемы и шевроны, которые раньше носили на кителях. По периметру накрахмаленного воротничка – расшитые вензеля с листиками и завитушками, а на форменном галстуке красовалась эмблема с позолоченным тризубом.

Даже захотелось отпустить по этому поводу незлую шутку, но Юра вовремя перехватил мой изучающий взгляд и, опережая резюме, заключил:

– Знаю, что постарел и разожрался, как боров. Самому противно. А ты думал, что руководящее кресло медом намазано? Как бы не так! Все нервы с гландами проорал, отсюда и безудержный аппетит. Доктора грозятся списать по здоровью, но побаиваются. Они ведь тоже на машинах ездят.

– Врачей и гаишников надо беречь – они иногда помогают. А по жиру и ранжиру мы с тобой одинаковые. Хотя по нервам, наверное, разные. И я же не фигуру твою разглядывал, а модный ментовский прикид. Нечего сказать – впечатляет! А кто дизайнер, не знаешь?

Рудь покосился на свой погон и желчно заметил:

– Знал бы этого «додика»[5] – лишил бы прав до конца жизни. А фотку его налепил бы на чучело в спортзале, чтобы приемы рукопашного боя на нем отрабатывать. Ты бы еще фуражку видел – аэродром, да и только. В советские времена даже генералы не позволяли себе такие сомбреро носить. Я уже не помню, кто сказал, что уровень развития государства обратно пропорционален количеству знаков отличия на форменной одежде высших чинов армии и полиции. Так что осталось навесить аксельбанты на нижнее белье и приколоть к фуражкам павлиньи перья. А еще – шпоры прицепить на сандалии. Обзавидуются даже в Зимбабве.

Юра неожиданно замолчал и вскинул руки, указывая на стены кабинета. Потом оттопырил пальцами оба уха, а напоследок прикрыл ладонями рот. После чего уставился на фотографию президента, висевшую в рамке на стене, и, дурачась, выкрикнул мультяшным голосом:

– У нас самая красивая форма! Благосостояние народа растет на глазах. Зарплата не помещается в карманах. Слава мудрым руководителям! Ура!

Я же нахохотался до слез. Данилыч и раньше любил покуражиться, но подобной выходки от солидного руководителя я, признаться, не ожидал.

Наверное, нужно сделать отступление и рассказать, почему Юрий Данилович упомянул именно Зимбабве. Ведь мы познакомились и сдружились еще в советские времена, а жители далекой африканской страны сыграли в этом не последнюю роль.

* * *Май 1983 года.

Еще будучи зеленым лейтенантом, я нежданно-негаданно получил ответственную должность. Неизвестно за какие заслуги был назначен руководителем оперативной группы интуристовского комплекса «Киевская Русь», а старшина Рудь тогда служил в районном отделе ГАИ и был прикомандирован к нашей группе в качестве госавтоинспектора.

Я хоть и был молодым лейтенантом, но должность главного милиционера одной из трех «валютных» гостиниц Киева поднимала мой статус повыше руководящего персонала гостиничного комплекса. Если сказать проще, а лучше честно, то с правоохранителями просто боялись связываться. Посему мы питались исключительно в ресторанах гостиничного комплекса, а кроме того, по первому требованию нам предоставлялся любой свободный номер. Тогда и случилась эта неправдоподобная история.

В состав группы вместе с аттестованными милиционерами входили и внештатные сотрудники. Для несведущих следует пояснить, что внештатный сотрудник милиции – это человек, который спит и видит себя милиционером, но по каким-то причинам не может быть принят в ряды доблестных правоохранителей.

Внештатники оказывали нам ощутимую помощь, чаще всего выступая в роли свидетелей на тот случай, если нужно было подкрепить законность действий работников милиции в спорных ситуациях.

И вот однажды с одним из таких внештатников я дежурил в гостинице. Вечером мы отправились с ним в рейд по злачным местам, чтобы удостовериться в должном соблюдении правопорядка на обслуживаемой территории. Заодно определились и с ужином.

Внештатник Коля Исаченко слыл правоохранителем до мозга костей. Тогда он еще учился в институте, а после окончания военной кафедры и защиты диплома планировал влиться в ряды киевских сыщиков. По тактико-техническим характеристикам Колян подходил для этой работы просто идеально. Рост – метр девяносто, атлетическое телосложение, а кроме того, завидная сообразительность, чувство юмора, развитый интеллект и эстетический вкус. При таких данных и разумном рвении его мечта, конечно же, сбылась. И хоть не сразу Исаченко стал сыщиком, зато после окончания института его назначили одним из первых командиров киевского ОМОНа, созданного в конце восьмидесятых годов. Уже потом Коля долгое время работал в оперативных службах и вышел в отставку почти одновременно со мной, дослужившись до полковничьих погон.

Но вернемся к ужину в ресторане. Не успели мы одолеть холодные закуски, как нарисовался старшина Рудь и объявил о своих именинах. А еще доложил, что, несмотря на широкомасштабную и всенародную борьбу с пьянством, обязан «проставиться». В результате ужин затянулся.

Его омрачила потасовка, вспыхнувшая в зале перед закрытием ресторана между советскими гражданами и темнокожими иностранцами. Естественно, мы приостановили трапезу и вмешались. Несмотря на то, что Рудь был одет по форме, а я показал удостоверение и представился, дебоширы на нас никак не отреагировали. А официанты поспешили объяснить, что виноваты в потасовке наши соотечественники, которые якобы нелестно высказывались в адрес иностранцев, упомянув цвет их кожи.

В ответ взбудораженные африканцы повели себя нагло и вызывающе. После нашего вмешательства они обругали представителей власти нашими же матерными словами и продолжили избивать обидчиков, бросаясь в них и в нас стульями и всем, что попадалось под руку.

Тогда еще не было ОМОНа или «Беркута», поэтому пришлось полагаться только на свои силы. В общем, заваруха получилась неслабая!

Пострадали полдюжины столов и стульев, три зеркала, немыслимое количество посуды, трое подвыпивших киевлян, один прыткий официант и сами африканцы. Одному даже сломали руку. Со стороны правоохранителей телесное повреждение получил лишь Колян, которому кто-то из участников драки прокусил большой палец на руке. А еще пострадали мои новые вельветовые слаксы,[6] сшитые на заказ. Ввиду безудержного рвения их хозяина и его непомерных геройских потуг брюки разошлись по шву на самом интересном месте.

С горем пополам, но все же нам удалось утихомирить разбушевавшихся африканцев и оттеснить их к гостиничным номерам. Порядок в гостинице был восстановлен. А на следующий день разгорелся нешуточный скандал. Оказалось, что щуплые на вид забияки с бритыми головами цвета спелых баклажанов входили в состав сборной команды Зимбабве по регби. Горячие парни прилетели в Киев для участия в чемпионате мира среди молодежных команд, а после инцидента добрая половина из них оказалась выведенной из строя. В виду чего дипломатическое представительство Зимбабве готовило ноту протеста. Дипломатов возмутили и шокировали жестокие действия многочисленного и вооруженного до зубов отряда советской милиции.

В результате нас в качестве главных головорезов вызвали для дачи объяснений в кабинет начальника киевского главка. Вернее, начальник нашего управления привел на расправу двух самых кровожадных – меня и старшину Рудя.

– А где остальные? – угрожающе взревел генерал. – Я хотел бы лицезреть всех участников этого вопиющего безобразия.

Мы молча вытянулись по струнке и замерли – гладко выбритые, в наспех отутюженной форме и с ментоловыми жвачками за щеками. А наш начальник поспешил объяснить:

– Все участники перед вами, товарищ генерал: вот эти два мушкетера. А третий – это наш внештатный сотрудник.

– Да что вы мне лапшу на уши вешаете! – неистовствовал шеф столичной милиции. – Утром ко мне пожаловали консул и тренер команды. Так вот последний утверждает, что работников милиции было, как минимум, человек тридцать. Или вы хотите меня убедить в том, что эти два неоперившихся мента и один внештатник разогнали и перекалечили команду профессиональных регбистов?

– Так точно, – гордо отчеканил наш босс.

Генерал помолчал, пристально оглядывая «мушкетеров», а потом задумчиво произнес:

– Думаю, что вы бы не осмелились мне врать. Но если их точно было трое, то буду считать своим долгом замять этот конфликт. Идите, работайте.

Генерал сказал – генерал сделал. Ведь мы явились к нему не с пустыми руками. В предчувствии скандала умудрились до утра опросить полсотни человек из числа посетителей ресторана, работников гостиницы, поваров и швейцаров. Они, естественно, в один голос заявили, что африканские спортсмены вели себя нагло, вызывающе и сами затеяли драку. Параллельно показания переводились на английский язык там же в гостинице, поэтому на стол генералу были положены два увесистых «тома» с документами, в каждом из которых насчитывалось не меньше двух сотен страниц. Туда мы вложили все: показания, акты о причиненном ущербе, фотографии и многие другие бумажки, характеризующие негативное поведение несчастных регбистов. И понятно, что столь титаническая работа была проведена в кратчайшие сроки только лишь благодаря неуемной молодости и страху перед наказанием.

На следующий день нас с Рудем пригласили в кабинет начальника уже нашего управления. Там консул Зимбабве и тренер команды долго листали собранные материалы, в итоге консул молча пожал всем присутствующим руки и что-то выкрикнул на родном языке, обращаясь к тренеру. После чего гости чинно удалились.

– Если все так, как здесь написано, то вас нужно представлять к правительственным наградам, – улыбаясь, проворчал наш босс. – Только я ж вас, обалдуев, знаю. Складно отмазались. И не верю, что вас всего трое было. Ну, да ладно – спасибо за службу и пошли вон отсюда.

А позже эта история стала притчей во языцех и послужила веским аргументом при оформлении внештатника Исаченко на службу в ОМОН.

* * *2 марта 2011 года (11 часов 45 минут)

Но вернемся в кабинет полковника Рудя.

Посмеявшись над своей же выходкой, Юра признался:

– А ведь я не случайно упомянул Зимбабве. Решил проверить, как у тебя с памятью. Кстати, недавно виделся с Колькой Исаченко. Он давно на пенсии, но все такой же неугомонный. Весь в делах, как и ты. И чего вам спокойно на пенсии не живется? Тебе вот на кой ляд копаться в этой аварии? Или ты кого-то из погибших знал лично?

– Одна из девушек – дочь моего армейского друга из Абхазии. Кравченко Ламара.

– Да, я помню по сводке. Обратил внимание на украинскую фамилию, – он развернул ко мне экран монитора. – Можешь почитать итоговую справку для министерства. Еще вчера затребовали. Дело-то на контроле. А все материалы уже в следственном управлении. Все-таки иностранцы погибли. Так что же тебя интересует?

– Видишь ли, Юра, – склонившись к экрану, я приложил палец к губам и обвел глазами стены кабинета.

– Да прекрати, – отмахнулся он. – Я ж пошутил. Кабинет чистый – вчера только проверяли.

– Но все-таки проверяли?

Рудь внимательно посмотрел на меня и, опустив глаза, признался:

– Копают, нехристи. Хотят спровадить меня на пенсию, чтоб молодым расчистить дорогу. Но ты зубы мне не заговаривай. Говори, чего приперся.

– Отец Ламары не верит, что это случайная авария. Ей предшествовали некоторые события в Абхазии. У этой Ламары при странных обстоятельствах погиб парень, а позже и она стала опасаться и за свою жизнь. Из-за этого ее вывезли из Абхазии. И вот чем закончилось.

– Прям детективный триллер, – проворчал Юра. – То есть ты хочешь сказать, что какие-то заезжие бандюки или иностранные спецслужбы провели у нас под носом масштабную спецоперацию? Сам-то хоть в это веришь?

– Не знаю. Но если брать во внимание все обстоятельства, то версия вполне правдоподобная.

– Да ну, – бред. Вряд ли такое возможно.

– А ты забудь все, что я тебе рассказал о событиях в Абхазии и ответь, как специалист: ничего в самой аварии лично тебя не настораживает?

– Настораживает. «Газель». Уж больно странно этот угон совпал с ДТП.

– А если и это не брать во внимание?

Полковник пожал плечами и стал перечитывать справку. Потом нахмурился и вдавил одну из кнопок в коммутатор. Ему тут же ответил моложавый баритон:

– Слушаю, Юрий Данилович.

– Вам давались сутки на полную проверку сгоревшего бензовоза. Почему до сих пор я не подписывал представления на имя владельца автохозяйства?

В динамике послышался шелест бумаги, после чего прозвучал доклад:

– Все исполнено в срок, а представление подписал начальник департамента. Вас тогда не было на месте. Простите, что не успел сообщить.

– Так я сейчас вас слушаю.

– Грубых нарушений не выявлено. Обычные недоделки, как и в других автохозяйствах. Бензовоз был исправен, о чем имеется соответствующий акт, а у погибшего водителя соответствующий стаж работы. Оформлен по всем правилам. Вот только нет характеристики с его прежнего места работы. Обещали сегодня…

– А это тебе зачем?

– Дело в том, что водитель только два дня как устроился. Вот я и решил узнать, как он в целом характеризуется.

– Спасибо. Отбой, – сбросив вызов, Юра заметно помрачнел. – А вот это мне уже совсем не нравится. Нового человека отправили в рейс без экспедитора. Твоя версия начинает крепчать.

– Там еще не все чисто со свидетелями, – решился подсказать. – Говорят, что ехали рядом и все видели, а машину взрывом даже не зацепило. И в Запорожье ехали окольными путями.

– Это уж пусть следователь разбирается.

– А как была угнана «газель»?

– Там тоже много вопросов. Хозяин приплелся утром в райотдел, как говорится, на рогах. Сперли, кричит, кормилицу, а от самого перегаром разит на километр. Видно, пропьянствовал всю ночь. Вот и предположили местные гаишники, что он спьяну сел за руль и поехал на Харьковский массив девочек кадрить. Потом бензин закончился, и он бросил машину. А как узнал про аварию, так и придумал историю с угоном. Хорошо еще, что не заснул в кабине.

– Надо бы розыскникам подсказать, чтоб хорошенько его «покололи».

Юра заерзал в кресле, приглаживая ладонью седые вихры. Потом переклонился через стол и угрюмо заметил:

– После твоего звонка меня изжога замучила. Чувствовал, что Кучер просто так в гости не напрашивается. Не знаю, как того водилу с «газели», но меня ты, считай, расколол. Ладно, дружище, слушай. Эта авария у меня уже в печенках сидит. Министерство прохода не дает. Силком забрали все документы и слушать не хотят, что технические экспертизы будут готовы только через месяц. Короче, дана команда с самого верха, чтобы к завтрашнему дню дело было прекращено. Я попытался вставить пять копеек, так меня замминистра чуть по стенке не размазал.

– Значит, в министерство мне соваться нечего, – подытожил я.

– Тебе вообще нечего лезть в это дело! – раздухарился Рудь. – Извини, что поначалу ваньку валял, но теперь ты все знаешь. Я-то думал, что ты тоже явился отмазывать директора автохозяйства.

– Откуда такие мысли?

– Все оттуда же. Если дали команду свернуть следствие, значит, сработал обычный договорняк. Кто-то из верхушки крышует автохозяйство и получает свои откаты. Вот я и подумал, что Кучера тоже припахали в качестве ходатая. А ты явился и поведал историю о международных террористах. И что теперь прикажешь делать? Договариваться со своей совестью? И откуда ты взялся на мою голову?

– Так получилось. Я же не специально…

– Вечно у тебя «так получается», – засопел Данилыч и, хитро усмехнувшись, добавил. – Думаешь, я не знаю о ваших летних гастролях с Волощуком? Еще как наслышан! А с Александром Вадимовичем недавно пересекся в поликлинике МВД. Спросишь, чего он там забыл? Так я отвечу: чтобы ты окончательно врубился в политику партии. После того дела с Гонорием Сашку поначалу поощрили на уровне Совета безопасности, а потом на уровне МВД решили с почестями спровадить на пенсию. А перед этим и начальник его загремел туда же. А после твоего визита и я, наверное, прицепом пойду.