Прошлое в наказание

Когда худой, предупредительный официант, записав наши пожелания, удалился, Эдуард весьма добродушно проговорил:

– Знаю, что ты ездил с Кириллом и Василием в Сергиев Посад. Вася остался доволен.

– Рад этому, – сдержанно выдохнул я.

– Такие поездки полезны. Хорошо, когда подростки знают отечественную историю, видели важные для нее места.

Я согласно кивал, думая при этом: «Ради таких сентенций ты меня пригласил?» Впрочем, я понимал: здесь ничего важного он говорить не станет. И оказался прав. Лишь когда мы покинули ресторан и вместе пошли в сторону Ильинки, я услышал:

– Зачем ты лезешь в эти дела с подготовкой конференции?

Я не ошибся: он знал о моей встрече с Владимиром и Львом.

– А тебе не кажется, что надо дать ей состояться? И быть может, помочь этому.

Он остановился от неожиданности.

– Зачем?

– Хотя бы затем, чтобы потом, в случае чего, сказать: мы пытались найти варианты прекращения кровопролития. Или: мы не мешали таким попыткам. Даже в меру возможностей помогали.

Эдуард обдумал мой слова, насупившись, выдавил:

– Продолжай. Если считаешь нужным. По кандидатурам обращайся.

– В каком смысле?

– В таком: достаточен ли уровень представительности и будут ли эти люди вызывать вопросы в некоторых организациях?

– Понял.

На том мы расстались. Признаться, я был доволен тем, как легко разрешил ситуацию. Но предложение Эдуарда воспринял скептически.

Через три дня, вновь встретившись с Лысенко и Пономаревым, я рассказал им о предложении брата, назвав его знакомым из Федеральной службы контрразведки. Сказанное мною вызвало интерес.

– Пусть даст информацию по кандидатурам. – Владимир смотрел на меня заинтересованно. – Если ФСК признает авторитет этих людей, нам это только поможет.

– На мой взгляд, Володя прав. Это совсем не лишнее, – добавил Пономарев.

Мне захотелось остудить их воодушевление.

– Насколько я понимаю, ФСК официально ничего не признает. Но как бы кивнет: ладно, с этим и этим представителями чеченского народа мы в принципе согласны. Некоторый авторитет у них есть, а претензий к ним с нашей стороны – никаких.

– Это тоже неплохо, – возразил Владимир. – У нас уже есть три потенциальных участника. Я дам тебе их фамилии. Давай выясним, что скажет о них твой знакомый.

– Давай выясним, – согласился я.

Со Львом Пономаревым, как и с Лысенко, я познакомился весной восемьдесят девятого, когда наладил отношения с Клубом избирателей Академии наук. Лев был доверенным лицом академика Сахарова на выборах народных депутатов СССР. Позже он сам стал народным депутатом РСФСР. А вскоре после этого – одним из лидеров широкого движения «Демократическая Россия», в руководство которого я тоже входил. Не скажу, что я во всем соглашался с ним. Он во многом отстаивал большевистский подход, стараясь жестко подчинить меньшинство большинству, а мне это не нравилось, я выступал за более гибкие методы руководства. Но и жесткими оппонентами мы со Львом никогда не были.

Эдуард сообщил, что по всем трем кандидатурам у его организации вопросов нет. Это весьма воодушевило Владимира и Льва: можно было рассчитывать на успешное проведение конференции. Наконец появилась конкретная дата.

На следующий день я был вызван Филоновым. Строго посмотрев на меня, он поинтересовался:

– Что там за конференция по Чечне, в подготовке которой ты участвуешь?

– Мирная конференция. Попытаемся найти варианты решения конфликта без продолжения насилия.

– А почему ты занимаешься этим тайком от меня?

Я усмехнулся.

– Сергей Александрович, не хотел вас подставлять. Уж вы-то знаете, какая ситуация. А так, если что, я занимаюсь этим исключительно по личной инициативе.

Он помолчал с весьма насупленным видом, потом глянул на меня подобревшими глазами:

– Ладно. Продолжай заниматься этим по личной инициативе. Но держи меня в курсе.

Я не сомневался – если доложили Филонову, то и президент, скорее всего, получит соответствующую информацию. Поэтому решил посвятить во все Сухатова. И тотчас отправился к нему.

Лев нашел для меня время, внимательно выслушал мой рассказ про конференцию, включая информацию о косвенном содействии ФСК в лице моего двоюродного брата. После небольшой паузы произнес:

– Наверно, это правильно, что предпринимаются попытки решить проблему мирным путем. Не очень верю в их успех, но они нужны. Самому я говорить ничего не буду, но если спросит, смогу объяснить что к чему. – Тут он глянул на меня. – Однако ты рискуешь.

– Чем? Тем, что выгонят из Администрации? Пойду работать по прежней специальности или займусь политической деятельностью. Не пропаду.

Сухатов посмотрел на меня с осуждением:

– Тебе совсем наплевать на то дело, которым ты столько лет занимался?

Что я мог ответить?

– Мне вовсе не наплевать на то дело, которым я занимался. Но я считаю в высшей степени важным остановить военные действия в Чечне. Я абсолютно уверен: то, что творится сейчас там, мешает нашему общему делу. Сильно мешает.

Сумрачно помолчав, Сухатов выдавил:

– Ладно. Иди.

Конференция состоялась в середине марта. Удалось придать ей полуофициальный статус. Вели ее заместитель председателя Совета Федерации Рамазан Абдулатипов и Сергей Ковалев. Чеченскую сторону представляли руководители ряда общественных организаций. Я добился появления сдержанного приветствия участникам конференции от Ельцина. Был принят «План прекращения огня и дальнейшего мирного урегулирования чеченского кризиса», предполагавший готовность к уступкам с обеих сторон конфликта. А вот уступок каждый ждал от противостоящей стороны. Военные действия продолжались. Дудаев все более терял контроль над ситуацией в республике, события неизбежно принимали характер партизанской войны. Ничем хорошим это не могло закончиться.

Глава третья

Настя

Она сидела напротив. Я не мог отвести глаз от ее лица, такого знакомого – и незнакомого. Что-то новое проявилось в ней: она будто набралась солидности и одновременно какой-то вселенской грусти.

– Погибло столько людей. Заложники. Чем это закончится?

– Думаю, предпримут штурм. Тут без вариантов.

– Будут новые жертвы.

– А что делать? Уступить их требованиям для нашей власти – значит проявить слабость. Люди продолжат гибнуть, потому что нельзя проявлять слабость. Смешно, хотя совсем не до смеха.

– Что они требуют? Собственно говоря, я потому и попросила тебя найти для меня время, потому что хочу узнать, что они требуют? По телевизору и в газетах самое разное звучит.

– Они требуют полностью прекратить военные действия на территории Чечни. Для этого захватили больницу в Буденновске.

Сумрачно помолчав, она выговорила с какой-то беспредельной усталостью:

– К сожалению, в этом есть логика. На территории Чечни их не слышат, они пришли на территорию России… – Глянула на меня с некоторой поспешностью. – Я их вовсе не оправдываю, я пытаюсь объяснить, почему они решились на такое.

И вновь замолчала. Стоило переменить тему. Я поинтересовался:

– Как там Василий?

– Сейчас с мамой на даче… Василий меня расстраивает, – совсем с другой озабоченностью говорила она. – Учится кое-как. Прилежания ни на грамм.

– Что ты хочешь? Ему только-только девять исполнилось.

– Некоторые в этом возрасте уже определяются со своим будущим. Или, по крайней мере, пробуют себя в разных призваниях.

Я снисходительно усмехнулся.

– Не преувеличивай. Таких совсем немного. Что ты хочешь от человека в девять лет?

– Но твой Кирилл ходит в студию рисования и еще занимается английским языком.

Тут я рассмеялся.

– Да, он вдруг увлекся рисованием. Только я не знаю, надолго ли? Что касается английского… Это следствие его желания путешествовать по миру, когда он вырастет. Марина ему постоянно твердит: без языка бесполезно ездить по миру. Хочешь путешествовать – учи. Учит. А если ему расхочется?

Настя ничего не сказала, взяла чашку, – я проследил за ее тонкими пальцами, – допила уже порядком остывший кофе. Вид у нее был задумчивый. Глянула на меня:

– Не полетишь в Буденновск?

– Хотел. Не пускают. Туда более серьезные люди полетели.

Настя кивнула, машинально. Я грустно улыбнулся – получалось, что она одобряет участие более серьезных людей в разрешении конфликта. Она не заметила моей реакции.

– Прости, что отвлекла тебя от важных дел.

– Ну что ты все время извиняешься? Хорошо, что отвлекла. Мы с тобой давно не виделись. Разве это не серьезный повод? А важные дела подождут… Мне приятно было увидеться с тобой.

Слабая улыбка высветилась на ее лице, впервые за нашу встречу.

Покинув кафе, мы вышли под июньский денек, не слишком яркий, но вполне приемлемый в первый месяц лета. Не хотелось возвращаться в Кремль, хотя меня действительно ждали срочные дела.

– Идем в Александровский сад, – предложил я. – Немного прогуляемся.

– Мне пора на работу, – слабо возразила она.

– Зайти в Александровский сад – совсем небольшой крюк для тебя.

– В принципе, да… Ладно, идем, – несколько рассеянно согласилась Настя.

Вскоре мы повернули направо. Тверская подставила нам свой широкий тротуар, довольно грязный, с бумажками и окурками. Проплыли мимо витрины и большая двойная дверь театра Ермоловой. Афиши сбоку от входа сообщали о скорых спектаклях. «Давно я не был в театре», – подумалось мне. И тотчас родилась идея.

– Уже много лет не ходил в театр. А ты?

– Я – тоже.

– Может, сходим? Найду что-нибудь стоящее, закажу два билета.

Она глянула на меня растерянно, словно я застиг ее врасплох. Ответила не сразу:

– Давай…

Бесконечный подземный переход вывел нас к Историческому музею. Неспешным шагом мы направились к входу в Александровский сад. Когда шли по боковой, ближней к Манежной площади аллее, проговорил с подчеркнутой мечтательностью:

– Здесь меня выгуливала моя бабушка с маминой стороны Эмилия Марковна. Мне было тогда три года. Я постоянно убегал от нее, прятался. Она ворчала: «Невыносимый ребенок». Потом говорила моей маме, как со мной тяжело. Кажется, недавно было, но сколько лет прошло… Время летит. Старая-старая истина… – Озорной запал появился во мне. – Знаешь, можно считать, что мы постоянно передвигаемся по координате времени – катимся и катимся в одном направлении. А можно представить, что мы стоим на месте, а мимо нас мелькают минуты – бегут, бегут, бегут… А потом – бац! – больше не бегут.

– И в чем разница? – на ее лице не было и намека на улыбку, скорее недоумение.

Вопрос огорошил меня – все ясно вроде бы.

– Ну… в одном случае движемся мы, а в другом – время.

– Никакой разницы. Все зависит от того, что выбрано за точку отсчета.

Ее логика была безупречна – шутка не удалась.

Я не обманывал – Эмилия Марковна действительно приводила меня гулять к кремлевской стене. И сердилась, когда я убегал от нее, прятался в кустах. И жаловалась дочери, моей маме. А на следующий день мы опять приходили сюда. И время взаправду летело быстро, хотя непонятно, зачем ему это надо. Я понимал, что мне хочется удивить женщину, идущую рядом со мной, произвести на нее впечатление. Так ведут себя подростки.

Я смотрел на кремлевскую стену и возвышающееся над ней желтое здание Арсенала с редкими парными окнами в белом обрамлении. Я бывал там в казармах Кремлевского полка, ходил по гулким, сводчатым коридорам, более широким, чем в здании Казакова. Только это не имело никакого отношения к тому, что происходило со мною в тот момент. Я испытывал удовольствие от того, что иду вместе с Настей. Я хотел, чтобы она оставалась со мной как можно дольше. Всегда. Но я чувствовал: стоит мне сказать ей об этом, она тотчас уйдет. А если я предложу ей стать моей женой, я вообще лишусь возможности видеть ее. Поэтому я молчал. И слышал прекрасную музыку: спокойную, величавую, умиротворяющую – восьмую часть под названием «Ноктюрн» из музыки к комедии «Сон в летнюю ночь» Феликса Мендельсона.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

А. С. Пушкин. Евгений Онегин.

2

«Мыслю, следовательно, существую» (лат.).

3

Ныне Новый Арбат.

4

«Прохладный», или «спокойный» джаз (англ.).

5

Гостиница «Россия» была снесена в 2007 году, ныне на ее месте находится парк «Зарядье».