Наследница. Кровь демона

– Это не магия, – ответил ей образ Дарвина сухим, бесцветным голосом. – Я настоящий. Совсем как ты.

– Не может этого быть, – она отказывалась верить его словам. – Ты – иллюзия, и тебя создали мои братья, чтобы помучить меня. Настоящий Дарвин сгинул навеки, покинул этот мир, как моя сестра и моя подруга.

– Но если это так, почему ты вся дрожишь? – Дарвин, кем бы он ни был, сел к ней на кровать. Только теперь глаза Элисон привыкли к слабому освещению и заметили крайне нездоровый вид брата. А дрожала она из-за холода, который он принес с собой.

– Так это действительно ты? – В ней вспыхнула сумасшедшая, лишенная всякой осторожности надежда. Желая убедиться, младшая Ричи протянула руку и коснулась щеки погибшего брата. Ее глаза в ужасе раскрылись, сердце забилось быстрее. – Ты очень бледен, и твоя кожа так холодна…

Дарвин улыбнулся, и она ясно увидела клыки у него во рту. После брат тряхнул головой – цвет его глаз, до этого ореховый, переменился на ярко-алый. Элисон вздрогнула. Всегда ли он был таким?

Ей сделалось дурно. Словно во сне, она уводила свою дрожащую руку в сторону, но новоявленный вампир схватил ее, не позволив отстраниться.

– Почувствуй твердость моей кожи, – сказал он, снова притянув ее ладонь к своему белому лицу. – Насладись моим холодом, загляни в мои глаза, жаждущие крови. Ну, как тебе? Я по-прежнему твой любимый брат и дорогой друг?

«Одного потеряешь, другого – сможешь вернуть, но он никогда не будет таким, как прежде». Тьма предупреждала ее, но Элисон не поверила, и зря: слова Темной оказались пророческими. Как она узнала, что Дарвин станет вампиром? Возвратившись из путешествия, младшая Ричи дала себе обещание не плакать в присутствии братьев, но сейчас она нарушила слово.

– Что они сделали с тобой… – прошептала Элисон со слезами на глазах. Она ощущала себя птицей, которой отрезали крылья. Дарвин… его не стало, когда она сбежала из поместья, а этот ни капли на него не похож. Еще один монстр, созданный вампирами. Еще один ее ночной кошмар. – Я поняла, о каком подарке говорил Хейки. – Она вдруг разозлилась. Слезы засыхали у нее на щеках. – Это он виноват в том, что с тобой случилось! Он сделал тебя таким! Моя ненависть к нему растет с каждым днем, как дыра от потерь в моем сердце. Я его…

– Ты ничего не сделаешь моему Создателю, – прервал ее Дарвин. Он обнюхивал руку Элисон, как пес, изучающий нового человека. – А ты вкусно пахнешь. Хейки не соврал. Он сказал, что если сегодня я сделаю все как надо, то наградит меня твоей кровью. И я его не подведу.

Ей стоило больших усилий не обращать внимания на жуткие слова Дарвина.

– Теперь Хейки никогда не оставит тебя в покое! – девушка подалась к нему, несмотря на страх, и схватила вампира за плечо. Даже сквозь одежду Дарвина она чувствовала холод вампирской кожи. – Ты не обязан делать все, что он говорит. Мы оба его знаем. Он лжец! Хейки никогда не выполняет обещаний. Он заставит тебя сделать то, что ему хочется, а после убедит, что так и надо! И никакой награды ты не получишь. Не верь ему, прошу тебя!

Дарвин снова улыбнулся и приобрел отвратительное сходство с тем, о ком Элисон говорила. Все вампиры похожи друг на друга смертельной бледностью кожи, острыми клыками и рубиновыми глазами, но схожесть Дарвина с ними ранила младшую Ричи сильнее, чем меч Хейки.

– Все мы лжецы, – ответил он и клацнул зубами возле ее руки, как дикое животное, вынудив девушку в приступе паники отдернуть руку, если она не хотела остаться без парочки пальцев. – А ты самая большая лгунья из всех. Не ты ли говорила, что любишь нас с сестрой?

При упоминании Татианы она сжала руки в кулаки.

– Я говорила правду!

– Правду? Я так не думаю. Хотя, может, и любила. Однако же ты разлюбила нас сразу, как только сбежала. Ты бросила нас здесь умирать! А ведь Тата поплатилась жизнью из-за тебя и того поганого кольца! Если бы мы убежали вместе, когда тебе предлагали, ничего бы этого не случилось. Сестра была бы жива… да и мы тоже.

– Что ты такое говоришь? – Жесткость, с которой Дарвин говорил с ней, заставляла сердце болезненно сжиматься. Надежда на то, что в явившемся к ней в комнату вампире осталось хоть что-то от любимого брата, таяла с каждым его резким словом, с каждым новым упреком. – Ты ведь жив!

– Моя новая жизнь – это не жизнь, – печально произнес он, и Элисон пожалела его против воли. Такие эмоции тяжело подделать даже вампиру: Дарвин говорил искренне. – Лучше бы ты оставила нас умирать на улице. Сейчас я думаю, что погибнуть на холоде – не такая уж и страшная смерть.

– Не говори так! – она не знала, что сказать в свое оправдание, и сомневалась, что слова утешения помогут. И все же Элисон попробовала образумить Дарвина. Набрав в грудь побольше воздуха, младшая Ричи сказала: – Да, я впустила вас, потому что не могла оставить снаружи. Да, я осознавала, что ответственность за ваши жизни с тех пор лежит на мне. И я сбежала. Да, сбежала, потому что думала, что вернусь и спасу вас! Можешь думать, что я вас бросила… но я действительно любила вас! И люблю до сих пор. Тебя, Тату…

– Не произноси имени моей сестры, – зарычал вампир.

– Она была и моей сестрой тоже! Подожди… – Элисон пошарила рукой у себя под подушкой и вытащила на свет золотую брошь. – Узнаешь? – Девушка вложила украшение в руку брата. Драгоценные камни перемигивались при тусклом свете зажженной лампы. – Эту брошь мне подарила Тата, и я сохранила ее, несмотря ни на что. Это мое сокровище, моя единственная отрада – словом, это все, что у меня есть.

Его вид стал еще более несчастным, а взгляд – печальным при виде памятной вещи, но он взял ее и покрутил, рассматривая с легким недоверием.

– Зачем мне она? Что ты хочешь этим сказать?

– То, что я всегда помню о Тате. Пока мы живы, память о ней останется с нами, а любовь не покинет сердца.

Но Дарвин встал и небрежно бросил брошь на подушку.

– Мое сердце остановилось и никогда не начнет биться снова. Я умер той ночью, когда меня обратил Хейки, а ты – в замке, если верить его словам. Оставь эти игрушки – они все равно тебе не помогут и не вызовут во мне жалости. Ты одна виновата в том, что случилось с нами, и именно ты понесешь заслуженное наказание за свои деяния. Идем.

– Куда?

Он недобро улыбнулся:

– Я должен сопроводить тебя в башню, где ты предстанешь перед хозяевами и раскаешься в своем побеге. Ты упадешь на колени и будешь умолять их о прощении. Иначе пощады не жди.

Старинной башней не пользовались с момента окончания войны. Она располагалась рядом с поместьем, но подступиться к ней можно было, только обогнув конюшню и задний двор. Высокая, с большими окнами, выходящими на все четыре стороны света, в давние времена она позволяла дозорным следить за подступами к территории. Последняя известная война в Вейссарии закончилась сотни лет назад, и нужда в смотровых башнях отпала у всех благородных семей. У Ричи она служила местом хранения всякого хлама, для которого не нашлось иного места, кроме маленькой комнатушки с холодными стенами из дождливо-серого камня и такого же пола.

Туда-то и лежал их путь. По дороге Элисон сопротивлялась и норовила укусить вампира то за руку, то за плечо, но тот пресекал любые попытки сбежать и продолжал вести ее к месту наказания. Слуги, работающие на конюшне, провожали их глазами, полными страха и смятения. Перед лестницей вампир закинул Элисон на плечо, как мешок с зерном, и вместе со своей ношей быстро взобрался по ступеням на самый верх. Переступив порог комнаты, он грубо швырнул девушку на пол, совсем как ту брошь ей на кровать. Кто-то подошел, но густая темнота вокруг мешала рассмотреть силуэт как следует. Свет далеких звезд проникал через полукруглые окна, едва ли заменяя факелы и свечи.

– Вы не убьете ее? – спросил Дарвин, смотря куда-то в сторону.

– Не убьем, – пообещал голос Хейки. Элисон подняла глаза и увидела, что он наклонился к ней. – Если, конечно, она признает свою вину…

– А если нет? Дайте слово, что не убьете ее.

– Молчать! – повысил голос вампир. Неестественный, яркий цвет его глаз напоминал кровь. – Тут я раздаю приказы, а ты молча подчиняешься! Помни о награде, Дарвин. Ты получишь обещанное, если заткнешься и сделаешь все, что тебе велено.

При слове «награда» глаза Дарвина широко раскрылись и живо забегали туда-сюда. Элисон осознала, что все кончено: жалкие попытки вернуть ему сострадание не увенчались успехом. Ради крови вампиры пойдут на все, особенно новообращенные. Младшая Ричи не знала, когда именно Хейки сотворил монстра, но это и неважно. Дарвин сделает все, что он скажет, и горячечный блеск в его глазах, выдающий голод, не оставлял шанса на благоразумие.

– Я все сделаю, – подтвердил он мысли Элисон, поворачиваясь к ней.

Она приподнялась на локтях.

– Прошу тебя, – тихо проговорила младшая Ричи. – Ты можешь сопротивляться ему, если захочешь. Он слабый, а ты сильный. Не слушай, что он говорит. Не делай этого, Дарвин. Умоляю тебя…

Но он приближался – некогда любимый брат, – не внимая ее мольбам, не обращая внимания на ее слезы. В темноте вспыхнула молния: на кончиках пальцев Дарвина появились маленькие заряды. Сердце Элисон пропустило пару ударов. Из всех существующих наказаний братья выбрали самую страшную пытку. Ей не впервые сталкиваться с ней, но сейчас она была готова на что угодно, лишь бы не испытывать боль снова.

– Если ты хочешь, чтобы я понесла наказание, приведи приговор в исполнение сам, – сказала Элисон, дрожащим голосом обращаясь к Хейки. Она старалась не показывать, что напугана, и по примеру Дарвина делала свой голос тверже. – На твоем месте мне было бы стыдно поручать это кому-то другому.

Ее слова задели Хейки, но не так чтобы очень. Губы вампира презрительно скривились.

– Но ты не на моем месте, сестра, – объявил он с высокомерным видом. – А я не на твоем. Нам следует порадоваться, не находишь? Каждый из нас занимает свое место, каждому из нас отведена определенная роль. Вот ты, например, – длинный палец Хейки указал на нее, – играешь роль жертвы. А мы все, – вампир обвел руками комнату, – охотники. Что будет, если мы поменяемся местами? Неразбериха. Роль охотника предполагает наличие хитрости и проворства, чтобы поймать добычу, а роль жертвы заключается в том, чтобы быть пойманной и убитой. Ты согласна со мной?

– Нет.

– Твое право, – улыбнулся вампир. – Однако ты уже поймана, а это значит, что свои роли мы отыграли блестяще. Но осталось еще кое-что. Роль жертвы также предполагает страдания. – Хейки хлопнул в ладони, и Дарвин, остановившийся на мгновенье, продолжил свой путь к Элисон.

«Я должна быть сильной, как тогда, в замке, – твердила она себе, закрывая глаза, чтобы не видеть, кем стал Дарвин. Кем стали все они. – Они не увидят моих слез и не услышат моих криков. Я не доставлю им такой радости».

Но младшая Ричи сама себе не верила. Тьма вела ее в ту ночь. Без нее она бы никогда не отважилась на побег и не обрела желание противостоять вампирам. Тьма обещала помочь, показала истинную цель… и бросила Элисон. Не стоило ей верить. Когда Темная впервые явилась к ней во сне, девушка так и сделала. Она не поверила ни ее словам, ни ее лживой улыбке. Что же заставило младшую Ричи переменить свое мнение о Темной? Она и сама не знала, почему вдруг стала слепо полагаться на соблазнительные обещания. На самом деле ответ всегда лежал на поверхности. Внутри Элисон томилась сила, с которой ей все по плечу.

Между тем Дарвин уже сидел возле девушки. По его пальцам быстро перемещались бело-синие электрические заряды, как маленькие жучки.

– Если хочешь попросить у нас прощения, самое время начать, – подал голос Райнер.

Элисон не ожидала, что он тоже окажется здесь: до этого он ни разу не напомнил о себе. Сощурившись, она вгляделась в темный угол, откуда шел его голос, и спросила:

– За что мне просить прощения? Я не сделала ничего плохого.

– Не сделала? – вмешался Хейки. Сегодня он вел себя почти как Райнер в обычное время: раздражался от любой мелочи и вспыхивал, как сухая ветка от слабой искры. Элисон догадывалась, что на этой пытке настоял именно он. «Ты подписала себе приговор», – сказал ей Хейки на прогулке. – Ты сбежала от нас! Твоя бывшая служанка помогла тебе обойти защитный купол, но решение сбежать ты приняла самостоятельно! Можешь что-нибудь сказать в свое оправдание?

Происходящее в башне напоминало судебный процесс. Когда-то давно, перерывая книги в библиотеке, Элисон наткнулась на описание сложного разбирательства в одной из книг по истории Вейссарии. Само повествование показалось ей скучным и неинтересным, поэтому после прочтения первых страниц она закрыла книгу и взяла другую, про приключения. В эту самую минуту Элисон чувствовала себя обвиняемой, а ее братья играли роль судей, серьезных и бесстрастных. «Это непохоже на честный и справедливый суд, – подумала она. – У меня нет защитников и не будет. Меня судят не за серьезные преступления, а за какой-то побег». Разве можно винить ее в том, что она захотела свободы? Элисон полагала, что желание повидать другие миры не карается смертной казнью. Но если она ошиблась, то ее ждет смерть. И на этот раз ничто не вернет ее к жизни.

– Я не виновна, – повторила девушка. – Вам не за что судить меня. Вы не имеете такого права. Не лучше бы вместо того, чтобы винить во всем меня, вам бы задуматься, почему я захотела покинуть стены родного дома?

– Ясно почему, – холодно отозвался Хейки, – у тебя одна дурость в голове. Ты еще слишком юна и наивна, чтобы что-то решать. Свободы ей захотелось! Что тебя не устраивает? Ешь досыта, имеешь столько нарядов, сколько сама пожелаешь, купаешься в нашем внимании – и тебе все мало?!

– Не нужны мне ни наряды, ни богатства! А уж от вашего «внимания» больше вреда, чем пользы! Я всего-то хотела увидеть мир, который меня окружает! А может и не один. Это вы сидите на одном месте и не желаете видеть ничего вокруг. Но я – совсем другого склада! Мне хочется греться под лучами солнца, путешествовать, наслаждаться жизнью… Вы – мертвецы, и вам чужда сама жизнь. Вам неизвестно, что такое добро и сострадание, помощь ближним и дружба. И уж конечно вы не знаете, что такое любовь. Да и откуда? Власть над смертью лишила вас сердца. Мы могли стать настоящей семьей и любить друг друга так, как и полагается кровной родне, – она почувствовала слезы на своих щеках, а затем и их соленый привкус на губах, – но вы выбрали только себя. Не друг друга, не нас, а себя.

Если бы девушка могла, то ушла бы прямо сейчас. Злость волнами накатывала на нее, разбивая угнетенность и отчаяние, как бушующие волны – скалы. Хейки смотрел на сестру и молчал. Райнер тоже не издавал ни звука. Элисон со слабой надеждой подумала, что ее речь где-то затронула их ледяные сердца, но потом Хейки сказал: – Дарвин, заставь ее повиноваться, – и стало понятно, что в них ничего не дрогнуло.

Когда Дарвин коснулся заряженной рукой ее тела, Элисон закричала.

Почти сразу он убрал руку, и боль стала утихать. Но уходила она медленно и по-прежнему терзала тело. Младшая Ричи растянулась на полу, тяжело дыша и хватая ртом воздух, как утопающий. Ее губы растрескались, жажда царапала когтями рот и горло. Даже в пустыне не так сильно хотелось пить, как теперь.

– Я хочу… – еле слышно выдавила из себя Элисон.

– Что-что? – Хейки приложил руку к своему уху, хотя прекрасно все слышал. – Ты что-то хочешь сказать, моя милая? Извиниться?

– Воды… – шептала она, ощущая себя истощенной старухой как телом, так и душой. Собственная слабость ее очень злила, но Элисон была не в том состоянии, чтобы выражать чувства. – Пить… – рука девушки потянулась к Дарвину, чье бледное лицо маячило перед ней в тумане. – Я хочу…

– Сначала я услышу извинения, – беспристрастно сказал Хейки. – Только потом ты получишь воду.

– Смотри не убей ее, – послышался встревоженный голос Райнера, – а то ты чересчур увлекся наказанием. Оставь мою невесту живой.

– Ничего с ней не случится. Не умрет она – уж больно разряды слабые.

– В прошлый раз ты тоже говорил расслабиться, а сам взял и убил ее!

Хейки проигнорировал справедливый упрек старшего брата и обратился к младшему:

– Что с ней?

– Пока жива, но может умереть, если я буду продолжать в том же духе.

– Ничего, пусть еще помучается – так она лучше запомнит урок.

– Живо дайте ей воды! – громко возмутился Дарвин. – Лишенное влаги тело убьет ее раньше, чем ваши попытки сделать ее покорной.

Хейки с неохотой согласился и что-то протянул ему. Темнота в комнате и туман в голове не давали разглядеть предмет, но Элисон и так сообразила, что Хейки передал Дарвину кувшин с водой. Вампир, осторожно придерживая ее за затылок, помог ей приподняться и отпить из него. Сердце бешено стучало в груди и висках. Его оглушительный грохот раздавался в голове, позволяя оставаться в сознании. Даже после глотка воды лучше не стало. Элисон ощущала судорожные, хаотичные движения своих рук и ног, но не знала, как это остановить.

– Давай еще, – потребовал Хейки у мага-стихийника.

– Хватит уже! – с негодованием вмешался Райнер. – Ты хочешь оставить меня без невесты?

Хейки наградил его взглядом, исполненным жгучей ревностью.

– Последний раз, – пообещал он и кивнул Дарвину.

Тот не стал спорить и выполнил приказ Создателя. Последний разряд прошелся по ее телу, вызвав новую порцию мучительной боли и судорог. Кричать Элисон уже не могла. «Убейте меня», – умоляла она их, но мысленно. Ей по-прежнему не хотелось доставлять вампирам удовольствие слышать ее мольбы. Они не заслужили ни ее раскаяния, ни слез.

– Все, с нее довольно, – решил Райнер и показался из глубокой тени. Его стройный силуэт расплывался перед глазами младшей Ричи, так что она видела только большое красное пятно. Он надел свой алый плащ, поняла девушка, почему-то вспомнив о любимом цвете вампира. Сознание уплывало от нее.

– Ты отлично справился, Дарвин, – произнес Хейки тихо. Судя по голосу, он улыбался. Его месть свершилась. – Можешь получить обещанную награду.

Ему не пришлось повторять дважды, и Дарвин прильнул к шее Элисон уже по собственной воле.

ГЛАВА 4. ИГРА ВСЛЕПУЮ

Крыса с отвратительным писком пробежала мимо, задев длинным хвостом ее ногу. Раньше, когда Элисон запирали в подвале, она боялась всего вокруг: темноты, сырости и, конечно же, крыс. Особенно крыс. Толстые, серые, с грязными пятнами на спинках, они свободно передвигались по подвалу, не боясь ни редких пленников, ни хозяев-вампиров. «Вот кто на самом деле правит домом Ричи», – с едким сарказмом подумала девушка. Ее глаза давно привыкли к темноте, и все, что она делала, когда не спала, – это наблюдала за передвижениями крыс. Две копошились в ее тарелке, доедая зачерствевший хлеб и жирного гуся, фаршированного яблоками. Младшая Ричи не стала их прогонять: какое-никакое, а развлечение.

Все бы ничего, но эти крысы слишком шумные. Своим писком и шуршанием они мешали ей думать, а думала Элисон круглыми сутками. Она почти не спала, чаще дремала, прислонившись к холодному камню, и думала, думала, думала.

Младшая Ричи пришла в себя на следующий день после пытки. Вампиры как следует отыгрались на ней, удовлетворив свою месть и насытившись ее страданиями. Элисон сожалела, что они не убили ее. Умерев, она бы положила конец дележке прав за власть, ведь без женитьбы на ней никто из братьев не получил бы желаемое.

А лучше бы она и вовсе не рождалась. В таком случае Райнер взял бы в жены девицу из другого знатного дома – и страдала бы уже она. Но Элисон везло с рождения, поэтому, едва ей исполнилось пять, она стала невестой вампира, наводящего ужас на всю Вейссарию. Ее часто беспокоил вопрос: сколько ему лет на самом деле? Она помнила своих братьев-вампиров уже взрослыми. Как случилось, что их обратили, и кто это мог сделать? Получить такую большую разницу в возрасте невозможно без тайного колдовства. Еще девочкой Элисон любила поразмышлять над этой и другими тайнами старших братьев перед сном, но теперь все это ее мало интересовало. Ее новой загадкой, над которой она так усердно думала, стала магия крови. Девушка жаждала узнать больше о происхождении таинственной силы и понять, связана ли она с проклятием рода. Еще год назад она бы посмеялась над простофилями, говорившими, что поместье Ричи проклято, но сейчас… Элисон не сомневалась, что так оно и есть.

Еще она думала о тех, кого лишилась так рано. Ей недоставало Киото, Таты и Дарвина… Дарвина недоставало очень сильно. Вскоре после побега Элисон поняла, что испытывает к нему не просто симпатию, а нечто, что лежит гораздо глубже.

О любви она прочла не так много книг, как о приключениях. Девушка читала о рыцарях, которые совершали подвиги во имя светлого, возвышенного чувства, желая угодить даме сердца. Из книг Элисон узнала, что любовь – это жертва, не всегда стоящая, но обязательно кровавая. Она ощущала себя неловко, когда встречалась с Дарвином, и в книгах говорилось, что влюбленные испытывают то же самое. А в ночь побега он пришел к ней в комнату и склонился так низко, что их носы почти соприкоснулись. Ей стало жарко, мысли превратились в вязкую субстанцию, руки задрожали. Испытывал ли Дарвин то же самое при виде нее? Как бы ей хотелось узнать! Возможно, так оно когда-то и было, но давно, в прошлой жизни, когда дела в поместье обстояли иначе. Если Дарвин ее и любил, то до своих пугающих изменений. Сердце же нынешнего ее брата перестало биться и покрылось ледяной коркой, через которую Элисон не могла пробиться. Она вспоминала его с болезненной, давящей на грудь тоской, и представляла, что сейчас он рядом с ней: такой, как и прежде.

Он как будто прознал, что она грезит о нем. Тяжелая дверь, высеченная из камня, с громким шумом отворилась, и на пороге возник Дарвин. В бледной руке он держал факел.

– Зачем он тебе? – спросила младшая Ричи. – Разве твои глаза не способны видеть в темноте?

– Он не для меня. – Дарвин ступал по полу бесшумно, как все прочие вампиры. Разместив факел в держателе, он встал перед младшей Ричи. – Я принес его, чтобы свет разогнал тьму вокруг, хотя тебе недолго тут осталось. – Вампир окинул взглядом подвал и поежился, как человек, которому неуютно или холодно. – Мне тоже довелось побывать здесь. Не самое приятное место.

– Пожалуй, соглашусь с тобой. Хотя в подвале мне куда приятнее находиться, нежели в обществе братьев-тиранов. Говоришь, мне недолго осталось? Чудесно, а то я устала ждать освобождения или очередного наказания. Как меня планируют лишить жизни?

– Я сказал, что тебе тут недолго осталось, а не что тебе недолго осталось. Чувствуешь разницу?

– Она не особо-то и велика, – пожала плечами Элисон. – Если меня отсюда и выведут, то на очередную пытку, придуманную вами.

– Я не имею к этому никакого отношения, Элисон. То, что произошло в башне… я не причастен к этому. Хейки меня заставил.

– Кровь мою он тоже заставил тебя выпить? – зло спросила младшая Ричи.

– Нет, – Дарвин потупил глаза. Элисон сообразила, что ему стыдно. Какое открытие! Вампиры умеют стыдиться своих поступков! – Твою кровь я выпил по собственной воле.

– Не сомневаюсь, – бросила она в ответ и отвернулась к стене. Разглядывать камни казалось неплохой идеей – всяко лучше, чем выслушивать пустые сожаления кровопийцы.

– Теперь ты понимаешь, что я имел в виду, когда сказал, что это не жизнь? Я не могу так! Я стал зависим от людской крови. Порой мне хочется разодрать любого слугу в доме, не говоря уже о лошадях на конюшне или дичи в лесу. Если бы ты знала, через что я прошел…

– А через что прошла я, ты не хочешь узнать? – Силы покинули ее в той башне, но Элисон, со свойственным ей упрямством, встала, удерживаясь рукой за стену. Дарвин потянулся к ней, чтобы помочь, но она оттолкнула его руку и посмотрела на него так яростно, что он весь сгорбился. – Я думала, что помогу вам. Киото обещала, что мы отыщем ее родню и приведем сюда! Она знала, что просто так я не оставлю вас, поэтому прикрылась ложью, чтобы я согласилась уйти вместе с ней. А сделать так ей велела Тата. Сестра решила, что лучше умрет она, чем я, хотя прекрасно знала, что вампиры ничего мне не сделают! Ты не представляешь, что я чувствовала, когда правда открылась. Когда я поняла, что мы не вернемся домой, когда я узнала, что больше никогда вас не увижу… – Элисон умолчала о том, как именно узнала правду: не говорить же ему, что ей приснилась Темная и все рассказала – он сочтет ее спятившей. – Я целыми днями думала об этой горькой потере. Ночами не спала, потому что стоило мне закрыть свои глаза, как я видела ваши, полные слез. Это было невыносимо. Я до конца жизни не смогу простить себя за то, что оставила вас. По моей вине погибла сестра, – девушка окинула Дарвина печальным взглядом. – И ты тоже, если вампирская жизнь приносит тебе одни лишь страдания. Выходит, я своими же руками погубила всех, кто был мне дорог.