Воля камня

Елизавета Гартт

Воля камня

Пролог

«Айгунн ун Веллар. Айгунн дун Веллар» – Айгунн мысленно примеряла на себя новое имя, на которое она совсем скоро получит право.

Сувиз «ун» давался детям нуворов (так в Нэрстане называли класс землевладельцев). Сувиз «дун» давался женщине при вступлении в брак с нувором, вместе с его фамилией. У Айгунн было немного не так. У неё не было братьев. В семье нувора дар Веллара было только две дочери – старшая Айгунн и младшая Миэлла. Если в семье отсутствовали наследники (женщины не могли наследовать титул и земли), можно было передать титул мужу старшей дочери. Обычно, в таком случае, мужем старшей дочери становился младший сын другого нувора, который не мог наследовать титул своей семьи. В этом случае, вступая в брак, мужчина переходил в род своей жены и брал её фамилию. Пока отец жены оставался нувором, он носил сувиз «ун», и получал сувиз «дар» после вступления в титул. Обычно это происходило после смерти нувора или в случае его болезни, делавшей выполнение обязанностей нувора невозможным.

Мужем Айгунн должен был стать младший, третий сын из рода Геннес, Эйнор ун Геннес. Их знакомство состоялось три месяца назад. После этого они несколько раз встречались: Айгунн гостила в замке семьи Геннес в сопровождении матери и, к сожалению, сестры (Айгунн мечтала хоть на какое-то время избавиться от неё); Эйнор гостил в замке семьи Веллар и несколько раз заезжал в гости, почти визит вежливости. Завтра должна была состояться свадьба. Были приглашены семьи нескольких соседних нуворов как свидетели клятв, которые молодые люди принесут при вступлении в брак. Гости были уже в замке. Вечером должен был состояться приветственный ужин, а сама свадьба была назначена на завтрашний день.

Если бы у Айгунн спросили, любит ли она Эйнора, она ответила бы «да». Такой ответ девушка должна была дать на вопрос о своём женихе. Самой себе Айгунн ответила бы «нет». Она не любила Эйнора. Но так было со всеми. Как-то раз Айгунн спросила свою мать, любит ли она отца, и та ответила «конечно» – без колебаний, в её глазах было удивление, а в голосе почувствовался страх. Нет, она не любила его. Айгунн была благодарна матери, что та не задала ей подобный вопрос об Эйноре. Видимо, сама всё понимала. Айгунн не любила врать, особенно близким, за исключением сестры. Её близкой она никогда не считала, само её существо противилось тому, чтобы назвать близкой сестру. С детских лет, едва научившись говорить, Миэлла вела какую-то войну против Айгунн, так и стремилась уколоть побольнее. И самым досадным было то, что Миэлле всё сходило с рук. Лаской, улыбкой, невинным личиком, на котором совсем не читалось коварства, Миэлла умела расположить к себе всех, и ни отец, ни мать, но нянюшки и учительницы не верили в её злонамеренность. Считали, что Айгунн просто завидует ей. В глубине души Айгунн, конечно, завидовала, но даже самой себе признавалась в этом с огромным трудом. Это было больно. Больно признавать, что Миэлла превзошла её почти во всём. В детстве Миэлла выглядела как ангелочек с мягкими белокурыми кудряшками. Её вид приводил в умиление всех, а уж тупоголовые нянюшки так просто души в ней не чаяли. Айгунн старалась достичь успеха во всём, чему её учили: этикет, рукоделие, деяния Ойну и Эйни, позже, когда их стали обучать наукам, Айгунн полюбила историю, особенно древние предания и историю древних государств, делала успехи в арифметике, естествознании, а для её обучения астрономии был приглашён отдельный учитель: обзорный курс астрономии, который преподала им домашняя учительница, Айгунн усвоила очень быстро, но ей хотелось учиться дальше. И тогда отец пригласил настоящего астронома. Обычно, таких учителей приглашали для сыновей нуворов. Но здесь для Айгунн сделали исключение. Во многом благодаря совету домашней учительницы агнессы Ульсонны. Она была одной из немногих, кто не поддался чарам Миэллы. Агнесса Ульсонна относилась к обеим девочкам с добротой, но была справедлива, у неё Миэлла не получала незаслуженных отметок, и ей не раз приходилось переделывать свою работу. Впрочем, агнесса Ульсонна не была к ней чрезмерно строга и не требовала лишнего, лишь то, что обязательно должна знать благородная девушка. У Айгунн она видела интерес, и была готова научить её всему, что знала сама. Агнесса Ульсонна была первым человеком в жизни Айгунн, кто заметил в ней что-то особенное. Таким был и агнир Интир, астроном, обучавший Айгунн несколько лет. В прошлом мэтр Интир преподавал в университете на юге; почему он бросил это занятие и перебрался на север, Айгунн не знала – мэтр не любил говорить о юге.

Айгунн дошла до конца длинного коридора и вышла на боковую лестницу. Это был кратчайший путь на её террасу, где Айгунн выращивала цветы, кормила птиц и смотрела на звёзды в зрительную трубу. Это было только «её» место, где Айгунн могла уединиться и быть собой. Здесь она чувствовала себя свободнее, чем в своих покоях.

Перед приветственным ужином Айгунн волновалась. На ужине не должно было произойти ничего особенного: родители поприветствуют гостей, будет ужин, танцы…, и всё. Свадьба должна будет состояться завтра. Но Айгунн всё равно волновалась. Она не любила большие скопления людей, чувствовала себя при этом неуютно, хоть и понимала, что так положено, и в будущем она сама, став Айгунн дун Веллар, будет приглашать и приветствовать гостей. Но чувство натянутости отпускало её только здесь, на «её» террасе.

Боковая лестница была довольно узкой и вилась спиралью с небольшими площадками и узкими стрельчатыми окнами. В основном, боковой лестницей пользовались слуги, для семьи имелась парадная лестница. Но Айгунн боковая лестница нравилась больше. Ей были по душе простота, отсутствие помпезности, и стрельчатые окна, выходящие во двор. Дойдя до площадки, Айгунн остановилась: «надо бы полить фиалки у окна, захвачу воду на обратном пути», подумала она. И тут она услышала приглушённые голоса.

– …да, у Айгунн много секретов. Она тебе не рассказывала?

– Нет, кажется, нет. Но это даже интересно. У каждого должен быть свой секрет.

– А у тебя? Какой секрет у тебя?

– Наверное, у меня нет секретов.

– Тогда пусть у нас будет секрет. Айгунн такая гордая. Она думает, что я и в подмётки ей не гожусь. Но ты ведь так не думаешь?

Айгунн шумно выдохнула. Ну, уж это слишком. Миэлла. Она быстрыми шагами направилась наверх.

Половина витка – и взору Айгунн открылась площадка следующего этажа. Миэлла и Эйнор. Они целовались. Его руки сомкнулись на её талии, её пальцы запутались в завитках его рыжих волос на затылке. Дыхание Айгунн сбилось, руки задрожали. Последние ступени она преодолела, опираясь рукой о каменную стену. Эйнор первым заметил её и медленно отстранился от Миэллы. Айгунн рывком преодолела последние несколько ступенек. Левой рукой она всё ещё опиралась о стену, правая потянулась к кулону у неё на шее. Подарок Эйнора. Он ей нравился. Скорее всего, выбирал не он, но подарок попал в точку. Аметист – красивый сиреневый цвет, придающий её чертам оттенок загадочности. Для этого вечера Айгунн приготовила сиреневое платье в тон украшению – такого смелого наряда у неё ещё не было.

Пальцы Айгунн сжали кулон. Один рывок – и цепочка из белого золота разорвалась. Резануло шею, но Айгунн даже не поморщилась. На элегантном белом металле остались маленькие, почти незаметные капельки крови. Пощёчина. Миэлла даже не попыталась ответить в своём излюбленном язвительном тоне. Она вся сжалась и медленно попятилась к окну.

– Ты будешь проклята! – прокричала Айгунн, – Ты сгинешь, пропадёшь, растворишься, ты и твои потомки! Не будет у тебя никакого будущего!

Кулон со звоном упал на каменный пол. Айгунн бежала вниз. Она уже не думала ни о чём. Вечер, особый наряд, брак, родовое поместье, хозяйкой которого она собиралась со временем стать, родители, отношения с которыми, как она ожидала, статут более тёплыми, когда Миэлла выйдет замуж и наконец-то уедет от них, терраса, зрительная труба, созвездие энтус, которое можно наблюдать на ночном небе только раз в году… ничего уже не имело значения. Всё это кончилось, мечты разбились вдребезги. Айгунн бежала. Лестницы, площадки, окна, двор, ворота… Всё дальше и дальше в лес.

А под землёй, в семейном склепе Велларов гас двойной круг примерно в два локтя в диаметре. Между внешней и внутренней окружностью были начертаны странные символы, но их уже было не разобрать. Круг погас, и место, где его только что можно было видеть, сделалось неотличимым от остальной поверхности пола. Каменные плиты и ничего больше.

* * *

Миэлла сидела на подоконнике, обхватив голову руками. Слова Айгунн звенели у неё в ушах «Ты будешь проклята!..». Губы Миэллы дрожали. «Это была шутка, просто шутка…», проносилось у неё в голове. Из задумчивости её вывел голос Эйнора: «Я найду Айгунн». Миэлла только растерянно кивнула. Кажется, он посмотрел на неё осуждающе.

Миэлла не знала, сколько прошло времени. В какой-то момент она вышла из оцепенения, встала, и направилась к себе. Зайдя в свои покои, она приказала горничной принести воды для умывания.

– Вам нехорошо, нувора? Вы так побледнели…

– Просто очень жарко. Я была на террасе у Айгунн, там так светит солнце…

– Сейчас, нувора. Может, принести что-нибудь попить? Мятный настой так освежает.

– Да, пожалуй. Принеси.

Горничная удалилась. Миэлла в изнеможении упала на кровать.

День клонился к закату. Примерно с час назад Миэлла слышала, как отец вернулся в замок с гостями. Он показывал им окрестности. Скоро нужно начинать собираться.

Миэлла готовилась принять ванну, когда к ней в покои вошла мать. Миэлла встрепенулась.

– Миэлла, ты не знаешь, где Айгунн? Нигде не можем её найти. Ни я, ни Асинна. Ведь уже пора собираться.

– Не знаю. – и, уловив взгляд горничной, добавила – Днём я ходила с ней на террасу, но ненадолго. Там было очень жарко. Я быстро ушла, а она осталась.

– На террасу? Удивительно. Она любит бывать там одна. Но я рада. Вы уже взрослые девушки, пора забыть детские ссоры.

Миэлла улыбнулась. Лучше и не придумаешь. Мама ещё немного покрутилась в комнате Миэллы, ещё раз рассмотрела выбранные для торжества платье и украшения. Ещё раз обсудили гостей и их спутниц, посмеялись.

– Ну, я пойду, Миэлла. Должно быть, Айгунн уже у себя. Я удостоверюсь, что всё в порядке.

Айгунн не появилась. Мать и горничная забеспокоились. Об отсутствии Айгунн узнал отец. К поискам подключили нескольких служанок, из самых близких и надёжных. О том, чтобы спросить Эйнора, естественно, не было и речи. Официально они ещё даже не были мужем и женой. Наскоро, не привлекая внимания, обыскали замок. Тщетно. Зрела паника. К страху за Айгунн примешивался страх скандала. Что скажут гости, если невеста исчезнет накануне свадьбы? Что скажет семья жениха? Отменить вечер было нельзя.

Приветствуя гостей, Веллары извинились за отсутствие невесты, сказав, что она подвернула ногу, слезая с лошади, поэтому осталась в своих покоях, но завтра всё будет в порядке.

Гости недоумевали, но открыто никто не высказывался. Вечер прошёл своим чередом. Эйнор сидел мрачнее тучи и почти не притрагивался к угощениям. Окружающие, видимо, списали это на волнение за невесту.

Миэлла старалась помочь родителям. Была любезна с гостями, поддерживала беседу, танцевала, и даже спела для гостей. Она то и дело ловила на себе восхищённые взгляды, и это придавало ей уверенности. Всё обойдётся, это была просто неудачная шутка.

Поднявшись к себе по окончанию вечера, Миэлла первым делом отпустила горничную. Ей хотелось остаться одной. Она впервые сожалела о содеянном. Самым смешным было то, что ей даже не нравился Эйнор. В нём не было ничего плохого или отталкивающего, но не было и ничего привлекательного. Он был достаточно высоким, но не крепким, из-за чего смотрелся долговязым. В нём не чувствовалось решительности; казалось, он сам не знал, чего хочет, и даже не задумывался об этом, заранее покоряясь воле родителей, ведь так положено. Миэлла поцеловала его, только чтобы «щёлкнуть по носу» сестру, которая слишком уж возгордилась после того, как родители нашли ей жениха. Она – будущая хозяйка родового поместья, она – замужняя дама… Теперь Миэлла понимала, насколько это всё было глупо. Пусть гордится своим Эйнором-размазнёй, и чем ещё она там хочет гордится. Миэлле, в сущности, всё равно, хоть и неприятно… Назад теперь уже ничего не вернёшь. И куда она могла подеваться? Скорее всего, сидит у реки, она любит шум реки, особенно вечером, когда всё стихает. К утру вернётся, никуда не денется. Миэлла даже не будет подшучивать над ней.

Но всё обернулось не так. Утром Эйнор попросил разрешения увидеть Айгунн, и, получив уклончивый отказ, рассказал родителям невесты о происшедшем вчера. Он взял вину на себя, сказал, что поддался минутному порыву. (Узнав об этом, Миэлле захотелось его ударить). Сказал, что по-прежнему хочет взять в жёны Айгунн, и надеется, что она сможет простить его. Просил прощения у Миэллы. Узнав, что Айгунн пропала, Эйнор сразу же предложил организовать поиски; скандал его не пугал.

Айгунн так и не нашли. Замок обыскали сверху донизу, обыскали деревню и даже близлежащий лес. Ездили в соседний городок Стембриг, заглянув во все расположенные по пути деревушки. Нигде не нашли ни следа Айгунн; никто её не видел. Время текло, а поиски не давали результата. Когда все варианты были исчерпаны, поиски прекратились. Выждав положенное время, Айгунн признали пропавшей без вести. Вскоре после этого Эйнор сделал Миэлле предложение, и ей ничего не оставалось, как принять его. Свадьба была очень скромной; было приглашено лишь необходимое количество свидетелей.

Когда Эйнор рассказал Велларам о причине исчезновения Айгунн, родители впервые посмотрели на Миэллу с укором. Не было ни обвинений, ни скандала, но этот укор в их глазах ранил сильнее, чем пощёчина Айгунн. Однажды появившись, этот укор так и не исчез из их глаз окончательно; в общении с родителями появилась преграда, которую Миэлла не могла преодолеть.

Эйнор никогда не осуждал Миэллу; он считал, что они оба виноваты в том, что произошло, но большую ответственность брал на себя. Миэллу это раздражало, как и то, что Эйнор навсегда сохранил подаренный им кулон, который Айгунн сорвала с шеи в тот роковой день.

У Эйнора и Миэллы родились две дочери, и казалось, всё встало на свои места, и происшествие с Айгунн осталось в прошлом.

Глава 1. Путник

Уже вечерело, когда ничем не примечательный конный путник в запылённой дорожной одежде подъехал к заставе. Стояла зима, гостей в этот период было немного, лишний раз выходить из тёплой коморки не хотелось, поэтому стражники быстро опросили озябшего путника и пропустили его. Было видно, что путник не бедствует. Одежда на нём, хоть и недорогая, была добротной и непоношенной, лишь слегка присыпанной дорожной пылью, добрый конь, меч в добрых ножнах… Он заплатил подать за въезд, и кое-что сверху – для «сугреву». Южанин. Приехал навестить друга. В глазах парня сверкали искорки авантюризма, а какой ещё южанин поедет на север зимой? Стражники не нашли при путнике ничего подозрительного, и пропустили. А если бы проверили заплечный мешок, стражников наверняка заинтересовала бы чаша из мраморно-серого камня, всю полость которой занимало что-то прозрачное как стекло… Путник, конечно, ответил бы, что это дорогой камень, который он хочет предложить ювелиру, и стражники пропустили бы его. Ввозить в Нэрстан магические артефакты с юга было запрещено с незапамятных времён, да только стражники не умели распознавать магические артефакты.

Человек спросил стражников, не знают ли они недорогую, но приличную гостиницу неподалёку и, получив ответ и пожелав стражникам спокойной смены, пришпорил коня.

Гостиница, которую порекомендовали ему стражники, находилась в получасе езды от заставы. Человек ехал по почти безлюдным улицам. Землю и голые деревья припорошил снег. Готовясь к этой поездке, он много чего читал о Нэрстане и знал, что в северных землях деревья сбрасывают листья на зиму – учёные объясняли, что это помогает деревьям выстоять холода, но, всё равно, вид обнажённых деревьев казался ему зловещим и навевал мрачные мысли.

Хорошо, что в закрытой школе, где он учился, в спальнях не топили камины, даже когда на улице становилось прохладно (и что такое было это «прохладно» по сравнению с северной зимой?) и холод был ему немного привычен, в противном случае, у него, вероятно, уже стучали бы зубы.

Доехав до гостиницы, он оставил коня в стойле (коня он предусмотрительно купил в Нэрстане – южный конь, вероятно, уже давно пал бы), спросил себе комнату и попросил принести нехитрый ужин. Можно было, конечно, посидеть и в общей зале, послушать разговоры, это могло даже оказаться полезным, но он слишком устал, а завтра был важный день – ему предстоял разговор с простолюдинкой, которую он видел в нетштале.

Поужинав, путник лёг в постель и сразу же провалился в сон – глубокий сон без сновидений, и вынырнул из него, когда за окном уже светало. Обычно, он видел сны. Ночи без снов случалось у него, когда он очень уставал или о чём-то волновался – после таких ночей он не чувствовал себя как следует выспавшимся… Тем не менее, вчерашняя усталость прошла.

Он позавтракал в полупустой общей зале больше по привычке – есть не хотелось, но день предстоял длинный, и вышел на улицу, когда уже совсем расцвело. За ночь ветер почти совсем разметал припорошивший землю и деревья снег, и теперь в воздухе стояла пыль. Холод и пыль: это было непривычно. На юге зимний период характеризовался влажностью, так что пыли в это время года практически не было. Путник шёл неторопливо, оглядываясь по сторонам. Через несколько часов он дошёл до гостиницы «Гордость Остона» – это место он видел в нетштале. Кажется, простолюдинка шла с этой стороны.

Путник умел находить дорогу: недалеко от гостиницы располагался храм Ойну и Эйни, а за ним начинались кварталы попроще.

Начав свой путь вглубь этого квартала, путник сначала засомневался, туда ли он свернул – дом, который он видел в нетштале, был совсем уж плохоньким… Но по мере продвижения он понял, что не ошибся – улицы становились всё грязнее, дома – беднее, люди были хуже одеты и выражение озлобленности или обречённости встречалось на лицах всё чаще. Путник не был одет богато, он не носил украшений, даже простого кольца, но люди оборачивались ему вслед, и он тоже стал смотреть по сторонам внимательнее. На поясе у него висел меч, возможно, поэтому его ещё не попытались ограбить.

В какой-то момент путнику стало казаться, что он потерялся в лабиринте узких пахнущих нечистотами и стряпнёй улочек, где плохонькие домишки были так похожи один на другой. Увидев вывеску трактира, он уже думал зайти в него просто чтобы перевести дух и немного согреться, когда из него вышла девушка на вид лет семнадцати. Его взгляд задержался на её лице – выражение кротости, большие распахнутые серые глаза, она была похожа на воробышка, которого хотелось согреть в ладонях. Было сложно представить такую девушку в трактире, но она вышла именно оттуда.

Путник сам не заметил, как пошёл за ней. Он шёл за девушкой медленно, сохраняя расстояние, но не очень далеко, чтобы… успеть поддержать её, если она вдруг споткнётся. Если бы кто-то спросил у него, зачем он идёт за этой девушкой, он бы и сам не знал, что ответить. Он просто шёл потому, что ему так хотелось.

Девушка, видимо почувствовала на себе его взгляд, и обернулась. Путник улыбнулся ей, но она лишь ускорила шаг. Когда она повернулась, в её глазах был страх.

Девушка было одета, как и большинство здесь. На ней была толстая куртка, больше похожая мужскую и явно ей не по размеру, подол тёмно-синей юбки был заляпан грязью, из-под коричневого платка в тон куртке выбивалась светло-русая коса. В одной руке она несла матерчатую сумку, в которой, как ему показалось, было что-то тяжёлое. Он хотел предложить помочь ей с сумкой, но, понимал, что лишь напугает её. Люди в этом квартале не отличались дружелюбием, и, должно быть, она привыкла никому не доверять. Но всё же она была другой.

Идя за девушкой, путник совсем перестал замечать бросаемые ему вслед взгляды прохожих, всё его внимание было сосредоточено на девушке. Она явно не любила ходить здесь. Всё время, пока они шли, девушка вздрагивала и оглядывалась, услышав любой шум или просто громкую речь. Путнику хотелось подойти к ней и взять её за руку, но он понимал, что это напугает её ещё больше. Поэтому он просто шёл.

Они шли довольно долго, путник уже подумал о том, что, не сводя глаз с девушки, он, должно быть, не запомнил всех поворотов и проулков, когда девушка сделала ещё один крутой поворот в малозаметный пролёт в ряду почти одинаковых на вид плохоньких домишек. Поворот оканчивался тупиком: здесь вплотную друг к другу в ряд стояли пять ветхих деревянных домов и два по бокам, в центре образуя небольшой дворик. Это было то самое место, которое путник видел в нетштале. Значит, он не зря шёл за девушкой.

Посреди дворика стоял ветхий колодец из полусгнивших досок, немного поодаль бегали дети, пытаясь отобрать друг у друга какой-то предмет, который его обладатель постоянно подкидывал в воздух. Как раз в тот момент, когда путник вышел из пролёта, мальчуган кинул этот предмет в незнакомку с криком «Ведьма!». Дети побежали к ней, радостно повторяя «Ведьма». Путник ускорил шаг. Увидев его, дети остановились. Путник подоспел как раз вовремя: испугавшись, незнакомка оступилась, но он не дал ей упасть. Дети побежали в пролёт, видимо, испугавшись наказания за шалость.

Путник держал незнакомку под руку, а она смотрела на него всё тем же кротким взглядом, в котором читалось удивление, граничащее с испугом. Но она боялась не его, должно быть, она испугалась, когда к ней бросились дети.

– Спасибо, – прошептала она и улыбнулась.

Она улыбнулась. Доброй искренней улыбкой.

– Давай, помогу, – путник взял сумку из рук девушки. Сумка действительно была тяжёлой.

Путник совсем не удивился, когда они подошли к дому, который он видел в нетштале. Девушка жила здесь.

– Вы пришли к бабушке? – спросила незнакомка.

– Да, – ответил путник.

«Значит, женщина, которую он видел в нетштале – её бабушка».

Девушка вынула из кармана куртки большой железный ключ, вставила его в замок, несколько раз повернула, и потянула за ручку двери.

Увидев её усилия, путник сам протянул руку к ручке, и на мгновение их руки соприкоснулись. Девушка убрала руку, смущённо улыбнувшись.

Дверь действительно была тяжёлой. Когда-то это была крепкая надёжная дверь, защищавшая вход в такой же крепкий и надёжный дом. Без излишеств, но построен на совесть. Он сберегал для своих хозяев тепло, защищал их от непогоды, был свидетелем их радостей и горестей. Но время шло, дом ветшал, а хозяева не берегли его так, как он берёг их. Не могли. Что-то пошло не так.

Дверь неоднократно вбирала в себя влагу зимой и высыхала летом. Кое-где в толстом слое дерева появились трещины, дверь увеличилась в размере, и чтобы плотно закрыть её, равно как и открыть, требовались усилия.

Путник пропустил девушку вперёд, и она быстро проскользнула в проход, как будто это был его дом, и он приглашал её. Войдя сам, путник аккуратно закрыл дверь, и протянул девушке ключ.

Девушка опять улыбнулась ему – она была смущена, но ей было приятно.

Путник тоже улыбнулся ей.

– Куда поставить сумку?

– Ой, я и забыла…, – бледные щёчки девушки слегка порозовели.

Она провела его на кухню. Кухня выглядела вполне ожидаемо, за исключением обилия засушенных трав – слишком много, чтобы использовать их просто как приправы.

– Вот здесь, – девушка указала на стол.

– Спасибо…, – она опять смутилась, – Я скажу бабушке.

Путник улыбнулся и кивнул. На какое-то мгновение он и забыл, зачем он здесь. При других обстоятельствах он пригласил бы эту девушку прогуляться, нет, не по этим грязным кварталам, по более уютным районам города. Ему хотелось узнать её поближе. Он никогда не знал таких, как она. Большинство девушек, которых он знал, были горды, независимы, уверены в своей привлекательности и умело пользовались ей. Улыбка, взгляд, движения – всё было выверено и чётко, словно хорошо заточенный меч, и они сами были словно в броне. Ни у одной из девушек, которых он знал, он не видел такого искреннего взгляда.

Тем временем, девушка вернулась.

– Пойдём…, – незнакомка опять смутилась, неожиданно для самой себя обратившись к незнакомому человеку так запросто, и в этот момент она поняла, что чувствует, будто знает его уже давно, – бабушка примет тебя.

Путник пошёл за девушкой по скрипучей истёртой лестнице.

На втором этаже девушка подвела его к одной из трёх дверей, покрашенной кое-где облупившейся синей краской.

– Входи, бабушка ждёт тебя, – сказала она.

Путник понял, что девушка не присутствует при приёме посетителей, и обрадовался. Ему не хотелось, чтобы она была замешана в чём-то плохом, а от этой женщины он не ждал ничего хорошего.