Одержимость

– Мне стыдно за тебя! – начинает плакать мама.

Гость поднимается и идёт к выходу. Я понимаю, что безнадежно испортила вечер, мамино настроение, прогнала с ее лица улыбку и опять заставила погрузиться в уныние, но ничего не могу с собой поделать, упрямый характер у меня в отца. Со мной нельзя нахрапом, сразу ставлю перед собой барьер.

Я распахиваю дверь и жду, пока гость попрощается с мамой. Уже на лестничной клетке он поворачивается ко мне и тихо говорит:

– Все равно ты будешь моей.

В низком голосе столько силы и уверенности, что я невольно отшатываюсь. Черный взгляд буравит меня насквозь, и где-то глубоко в душе рождается паника.

– Не шутите так! – испуганно оглядываюсь, вдруг мама услышит.

– Это ты, девочка, играешь с огнём, – он поворачивается, задевает ладонью перила и брезгливо ее встряхивает: на деревянную перекладину кто-то налепил жвачку. – Как у вас грязно!

– Вот и не приходите больше! – вскрикиваю я и тихо добавляю: – Пожалуйста.

В пустую кухню возвращаюсь, содрогаясь от тряски. Меня колотит так, словно я сутки провела на морозе. Эта перепалка с Тавади не приносит удовлетворения, появляется ощущение, что мы с мамой балансируем на канате. Сую руки под горячую воду и замираю, наслаждаясь покоем и только тут замечаю, что в квартире тихо.

Где мама? Оглядываюсь: на столе – нетронутый ужин. Мама постаралась, она всегда была хорошей хозяйкой. Что ж, не пропадать же еде! Сую в рот канапе с сырным салатом, украшенном красной икрой, и замираю от восторга: все, как я люблю, в меру соли, соуса, хлеба.

Иду к родительской спальне, дергаю ручку двери: заперто.

– Мама, открой, пойдем ужинать. Ну, его, Тавади! Нам и вдвоем хорошо.

Прислушиваюсь – ни звука. Начинаю стучать костяшками пальцев, как папа всегда делал.

– Уходи, Лиза, – глухо отвечает мама. – И ты меня предала.

– Ма-ма! О чем ты говоришь? Ты сама себя слышишь? Выходи, пожалуйста, надо поговорить.

– Оставь меня одну.

Я убираюсь в кухне, но каждые пять минут бегаю к спальне и уговариваю маму открыть дверь. В конце концов, от отчаяния плачу навзрыд. Но она непреклонна. Сначала односложно, но отвечает, потом наступает тишина. Спать уйти не могу. Чувство тревоги бьется в сердце, не даёт мне покоя.

– Мама, я приготовила твой любимый чай.

Прислушиваюсь: тишина, лишь мерный стук капающей где-то воды. Только потекшего крана не хватает для полного счастья! Проверяю ванную, туалет, кухню – везде сухо, нет даже признаков влаги. Опять бегу к маминой двери – звук становится сильнее.

Но что может капать в спальне? Ужас адреналином растекается в голове.

– Ма-ма! Ма-ма!

Тишина.

Я пытаюсь открыть дверь. Разбегаюсь и бью ее плечом, как показывают в фильмах, и тут же вою и кручусь волчком от боли. Несусь к соседям, звоню, стучу в дверь, пока не открывают.

– Что, Лиза?

– Там мама. Заперлась. Надо разбить дверь.

Задыхаюсь от истерики, которая душит меня, но сосед не медлит, хватает топор и бежит к нам. Несколько ударов, и сломанная створка распахивается. Мама лежит на кровати, закрыв глаза. Радом на тумбочке – опрокинувшийся стакан, под ним лужа воды. Она и капает на пол. На ковре разбросаны таблетки. Кажется, что весь ворс покрыт ими.

– Лиза, вызывай скорую.

– Что?

– Скорую вызывай, быстро!

Сосед бьет маму по щекам, потом тащит ее в ванную и моет лицо холодной водой. Но она напоминает сломанную игрушку: руки и ноги болтаются, волосы падают на лицо.

– А-а-а! – крик сам рвется из груди.

Он просто разрывает меня на части. Сосед выталкивает меня за лестничную клетку:

– Жди скорую на улице.

Он зовёт жену, та всплескивает ладонями и бросается к маме. Я пытаюсь вернуться в квартиру, но дверь захлопывают перед носом.

Глава 5

Я смотрю тупо на дверь и никак не могу понять, почему меня выставили из собственной квартиры.

«Скорая! – щелкает в голове. – Надо встретить скорую». Через две ступеньки бегу вниз, забываю, что быстрее на лифте. Вылетаю, задыхаясь, на крыльцо: бело-красная машина уже поворачивает к дому. Машу, как безумная руками:

– Сюда, сюда!

– Лиза, что случилось?

Сквозь пелену слез вижу водителя Тавади.

– Мама, ей плохо, – отвечаю и бегу в подъезд.

– Помощь нужна? – несётся вслед, но мне уже не до него.

Маму привозят в ту же больницу, что и отца неделю назад.

– Вы молодцы, – говорит доктор приемного покоя, – вовремя сориентировались. Ещё минут пятнадцать промедления, и хоронить пришлось бы и второго родителя.

– Спасибо, спасибо, – я бросаюсь к врачу, готова целовать ему руки. Откуда берётся такое желание, даже не знаю.

– Ну, что вы, что вы! Лучше дайте автограф.

– Что? – от растерянности я даже перестаю плакать.

– Вы же Елизавета Селезнёва, телеведущая, да?

– А… – только и выдавливаю из себя. Надо же, один раз вышла в эфир, и уже узнали! – Н-на чем писать?

Доктор протягивает мне блокнот, я неловко царапаю несколько слов благодарности и ставлю кривую подпись.

– Мама до утра будет спать. Не тревожьте ее.

– А мне можно рядом?

– Да, конечно. В вип-палате есть диван для родственников.

– Вип-палата? Но я не заказывала…

– Это я заказал, – поворачиваюсь: сзади стоит Тавади, а за его спиной маячит помощник. Ощущение безысходности наваливается всей тяжестью. И правда, от этого человека не спрятаться, не скрыться.

– С-спасибо.

– Лиза, пойдём, я тебя провожу.

– С-спасибо.

На негнущихся ногах я иду к палате, слезы капают с подбородка, и опять их так много, что хоть ведро подставляй. Неожиданно чья-то рука обнимает меня за плечи, шею обжигает горячее дыхание с ароматом ментола.

– Поплачь, моя девочка, поплачь…

Голос Тавади такой нежный, такой проникновенный, что я срываюсь: утыкаюсь лбом ему в грудь и просто бьюсь в истерике. Большая, мягкая ладонь гладит меня по волосам, а я вижу перед глазами папу, и сердце захлебывается от боли.

Заснуть ночью я так и не могу. Тяжелые мысли, как гири, ворочаются в голове. Что делать? Как поступить? Неужели мама спланировала самоубийство заранее, потому и решила пристроить меня в руки Тавади? Или, наоборот, она наглоталась таблеток от отчаяния и моего грубого отказа? Так ничего не придумав, забываюсь под утро тяжелым сном.

* * *

Перед глазами появляется огромный дом, утопающий в цветах и зелени. Ее так много, что она покрывает все стены, спускается волнами на землю, ползёт по каменным дорожкам. Слуги в униформе снуют по своим делам, из кухни доносятся соблазнительные ароматы.

Я медленно спускаюсь по парадной лестнице. На мне шелковый пеньюар, надетый поверх длинной ночной рубашки на тонких бретелях. Полы халатика крыльями раскрываются за спиной. Кажется, ещё шаг, и я вспорхну, как бабочка, и потеряюсь в зелени плюща. Каблучки домашних туфель стучат по ступенькам. Ко мне под ноги бросается крохотная собачонка. Я подхватываю ее на руки, целую в нос, счастье переполняет меня до краев, хочется делиться им с каждым существом.

– Дорогая…

Поднимаю голову: Арсен стоит внизу лестницы и смотрит на меня. Его чёрные глаза зовут, манят, притягивают взгляд.

– Да, любимый…

– Лиза, сегодня мы ужинаем в ресторане у Задворских. Я хочу, чтобы ты была самая красивая! Кирилл заедет за тобой ровно в семь. Купи себе что-нибудь.

Арсен кладёт на столбик лестницы золотую карту, легко целует меня в губы и уходит. Я смотрю ему вслед, хочу что-то крикнуть, но слова застревают в горле.

* * *

– Лиза, – слабый голос мамы прорывается сквозь волшебный сон и кажется в нем инородным звуком. – Дочка.

– Да, мамочка, я здесь, – сонно тру глаза и улыбаюсь сквозь слёзы. – Как ты меня напугала!

– Прости, меня, – мама закрывает глаза. – Просто все разом навалилось.

– Мамочка, не расстраивайся. Если Арсен Николаевич ещё раз придёт с таким предложением, я соглашусь. Сразу. Вот увидишь. Он хороший человек.

– Я это и хотела тебе сказать, Лиза, только ты так похожа на отца! Никогда не слушаешься!

– Мама, сегодня смотри меня по телевизору в новой программе. Я буду брать интервью у бизнесмена и мецената Арсена Тавади.

– Лизок, я так за тебя рада! Вот бы увидел это папа!

– Мамочка, не начинай!

К моему удивлению, новую передачу зрители принимают благосклонно. За час до эфира я сильно нервничаю, сижу в гримерной перед зеркалом и повторяю свои реплики. Девушка-визажист колдует над моим лицом. Наконец она делает шаг в сторону и восхищенно цокает языком.

– Елизавета Васильевна, вы можете открыть глаза. Вы такая красивая!

– Спасибо. Вы хорошо потрудились.

Я смотрю на свое отражение и не узнаю себя. Куда пропала скромная студентка в очках? Сейчас на меня смотрит огромными зелеными глазами актриса, готовая принимать премию «Оскар».

Каштановые волосы уложены на шее в пышный пучок, несколько прядок гуляют на свободе. Длинные ресницы бросают тень на щеки. Кожа кажется полупрозрачной и в то же время сияющей.

Стилисты выбрали для меня белоснежную блузку с широкими рукавами и строгую черную юбку-карандаш. Но на секретаршу или клерка большой компании я совсем не похожа. Юбка плотно сидит на бедрах и натягивается при каждом шаге, показывая всем мою попу. Изящные туфли на таком высоком каблуке, что я иду осторожно, чтобы ненароком не свалиться. Дорога к студии кажется мне длиною в жизнь, потому что коллеги провожают взглядами, и никто из них, кроме Маши, не желает мне успеха.

Однако я зря волновалась.

Как только зажигаются софиты и включается камера, во мне просыпается другой человек: раскованный, улыбчивый, даже смелый. Арсен сидит напротив в кресле. Он одет с иголочки в умопомрачительный темно-синий костюм в мелкую белую полоску. Короткие волосы слегка приподняты надо лбом, галстук самого модного тренда, черные ришелье сияют в лучах светильников.

Идеальный мужчина, успешный бизнесмен, щедрый меценат и мечта всех девушек канала, но, увы, не моя…

Он легко отвечает на все вопросы, шутит, смеётся, и к концу эфира расслабляюсь и я. Наконец на телесуфлере появляются финальные титры, оператор Максим показывает на пальцах:

– Три, два, один, – потом говорит вслух: – Снято. Все свободны. Лиза, ты молодец!

Он поднимает вверх большой палец, я расплываюсь довольной улыбкой. Тавади отстегивает микрофон и подходит к оператору. О чем говорят мужчины, не слышу, просто иду мимо, погружённая в свои мысли. Вдруг Максим шагает навстречу.

– Простите, Елизавета Васильевна, мою фамильярность. Это больше не повторится.

Я смотрю круглыми глазами на него и не понимаю, в честь чего такая официальность.

– Будет тебе, Макс, мы же свои люди.

Протягиваю руку, чтобы похлопать его по плечу, но Тавади перехватывает ее на лету и ведёт меня за собой.

Мы выходим из студии вместе, не скрываясь. Нас провожают любопытными и завистливыми взглядами все теледивы канала. Анна Баусова вертится рядом, пытаясь привлечь внимание Тавади, но он, как истинный джентльмен, видит только меня, свою партнершу по эфиру и спутницу.

– Ты сейчас к маме? Я подвезу.

– Хорошо, – обреченно соглашаюсь я, принимая его помощь как неизбежное зло.

С этого дня жизнь начинает вертеться колесом. Я даже не замечаю, как проходят дни. Кажется, только что был понедельник, а уже промелькнула неделя. Меня теперь называют по имени и отчеству. Сначала такое обращение очень смущает, но постепенно становится нормой.

Моя передача имеет высокий рейтинг, поэтому я выхожу в эфир по пятницам в прайм-тайм – лучшее время, когда к экранам прилипает большинство населения страны. С помощью Арсена я познакомилась с сильными мира сего: чиновниками, депутатами, политиками. Первоначальная задумка – рассказать о людях, совершивших подвиг или сделавших что-то значимое для страны, отходит на второй план. Шоу все больше приобретает популярность как истории из жизни знаменитостей.

Я плыву по течению, вяло перебирая ластами. Мне завидуют коллеги, передо мной заискивает начальство, даже Машка держится в стороне, словно я прокаженная.

Арсен берет под контроль всю мою жизнь. Каждый день у меня расписан по минутам и часам. Я точно знаю, что в десять у меня тренажёрный зал, в одиннадцать – спа-салон, в два часа дня – читка очередного сценария и проработка мелочей, вечер провожу на съемках или с мамой, иногда ужинаю с Арсеном. Встречи с гостями шоу тоже проходят по заведённому порядку, без сюрпризов и неприятностей.

Мой кавалер – настоящий джентльмен. Всегда вежлив, предупредителен, вперед пропустит, дверь придержит, говорит тихо, ласково, но весомо. Зря не тратит энергию. Зачем? Достаточно одного взгляда или движения пальцем, чтобы все вокруг стремились ему угодить.

И угождают. Никто не смеет противостоять.

Сан Саныч с благодарностью принимает спонсорскую помощь, и в офисе появляется новая мебель для сотрудников, а в студиях – аппаратура для съемок. Все счастливы и восхваляют щедрого бизнесмена.

В один из дней к дому, где живем мы с мамой, подъезжает машина с ремонтной бригадой. Здание облицовывают современным сайдингом, подъезды ремонтирую и оборудуют видеокамерами. Двор облагораживают, а перед шлагбаумом, закрывавшим проход через арку, ставят будку охранника.

– Что делается? – переглядываются бабушки-соседки. – Неужели управляющая компания расщедрилась?

– Ага, держи карман шире! Наблюдать за нами будут.

– Ой, кому ты нужна?

Я с тоской смотрю на эти изменения. Появляется стойкое чувство, что зыбучие пески захватили меня по пояс. Шаг влево, шаг вправо, и провалюсь по шею. Но выхода нет. Как и сказал Кирилл, если Тавади поставил перед собой цель, он идет к ней, сметая все препятствия на своем пути.

Примерно через месяц после нашего знакомства я впервые остаюсь у него на ночь. Тавади живет в роскошном отеле на последнем этаже, хотя имеет несколько загородных домов в разных местах. Ни царский ужин в полукруглом эркере с окнами в пол, за которыми открывается вся Москва, ни божественная атмосфера, ни богатое убранство пентхауса не трогают мое сердце. Я трясусь, как мышь перед большим котом, и считаю про себя, мечтая, чтобы эта близость поскорее закончилась.

Арсен очень нежен со мной. Он сдерживает страстную натуру, умелыми ласками старается доставить мне удовольствие. Радуется, как ребенок, поняв, что он у меня первый мужчина.

– Ты такая сладкая, моя девочка, такая вкусная! – рокочет Тавади, целуя мои шею, глаза, губы.

Я чувствую себя полной дрянью, потому что не могу по-настоящему открыться этому замечательному человеку.

Ссылаясь на болезнь мамы, я по-прежнему ночую дома. Тавади зовёт меня к себе, но я упрямо поджимаю губы: хотя бы в одном вопросе, но остаюсь непреклонной.

После сорокового дня Арсен заговаривает о помолвке. Ему почему-то важно показать родственникам и знакомым свою невесту. Я не возражаю, нет смысла. Все давно решили за меня, зачем бороться и сопротивляться? А главное, я вижу перед собой воскресшую маму и радуюсь: пусть хотя бы одному человеку в этом мире будет комфортно.

– Помолвку отметим в Тбилиси после моего возвращения из командировки. Ты не возражаешь? – спрашивает меня как-то Арсен.

– Хорошо. Я могу сама выбрать себе платье?

– Конечно, дорогая.

Он притягивает меня к себе и нежно целует в губы. Я уже не дергаюсь, терпеливо сношу его ласки.

– Спасибо, – тронута, чуть не плачу: хотя бы один выбор будет в моей жизни.

Но Арсен тут же разрушает мечту.

– А хочешь, я привезу тебе платье из Парижа?

– Ты будешь во Франции? – вскидываюсь я. – Не знала.

Я, и правда, не знаю, чем мой жених занимается, где у него офис, сколько сотрудников. Вижу одного Кирилла. Арсен не допускает деловую жизнь в наши отношения. На все вопросы отвечает:

– Твоя прелестная головка, моя девочка, не должна болеть по таким пустякам.

Понимаю только одно: для того, чтобы делать большие вложения, нужно иметь огромные деньги. А они у Тавади лились неиссякаемым потоком.

– У меня дела. Полетишь со мной?

– Да! – моментально отвечаю я: никогда не была за границей, но тут же гасну. – Только маму не могу оставить одну. Да и шоу в разгаре съёмок.

– Ничего, скоро мы будем вместе, – обнимает он меня и на мгновение замирает.

В зеркале я ловлю внимательный взгляд Кирилла. Ни разу не видела, чтобы этот парень улыбался. Иногда мне кажется, что у него вообще нет личной жизни. Почти бессловесная тень хозяина, преданный слуга. Я презрительно кривлюсь, и водитель сосредотачивается на дороге. Терпеть не могу холопов!

Арсен улетает, вместе с ним исчезает и верный Кирилл. Иногда хотелось пошутить, спросить, он и в брачную ночь будет со свечкой стоять, но молчала: такой юмор серьезный и деловитый жених не понимает.

Я неожиданно получаю свободу. Целый месяц предоставлена сама себе. Что хочу, то и делаю, куда хочу, туда пойду. На совещание к боссу прихожу в приподнятом настроении, разве что не танцую краковяк.

– Елизавета Васильевна, что-то хорошее случилось? – осторожно спрашивает Сан Саныч.

Босс теперь обращается со мной, как дрезденской статуэткой: не дай бог обидит ненароком!

– Александр Александрович, наше шоу называется «Герои наших дней», вот только уже появились негативные отзыв.

– Почему? Рейтинг высокий.

– Ну, какие политики – герои? Думаете, народ верит в их подвиг во имя страны? Ещё немного, и передача развалится.

– И что ты предлагаешь?

– Хочу начать брать интервью у настоящих героев.

– Хм! – босс жуёт усы, прикрыв веки, думает. – И есть кто-то примете?

– Да. Пожарный с моего первого репортажа. Он тогда спас меня.

Говорю и чувствую, что сердце заходится стуком, как весенняя птичка пением. Мгновенно появляется картинка: пронзительные синие глаза, рот, перекошенный в крике. «Суровый мужик. За таким как за каменной стеной», – неожиданно появляется мысль.

– Лады. Дерзай. Но следующая передача будет посвящена лидеру партии «Свобода нации». Договорились?

Воодушевленная разрешением, я начинаю подготовку к передаче. Но сначала нужно разыскать того синеглазого сердитого парня, назвавшего меня дурой. Сан Саныч согласовывает действия канала с начальством пожарной части, а я беру с собой Машу, оператора Максима и еду в депо.

Красивые и мощные машины, сверкая красными боками, стоят в ряд. Прохожу между ними и кажусь себе Дюймовочкой. Отчего-то грудь сжимает волнение, словно вот-вот передо мной откроется волшебный неведомый мир.

Нас провожают в комнату отдыха. Здесь светло, шумно, вкусно пахнет кофе и… мужским духом. Настоящим, бодрящим, заставляющим занервничать и сглотнуть слюну.

– Ух, какие мужики! – восхищенно шепчет Маша. – И почему у нас не делают календари с пожарными, как в Австралии?

Разговоры мгновенно замолкают, когда мы появляемся в дверях. Крепкие накачанные парни в чёрных футболках и форменных комбинезонах со спущенными лямками смотрят на съемочную группу немного с удивлением, но без смятения и страха. Им не привыкать к трудностям, а уж тушеваться перед камерой вообще смешно.

– Чем обязаны?

Выходит вперёд тот самый парень, спасший меня от удара по голове. Его синие глаза смотрят с прищуром, отчего лучики морщинок разбегаются в уголках. На загорелом лице они кажутся белыми ниточками. Я с трудом отвожу от них взгляд и сталкиваюсь с пронзительной синевой. «Синеглазка! Цветик-семицветик какой!» – от этой мысли дыхание перехватывает, потому отвечаю сипло:

– Мы хотим сделать о вас репортаж.

– Опоздали больше, чем на месяц, – ядовито говорит парень и идёт к кофеварке.

– Не обижай девушку, Игорь, – смеётся другой и приглашает нас: – Проходите, не стесняйтесь. Гошка у нас – известный ворчун.

На интервью уходит примерно час, когда вдруг раздаётся сигнал, и пожарные настороженно поворачиваются на голос диспетчера.

– Первая команда на выезд!

С места срывается несколько человек во главе с сердитым Игорем. Мы переглядываемся с оператором и бежим за ними: идеальный вариант – показать будничную работу современных героев.

Передача получилась захватывающая и напряженная. Рейтинги побили все рекорды, а интервью с красавчиками пожарными привлекло внимание и девчонок.

– Спасибо вам за работу, – протягиваю руку Синеглазке. Я по-прежнему чувствую рядом с ним смущение и робость, а сердце в груди сходит с ума от волнения.

– И вам спасибо, – отвечает он, идёт к выходу и вдруг оборачивается. – Лиза, не хотите отметить успех?

– Хочу, – отвечаю моментально, словно только и ждала приглашения.

Глава 6

Слова вырываются неожиданно для меня самой, но Игорь, кажется, не замечает неловкости.

– Отлично. Жду вас на парковке, собирайтесь.

Этот вечер снова переворачивает мою жизнь. Синие глаза пронзают насквозь и начисто отключают мозги. Я погружаюсь в новые ощущения с головой, отдаю всю себя, без остатка, своему Синеглазику. Арсен, мама, работа – все отодвигается на задний план, становится неважным и второстепенным.

– Лиза, что ты делаешь? – стонет мама каждый раз, когда я возвращаюсь домой с глазами, безумными от счастья.

– Мамочка, я люблю.

– А как же Арсен? Что ты скажешь ему?

– Погоди, соберусь с мыслями и обязательно скажу.

Да, мама права, объясниться с Тавади нужно как можно скорее, а он, как назло, задерживается в Европе. Возникли проблемы с одной компанией, в которую он инвестировал большие деньги, судебное разбирательство затянулось надолго мне на радость.

Через два месяца безумных свиданий, страстных ночей и бесконечного счастья Игорь делает мне предложение, и я, не раздумывая, соглашаюсь. Долго мну в пальцах телефон, не решаясь позвонить Арсену, наконец набираю его номер.

– Лиза, – мягко отвечает он. – Я сейчас немного занят.

– Погоди, я на секундочку. Арсен, прости меня, умоляю, но я хочу разорвать помолвку.

От молчания на другом конце кишки сворачиваются в спираль. Боль настолько сильная, что я сгибаюсь пополам. Так мой организм реагирует на стресс. Молчание на том конце чуть не сводит с ума. Кажется, еще секунда, и я грохнусь прямо на грязный пол туалета.

– Нельзя разорвать то, чего еще нет, – наконец выдыхает он.

– Значит, ты согласен? – надежда орхидеей расцветает в душе.

– Поговорим об этом в Москве.

– Арсен, не бросай трубку! Я люблю другого мужчину и выхожу за него замуж.

– Лиза, мне некогда, – говорит Тавади и отключается.

Растерянно смотрю на телефон. И как понимать его? Он согласен меня отпустить или нет? Я совершенно не хочу еще раз разговаривать на эту тему.

Сколько потом ни пытаюсь набирать его номер, он всегда либо занят, либо отвечает механическим голосом, что абонент недоступен. Неизвестность пугает, выбивает из колеи, заставляет нервничать и плакать. Я чувствую, что надвигается беда, только вот с какой стороны ее ждать, не знаю.

И неприятности нагрянули!

Сегодня съемки шоу намечены на девять утра. Я просыпаюсь рано, но так не хочется выбираться из тёплой постели. Руки Игоря обнимают меня крепко-крепко. Трусь носом о его плечо.

– Мне пора.

– Полежи ещё немного.

– Не могу. Не хочу подводить Арсена Николаевича.

– Опять ты говоришь о нем! – любимый хмурится. – Иногда мне кажется, что нас трое.

– Игорек, не обижайся! – целую его в шею. – Он очень много для нас с мамой сделал. Я и без того чувствую себя виноватой.

– Но ты же не собиралась за него замуж?

– Не знаю.

Игорь приподнимается на локте и смотрит на меня сверху. Его лицо хмурится. Брови словно живут своей жизнью, крылья носа сердито раздуваются. Тянусь к нему с поцелуем, он отодвигается.

– Тебе пора на работу.

Я просовываю ладони к нему под мышки и начинаю щекотать. Он уворачивается, убирает мои руки, но я не сдаюсь. Наконец мой красавчик пожарный не выдерживает и фыркает от смеха.

– Если будешь драться, я буду кусаться, – смеюсь я и действительно прихватываю его подбородок зубами.

Мы ещё полчаса возимся под одеялом, в результате, когда я выскакиваю из квартиры, часы показывают половину девятого.

С растрёпанными волосами врываюсь в холл телестанции и несусь к лифтам. Нажимаю кнопку и чуть не подпрыгиваю от нетерпения.

– Вот стерва! – слышу сзади и оглядываюсь, интересно, кого так называют.

Рядом стоят сотрудники канала, но смотрят все почему-то на меня. Приезжает кабина лифта, я вхожу, и никто не идёт следом. Я поднимаюсь в гордом одиночестве, не понимая, что происходит. Ни с кем не ссорилась, никого не обижала.

Пожимаю плечами и направляюсь к студийной площадке. Дверь внезапно открывается, и на пороге появляется Баусова.

– О, и ты здесь! – восклицает она. – Как раз вовремя.

– Пропусти! – пытаюсь отодвинуть ее.

– А зачем? – усмехается она. – Новость слышала?

– Какую?

– Твоё место в шоу займу я. Мне было так жаль тебя! – теледива прищуривает глаза и с ехидцей в голосе продолжает: – Но отказывать просьбе продюсера не вижу смысла.