Мы – драконы

Неожиданно к девочке метнулся Сагидаров наследник, заслонил ее собой и, сжав кулаки, грозно повернулся к Алентайне.

– Ваше величество, Ивейна мой друг, вы не смеете ее оскорблять, этим вы наносите оскорбление и мне, наследнику Героны!

Гляди ж ты, парень молодец, вступился за подружку! А Алентайна сидит, кривится, она и правда такая дура, не понимает, что если все подтвердится, то сейчас перед ней стоит будущий амир Андалурсии? Если мальчик подрастет и сможет дышать огнем, то Эррегор заберет его с собой и объявит наследником, а Герона уж как-нибудь перебьется, Сагидар себе еще нарожает.

– В Героне не обижают детей, амира Алентайна, – ровным голосом поддержал сына геронский король. Та собралась что-то ответить, но Эррегор жестом приказал ей молчать, а девочку поманил к себе.

– Как тебя зовут? – обратился он к хлюпающему носом ребенку. – Сколько тебе лет?

– Ивейна, ваше величество, – чуть слышно прошептала та и снова всхлипнула, – пять.

Что-то дернулось внутри амира, дернулось и сжалось. Элиссе тоже сейчас было бы пять, хотя стоявшая перед ним девочка на пять лет никак не тянула.

– Скажи тогда мне, Ивейна, почему ты плачешь?

– Ее величество сказала, что я некрасивая.

Ох, дитя, если бы ее величество забрала тьма, его величество в тот же день бы объявил неделю народных гуляний по всей Андалурсии. А твою матушку Тону немедленно пригласил во дворец, уж нашел бы повод.

– Почему ты хочешь быть красивой, Ивейна?

Девочка задумалась, а затем неуверенно ответила:

– Ну я же должна выйти замуж, а кто захочет на мне пожениться, если я некрасивая?

– Подойди ко мне ближе, девочка, – Эррегор наклонился к ней, – ты знаешь, что я плохо вижу?

Ивейна кивнула, заинтересованно рассматривая его лицо.

– Я не вижу твоего лица, Иви, и мне все равно, какая ты, красивая или нет, так скажи, почему тебя нельзя взять замуж?

Девочка перестала плакать, расширила глаза, наклонилась к Болигарду и громким шепотом спросила:

– Ваше величество, а вы что, собрались на мне пожениться? Так ведь у вас жена есть! И вы такой… немолодой!

Сардим сбоку хрюкнул в кулак и затрясся от беззвучного смеха, король Сагидар прикрывал лицо рукой и что есть сил отворачивался. И только Алентайна поджала губы в нитку и скривилась.

– Нет, Ив, у меня и правда есть жена, и я не так стар, как тебе кажется. Я хотел сказать, что не все видят внешнюю красоту, есть кое-что другое. Иди сюда, садись, – он, повинуясь внутреннему импульсу, поднял ее и усадил себе на колено. Ну какая же она маленькая, таких пять в ряд на его колене можно разместить. – Есть такая штука, любовь называется. И если между людьми возникает любовь, то никто не смотрит ни на лицо, ни на тело, лишь бы рядом был дорогой твоему сердцу человек.

– Или дракон, – подняла головку Ивейна.

– Или дракон, – подтвердил Эррегор, гладя ее по голове и внутренне себе изумляясь, с чего это ему взбрело в голову нянчиться с обиженным дитем. Прикрикнул бы на жену, пожаловал родителям чего-то в дар и достаточно. Но ему так захотелось подержать на руках эту чужую девочку, чтобы хоть на миг ощутить то забытое чувство, когда он вот так рассаживал на коленях своих сыновей, а самый маленький, Севастиан, пах, как могли пахнуть только его дети.

– И ты должна знать, что в этом мире уже есть один мужчина, который любит тебя больше всего на свете, Ивейна, – продолжил амир, – это твой отец. Ты знаешь, что у меня была дочь?

Девочка кивнула. Амир прикрыл глаза, отчего так разбередила душу эта крошечная дочка травницы? Может, дело больше в ее матери?

– Так вот, Ив, если бы она была сейчас со мной, мне было бы все равно, какая она, некрасивая, кривоногая, пусть хоть лысая, лишь бы она была у меня, ты понимаешь?

Он с ужасом почувствовал, как глаза предательски увлажнились, и слезы покатились по щекам, и что ж его так развезло на глазах у своих ленников! Но Ив вскочила, приподнялась на носочках и принялась вытирать его глаза ладошками, и Эррегору вдруг стало совсем начхать на то, кто и что подумает. Она обняла, точнее, попыталась обнять его могучую шею, которая была, наверное, толщиной с саму Ив, и прильнула к нему, гладя по голове, как только что он гладил ее саму.

А амир Болигард, замерев от этого трогательного участия, вдыхал запах девочки и думал, что, наверное, все маленькие дети пахнут одинаково, потому что совсем она напомнила ему младшего Севастиана, и успокаивался.

– Подождите, амир, сейчас, – Ив метнулась куда-то, окружающие молчали, опешив от неожиданного зрелища, а Эррегор чувствовал в глазах незнакомое покалывание. Не иначе от слез, шутка ли, когда он плакал в последний раз?

А Ив уже прибежала назад, развернула обертку и сунула ему в руку замусоленный леденец.

– Вот держите, ваше величество, – амир не видел выражения ее лица, но его слабый взор уловил победный блеск глаз маленькой Ивейны. Ему почудилось, что мутное стекло, сквозь которое он смотрел, стало немного чище? – Это мне Эйнар отдал. Отец покупает нам леденцы, Эйнар отдает мне, а в меня сразу два не лезет.

– Наследник Героны добр и щедр, как и подобает будущему королю, – серьезно кивнул Эррегор, беря леденец, заворачивая в обертку и пряча его в карман.

– Нет, ваше величество, я просто сажусь в угол и отказываюсь с ним играть, – простодушно поведала девочка. Судя по хмурой физиономии наследника, девчонка говорила правду, странно, он еще совсем недавно видел вместо лица Эйнара сплошное пятно.

– И что ты там делаешь, в углу? – амир старался казаться серьезным.

– Ем свой леденец, – судя по голосу, Ив поражалась недалекости собственного правителя.

Сардим снова сдавленно хрюкнул, а Сагидар уже хохотал в открытую, за ним подтянулись остальные. В общем смехе тонул возмущенный голос Абидала Верона, который стыдил свою дочку, но ее защитник уже был тут как тут и держал свою маленькую подружку за руку, готовый защищать ее от всего мира.

Пока Сардим осматривал Эйнара, чудная сенора Тона вызвалась полечить амиру спину, если он, конечно, соизволит принять ее помощь. Эррегор не всегда дурак, тут же бегом согласился и, выдворив Алентайну в гостевой дом к старейшинам, улегся прямо на пол посреди комнаты, куда ему настелили ковров и одеял, потому что в доме Веронов не нашлось кровати, которая бы выдержала такого большого дракона.

Сегодня день был хорош во всем. Сардим на ухо рассказал амиру, что лишь только Алентайна в сопровождении старейшин вышла из дома Веронов, откуда-то сверху взвилась белая птица и, одарив ее величество щедрой порцией своего добра, понеслась к лесу. И ни на кого больше не попало! Амира вопила и ругалась, требовала полк арбалетчиков, но один из старейшин мудро заметил, что птичье дерьмо оно к деньгам, так что теперь ее величество станет еще богаче и могущественнее.

Она, кстати, завела с травницей разговор о средстве от женских немощей, но та поджала губы и развела руками, сказав со вздохом, что ничем таким не занимается и в этой области ничем помочь не может. А Эррегор точно знал, что врет, как сивый морав, поскольку старейшины говорили ему, сколько ребятни появилось у них в селении благодаря Тоне Верон. И поделом, нечего чужих детей обижать.

Так хорошо было лежать на пахнущих травами простынях, чувствовать, как мягкие руки втирают в спину такую же пахучую мазь, и если бы не Сардим, обсуждавший с сенорой Тоной состав и действие мази, он точно не сдержался бы и вмял ее в эти самые простыни, до чего ему было тяжело сдерживаться. Хорошо хоть на животе лежал, ни Тона, ни старый друг ничего не заметили.

Эррегор уже засыпал, как те же руки мягко потянули его за плечо, он повернулся на спину, а она начала промывать ему глаза чем-то теплым, а затем на глаза легла повязка, амир уснул и впервые спал крепко, без мучительных сновидений.

Наутро, сняв повязку, он обнаружил, что лежит в облаке неведомого белоснежного пуха, укрывшего его, как одеялом, и, главное, видел, что стекло осталось, но его будто чисто вымыли и вытерли насухо, причем без всякой магии. Поднялся жуткий переполох, словно к нему не зрение вернулось, а наоборот, обе ноги отнялись. Даже Сардим выглядел растерянным и смотрел на Тону совсем другим взглядом, с уважением, смешанным с раскаянием.

Из столицы были срочно вызваны девины и магистры, составы мазей и отваров травницы были подвергнуты мельчайшему разбору, а там, где она собирала свои травы, выставлены кордоны королевских гренадеров. Тона промывала его величеству глаза, и с каждым разом зрение становилось все четче и острее, постепенно пропало стекло, а по Андалурсии понеслась весть, что случилось чудо, и их защитник и повелитель амир Эррегор Болигард прозрел.

Глава 4

Одиннадцать лет спустя

– Ты уверен, Рас? – король задумчиво рассматривал лежащие перед ним записи. Рассел проделал огромную работу, и теперь его светлость сам поражался, как это он раньше ничего такого не замечал.

– Посмотрите сами, мой король, – уклончиво ответил тот, поправляя бумаги, – я не могу утверждать, я лишь предполагаю. Мне показалась странной такая закономерность, и я решил проверить. Пока что все сходится.

Его светлость нахмурился. Рассел Северин, новый королевский девин, был на своей должности всего год, но мог дать фору самым заслуженным врачевателям. Его привел себе на замену старый Ингар, Рас попал к нему в услужение без малого пятнадцать лет назад.

Откуда он пришел, где его семья, молодой человек рассказать не мог, поскольку, по утверждению самого Рассела, он потерял память, но Ингар столько повидал таких, беспамятных, на своем веку, что сначала не поверил. Молодой, с телом воина, юноша не казался больным, лишь в темных волосах пролегала широкая полоска седины.

Ингар проверял парня и так, и эдак, и в конце концов, убедившись в его правдивости, взял в дом. Незаметно для себя самого он начал привлекать его к врачевательной деятельности, и, к своему безграничному удивлению, стал замечать, как легко даются парню любые знания, а о практике и говорить нечего, у молодого Рассела Северина явно имелись врожденные способности к ремеслу врачевания. Видать, силен был в мальчишке первородный огонь.

Ингар догадывался, что это и могло послужить причиной событий, по которым Рас – да и не Рас он был вовсе, он и не скрывал – оказался без роду и без памяти, но поскольку никого похожего в Андалурсии пропавшим объявлено не было, Ингар справедливо рассудил: коль уж на родине не оценили дар парня, так пусть и кусают теперь себе локти, а Герона только выиграет от такого приобретения.

Выигрывал, конечно же, очень долго, собственно, сам Ингар, Рассел работал на него, а заслуги присваивал себе старый девин. Но парень был не в претензии, и Ингар с лихвой отблагодарил его, предоставив в пользование самую обширную в королевстве библиотеку и щедро делясь всеми знаниями, которыми обладал сам. Детей у него не было, так что само собой подразумевалось, что преемником, а там и наследником, он назначит Северина.

Сагидар терялся в догадках, как старый пройдоха умудрялся прятать такой талант целых пятнадцать лет и лишь когда собрался на покой, представил его королю, как своего помощника, и рекомендовал на должность королевского девина.

С первых дней новый врачеватель проявил себя с самой лучшей стороны, и спустя несколько месяцев его светлость сам себе дивился, недоумевая, как он мог без него обходиться. Рас заинтересовался травницей Тоной Верон, лично нанес ей несколько визитов, и вот теперь перед королем лежали результаты кропотливой работы пытливого ума девина Северина.

– Я обратил внимание, что записи ведутся двумя разными почерками и решил, что их записывают по очереди мать и дочь. Логично предположить, что кто ведет прием, тот и делает запись. Конечно, дочка может помогать матери, но вряд ли мать будет в подручных у дочери. И вот перед вами результат моих исследований, ваша светлость, если у матери исцеление получал каждый третий, то у дочери… – он ловко выудил нужный лист и положил перед королем.

– Как это понимать? – Сагидар поднял на Рассела неверящий взгляд.

– А так, что излечивались все, ваша светлость, все без исключения.

Король подпер руками подбородок и снова задумался. Малютка Ив, неужели они и правда были так слепы? А ведь похоже на правду. Магией там и не пахло, значит…

– Иллама, Рас. Ты должен проверить ее на илламу.

– Да, ваша светлость, только первородный огонь может давать такой эффект.

– Не говори пока никому, – Сагидар встал из-за стола и прошелся по кабинету, – девочке на днях исполнится шестнадцать, она должна пройти обряд сияния. Я отправлю за ней Эйнара, они были очень дружны в детстве, правда, сын вот уже лет пять туда носа не кажет. Пусть он пригласит ее во дворец, мы проведем обряд здесь. Ты его и проведешь.

– Вы хотите, чтобы принц призвал ее в качестве своей избранницы? – удивленно переспросил Рассел.

– Да. А что такого, Рас? Мы можем призвать их хоть сотню, это же не значит, что все они станут невестами принца. Пока что мы проведем обряд, а ты определишь силу илламы, все как обычно. Мы можем ошибаться, и в девочке илламы либо нет, либо ее немного. Тогда никто не в обиде, а просто так явиться к ним с изысканиями будет невежливо, мне не хотелось бы ранить сенору Тону недоверием, особенно сейчас, когда она лишилась мужа. Да и амир к ней благоволит, это всем известно.

Вообще-то амир Болигард благоволил к не меньше, чем двум десяткам женщин, по крайней мере, о стольких было известно Сагидару. Но к сеноре Тоне у того было особое отношение с тех пор, как она вернула ему зрение, и амир никогда не позволял себе в отношении нее ничего лишнего.

После того чудесного исцеления Эррегор вознамерился забрать сенору с собой и даже уже организовал переезд семейства Верон, как вдруг воспротивилась Ивейна. Она наотрез отказалась уезжать без своих орланов, а орланы прятались в лесу, лишь только амир ступал на порог, и никакая сила не могла вернуть их в дом.

Да и Абидал проявил неслыханную твердость, отказавшись переезжать, и Тона сдалась. Теперь они и вовсе остались вдвоем после того, как на охоте на Абидала Верона напал дикий турон и порвал его в клочья. Охотники не донесли его дома, Аб скончался, не успев проститься ни с женой, ни с дочерью.

– Даже если иллама Ивейны сильна, Эйнар не обязан ее выбирать, я не могу заставлять сына, – Сагидар подошел к окну и заложил руки за спину. – Нам просто нужен повод определиться с Ивейной, не разглашая причину, и удобнее всего это будет сделать во дворце. Мне всегда нравилась эта девочка, жаль, что она так некрасива, – король вздохнул и уставился в окно. – Хотя, я давно ее не видел, может, повзрослев, она стала хоть немного привлекательнее? Подростком она, признаться, была ужасна.

Девин Северин скорбно поджал губы и жалостливо покачал головой. Что ж, какой бы ни была Ивейна, Сагидар должен убедиться в правдивости его изысканий, и, если выяснится, что девочка и правда так сильна, она просто обязана занять достойное положение при дворе либо в качестве девины, либо магистрессы, но никак не торчать в этом забытом Небесным Богом селении.

* * *

– И ты вызвал меня специально для того, чтобы я тащился с тобой в эту глушь поздравить с днем рождения твою младенческую привязанность? Эйнар, у тебя совесть отсутствует даже в самом зачаточном состоянии, – светловолосый молодой человек с безупречной осанкой сидел на столе, свесив ногу, а напротив него развалился в кресле наследный принц Героны, и на лице его блуждало выражение той безграничной скуки и вселенской печали, которое присуще юнцам, годам с семнадцати считающим себя познавшими жизнь умудренными мужами и не ждущим от нее ничего более захватывающего и исключительного. Как правило, прозрение наступает в период от двадцати до двадцати пяти, не зря в Андалурсии совершеннолетними юноши считаются с двадцати двух лет.

Им обоим как раз только исполнилось по двадцать – Дастиан, воспитанник и наследник амира Болигарда, сын его родной сестры, был всего лишь на четыре месяца старше геронского принца, – потому принцу такое выражение лица было более чем простительно.

Оба молодых человека были слишком изящны для драконов, хотя уже сейчас через тонкий шелк сорочек угадывались широкие торсы и крепкие мускулистые руки. До совершеннолетия оставалось целых два года, до этого возраста, как им с детства вбивали в головы, не следует бездумно расходовать илламу, поскольку нет постоянного источника ее пополнения. Потому полагается воздержаться от частых полетов и обращаться по случаю крайней нужды, а без них откуда взяться мышцам и рельефу?

– Какой привязанности, Дастиан? Я вообще не понимаю, с чего отцу приспичило меня за ней отправлять, а еще и объявлять ее своей избранницей. Чушь какая. Это же Ив! Да, мы в детстве играли, с ней было весело, но, когда я видел ее в последний раз, она все время молчала, жутко краснела, и я там чуть от скуки не умер. Я уже пять лет отправляю ей подарки к дню рождения, а она меня в ответ благодарит. Все. Я даже не знаю, что ей отсылают от моего имени, – наследник вздохнул и зевнул.

– Мой дядя отзывается о ней очень тепло, – задумчиво проговорил Дастиан и переменил позу.

– Отец тоже, – ворчливо поддержал его Эйнар, – вот пусть сами и возятся с Ив. Что скажет Амарилия, когда узнает, кого я пригласил в замок на обряд сияния? А Тальяна?

– Ты будущий король. Ты волен приглашать кого угодно, – возразил светловолосый Дастиан.

– Ладно, вызвал я тебя вовсе не для того, чтоб пожаловаться, – принц таинственно оглянулся, – и конечно же не для того, чтобы мы тряслись туда на моравах. Нам они понадобятся только до окраины столицы.

– Ты предлагаешь дальше лететь самим? – брови Дастиана взлетели и застыли дугой. – А куда мы потом денем моравов?

– С нами полетит Рассел Северин, отцовский девин. Мы оставим ему их и одежду.

– А он не расскажет его светлости? Мы растратим илламу, и дядя потом еще с год будет зудеть и вспоминать мне этот полет!

– А разве я говорил, что в Героне нехватка желающих совершенно безвозмездно поделиться илламой с двумя привлекательными молодыми людьми, еще в придачу и принцами? Мне ли тебя учить? – Эйнар откинулся на спинку кресла и рассмеялся. – А насчет дяди, неужто ты забыл, как в прошлый ваш приезд королевские девины с ног падали, сутками заваривая зелье от зачатия и ведрами таская его в покои нашего амира? И разве кто-то видел тогда во дворце амиру Алентайну? Я вообще убежден, что эти сказки про магический брачный обряд придуманы исключительно для того, чтобы испортить жизнь молодым драконам. Это просто пережиток какой-то, ну правда, Дастиан! Ну, скажи, по совести, какая к тьме разница, брать илламу от жены или просто от доброй щедрой женщины?

– Да, дядя у меня любвеобильный, – тут пришла очередь смеяться Дастиану, а затем уже добавить серьезнее: – Хорошо, уговорил, летим. А насчет обряда я с тобой не согласен, друг, что-то есть в этом, как ты говоришь, пережитке. Посмотри на своих родителей. А когда была жива амира Миррель, я точно знаю, что дядя в сторону других женщин и не взглянул ни разу.

– Вот и расспросим по дороге девина Северина, он у нас лучший ведающий по илламе, – Эйнар вскочил с кресла и, потянув за собой Дастиана, направился к двери, – а пока пойдем, у меня есть один адресок, – он хитро подмигнул приятелю, – там нам точно никто не откажет в хорошей порции первородного огня!

* * *

– Нет, ты мне все же объясни, почему? – геронский принц тряхнул темными прядями и сжал в руках поводья. – Почему я обязательно должен жениться, когда мне исполнится двадцать два года? И что это за возраст такой особенный?

– Это возраст, с которого юноши вроде вашего высокородия и его высочества в Андалурсии считаются совершеннолетними, – невозмутимо ответил девин.

– А почему именно двадцать два? Почему не двадцать, к примеру?

– Предполагается, что к двадцати двум годам у горячих юношей вроде вашего высокородия и его высочества появляются хоть какие-то… – Рассел определенно хотел сказать «мозги», но сдержался, причем, с явной неохотой, – предпосылки для адекватного восприятия действительности. Те непримиримые противоречия, которые возникают между вашим внутренним миром, внешними реалиями и вашим организмом, становятся, хм… скажем, не такими непримиримыми.

Эйнар дернул поводья и подозрительно уставился на Рассела так, что даже его морав остановился. У него появилась необъяснимая уверенность, что девин над ними издевается, но тот погонял своего морава все с тем же невозмутимым видом, и Эйнар припустил следом.

– Хорошо, – не сдавался он, – а женитьба тут при чем?

– Брачный обряд, проводимый в храме Небесного Бога, устанавливает между брачующимися прочную невидимую связь, так что ваша жена сможет передать вам илламу даже будучи на другом конце Андалурсии.

– А я всегда считал, что иллама передается только через… то самое, ну, вы понимаете, – неожиданно смутился принц, а затем упрямо продолжил, – мы ведь можем получать ее от других женщин, не только от супруги!

Девин смерил его сочувствующим взглядом и снова устремил взор вдаль.

– У вас весьма искаженные и примитивные знания об илламе, ваше высокородие. Первородный огонь во всей полноте переходит от одного супруга к другому только в освященном Небом брачном союзе. Через «то самое» в полной мере передаются, как правило, лишь венерические болезни, так что от других женщин вы илламы можете и не дождаться, а вот лихоманку красного жезла получите гарантированно. Ну, или свербянку Морта, – подумав, добавил он и тут же заверил покрасневшего наследника Астурийского, – не беспокойтесь, ваше высокородие, я вас в любом случае вылечу.

– Как вышло, что вы специализируетесь буквально в любой сфере врачевания, мэтр Северин, – решил вступиться за друга Дастиан, – даже в такой щекотливой, как эта?

– Я девин, моя обязанность лечить людей, – пожал плечами Рас, – для меня все человеческие органы одинаковы. Если орган болен, его нужно либо лечить, либо удалять. А если бы вы, ваше высочество, проработали в нашем городе помощником мэтра Ингара столько, сколько я, вы бы сами стали ходячей энциклопедией по венерическим хворям.

Принцы умолкли и больше не поднимали тему илламы и непотребных болячек до самой окраины. Выбравшись за пределы столицы, юноши спешились и принялись стаскивать с себя одежду. Рас связал ее в узлы и привесил к седлу своего морава, зажал его спину коленями, а двух остальных моравов придержал за поводья. Принцы легко взлетели в седла.

– Вперед, Дастиан, наконец-то мы снова полетаем! – не мог сдержать восторга Эйнар и присвистнул, пришпорив своего морава. Рас лишь усмехнулся.

Возможно, ему не стоило поддерживать эти мальчишеские шалости, но зная, где и как провели полночи оба наследника, опытный девин не видел никакого ущерба от обращения. В них обоих бушевал такой огонь, что оставалось загадкой, почему это буйство не находило выхода через огненное дыхание.

Рас давно бился над этим вопросом, а ответ так и не находился. Может, потому драконы перестали быть Огнедышащими, что слишком вольно и неразборчиво восполняли растраченные запасы, как вот эти двое молодых, горячих мальчишек? Первородный огонь как кровь, если в здоровый организм влить дурную кровь, он непременно сделается больным, но как это доказать, Рас пока не знал.

Они мчались по небу, юноши поднялись на ноги и выпрямились, балансируя руками. Рассел Северин затаил дыхание, крепче сжимая поводья. Обращение драконов само по себе захватывающее зрелище, а когда это происходит в небе, да еще в полете, это просто восхитительно.

– Давай, на раз-два-три, – повернулся Эйнар к принцу, его глаза горели от восторга. Дастиан азартно кивнул и начал счет.

– Три! – они оба подпрыгнули в кульбите и полетели вниз, широко распластав руки, но тут же их тела несколько раз провернулись вокруг своей оси, плечи расправились, спины выгнулись, из глоток вырвался угрожающий рык.

Рас дернул поводья, успокаивая обезумевших от страха моравов, а над ними высоко в небе уже парили два молодых дракона, и Северин, прищурившись, признавал, что ничего прекраснее в своей жизни он не видел.

Глава 5

Рассел сам не понял, как это случилось. Скорее всего, геронский шкодник, просвистев крыльями чуть ли не у самого уха Раса, испугал животных, и один из моравов, взвившись, как подхваченный ветром лист, вырвал поводья и помчался по небу с утробными криками.

А ведь они почти добрались, ну как тут не вспомнить одно бранное слово, куда более метко характеризующее подобное стечение обстоятельств, чем все богатое разнообразие родного андалурского? Рас тут же и вспомнил, и с чувством озвучил, досадливо глянув на принцев. Хоть бы хватило ума не погнаться за моравом в драконьем обличье, зверь точно от страха забьется в конвульсиях, и тогда только и останется, что пристрелить его из арбалета.

Внезапно над лесом поднялась белая крылатая тень. Девин сначала было решил, что это чья-то магическая инкарнация и снова выругался – не иначе как очередной умник возомнил себя магом и решил нагнать страху на соседей. Но присмотревшись, он понял, что это птицы. Два белых орлана летели рядом бок о бок, тесно переплетясь крыльями, и лишь когда они подлетели ближе, Рас увидел распластавшуюся на сплетенных крыльях тонкую фигурку Ивейны Верон, одетую в мужскую одежду.