Овергеон. Том 1. Карусель Отражений

– Что нам теперь делать, Уэйн? – обратились они к юноше под пледом, имя которого оказалось – Уэйн. (Обратились все кроме Рипа, он то ли был слишком занят едой, то ли не разговаривал вообще).

– Я могу лишь попытаться увидеть, что будет дальше… – Уэйн оборвал свои слова сверлящим взглядом в сторону Ёршика, – Он всё ещё здесь… Я не буду говорить пока он тут… – боролись в его голосе злость или даже страх. Ёршик всё ещё не вселял в него доверия. Уэйн даже резко и символично захлопнул книгу.

– Он безоружен и один. Нас четверо. Что он может? – снисходительно посмотрела его взгляду вслед Оливия.

– Хм… А может тебе ПРОВЕРИТЬ его? – хитро взглянула на него девушка в поношенном платье.

– Мэри!

– А что такого? Если ты можешь предугадать некоторые события, почему бы и не узнать, что у него на уме? Нам же надо узнать правду, и ты сам этого должен хотеть… Или ты просто из принципов никому не доверяешь? – предложила девушка, игриво поглядывая на Уэйна. Её имя было – Мэри.

– Он прав Мэр, не стоит говорить об этом всём в слух, но раз так, тут уже либо-либо. – ответила Оливия.

– Либо… он и вправду останется с нами?!.. – восторженно посмотрела Мэри на Ёршика, словно ей сейчас наконец-то подарят щенка, но затем померкла, – Либо… – не успела она закончить, как её оборвал Уэйн:

– Нам… кое-что узнав о нём, придётся всё же оставить его здесь. Лежать.

– Хм. Валяйте, я пока соберу вещи. Рип, помоги мне. – отрезала Оливия и встала.

Уэйн поднялся вслед и плед чулком сполз с его плеч, нежно скользя по спине. Он стоял посреди комнаты в одних рваных брюках, сшитых вручную из разных кусков, с острым выражением на лице, словно сейчас свершится суд.

Его тело… было исписано бесконечными письменами, гравюрами и символами. Эти татуировки скользили по его телу. (Они по-настоящему двигались). Вокруг плеч, по рукам, ползли они, словно скользкие черви, змеи и сотни барахтающихся насекомых. Они обвивались вокруг запястий и расползались по всему телу кроме шеи, живота и ключиц.

Синева глаз с танцем огней от свечи во тьме и решительный взгляд приковал Ёршика к полу.

– Не волнуйся, пока что больно не будет. Наверное… – монотонно говорил он и медленно шёл к нему, улыбаясь. Видимо, вселять в кого-то уверенность у Уэйна получалось не очень хорошо.

Он вынул из кармана какой-то очень подозрительный предмет и поднял внимательные глаза на Ёршика. Ёршик был готов дать отпор и уже приготовился к худшему… Однако это оказался просто какой-то чехол прямоугольной формы. Открыв его, Уэйн вынул оттуда колоду мерцающих карт. Движение татуировок остановилось. Взгляд уже не спадал с Ёршика ни на минуту.

– Что происходит? Что тебе нужно? – уже с какой-то злостью осмелился Ёршик спросить.

Уэйн улыбнулся ещё шире и обнажил свои зубы цвета слоновой кости. Опустив лицо, он начал мешать карты фантастичным образом.

Он делал это быстро: подкидывал их воздух, перекидывал их из руки в руку щёлкающей чередой, мешал их пальцами, крутил, перетасовывал… Он даже мог периодически… управлять ими силой мысли. Они мерцали глянцем в воздухе, как чёрные лезвия. Невероятно. Тот даже создавал в воздухе узоры из них и как будто бы гипнотизировал. Те светились и от резких движений оставляли в воздухе тающих фиолетовых светлячков.

Внезапно он остановился и закрыл глаза. Все карты моментально слились в одну стопку у него в руках. Тот словно стал медитировать.

Татуировки, продолжая своё движение, неожиданно… медленно… начали мерцать голубым свечением. Подобно венам наливались они голубой кровью. Это были не простые татуировки. Они были похожи на выгравированные на нём исторические события, и каждый из них был связан с другим. Один за другим шли они одним потоком и чередой друг за другом. Он напоминал живую стену какого-нибудь храма, исписанного светящимися фресками.

Оливия даже отвлеклась от своих дел, чтобы понаблюдать за этим волшебством. Рип не особо ей и помогал, скорее с самого начала сидел с кучей барахла в своих лапах, что насобирал с каждого из уголков комнаты и пялился на удивлённое лицо Ёршика. Мэри наблюдала за гаданием Уэйна, как за фейерверком. Ёршик же рассматривая татуировки обомлел, разглядев, как поток от запястий до груди Уэйна, почти дойдя до рёбер, закончился гравюрой его самого, сидящего перед человеком с картами.

Ёршик открыл от удивления рот, поднял глаза, чтобы снова взглянуть в лицо Уэйна, и дрогнул от широко открытых, светящихся каким-то лунным холодным свечением глаз. Они погружали зрителя в воронку видений и образов, плавно витающих в воздухе.

Свет свечи немного померк, испугавшись дальнейшего. Откуда не возьмись начали доносится песни. Что-то напоминающее хоровод на выдуманном языке. По стенам начали бегать по кругу, взявшись за руки, безумные остроголовые безобразные тени. Они мотали головами из стороны в сторону и, казалось, вопили десятками перемешенных друг с другом детских голосов. Это было похоже на песню, много песен, поющих одновременно с разной скоростью. Все они имели белые дыры вместо глаз.

Откуда не возьмись, левитирующие всё это время перед Ёршиком, четыре карты мягко коснулись пола и свечение татуировок прекратилось. Тени скрылись.

– Уэйн!!! Ты снова светишься! – поражена была Мэри, судя по всему, какого-то рода редкостью.

– Необычно… Очень… необычно… Странно… – бормотал Уэйн, и, выудив взгляд из своих туманных видений, посмотрел на Ёршика. Однако уже скорее глазами полными интереса и скорее какого-то, утаённого за бледной пеленой, восторга. Можно было подумать, что тот увидел нечто фантастическое в момент свечения его тела, а карты теперь готовы пересказать увиденное.

Уэйн провёл своей костлявой рукой по каждой, и те мгновенно меняли под ней свои матовые иссиня-чёрные рубашки. Они были исписаны рисунками солнца, луны и тысячами глаз, смотрящих в разные направления, вместо звёзд на небе. Рубашки поменялись на движущиеся рисунки, один другого мрачнее.

Он прикоснулся к первой: изображённый на ней праздный юноша с лёгким выражением лица и его тощая собака стояли на скале и вот ещё пару мгновений, и они могли бы упасть и разорваться об острые скалы. Внизу картинки парило наименование – «Дурак».

Перейдя с одной на другую, Уэйн стал скользить пальцами по грандиозному движущемуся рисунку статуи с завязанными глазами, держащей меч и весы на фоне вселенной. Имя карты было «Правосудие».

Алый огонь заката (или же рассвета) на следующей карте был фоном чёрного образа женщины с песочными часами на шее и с огромной, исписанной зигзагообразными красно-чёрными узорами, ржавой косой. Она направляла свой взор углей глаз на смотрящего и указывала пальцем на часы. На карте было чернилами написано – «Смерть».

Последняя чёрная карта захватывала на себе взгляд любого неосторожного. Огромная башня, поражённая молнией, рушилась. Обвал. Мужчины, женщины, дети – все смешались в кучу и несутся на бешеной скорости вниз в бесконечную пропасть. Колонны дыма, лезвия огня. Карта так и называлась – «Башня».

Что-то в видениях насторожило Уэйна. Даже повергло в шок. Тот немедленно начал прятать их обратно в колоду дрожащими руками, швыряя взгляд то на Ёршика, то на выпадающие из его уже неуклюжих рук карты.

Мгновение…

Огонь свечи внезапно разгорелся неистовым столбом и ударил в потолок, создав безудержный огненный вихрь, скользящий по стенам. Всё вокруг начало трястись, казалось, загорелся воздух, всюду парили искры, а синий цвет татуировок сменился на червонный.

Татуировки Уэйна замерцали красным, как будто и вправду налились кровью. Сердце рвалось и хотело выйти наружу, из его не моргающих глаз текли слезы, а лицо было полно ужаса. Всё вокруг воспламенилось. Тени существ стали вращаться по стенам бешеным чёрным вихрем, перемешиваясь друг с другом и с алым огнём. Они напоминали пылающую реку из лиц и растворяющихся рук, что тянулись к сидящим. Заиграла железная музыка вибраций и стонов. Он пытался вытащить карты снова, но получал обратно все те же карты, в том же порядке. Раза два он пытался и потом просто выкинул самую нижнюю карту из конца колоды. Ёршик хотел приподняться и, нависнув над картой, разглядеть, что там изображено, но Уэйн не дал ему это сделать, забрав её обратно.

Секунда и всё вокруг стихло, став прежним. От гомона голосов звенело в ушах. Уэйн поднял на него свои тяжёлые глаза, и, как будто, хотел что-то сказать, что-то очень важное. Но не мог подобрать и слов. К концу ритуала его образ было не узнать. Грудь вздымалась, рисунки на теле волнами сменялись новыми на скользящей по движущимся рёбрам влажной коже. Он просто спрятал всё в коробок откуда достал, и свеча мигом потухла, как и всё в этой комнате.

Взяв карты, тот встал, опираясь о старую тумбочку, поднял плед, украдкой оглянулся на Ёршика и шепнул что-то на ухо Оливии, что уже закончила сборы. Та помрачнела.

Рип, Оливия и Мэри выглядели так, как будто ничего не видели. Ни теней, ни огня, но заметили, как свет свечи пропал, и комната снова погрузилась во мрак. Мэри, увидев это, неторопливо начала искать спички или же красные камешки Оливии. Как ни в чём небывало. На момент кульминации ритуала сидящие, как будто бы, исчезли и их вовсе не было в комнате. Словно бы Уэйн и Ёршик переместились в иной мир.

Свет вернулся в комнату. Свеча едва ли соглашалась зажигаться вновь.

У Уэйна и Оливии завязался небольшой диалог. Рядом с ними как будто подслушивая вертелась Мэри. Она пыталась вставить своё слово в их разговор, но её перебивали и игнорировали.

Казалось, разговор был очень серьёзным, но ей и не взбрело бы в голову лезть в него. Просто до этого она умоляла забрать с собой большого плюшевого слона, что сейчас держала в руках и всё ещё пыталась добиться согласия Оливии, не интересуясь их диалогом.

Пошептавшись, друг с другом, Оливия и Уэйн развернулись, и оба пристально посмотрели в сторону Ёршика. Уэйн на минуту смягчил лицо, но застыл в ужасе метнув взгляд на Оливию, что теперь что-то задумала. Оливия подошла к Ёршику, вынув из ниоткуда железный блеск, обернувшийся мерцающим кинжалом.

Сделав взмах в воздухе, тот моментально удлинился, и лезвие длинной иглой было направлено к горлу его цели. Она приподняла его подбородок.

– Что-ж. Теперь. Веди. Себя. Хорошо. И не посмей нанести вред моим… твоим… новым «друзьям». – тянула каждое стальное слово Оливия, чтобы он вник в их смысл. Ёршик сидел не подвижно, как заколдованный, но на удивление Оливии тыльной стороны руки отвёл от себя острое лезвие.

– Я и не собирался, в отличие от вас. – так же грозно ответил Ёршик и уронил взгляд на Рипа, тот дрогнул, припомнив прошлое. Взгляд и голос Ёршика напомнил Рипу сейчас взгляд Оливии.

– Тогда… поклянись… – загадочно протянула Оливия, вновь направив на него свою шпагу. Её зелёные глаза по-настоящему светились в темноте.

– Клянусь! – рявкнул Ёршик и схватил рапиру ладонью, – Чёрт! – оторвал он её как будто та нагрелась или сама бритва завибрировала стоило схватить. Кровь потекла из сжатого кулака.

– Ох… Оу… Замечательно. – спрятала Оливия вновь маленькое лезвие кинжала в тень плаща и посмотрела на него уже с удовлетворением.

Кровь потекла не как обычно; она обернулась вокруг его руки браслетом и впитавшись нарисовала на его кисти узор с сердцем посередине.

– Что? Ха-ха-ха, клятва на крови?! Он сам её подписал? – надменно и фальшиво смеясь посмотрел Уэйн на Оливию, и мгновенно перевёл глаза на Ёршика, что в миг перестали скрывать страх того, что Оливия могла бы и вправду сейчас захотеть совершить что-то нехорошее.

Оливия, вспомнив зачем изначально вынула нож, опустилась к Ёршику и перерезала одну оставшуюся необрезанную нить, что связывала его ноги около самих ступней. Она даже не упустила возможность с ухмылкой глянуть на Ёршика.

– Собираемся и уходим. – отрезала она и пошла укладывать толстого плюшевого слона, что протягивала ей Мэри, в свою сумку, прикрыв процесс своей спиной.

– Значит, мы оставим его в живых, да? Он теперь что? Пойдёт с нами? – громко возмущался за спиной у Оливии Уэйн, подползая к Ёршику, не сводя с её спины глаз.

Та его уже не слушала, давая какое-то распоряжение Рипу, пока Мэри оглядывала комнату, чтобы убедиться, что они ничего не забыли. Она делала это торопливо, потому как была рада услышать от Оливии торжественную новость о том, что к ним присоединится ещё один человек.

Уэйн в миг повернул голову на Ёршика.

– Прости… – скользнул шёпот Уэйна.

– Что? – удивился Ёршик.

– Не хотел напугать, надеюсь всё нормально.

– Всё… в порядке… – настороженно отодвинулся Ёршик.

– Я не хило сдрейфил, я подумал она меня просто неправильно поняла, я подумал она собирается тебя…

– Знаешь, у вас много общего в этом плане. – дерзко отвечал Ёршик.

– Знал бы я… – ушёл Уэйн в какие-то раздумья, – Знал бы ТЫ, что я увидел в картах… Я просто сказал ей… – неожиданно для Ёршика шёпотом извинялся Уэйн.

– Ничего страшного, я уже понял, что, что бы со мной не случилось, сначала оно попытается меня прирезать. – злостно посмотрел на него Ёршик, не сбавляя громкости сарказма.

Уэйн быстро оглянулся на Оливию. Та продолжала разговор с Рипом, и теперь ещё и с Мэри:

– …Я вас предупредила! Последний, слышите?.. – мотала она перед лицами у них чем-то белым, похожим на мел.

– Что с моей рукой?.. – не мог оторвать от неё взгляд Ёршик.

– Это клятва на крови. Не знаю, как так вышло, но вы… Почему-то… Если нарушить её можно лишится Шанса… а его найти очень сложно, нужно Сердце… – шёпотом, ошеломлённый неожиданностью произошедшего, кормил предсказатель Ёршика новой порцией непонятной ереси.

– Я нашла ему другое применение. – внезапно для Уэйна ответила Оливия на его первоначальный вопрос.

У того волосы встали дыбом, наверное, не только на голове. Тот обернулся к ней с тем же выражением лица, что он делал раньше и промолчал.

– И в чём же план? – не меняя спокойной гримасы сказал он, повернувшись на парня. Пока тот не смотрел, строгая Оливия, подмигнула Ёршику.

– Я скажу тебе лично. – лукаво ответила Оливия, улыбнувшись.

Мэри на фоне спорила с Рипом (а это сложное дело), насчёт того – стоит ли, пока Оливия не видит, засунуть внутрь сумки ещё и тяжёлую античную статуэтку молящейся женщины с лезвиями, торчащими из спины. Мэри была против, боясь за своего слона, что уже чудом был как-то в эту сумку помещён. Рип попытками засунуть статуэтку внутрь, настаивал на обратном. Они дурашливо ругались и теснили друг друга от сумки. Рип гоготал.

«Что это с ними?» – сказал про себя Ёршик, не понимая, что за игры у Уэйна и Оливии. – «Уэйн подхалимничает перед ней? Оливия позволяет ему это делать? Она потом посмотрела в его сторону, как подмигнула мне… Что им обоим нужно? Может она просто рада, что я теперь сними, и по-настоящему ничего не осознаёт? Ведь Уэйн извинялся… украдкой… Что происходит?..»

Неизвестность за неизвестностью.

– Оливия, раз уж вы случайно начали ритуал, то… Ох, звёзды мои… Чего пообещаешь ты? – вспомнил Уэйн.

– Я?

– Так получилось, что вы случайно зачали ритуал клятвы. Он, конечно, не сможет её нарушить… – пояснял ей Уэйн, но постепенно, переходя от нормальной громкости голоса, тот спускался до бормотания встретившись с её взглядом. Оливия смотрела на него, словно так всё и должно было быть.

– Клятва сработает, только если оба пообещают что-либо… – продолжил Уэйн.

– Я… Я подумаю?.. Пойдёмте.

Оливия встала и наконец подошла к двери ведущей к выходу, Мэри и, таки одержавший победу в споре, Рип проследовали за ней, улыбаясь и поглядывая на Ёршика. Рип улыбался слишком сильно, можно было подумать, что тот снова сейчас найдёт причину воткнуть в кого-нибудь свои любимые ножницы, висящие у него на шее. Хотя, возможно, это было его постоянным выражением лица.

Уэйн подал руку Ёршику, и тот с трудом встал с пола.

– Поговорим потом. – шепнул Уэйн ему.

Ёршик ответил отторгающим взглядом ему в спину. Не отходя от недоумения.

Оливия подошла к двери и, положив руку на дверной молоток в виде странного создания, зашептала:

«…Будь так добра, замети все следы.

Мы дети из крови, плоти и кости,

И мы хотим в гости… »

И дверь прошептала в ответ:

«...Возвращайтесь не допоздна… »

Дверь в миг отворилась. Это был хоть и второй по счёту, но один из самых безумных дней в жизни Ёршика, что ещё только начинался. Погруженный в мысли он молча схватил свою сумку и направился к своим новым «друзьям», уже стоящим по ту сторону прохода, и комната, стоило ему переступить порог, перестала существовать.

Глава 4 Погружение в Бездну

…Двери и тысячи лестниц… Проходы, потайные места… Чёрный дом без входа и выхода. Темнота, что сжирает сердца…

Бесконечные переплетения коридоров, лестниц и дверей… Гигантские залы и комнаты с высоченными потолками ведущие в никуда… Узкие пространства, где слышно даже собственное дыхание, и кажется словно из них нет выхода… Места, из которых словно бы нет пути назад. Где темнота пространств давит сильнее стен, и где ты чувствуешь себя один на один с собой и тем, что может прятаться во тьме. Всюду мрак, освещаемый скудным светом…

Лампы и фонари, свечи и факела могли парить в воздухе, висеть над головами, торчать из стен или быть в руках, зубах или даже глазах очередной статуи. Они могли гордо восседать, охраняя вход или выход в очередной крутой поворот или винтовую лестницу. Нависая над головой, ощущался их тяжкий каменный взгляд, а путешествие по этим тёмным коридорам, как будто бы обнажало душу.

Каждый уголок этого тёмного лабиринта резонировал со всем, что таилось на глубине подсознания. Предчувствия и страхи создавали полотна параноидальных мыслей. Постоянно казалось, что кто-то рядом, кого ты не видишь.

Комнаты, проходы, лестницы, входы и выходы ломали понятие перспективы и пространства. Нарушали законы гравитации. Иногда не имели логики, не имели смысла. Пересекая дверной проём любой комнаты, двери позади захлопывались сами по себе, и по ощущениям ты словно был заперт. Сквозняк просачивался в щели и визжал где-то на глубине, звеня цепями, шевеля гобелены, растворяя голоса потерявшихся в этой темнице…

Статуи же могли иногда торчать из стен, как будто поглощённые домом и пытающиеся вырваться из оков этой мрачной тюрьмы. Проломив своими телами деревянные доски или серый кирпич, те неподвижно тянулись к проходящим мимо. Их мощные тела порой держали стены, чтобы те не обвалились. Они изящно изгибали свои тела с застывшими на их лицах удивлением и страхом, безразличием и апатией. Казалось, словно когда-то они были живыми…

Иногда, некоторые комнаты напоминали коридоры мрачного музея или заброшенной академии, а в местах, казалось, словно весь внешний мир нырнул под землю, и всё что от него осталось лишь руины и замурованные в темноте мёртвые города камня, металла и забвения. Без неба. Без свежего воздуха. Без солнечного света.

Словно бы ты попал в подземный мир прошлого. Иногда прогуливаясь по древним строениям, аркам, руинам, наблюдая за сменой рельефа и архитектуры, витало чувство пустоты и потерянности после какого-то рода жуткой трагедии, в виде войны или ядерной катастрофы, что унесла жизнь отовсюду.

Меж комнатами, строениями и коридорами – пустоши с каменным небом. Словно дым от сгоревшего до тла мира затвердел и навис над небом. Копоть, пыль, песок, разруха… Под ногами твёрдые бугры камней и битого стекла, как после обвала здания… Как после военных действий, что стёрли жизнь из этого места.

Новый мир был пред глазами Ёршика. Новый ли? Скорее словно бы когда-то разрушившийся старый. Всё то, что было когда-то живым, когда-то беззаботным, когда-то и не представлявшим себе боль и огонь, не знавшим слов «разрушение» и «смерть»… сейчас заржавело и со скрипом качалось на ветру…

Вывески… Пустые дома вросшие в землю и каменным водопадом стекающие в пропасти и расщелины скал… Острых шпилей, и зубастых чёрных бездн недр этого гигантского дома…

Даже встречались детские площадки. Забытые, безрадостные, бесцветные, мёртвые. Одна из таких каруселей со скрипом безнадёжно повернулась на проходящих мимо… Безвзорно и безмолвно молила о пощаде. Молила начиная с того момента, как с этим местом случилась какая-то катастрофа, так и продолжая испокон веков…

Детская игрушка. Бесцельно и безропотно ждала на скамейке любимого малыша, что с ней играл и был всем её миром. Как жаль, что кроме неё все понимают, что этого момента никогда не наступит.

Иногда железо и камень напоминало изгибы испепелённых людей… Они и жили тут когда-то? Что стряслось с этим местом?…

Однако место это было живее, чем казалось. Люминесцентные растения и грибы, разнообразнейших форм и размеров. Дивные мотыльки и блуждающие огни светлячков. Шуршание чёрных пятен отовсюду, снующих по углам. Движущиеся реки стен и зданий, что создавали единые структуры, проходящие сквозь бледные туманы и саваны теней. Болотно-жёлтый металл и голубое стекло. Ртутный блеск изяществ живых орнаментов стен, фундаментов башен и колонн.

Нависающие над головой мосты меняли направления. Встречались здания, которые сами по себе двигали по кругу механизмы. Они работали, просто потому что были созданы для этого несмотря на то, что их создателей давно с ними нет. Всюду признаки новой жизни и следов культуры. Иной. Чуждой старому миру… Новой культуры… Росписи, картины, фрески, символы, и тишь… словно тела людей растворились в этих чернилах и содержимое их разумов соками напитало вены этого места. Их стремления, мечты, жизни сплетались корнями и цвели искусством рисунка и ожившим чудом паровой механики и особого рода магических метаморфозов. Иногда даже казалось, что дом строит сам себя. Нависая над бездной, дорога по кирпичику сама по себе выстраивалась под ногами идущих. Но людей нигде нет… Словно бы все играют в прятки.

Царило подземное эхо. Это место выглядело так, словно с минуты на минуту развалится, а порой так словно ничто и никогда в этом мире не сможет как-либо пошатнуть его. Всюду глаза, что поворачивались за проходящими мимо.

Безумие, в которое окунала тишина. Тьма, что утаскивала тебя ото всех. Та, что вызывала панику от шума крови в голове в замкнутых пространствах. Иногда казалось, что из темноты на тебя всё же кто-то смотрит и уже движется к тебе или просто мимо, избегая тебя. Были слышны шаги… Или это всего лишь эхо наших идущих?

Царило чувство словно ты, начав бежать куда-угодно во тьму, будешь бежать вечно. Шаг за шагом делал тебя всё меньше и меньше, а дом всё больше и больше…

Многочисленные портреты висели на стенах. Все испорченные и порезанные, как будто бы когда-то, изображённые на них люди сами сбежали и разорвали полотна. Боялись, как бы в них не проникло то, что таится на самой глубине этой таинственной тёмной воронки, куда спускались (или может даже наоборот поднимались, сказать точно было нельзя) наши скитальцы. Или может сами живописцы сдирали с рам полотна, не выдерживая того, что нарисованное могло смотреть на них, пока те рисуют…

Путешествуя по чёрному дому, не замечаешь, как мерцая глазками, что-то бледное прячется за углом, высунув длинный нос и половину лица.

Это лишь дверная ручка…

Отвернувшись, почему-то дверь начинает ползти по стене перемещая длинные худые конечности, а в миг, как резко обернёшься – всё станет вновь неподвижным…

Гиблое место.

Ёршик оглядывался, остерегаясь каждого здешнего звука. Стены могли немного шататься и стонать, двери шевелили сквозняки. Они дёргались и скрипели, словно из-за них кто-то пытался выйти, и никогда не было понятно так ли это. Шипели трубы. Щёлкали шестерёнки. Сам «дом» был переплетением всего на свете, его стены где-то были сделаны из дерева, где-то из камня, где-то из мрамора или бетона, а порой вообще, казалось, что очутившийся здесь ползёт под землёй; в сырости, холоде и полумраке. Ползёт, очень-очень быстро страшась быть замурованным, раздавленным или пойманным сзади. Любой в этом месте нашёл бы нечто настораживающее его.

В теле дрожало ощущение, как будто бы этот «дом» стоит на краю чего-то высокого и вот-вот упадёт. Чувство того, что здание вовсе не стоит на земле преследовало повсюду, или же, возможно, это было просто ощущение того, что конца у этого лабиринта нет, и ты с каждым шагом спускаешься, проваливаешься вниз, и «дом» постепенно тебя поедает.

Пробираясь сквозь этот мрак в поисках его тайны, в которую побоялось бы ступить сознание, их постепенно поглощала тень. Они покинули безопасное место и путешествовали по бесконечному чёрному дому.

Нельзя было назвать это место «дом», это было не здание, это был целый город, но без неба, зелени, домов и людей. Скорее паутина тысячи домов, из которых он и состоял, без возможности выйти наружу. Бесконечная неволя. Вместо витрин магазинов, лавок, ларьков или каких-либо парадных, куда могли заходить или откуда могли выходить люди… были десятки дверей.