В России жить нескучно

И всё-то эти лисы Алисы и коты Базилио чужими руками жар загребают. И вроде ни при делах – а именно к ним в сундуки рекой стекается мировое золото. То самое злато, злато, через которое столько зла-то.

Вот и нынче: посеяв грандиозную смуту, заморские Карабасы Барабасы запаслись попкорном, поелозили сытыми задницами в креслах, устраиваясь удобнее. Зрелище сладкое и желанное их сердцу. Сидят любуются, как в безопасной от них дали славянские народы крошат друг друга. Радуют Сатану, тешат Дьявола.

У Ильи Семёныча на тесной полке среди прочих стоит книжка «Мифы Древней Греции», давал почитать. Харитонычу запомнилось: в гущу выросших из земли воинов кинули камень – и они, ослепнув, обезумев, направили копья и мечи друг против друга. Эх, а надо бы прозреть и повернуть на того, кто кинул камень.

И, хотя Харитоныч категорически не верил в Бога, отчаянно хотелось воздеть руки и возопить: «Господи, и ты это видишь и молчишь?!»

***

…На дверях половины избы Ильи Семёновича висел замок. Что на него не похоже: обычно, уходя, припирал дверь палочкой. А чего у старика тащить – «Мифы Древней Греции», что ли? За забором в огороде возилась соседка, Харитоныч её окликнул. Та подошла, вытирая руки передником.

– Не насовсем ли уехал, второй день не видать? Сынок с семьёй за границей, давно звал к себе. Вон вокруг что творится. Как с ума посходили, носятся туда-сюда, мечутся как петух без головы. Старик мой слышал, вчера на рассвете такси подъезжало. Не по-соседски, не попрощался, видимо, срочно.

Харитоныч так и сел на чистенькую, мытую дождями завалинку. Не ожидал, что вдруг станет пусто и больно на душе. К кому сейчас пойти, с кем поговорить? В последний раз у них осталась незаконченной захватывающая, интереснейшая беседа.

Кто, в конце концов, усадит его пить чай с богородской травой и каменными пряниками, хлопнет по коленке, вскочит и возбуждённо по комнате пробежится:

– Вот, во-от, а ещё говорят: народ ничего не понимает.

***

– Боже упаси! – открывал ключом замок Илья Семёныч. Только с рейсового автобуса: мятый плащик, пыль забилась в мелкие морщинки лица, лицо серое, усталое. – В райцентр ездил кофе в зёрнах купить, у нас в сельпо только растворимый. Без хлеба могу, а без кофе швах… Куда же я от этого? – обвёл рукой вокруг. Переулок живописно взбегал и обрывался над рекой, а по бокам нависали голубые хвойные велюровые холмы, по-весеннему подёрнутые розоватой берёзовой паутинкой. – Не дождутся, как говорят. Это пускай перелётные птицы летят в жаркие страны. А мне берег турецкий и Африка не нужна. Я тут родился-женился, здесь вся жизнь. Галина могилка здесь. Вот что, Андрей Харитонович, я по случаю двести пятьдесят армянского коньячка приобрёл. Как насчёт пары рюмок?

Харитоныч быстрой прихрамывающей ногой туда-сюда, жена слова не сказала: как все в селе, уважала Илью Семёновича. Завернула с собой стряпни, мелких баночек с салатиками. Посидели, выпили – за мир, конечно, чтобы человечья кровь не лилась, бомбы не падали. Уже стемнело, на лиловом небе зажглись мелкие звезды, а из открытого окошка (комар ещё не завёлся) неслось страстное, с болью, Харитонычево:

– Думал, в двадцать первом веке люди умнее будут, а они всё жаднее. Да когда уже нажрутся, перестанут чужие земли под себя грести? Есть ли предел человеческой алчности? Куда в три горла пихать? А главное: зачем? Заче-ем, такая жизнь короткая?!

***

Проводив пьяненького соседа, Илья Семёнович убрал со стола, насухо вытер клеёнку и придвинул маленькую рамку с фотографией жены. Там она хохотала на фоне белопенной черёмухи, кудрявая, молоденькая, задорная, в венке из той же черёмухи. Галя угасла буквально за год. Давно заподозрила неладное, но скрывала от всех и в больницу не обращалась.

– Почему?! – только и вскрикнул он, когда узнал.

– Не хотела превращать остаток жизни в ад для нас обоих, – грустно сказала она. Мужество это было или слабость с её стороны? Скорее, материнская жалость к нему. Дети разлетелись, они одни остались друг у друга.

– Я вот думаю, Илюша, отчего душа так трудно и долго покидает тело? Зачем Бог даёт им намертво срастись? Вот было бы замечательно: вспорхнула бабочкой и улетела.

…Илья Семёнович вздрогнул: крупный пушистый мотылёк заметался вокруг лампы, обжёгся и кинулся назад, забился о чёрное стекло. С величайшей осторожностью, боясь повредить ломкие крылышки, он поймал мотылька, выпустил в весеннюю сырую темноту. И долго потом рассматривал, не решался стереть с пальцев серебряную пыльцу.

ДЫРА НА ОБОЯХ

Все говорили, что Василий Лукич и Таисья Игнатьевна отличная пара. Никто не догадывался, что всю полувековую жизнь между ними торчал клинышек.

Таисья Игнатьевна обожала песенную эстраду. «Попсу», – презрительно уточнял Василий Лукич. На видном месте в зале, в простенке красовалась вырезанная с незапамятных времён то ли из «Огонька», то ли из «Крестьянки» фотография знаменитой артистки.

Когда по телевизору начинались разные музыкальные конкурсы, Таисья Игнатьевна бросала все даже самые горящие дела и усаживалась смотреть своих светочек, валерочек, леночек.

– Да в нашем ларьке продавщица Оля лучше их поёт, – говорил Василий Лукич.

– Кабы лучше – по телевизору бы показывали.

– Дура, кто же её в телевизор пустит? Там поляна вытоптана для своих.

Таисья Игнатьевна не слушала крамолы, махала руками, затыкала уши. В пику мужу, просила внучку делать фотографии певцов – и туда же их, в простенок.

– Убери свой иконостас, не позорься, – уговаривал Василий Лукич жену. – Ладно у малолеток умишка с фасолинку, резьбу срывает, им беспременно обожать кого-то требуется. Они так саморе-а-ли-зуются, – хоть по складам, а Василий Лукич осваивал новые слова. – А ты вроде солидная женщина, бухгалтер.

Дочка тоже кривила губы: «Фу, мам, давно не модно и выглядит как дёшевка. И к обоям по цвету не подходит». Таисья Игнатьевна поджимала губы, смахивала пыль с глянца.

***

– В остальном-то она нормальная, – разводил руками, убеждал себя Василий Лукич. – Борщ вкусный варит. А бзики у всех есть. Вон, у меня рыбалка, тоже крышу сносит.

Иногда всё же подкалывал:

– А твои-то под фонограмму поют.

– Живьём, – упорствовала Таисья Игнатьевна. Василий Лукич находил в интернете и на всю избу включал тайно записанных без микрофона, сипящих и керхающих «звёзд». Таисья Игнатьевна затыкала уши и убегала. В отместку подавала пересоленный борщ и подгоревшие котлеты. Или вовсе становилась в позу: «Готовь сам».

Делать нечего, Василий Лукич затягивал на тощеньких боках объёмный, 60-го размера фартук жены – тесёмки приходилось заводить вперёд и завязывать на животе. Гоношился у плиты – делать нечего, подразнил женщину – надо платить.

***

Однажды только могучая вера Таисьи Игнатьевны пошатнулась. Это когда на день города «по многочисленным просьбам трудящихся» в их захолустье приехали звёзды с последнего музыкального конкурса. Их портреты тоже недавно появились в простенке – хотя лепить там уже было некуда.

Вначале прибыл целый рефрижератор с ихней шумной техникой. По городу забегал шустрый, похожий на цыганёнка устроитель концерта. Дочка работала в администрации в отделе культуры, и Таисья Игнатьевна высказала ей обиду:

– Что же не тех артистов позвали? Надо было Серёженьку, Лёшика и эту… Багиру, что ли? Или, как её, Алычу? Такие имена заковыристые, всех не упомнишь.

Дочка бегала злая, взмыленная, сутками на телефоне.

– Ой, мам, да кто их звал, не будь такой простой. Какие просьбы трудящихся, с ума сошла?! Это у них называется чёс. Допустим, в районе отпущены квартальные деньги на культуру. По-хорошему их бы на ремонт клуба, на детские кружки – да мэр уже в доле.

– В какой доле? – обмерла Таисья Игнатьевна, предчувствуя нехорошее. Больше всего ей хотелось зажать уши и убежать, но было поздно.

– В какой. В немазано сухой, вот в какой. Ну, распил, откат – ты бухгалтер, а будто сегодня на свет родилась, ей-богу. Допустим, заявляют на концерт бюджет в пятьсот тысяч…

Таисья Игнатьевна мысленно ахнула: полмиллиона?! На маленькой пилораме, где она работала, дебеты-кредиты крутилась вокруг четырёх нулей – не больше.

А дочка, водя пальцем в телефонной записной книжке, рассеянно продолжала:

– И, значит, начинается вокруг этих денег копошение и делёжка. Крысиная возня. Раскрученный певец за такие деньги и не плюнет в нашу сторону, а вот Клавочка и Эдичка в самый раз. Мэру в карман за труды сто, организатору двести, а артистам по сто на рыло сойдёт… А ты какие-то просьбы трудящихся.

Случившийся неподалёку Василий Лукич, тот ещё революционер, ввернул:

– И вся вам дутая народная любовь. Твоим трудящимся всё равно под кого потоптаться, подёргаться и побухать, лишь бы пивко похолодней да колонки погромче… Помнишь, нет: за справедливость, против пенсионной реформы, за медицину, за прогрессивный налог – десять человек на площадь вышли? А на твою Клавочку площадь забита была – не повернуться, не продыхнуть. Э-эх, люди-человеки, никакого самоуважения.

Качал головой:

– Всё с ног на голову встало. Раньше в скоморохов кости бросали. А нынче глянь: звё-ёзды! А настоящую соль земли загнали под плинтус.

– Кто это соль земли? – ревниво оторвалась от телефона дочка, она начинала после культпросветучилища именно массовиком-затейником.

– Кто? Работяги, механизаторы! Слесари-токари-фрезеровщики, – развернул плечи и хлопнул по иссохшей груди Василий Лукич. – Инженеры. Учителя-врачи. Библиотекари, культурные работники, – и приобнял дочку.

***

С конца февраля Василию Лукичу казалось, что у него на глазах разворачивается сюр (он и не такие слова знал).

В это время, в эту самую минуту гибли люди. Женщины бежали с узлами, в подвалах плакали дети. А в новостях на первой полосе: «Худеем в преддверии лета». «Поклонник в шоке: звезда сделала неудачную пластику». «Область выделила миллион на День пельменя»… Хотелось потрясти головой и ущипнуть себя.

Но худший, мощнейший удар пришёлся по фанатке Таисье Игнатьевне. Подкосил, она даже занемогла в первое время. Это когда её любимцы из телешоу резвой рысью рванули за кордон. Вот те на, а как же:

Не знаю счастья большего,

Чем жить одной судьбой,

Грустить с тобой, земля моя,

И праздновать с тобой?

– Ой, мам, ну ты и проста-ая! – снова протянула дочка. – У них где заднице тепло – там и родина. Я тебе не рассказывала, был в позапрошлом году инцидент? Твоя кумирша Светочка отработала программу, крикнула: «Вы лучшие! Город Н-ск, я люблю тебя!» – ну, само собой, восторженный рёв. И тут же на всю площадь: «Господи, как меня задрало это быдло». Думала, микрофон отключён. Ну, проныра ведущий выкрутился: «Это не то что вы подумали, друзья, это другое. Как здорово было, бы-ло – а не быдло!».

***

Жена, зарёванная, гремела на кухне посудой. Василий Лукич утешал:

– Хватит рюмить по своим бесценным предметам обожания.

За обедом снова разговор зашёл о сбежавших.

– Они, наверно, себя воображают Дашами и Катями из «Хождения по мукам», – предположила дочь. – Эдакий, знаете, голубоватый страдальческий ореол, флёр диссидентства… Но вот, убей, посмотришь на них, сытых, пошлых – близко на Дашу и Катю не тянут. В своей стране порядок наводите, боритесь, а не виллы бегите. Ещё оттуда тявкают, учат жизни. А здесь слабо?!

– Скажи им про совесть, про боль, про Родину – в лицо ухмыльнутся, – крикнул Василий Лукич и пристукнул жилистой рукой по клеёнке: – И правда, Родина у них – где заднице тепло.

– Ага, – сказала дочка. – Учитель у них больно хороший попался.

– Какой учитель? – не понял Василий Лукич.

– Ладно, пап, ты этого не слышал, а я не говорила. Вообще, на эту тему не сильно распространяйся. Табу.

***

Утром Василий Лукич встал – в зале вроде просторней и светлей стало. Или показалось? А это актёры и актёрки из простенка убраны. Все, кроме самой первой, с которой иконостас начался. Таисья Игнатьевна ходила вокруг да около, вздыхала. А вечером сняла и её, истрепавшуюся, жёлтую от времени.

А под ней, под журнальной фотографией… здоровенная дыра!

– Кот, паршивец, давно ободрал. Я сначала картинкой хотела просто дырку замаскировать, – призналась Таисья Игнатьевна. – А дальше пошло-поехало.

Василий Лукич оглядел прячущуюся за портретом пыльную пустоту: там многие поколения пауков плели свою паутину. Решительно, с треском отодрал кусок обоев – пауки так и брызнули во все стороны.

– Ну что ж. Ремонтировать придётся. Глаза боятся, руки делают.

Кабачки и Земляника

«Почему не взошли кабачки?» — вбила в поисковик Оля. Главной причиной неудачи интернет назвал заглубление семян и чрезмерный полив. Оля поняла, что напрасно ждать всходов, пошла в магазин. А там продают четыре пакетика по цене двух, ну как не взять.

Спустя неделю проклюнулись и смело полезли там и сям запачканные в земле, трогательные зелёные, толстенькие крылышки. Взошли как первые, так и семена из последующих пакетиков. Все до единого. Получилась не грядка, а плантация на пол-огорода.

Скоро они начали давать урожай. Оля, конечно, любила нежные молочные кабачки, но не до такой же степени! Скоро юные и нежные научились прятаться в широких листьях так искусно, что обнаруживались уже дебелыми поросятами – едва волокла на веранду.

«Какие блюда можно приготовить из кабачков?» Оказалось, сотни, включая варенья, торты, цукаты, котлеты и лазанью.

Кабачки утром, кабачки в обед, кабачки на ужин. Кабачки кубиками, ломтиками, соломкой, кружочками и тёртые. Кабачки жареные, печёные, тушёные, маринованные, фаршированные, в каше, салате и оладушках.

Гостившая у Оли подруга заявила: «Я скоро ср… твоими кабачками буду». И уехала, сердито увозя рюкзак с «поросятами», и ещё катила сумку. А Оля осталась один на один с таинственно молчаливым кабачковым воинством, окружившим, оккупировавшим её домик, растущим и толстеющим не по дням, а по часам. По ночам они мертвенно, глянцевито светились в лунном свете.

Приснился кошмар. С Оли снимают шкурку, трут на тёрке, потом на противне отправляют в духовку. Потом её же заставляют есть. Кабачки плотно окружили и смотрят. И молчат. Жуть.

– Вкусно было? – интересовалась по телефону подруга.

– Ну так себе…

– Но ведь тебя же не осталось, как ты могла есть сама себя?

– Не знаю, – терялась Оля. – Это же сон.

***

Оля – горожанка до мозга костей. Молодая пенсионерка, выглядит на сорок с хвостиком. Фигурка: сверху худенькая как девочка, снизу всё при ней, джинсики лопаются, мужчинам нравится. Нравится-то нравится, но свою половинку в жизни Оля не нашла.

Как влипла в кабачковую и вообще в огородную эпопею. Поехала продавать дом покойной тётушки в деревню Земляника, никто цену не дал. Вообще-то прежнее название деревни Землянка, в честь первой послевоенной землянки, вырытой беженцами. Но на сельской сходке решили добавить одну букву, чтобы название не тревожило, а было мирным, тёплым, уютным, душистым.

Опоздала на последний рейсовый автобус. Натащила в избу сена, уснула под оголтелый ор лягушек и нежный, ожесточённый соловьиный баттл. Была разбужена на рассвете соседским петухом и комарами. Шлёпнула по щеке, поглядела на размазанную на ладони кровь, перекатилась на пузо – и снова уснула так сладко и крепко, как не спала никогда в городе, вообще в жизни.

Когда проснулась, комнату заливал такой ослепительный янтарный свет, что рука на автомате начала шарить по стене в поисках выключателя. А это солнце впервые вышло после стольких пасмурных дней! Зажмурилась, засмеялась и решила поселиться здесь навсегда, обсуждению не подлежит. А квартиру в городе будет сдавать и потихоньку покупать стройматериалы для ремонта дома.

***

«Продам кабачки недорого», – вбила Оля в поисковик. Одни кабачки только и уродились, остальное не очень.

Оля самый огненный из огненных знаков – Стрелец. У неё даже золотой кулончик на шее болтается, в виде маленького воина с луком. Земля давит огонь, засыпает собою, тушит. Если кому-то земля даёт энергию, то у Оли, наоборот, отнимает.

Такими словами она аргументированно убеждала маму, когда та тащила дочку на дачу. Ногами топала, кричала: «Ненавижу землю!» А разве можно ненавидеть землю – это же самое страшное кощунство. Вот поэтому и не заставляйте Олю заниматься огородом.

Вообще, огородный труд – неблагодарное дело. Предполагает совершенно не полезные для здоровья телодвижения и позы. Весь день под палящим солнцем вниз головой, пятой точкой в небо – а потом скорую вызывают,| с мокрой тряпкой на голове лежат. Ещё между грядок на корточках ползают – любой проктолог объяснит вред такого положения.

Правда, были и плюсы: сто раз приходилось в огороде вставать-приседать, вставать-приседать. Лучшее упражнение для упругой попки, в городских фитнес-центрах за это приличную сумму лупят. А тут бесплатно. Приседая, Оля изящно держала спинку ровно – соседки за заборами смеялись. Пробовали передразнить – но заохали и схватились за поясницы. То-то же.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.