Шурави, или Моя война

– Татьяна, я не против процедуры, но давайте сделаем это после моего возвращения из штаба, – попросил ее Виктор. – Как приеду, так сразу сообщу вам о себе.

– Хорошо, товарищ лейтенант, – ответила она. – Кстати, я могу вас называть Виктором в отсутствие подчиненных?

Абрамов усмехнулся ее просьбе.

– Хорошо, – ответил Абрамов. – Я не возражаю, если мы будем один на один.

Татьяна мило улыбнулась и прошла мимо него, обдав его каким-то нежным запахом разноцветья. Виктор проводил ее взглядом и, схватив автомат, выскочил на улицу.

– Рахимов! – окликнул он водителя хозяйственного взвода. – Поехали в штаб.

Пока машина медленно продвигались с одного конца города в другой, Абрамов вспоминал свое последнее посещение штаба.

…На допросе раненый им моджахед упорно молчал. Судя по внешнему виду, его сильно помяли местные работники из контрразведки.

– Ну и что мне с ним делать? – обратился к Марченко, знакомый Виктору майор Власов.

Марченко пожал плечами, давая понять, что этот вопрос его не волнует.

– А ты, что скажешь, Абрамов? Что пожимаешь плечами, это – твой крестник, это ты его подстрелил.

– Ну и что? Я там много настрелял душманов, – ответил Виктор. – Вам, товарищ майор, виднее. Если молчит – пустите в расход.

Абрамов невольно обратил внимание на побелевшее лицо переводчика. Видимо, он еще не привык к подобным выражениям, и услышанное повергло его в шок. Все, кто был в комнате, как один повернулись сначала в сторону переводчика, а затем посмотрели на стоявшего в дверях Марченко. Он улыбнулся Виктору и перевел свой взгляд на Власова. В комнате на какой-то миг повисла мертвая тишина.

Майор поправил очки и взглянул на Абрамова, намекая, что именно он должен расстрелять пленного. Не говоря ни слова, Виктор встал с табурета и вышел из штаба на воздух, так как ему просто не хотелось марать свои руки и совесть убийством раненого врага.

«Помни, сынок. Наступит время, и все мы когда-то предстанем перед Богом. Нужно будь таким чистым душой и телом, чтобы прикоснувшийся к тебе, Бог не испачкал свои чистые белые одежды», – почему-то он вспомнил в этот миг слова матери.

– По-моему, ты рановато представил Абрамова к награде, – произнес Власов, обращаясь к Марченко. – Да и приказ о назначении его твоим заместителем, я пока еще не подписал. Мутный он у тебя…

Лицо Власова при этом исказила гримаса отвращения, словно он прикоснулся к навозу.

– Ему не Орден Красной Звезды, а дисциплинарный батальон, – продолжил майор. – Выходит, мы с тобой – преступники, расстреливаем пленных, а он – ангел. Ничего, Абрамов, мы подождем немного, куда ты денешься. Если не здесь, то в Союзе поговорим, если тебя не замочат духи. Надо же, пожалел какого-то моджахеда.

– Вы не правы, товарищ майор. Абрамов – смелый и находчивый боец. Если бы не он, мы бы все полегли на той дороге. А то, что не стал расстрелять пленного, это правильно. Я его за это и уважаю.

Абрамов стоял на улице, курил, поджидая выхода Марченко. Вдруг из дверей штаба показался писарь, который стволом пистолета подталкивал в спину хромающего душмана. Они завернули за угол здания. Через минуту раздался глухой выстрел.

Звук выстрела иглой вонзился в сердце Виктора. Он посмотрел на писаря, который, улыбаясь, вышел из-за угла здания и, взглянув на него, стал засовывать пистолет в кобуру. Наконец, из дверей появился Марченко, который направился в его сторону.

– Дурак! – коротко произнес Марченко, – дурак и слюнтяй. Это – война, у нее свои законы.

– Я не слюнтяй, – угрюмо ответил Виктор, – но, в раненых пленных стрелять – последнее дело. Перевязать и бросить, это я еще понимаю. Выживет или нет, не имеет значения, не наше дело. А вот так стрелять я не хочу и не буду. Мне плевать на этого майора! А почему ты сам не взялся его застрелить? Что, тоже совесть не позволила? Быть воином и палачом совершенно разные вещи.

– Про дисциплинарный батальон Власов, конечно, загнул. Ничего он тебе не сделает. Ты – боевой офицер и нечета этой штабной крысе. Единственное, что он может сделать, лишить тебя заслуженной награды и должности. Я смотрю, парень, ты, как и я, тоже не наградной.

– Да и Бог с ними, с наградами, главное сейчас, вернуться домой. Пусть хоть калекой, но вернуться. А вас за что прокатили с наградой?

– Меня? А за тебя, наверное. За то, что сказал этому сотруднику из особого отдела, что он чудак на букву «м».

Виктор удивленно посмотрел на него, не веря своим ушам.

– Чего уставился? Дурак ты, Абрамов, потому что до сих пор не въехал в суть проблемы. Теперь Власов начнет копать под тебя до тех пор, пока сам в этом не закопается, – произнес Марченко.

Они сели в ожидавшую их машину и поехали на новую базу.

***

Через сорок минут Абрамов выскочил из кабины машины и, предъявив часовому документы, прошел в штаб полка.

– Марченко не видели? – обратился он к одному из попавшихся ему офицеров.

– Это из спецназа, что ли? – спросил он Виктора. – Он у Власова, в Особом отделе.

Абрамов остановился около знакомой ему двери. Открывать ее было противно, но приказ, есть приказ, и Виктор, глубоко вздохнув, постучал в дверь.

– Входите! – раздалось из-за двери.

Абрамов открыл дверь и зашел в кабинет.

– Товарищ майор, разрешите обратиться к товарищу капитану, – произнес Виктор.

Власов по-барски махнул ему рукой. Он повернулся к Марченко и четко доложил.

– Товарищ капитан, лейтенант Абрамов по вашему приказанию прибыл.

– Абрамов! Меня попросил вызвать тебя майор Власов. Он хочет с тобой переговорить один на один, – произнес Марченко и показал Виктору кулак.

«Этого еще не хватало», – подумал Абрамов.

Марченко встал с табурета и без разрешения вышел из кабинета Власова.

– Садитесь, Абрамов, – сказал вполне дружелюбно Власов, указывая ему на табурет, на котором минуту назад сидел Марченко. – Скажите, Абрамов, что ты думаешь о последнем рейде вашей группы?

– Что конкретно вас интересует, товарищ майор?

– Скажите, почему так получилось, что вы сошли маршрута и попали в засаду?

– Не знаю, товарищ майор. Я в тонкости выхода посвящен не был. Знал только, что будет толмач и показчик, которые и должны были нас вывести на исходную точку. Кто эти люди, откуда они, я не знаю.

Майор встал из-за стола и подошел к Виктору. Он медленно нагнулся к нему и, дыхнув на него перегаром, задал очередной вопрос:

– Скажите, правда, что именно вы предложили Марченко ликвидировать их?

– Кого их, товарищ майор?

У Абрамова екнуло сердце. Он хорошо помнил момент, когда они отошли вдвоем с Марченко, и он сказал ему, что не верит этим людям. Однако, разговора о ликвидации этих людей у него с командиром не было.

«Неужели Марченко меня слил и попытался сделать из меня крайнего в провале этого рейда? – от этой мысли Абрамову стало не по себе. – Нет и снова нет. Марченко не из таких, кто снимет с себя ответственность и переложит ее на плечи подчиненных. Это Власов пытается разыграть свою карту, вбить в нас сомнение. Сейчас он думает, что я, испугавшись необоснованного обвинения, начну валить все на Марченко. Нет, майор, я просчитал твою комбинацию».

Виктор поднял на него глаза и сделал удивленное лицо.

– Извините меня, товарищ майор, но я вас не понял? О чем вы говорите? Марченко – мой командир, я – его подчиненный. Я не могу советовать своему командиру, что ему делать. Насколько я понял, это были ваши люди из штаба. Ни я, ни тем более Марченко, не могли даже подумать об измене с их стороны. Они, наверняка, погибли в ходе боя.

– Может, ты мне все-таки расскажешь, кто их ликвидировал там на дороге? Ты или Марченко?

«Это уже теплее, – подумал Виктор, – сейчас ты больше боишься за этих людей, чем за нас. По всей вероятности, тебе поручили расследовать обстоятельства их гибели, вот ты нас и сталкиваешь лбами, стараясь хоть что-то получить от меня и Марченко».

– Не знаю, товарищ майор, темно было. Вы знаете, как бывает темно ночью в горах? Поэтому ничего существенного сказать не могу, чего не видел, того не видел. Начался бой, заметьте, ночной бой. Я не видел в бою никого, кроме своего соседа по огневой точке и атакующих нас моджахедов. Мне было не до этих людей. У вас, что есть предположение, что их не моджахеды убили, а наши ребята?

– Я тебе об этом не говорил, – произнес Власов. – Мне кажется, Абрамов, что ты снова включаешь дурака.

– Я, товарищ майор, все понимаю. Вы пытаетесь найти черную кошку в темной комнате. Не ищите, ее там нет. А ваша попытка повесить провал этой операции и гибель бойцов спецназа КГБ на кого-то из нас – просто беспочвенна. Ни я, ни тем более Марченко не знали о засаде. Думаю, вам нужно искать крота здесь. Мы тоже были в этом бою и могли легко погибнуть.

Власов, как охотничья собака, застыл в стойке. Он медленно повернул к Виктору свою лысеющую голову и удивленно посмотрел на него. Чтобы сохранить лицо, он вдруг заинтересовался висевшим на моем поясе кинжалом.

– Откуда у тебя, Абрамов, такой дорогой персидский кинжал? Мародерством занимаешься?

– Не отгадали, товарищ майор. Это – подарок моего боевого друга, которого после штурма дворца Амина отправили в Союз.

– Смотри у меня, Абрамов. Я шутить с тобой не буду. Ты сам понимаешь, что бывает с мародерами во время войны.

– Спасибо за напоминание, товарищ майор. Если у вас нет больше ко мне вопросов, разрешите идти?

– Свободен. Кстати, Абрамов, считай, что наш с тобой диалог еще не окончен. Я сделаю все, чтобы ты уехал в Союз в наручниках, тебя не спасет ни отвага, не полученные ранения.

Виктор остановился около двери и посмотрел на Власова.

– Не тем вы занимаетесь, товарищ майор. Вам бы на «дорогу», тогда поймете, кто враг, а кто – нет.

Абрамов вышел на улицу, где его ждал Марченко. Судя по его напряженному лицу, он явно волновался за него. Виктор улыбнулся ему в ответ. Командир достал из кармана пачку сигарет и, выбив из нее две сигареты, одну из них протянул ему.

– Ну и как? – спросил он.

– Как всегда, – ответил Виктор. – Сука – он, командир.

Они закурили и направились к ожидавшей нас машине.

***

Он сидел с Марченко в кузове плечом к плечу. Машину сильно трясло на ухабах, и они, покуривая сигареты «Дымок», вели с ним ни к чему не обязывающие разговоры.

– Слышишь, Абрамов? Как тебе наша сестричка? – неожиданно поинтересовался у Виктора Марченко. – Мне кажется, достойная женщина. Я такой красивой еще не встречал.

– Мне она тоже нравится, – коротко ответил ему Виктор.

– В каком смысле нравится? – с напряжением в голосе спросил его Марченко. – Ты, брат, случайно на нее не запал?

Абрамов посмотрел на него, стараясь понять, в связи, с чем он спросил его о ней. Этот вопрос явно был не простым его любопытством.

– Ну, нравятся мне такого типа женщины. Люблю, когда у человека, а тем более у женщины, все при себе, и внешность, и фигура, а самое главное – женственность. Ты посмотри, командир, как она ходит. Это же целая симфония красоты и грации!

Командир сделал глубокий вдох и прикрыл глаза, представляя ее.

– Мне она тоже нравится, – произнес Марченко. – Если переживу эту войну, сделаю ей предложение.

– Извини, командир, а почему ты меня спросил о ней?

– Да так, ради любопытства. Говорят, когда человек влюбляется, он теряет реальность. Вот и хотел проверить, насколько это правда. Ты знаешь, мне кажется, что она не спускает с тебя глаз.

– Ты что, командир, на самом деле влюбился в Татьяну или просто шутишь надо мной?

Он таинственно улыбнулся Виктору и, немного подумав, сказал:

– Не знаю. Пока еще не определился. Жизнь идет, Виктор, а у меня ни кола, ни двора. Умру, некому будет закрыть глаза и поставить свечу за упокой души усопшего раба Божия Ивана.

– Дурак ты, командир. С чего ты взял, что умрешь дома? Это на тебя совсем непохоже. Я даже не могу представить тебя в домашних тапочках, без сапог. Ты же – воин, а он должен погибать на поле боя, а не дома – на перинах.

Марченко весело засмеялся над словами Абрамова и, обняв его за плечи, доверительно произнес:

– Ты знаешь, мне она нравится, и я сделаю все, чтобы она была моей.

Они замолчали, каждый подумал о чем-то своем.

– Что нового в штабе? Когда в дорогу? – поинтересовался у него Виктор.

– Пока молчат, да и укомплектоваться нужно. Вот укомплектуемся и снова в горы. Не беспокойся, для нас в горах всегда найдется «работа».

Они опять замолчали. Неожиданно Марченко вскочил на ноги и начал отчаянно стучать по крыше машины. Водитель испуганно остановил ее посреди улицы. Марченко перепрыгнул через борт кузова и побежал в обратную сторону. Абрамов удивленно посмотрел ему вслед, стараясь отгадать, что произошло. Он подскочил к одной палатке торговцев, затем к другой и вскоре пропал среди толпы местных афганцев. Виктор передернул затвор АКС и до боли в глазах стал вглядываться в пеструю толпу, стараясь в ней отыскать его фигуру. Наконец, он увидел голову Марченко, а затем и его самого, который, не обращая внимания на крики афганцев, бежал, обратно, к машине. Секунда, и он – в кузове. Машина, взревев двигателем, направилась дальше.

– Ты куда гонял, командир? – спросил его Виктор.

Он, молча, достал из кармана куртки серебряное украшение и показал ему.

– Как ты думаешь, понравится ей или нет? Вроде бы выбрал самое дорогое.

– Не знаю, командир. Подарок – не главное, главное – внимание. А так, красивое украшение, ничего не скажешь.

Марченко улыбнулся и спрятал его в карман куртки. Вот и ворота базы. Водитель посигналил, ворота открылись, и машина скрылась в пасти ворот.

***

«Здравствуй, мама!

Ты не поверишь, как я обрадовался твоему письму. Как ты меня нашла, я до сих пор не знаю и теряюсь в догадках, ведь я отправлял тебе последнее письмо из одного города, а сейчас нахожусь в другом. Прошу прощения, мама, что так долго не писал, просто не было свободного времени. Много работы, все время нахожусь в дороге. Иногда так устанешь, что ноги до кровати кое-как дотащишь, здесь не до писем. Все ребята, с кем я работаю, тоже сильно устают, и все мы ждем, когда нас отправят по домам. В остальном, мама, пока у меня все хорошо. Кормят нас отлично, много фруктов, овощей. Мне кажется, что я даже немного поправился и боюсь, что не влезу в «гражданку». Приеду домой, а одеть будет нечего, все будет маленьким. Я так и не понял из твоего письма, получила ли ты мои деньги или нет? Хотел тебе помочь, однако вот не подумал, что здесь у нас одни деньги, а там у вас другие.

Ты пишешь, что Ольга вышла замуж, Бог с ней, мама. Она давно мечтала об этом и ей, похоже, было все равно, за кого выходить, за меня или за него. При случае, поздравь ее от моего имени, пожелай семейного счастья.

Напишите более подробно, как вы живете, как там сестры и племянницы, хотелось бы узнать, что у них нового. Как бы я хотел хоть на минутку оказаться сейчас дома, посидеть рядом с тобой, посмотреть на тебя, потрогать твои мягкие, нежные руки. Помолись, мама, за меня, попроси прощения у Господа Бога за мои грехи вольные и невольные, их, наверное, у меня достаточно много. Здесь, где я сейчас нахожусь, этого сделать не могу, нет православных церквей, одни мечети.

Кстати, ничего Ольге не говори. Пусть живет, как хочет. Зачем все время ворошить прошлое?

Твой сын Виктор».

***

Абрамов лежал лицом вверх. Над ним склонилась голова Татьяны. Ее светло-русые волосы иногда касались лица Виктора. Ее волосы пахли лавандой и от этого запаха, у него кружилась голова. Татьяна ловко работала иглой и пинцетом, извлекая из кожи его лица мелкие осколки камней.

– Виктор! Больно? – то и дело спрашивала она Абрамова, протирая его лицо смоченной в спирте салфеткой.

– Не очень, терпеть можно.

Виктор отрицательно мотал головой, хотя приятного от этой процедуры было не слишком много. Татьяна в очередной раз наклонилась над его лицом. Один из непослушных локонов в очередной раз коснулся его лица. Запах ее волос и тела, мгновенно вскружил Абрамову голову. У него вдруг возникло желание обнять ее и прижать к себе.

Однако, он быстро отбросил эту мысль, так как боялся, что женщина может прочесть это в его глазах. Да и перед Марченко ему было как-то неудобно, ведь он связывал с этой женщиной свою дальнейшую судьбу. Однако, запах по-прежнему возбуждал Абрамова и с каждой минутой ему было все сложней и сложней давить его в себе. Татьяна снова нагнулась над ним, убирая очередной мелкий камушек, величиной с четверть булавочной головки. Абрамов скосил глаза, стараясь рассмотреть в разрезе халата ее красивую и высокую грудь.

Женщина, похоже, заметила это и улыбнулась ему. Виктор покраснел больше, чем от раствора спирта, которым она протирала маленькую ранку.

– Вот и все, Виктор, – произнесла она, отодвигая в сторону эмалированную плошку с растворами и пинцетом. – Теперь ты будешь красивым, как и раньше.

– Спасибо тебе, Таня. Наверное, ты права, таскать в своем лице камни, нехорошо.

– Ничего, я сейчас все ранки обработаю «зеленкой», и ты будешь как новенький камуфлированный плащ, – произнесла она и взяла в руки пузырек с зеленкой.

– Таня! Может, не стоит этого делать, ребята засмеют.

– Что значит засмеют? Так нужно. Ты же не хочешь, чтобы все ранки снова воспалились?

Абрамов поднялся с койки и присел рядом с ней, подставив свое лицо для этой процедуры.

– Витя, а сколько тебе лет? – неожиданно для него, спросила его Татьяна. – Скажи, ты женат? Дети есть?

– Мне двадцать шесть лет, Таня, и я пока не женат.

– Значит, все у тебя впереди, и свадьба, и дети, – ответила женщина. – Правда, вы здесь мужики все неженатые.

– Я не вру… Зачем врать…

То ли специально, то ли случайно, Татьяна коснулась своим бедром его правой ноги. Абрамова словно прострелило, электрический сигнал достиг его мозга и от этого он вздрогнул. Он посмотрел на нее, ожидая последующей от нее реакции.

– Что с тобой, Виктор? Тебе больно?

– Нет. Наверное, приятно, Татьяна.

Она быстро обработала его лицо зеленкой и, усмехнувшись, встала с табурета. Виктор взял ее за руку и посмотрел на нее. Неожиданно для него, лицо Татьяны покраснело, а дыхание стало глубоким и частым.

«Черт с ним, с этим Марченко, – подумал Абрамов. – Нельзя же так издеваться над здоровым молодым мужчиной».

Абрамов правой рукой обнял ее за талию и прижал к своему телу. Виктор мгновенно почувствовал сквозь ее одежду, как ее тело мелко задрожало и она, обхватив его за плечи, прижалась к нему всем своим телом. Ее нежные пухлые губы коснулись его губ, и они слились в поцелуе. Правая рука Виктора стала расстегивать верхние пуговицы ее халата, но в этот момент Татьяна оттолкнула его от себя.

– Не нужно, Витя, – произнесла она. – Это в тебе играют плоть и похоть. Сейчас ты успокоишься, и все пройдет. Поверь мне, как медику.

– Почему ты так решила? – спросил он, еле ворочая во рту сухим шершавым языком.

Абрамову трудно было говорить, так как его грудь словно сжал металлический обруч.

– Просто знаю. Лучше попей водички и успокойся немного.

Виктор сел на койку и посмотрел на нее. Она нежно потрепала его по волосам и, забрав инструменты, направилась к двери.

– Еще раз спасибо, – произнес вслед ей Абрамов.

Он никак не мог успокоиться. Плоть его дрожала и металась в нем в поисках выхода. Он налил полстакана воды и выпил. Дрожь стала спадать. Он выключил свет и, не раздеваясь, лег на койку.

***

Через день прибыло пополнение. Одиннадцать молодых, пышущих здоровьем парней, в новой с иголочки форме. Они выстроились во дворе и внимательно разглядывали своих будущих товарищей по оружию. Внешне они все выглядели довольно солидно, как и подобает бойцам спецназа.

– Ну что, бойцы! – произнес Марченко, обойдя строй новобранцев. – Вы вливаетесь в прославленную группу спецназа КГБ «Зенит». Сейчас вас разбросают по отделениям, и у вас начнется новая боевая жизнь, как говорят, полная надежд и разочарований. Кто-то из вас погибнет, кто-то, возможно, станет героем, а кто-то может стать и трусом. Все может быть, и я не берусь сказать, кто и кем из вас станет.

Командир сделал паузу и, улыбаясь, продолжил:

– Пока в нашей группе не было ни трусов, ни перебежчиков. Думаю, что и среди вас таких не будет. У вас еще есть возможность написать рапорт и попытаться перейти в какое-то другое подразделение, где нет выходов в горы и борьбы за контролем над дорогами. Через полчаса ничего подобного у вас уже не будет. Ну, так как, бойцы? Есть желающие более достойной жизни, чем жизнь спецназа?

Строй замер. Марченко еще раз прошел вдоль строя, внимательно вглядываясь в лица бойцов. Ни один из них не вышел.

Командир повернулся к старшине и скомандовал.

– Старшина! Поставить бойцов на довольствие. Накормить и помыть их с дороги.

Повернувшись к Виктору, он громко произнес:

– Абрамов! Распределите людей по группам, пусть знакомятся.

Виктор привычно скомандовал «вольно». Бойцы стали поглядывать друг на друга, стараясь определиться, в какую группу им проситься.

– Разойтись! – скомандовал Абрамов. – Вечером доложу, кто в какую группу из вас зачислен.

Строй рассыпался на мелкие группы, все стали искать своих земляков. Абрамов обернулся и заметил Татьяну, которая с интересом наблюдала то ли за ним, то ли за прибывшим молодым пополнением. Их взгляды встретились, она улыбнулась и помахала Виктору рукой. За спиной Татьяны появился Марченко, который неодобрительно посмотрел в сторону Абрамова. Виктор улыбнулся им и направился вслед за молодыми бойцами.

Он вышел из оружейной комнаты и лицом к лицу столкнулся с Марченко.

– Извини меня, командир, но я что-то не понял. Приказа нет, и как я понял – не будет, а ты представляешь меня, как своего заместителя. Тебе не кажется это смешным?

– Нет, не кажется, Абрамов. Приказ – это канцелярская формальность и не более. Я своего приказа о назначении тебя своим заместителем не отменял. Ты это понял?

– Я то, понял. А поймет ли это твой Орлов? Что ты ему скажешь?

– А ничего. Кто здесь командир, он или я? То-то и оно.

После обеда командир уехал в штаб. Виктор остался на базе один. Делать было нечего и он, сев на табурет в оружейной комнате, уже в который раз начал чистить свой автомат. Дверь за спиной слегка скрипнула, и легкий сквозняк задрал край афганской газеты, на которой лежали части автомата. Абрамов специально не обернулся на этот скрип, так как сразу догадался, кто вошел в комнату. Легкое облако аромата трав наполнило пропахшее оружейным маслом помещение. Нежное прикосновение руки к голове заставило его вздрогнуть и подняться с места. Перед ним стояла Татьяна, смущенная и слегка порозовевшая от волнения.

– Как лицо? – поинтересовалась она. – Болит?

– Лицо, как лицо, – грубовато ответил Виктор, – не лучше и не хуже, чем у других.

– Ты почему мне грубишь? Разве я тебя чем-то обидела?

Виктор посмотрел на нее. В нем мгновенно проснулось незнакомое ранее чувство ревности, от чего его бросило в жар.

– Ты зачем это делаешь, Татьяна? – поинтересовался он у нее. – При командире, ты с командиром, а его нет – приходишь ко мне. Зачем ты с нами играешь и сталкиваешь нас лбами?

– Вот, это уже интересно, – произнесла она, – значит, ревнуешь меня к своему командиру?

Абрамов промолчал, сделав вид, что не услышал ее последнею реплику.

– Глупый ты, Виктор! Неужели ты думаешь, что я должна палкой гнать его от себя. Он – такой же командир для меня, как и для тебя.

Он промолчал. На этот раз Абрамов не знал, что ей возразить.

– Я же старше тебя чуть ли не на три года, была замужем, имею ребенка. А ты, парень неженатый, у тебя все впереди, зачем я тебе?

Ее глаза впились в него. От этого взгляда ему стало как-то не по себе. Глубоко вздохнув, Виктор тихо произнес.

– Ты знаешь, Татьяна, но я не хочу тебя делить со своим командиром, пусть он мне и друг. Мне неприятно видеть, когда ты с ним рядом, когда ты улыбаешься ему. Может, это и глупо, но это так.

– Ну и что мне теперь делать с этим? Скажи? Ты мне очень нравишься, но ухаживает за мной он, а почему-то, не ты. Как мне быть? Разорваться на две половины? Витя, я не могу этого сделать. Откажи я сейчас ему во внимании, и он отправит меня назад в Кабул, в какой-нибудь полковой госпиталь. А я хочу каждый день видеть тебя, общаться с тобой, слышать твой голос.

«Вот тебе и классический треугольник с участием командира», – подумал Виктор.

– Татьяна, я даже не знаю, что тебе ответить. Думаю, что ты сама должна определиться, кто тебе больше по душе, он или я.

– Странный ты, человек, Виктор. Я же тебе русским языком сказала, что ты мне нравишься больше всех.

– Тогда это как получается? Спать будешь с командиром, а любить меня?