Офицеры и джентльмены

Прошу в течение дня письменно в краткой форме доложить мне, почему бриг. Ритчи-Хук был освобожден от командования бригадой.

И двадцать четыре часа спустя, почти в ту минуту, когда класс мистера Краучбека приступил к анализу пропущенного текста Ливия, из той же горы подушек последовал указ:

Премьер-министр военному министру.

Я издал директиву, что ни один командир не может быть наказан за свои ошибки в выборе действий по отношению к противнику. Эта директива была грубым и злонамеренным образом нарушена в деле полковника (в прошлом бригадира) Ритчи-Хука из Королевского корпуса алебардщиков. Прошу Вас дать мне заверения, что как только этот отважный и инициативный офицер окажется годным к активной службе, ему будет обеспечена подходящая должность.

Телефоны и пишущие машинки передали сей трубный глас во все необходимые инстанции. Весьма значительные лица звонили лицам менее значительным, а те, в свою очередь, связывались с лицами, не имеющими никакого значения. Где-то на этой нисходящей линии возникло имя Гая, поскольку Ритчи-Хук, даже в палате госпиталя «Милбанк», не забывал о соучастнике своего проступка. Бумаги с резолюцией «Переданы для незамедлительного исполнения» перекочевывали из корзины «Входящие» в корзину «Исходящие» до тех пор, пока не достигли уровня моря в лице начальника штаба казарменного городка алебардщиков.

– Старшина, имеется ли у нас адрес места, где должен проводить отпуск мистер Краучбек?

– Отель «Морской», в Матчете, сэр.

– В таком случае направьте ему предписание немедленно прибыть в Штаб специальных операций.

– Могу я сообщить ему адрес?

– Не можете. Это совершенно секретная информация.

– Слушаюсь, сэр.

Десять минут спустя начальник штаба заметил:

– Старшина, если мы не сообщим мистеру Краучбеку адреса, то каким образом он узнает, куда ему следует прибыть?

– Так точно, сэр.

– Нам следует обратиться в Штаб специальных операций.

– Так точно, сэр.

– Но здесь указано: «Для немедленного исполнения».

– Так точно, сэр.

Затем эти оба не имеющих никакого значения лица долго сидели в задумчивости, предаваясь отчаянию.

– Думаю, сэр, что лучше всего направить ему предписание с одним из офицеров.

– Мы можем кем-нибудь пожертвовать?

– Имеется один, сэр?

– Полковник Троттер?

– Так точно, сэр.

Джамбо Троттер, как следовало из его прозвища, был тяжеловесным занудой, но в то же время пользовался популярностью. Он вышел в отставку в чине полного полковника еще в 1936 году. Уже через час после объявления войны отставник появился в казарме и с тех пор ее не покидал. На службу его никто не призывал. В то же время никто не удосужился поставить под сомнение необходимость его присутствия. Возраст и чин делали Джамбо совершенно бесполезным для каких-либо обязанностей по казарме. Он дремал за газетой, топтался вокруг бильярдного стола, с широкой улыбкой следил за шумными спорами молодых офицеров во время так называемых «Дней посещений» и регулярно участвовал в построениях на молитву. Время от времени Джамбо высказывал пожелание «отправиться на фронт, чтобы хорошенько врезать бошам». Но в основном он занимался тем, что спал. Именно его побеспокоил Гай в бильярдной во время своего последнего посещения казарменного городка.

Раз или два в неделю у капитана-коменданта в его новой роли строгого радетеля дисциплины возникало желание сказать Джамбо пару ласковых, но эти слова так и не были произнесены. Комендант служил под командованием Джамбо во Фландрии и с тех пор стал уважать его за полнейшую невозмутимость в самых опасных или трудных обстоятельствах. Комендант охотно подписывал увольнительные старика и позволял жить по собственному расписанию.

Казарменный городок алебардщиков и Матчет разделяли сто пятьдесят миль. Немногие незаменимые пожитки Джамбо вполне умещались в стандартном металлическом кейсе для униформы и саквояже «Гладстон» из свиной кожи. Но оставалась постель. «Никогда не выезжать без собственной постели и запаса еды хотя бы на одну заправку – таков закон жизни», – любил повторять Джамбо. Одним словом, багаж показался несколько чрезмерным для немолодого денщика Джамбо – алебардщика Бернса. С этим добром невозможно втиснуться в поезд, сказал он начальнику транспортной службы городка. Кроме того, каждый подданный короля должен держаться подальше от железных дорог. Так говорили по радио. Поезда нужны для переброски войск, и им с учетом их боевой задачи от железных дорог следует держаться подальше, пояснил Бернс. Начальником транспортной службы был слегка лысоватый и вполне миролюбиво настроенный кадровый унтер. Одним словом, машину Джамбо получил.

Ранним утром очередного дня эпохи постоянно возрастающих трудностей автомобиль уже стоял у дверей Офицерского собрания. Багаж закрепили ремнями на запятках. Шофер и денщик ждали рядом с машиной. Через некоторое время в дверях появился Джамбо. Утро было прохладным, и его мундир был застегнут на все пуговицы. Полковник потягивал первую после завтрака трубку, а под мышкой держал прихваченный в приемной «Таймс» – единственный, поступающий в Офицерское собрание экземпляр. Солдаты вытянулись в приветствии. Джамбо послал им милостивую улыбку и поднес затянутую в подбитую мехом перчатку руку к козырьку своей красной фуражки. Немного поколдовав вместе с водителем над картой, он распорядился сделать крюк, чтобы к ланчу оказаться в районе офицерской столовой дружественной военной части. После этого Джамбо угнездился на заднем сиденье. Бернс завернулся в плед и занял место за спиной водителя. Прежде чем дать приказ к отъезду, полковник внимательно ознакомился с разделом газеты, озаглавленным «Смерти».