Офицеры и джентльмены

Прошу в течение дня письменно в краткой форме доложить мне, почему бриг. Ритчи-Хук был освобожден от командования бригадой.

И двадцать четыре часа спустя, почти в ту минуту, когда класс мистера Краучбека приступил к анализу пропущенного текста Ливия, из той же горы подушек последовал указ:

Премьер-министр военному министру.

Я издал директиву, что ни один командир не может быть наказан за свои ошибки в выборе действий по отношению к противнику. Эта директива была грубым и злонамеренным образом нарушена в деле полковника (в прошлом бригадира) Ритчи-Хука из Королевского корпуса алебардщиков. Прошу Вас дать мне заверения, что как только этот отважный и инициативный офицер окажется годным к активной службе, ему будет обеспечена подходящая должность.

Телефоны и пишущие машинки передали сей трубный глас во все необходимые инстанции. Весьма значительные лица звонили лицам менее значительным, а те, в свою очередь, связывались с лицами, не имеющими никакого значения. Где-то на этой нисходящей линии возникло имя Гая, поскольку Ритчи-Хук, даже в палате госпиталя «Милбанк», не забывал о соучастнике своего проступка. Бумаги с резолюцией «Переданы для незамедлительного исполнения» перекочевывали из корзины «Входящие» в корзину «Исходящие» до тех пор, пока не достигли уровня моря в лице начальника штаба казарменного городка алебардщиков.

– Старшина, имеется ли у нас адрес места, где должен проводить отпуск мистер Краучбек?

– Отель «Морской», в Матчете, сэр.

– В таком случае направьте ему предписание немедленно прибыть в Штаб специальных операций.

– Могу я сообщить ему адрес?

– Не можете. Это совершенно секретная информация.

– Слушаюсь, сэр.

Десять минут спустя начальник штаба заметил:

– Старшина, если мы не сообщим мистеру Краучбеку адреса, то каким образом он узнает, куда ему следует прибыть?

– Так точно, сэр.

– Нам следует обратиться в Штаб специальных операций.

– Так точно, сэр.

– Но здесь указано: «Для немедленного исполнения».

– Так точно, сэр.

Затем эти оба не имеющих никакого значения лица долго сидели в задумчивости, предаваясь отчаянию.

– Думаю, сэр, что лучше всего направить ему предписание с одним из офицеров.

– Мы можем кем-нибудь пожертвовать?

– Имеется один, сэр?

– Полковник Троттер?

– Так точно, сэр.

Джамбо Троттер, как следовало из его прозвища, был тяжеловесным занудой, но в то же время пользовался популярностью. Он вышел в отставку в чине полного полковника еще в 1936 году. Уже через час после объявления войны отставник появился в казарме и с тех пор ее не покидал. На службу его никто не призывал. В то же время никто не удосужился поставить под сомнение необходимость его присутствия. Возраст и чин делали Джамбо совершенно бесполезным для каких-либо обязанностей по казарме. Он дремал за газетой, топтался вокруг бильярдного стола, с широкой улыбкой следил за шумными спорами молодых офицеров во время так называемых «Дней посещений» и регулярно участвовал в построениях на молитву. Время от времени Джамбо высказывал пожелание «отправиться на фронт, чтобы хорошенько врезать бошам». Но в основном он занимался тем, что спал. Именно его побеспокоил Гай в бильярдной во время своего последнего посещения казарменного городка.

Раз или два в неделю у капитана-коменданта в его новой роли строгого радетеля дисциплины возникало желание сказать Джамбо пару ласковых, но эти слова так и не были произнесены. Комендант служил под командованием Джамбо во Фландрии и с тех пор стал уважать его за полнейшую невозмутимость в самых опасных или трудных обстоятельствах. Комендант охотно подписывал увольнительные старика и позволял жить по собственному расписанию.

Казарменный городок алебардщиков и Матчет разделяли сто пятьдесят миль. Немногие незаменимые пожитки Джамбо вполне умещались в стандартном металлическом кейсе для униформы и саквояже «Гладстон» из свиной кожи. Но оставалась постель. «Никогда не выезжать без собственной постели и запаса еды хотя бы на одну заправку – таков закон жизни», – любил повторять Джамбо. Одним словом, багаж показался несколько чрезмерным для немолодого денщика Джамбо – алебардщика Бернса. С этим добром невозможно втиснуться в поезд, сказал он начальнику транспортной службы городка. Кроме того, каждый подданный короля должен держаться подальше от железных дорог. Так говорили по радио. Поезда нужны для переброски войск, и им с учетом их боевой задачи от железных дорог следует держаться подальше, пояснил Бернс. Начальником транспортной службы был слегка лысоватый и вполне миролюбиво настроенный кадровый унтер. Одним словом, машину Джамбо получил.

Ранним утром очередного дня эпохи постоянно возрастающих трудностей автомобиль уже стоял у дверей Офицерского собрания. Багаж закрепили ремнями на запятках. Шофер и денщик ждали рядом с машиной. Через некоторое время в дверях появился Джамбо. Утро было прохладным, и его мундир был застегнут на все пуговицы. Полковник потягивал первую после завтрака трубку, а под мышкой держал прихваченный в приемной «Таймс» – единственный, поступающий в Офицерское собрание экземпляр. Солдаты вытянулись в приветствии. Джамбо послал им милостивую улыбку и поднес затянутую в подбитую мехом перчатку руку к козырьку своей красной фуражки. Немного поколдовав вместе с водителем над картой, он распорядился сделать крюк, чтобы к ланчу оказаться в районе офицерской столовой дружественной военной части. После этого Джамбо угнездился на заднем сиденье. Бернс завернулся в плед и занял место за спиной водителя. Прежде чем дать приказ к отъезду, полковник внимательно ознакомился с разделом газеты, озаглавленным «Смерти».

Начальника штаба, следившего из окна своего офиса за этой степенной процедурой отъезда, вдруг осенила светлая мысль.

– Старшина, разве мы не могли пригласить мистера Краучбека сюда и сообщить ему адрес?

– Так точно, сэр.

– Поздно. Замена одного приказа другим меняет порядок, что означает беспорядок, не так ли?

– Так точно, сэр.

Автомобиль двинулся по засыпанной гравием дорожке к караульной будке. Со стороны могло показаться, что машина уносит на долгий уик-энд из Лондона в родное поместье престарелого магната, так как это было до начала тотальной войны.

Миссис Тикеридж была с давних пор знакома с полковником Троттером. Вернувшись вместе с Дженнифер после прогулки с Феликсом, она застала его дремлющим в гостиной отеля. Полковник приоткрыл тяжелые веки мешковатых глаз и воспринял появление женщин без каких-либо признаков удивления.

– Привет, Ви. Привет, Креветка. Очень рад с вами снова повидаться.

Сказав это, он сделал попытку подняться с кресла.

– Сиди, Джамбо. Какого дьявола ты тут делаешь?

– Жду чай. Похоже, что здесь все спят на ходу. Мне сказали, что чай «закрыт». Какое нелепое выражение! Пришлось направить денщика Бернса в кухню, чтобы он заварил свежий. Насколько я понимаю, он встретил отпор со стороны какого-то гражданского повара. Старому алебардщику удалось довольно быстро взять верх. Кроме того, я встретил некоторое сопротивление в связи с расквартированием. Бой попыталась дать окопавшаяся в конторе женщина. Заявила, что мест нет. Но и эта проблема скоро нашла решение. Моя походная кровать – в ванной комнате. Там же и мои пожитки. Женщине это решение, похоже, тоже пришлось не по вкусу. Пришлось ей напомнить, что идет война.

– Побойся Бога, Джамбо. Здесь на весь наш кагал только две ванные.

– Это ненадолго. В эти дни всем приходится идти на жертвы. Бернс и водитель расквартировались в городе. Надеюсь, старый алебардщик сумел расположиться с комфортом. Как видишь, и я пошел на жертвы. Никаких походных кроватей в оставшейся для гражданских лиц ванной комнате!

В этот момент появился Бернс с заставленным подносом в руках.

– Ну и чай, Джамбо! – не удержалась миссис Тикеридж, когда поднос был помещен на столик рядом с полковником. – Мы не видим здесь ничего подобного. Горячие тосты со сливочным маслом. Сэндвичи. Яйцо. Вишневый пирог!

– Я немного проголодался и приказал Бернсу порыскать по округе.

– Бедная миссис Катберт. Бедные мы. Теперь нам не видать масла целую неделю.

– Я разыскиваю парня по имени Краучбек. Женщина в конторе сказала, что его сейчас нет. Ты его знаешь?

– Очаровательный, слегка блаженный старик.

– Нет. Мне нужен молодой офицер корпуса алебардщиков.

– Это его сын Гай. Но зачем он тебе понадобился? Неужели ты собираешься его арестовать?

– Помилуй Бог, нет!

В глазах Джамбо проявилось пусть слегка тяжеловесное, но все же движение мысли. Он понятия не имел, что находится в запечатанном пакете, хранившемся под многочисленными орденскими планками в наглухо застегнутом кармане.

– Ничего подобного. Просто дружеский визит.

Феликс сидел, положив морду на колени полковника и пожирая его преданным взглядом. Джамбо отломил уголочек тоста, обмакнул его в джем и положил в благородную пасть.

– Будь хорошей девочкой, Дженнифер, и уведи его. Иначе он «закроет» мой чай.

Через некоторое время Джамбо впал в дрему.

Проснулся он от каких-то голосов. Женщина из конторы – ничтожная личность – беседовала с тучным майором из Корпуса обслуживания королевской армии.

– Я ему намекала, – говорила женщина, – а мистер Катберт высказался прямиком. Но он, кажется, не понял.

– Он все поймет, когда увидит свою мебель за дверью отеля. Если вы не можете выселить его тихо, я употреблю власть.

– Все это крайне неприятно.

– Вы должны быть благодарны, миссис Катберт. Если бы я захотел, то мог бы занять весь отель. Я бы так и поступил, если бы мистер Катберт повел себя менее честно. Вместо вас я забрал пансионат «Монте Роза». И его обитатели должны искать себе место для ночлега, не так ли?

– Что же, это входит в круг ваших обязанностей. Но бедный старый джентльмен будет очень огорчен.

Внимательно рассмотрев офицера, Джамбо вдруг громогласно рявкнул:

– Григшейв!

Реакция была мгновенной. Майор повернулся кругом, топнул ногой, встал по стойке «смирно» и проревел в ответ:

– Слушаю, сэр!

– Клянусь Богом, Григшейв. Так это все-таки ты. Вначале я не был уверен. Рад тебя видеть. Давай потрясем друг другу лапы.

– Вы прекрасно выглядите, сэр.

– А ты быстро растешь в звании.

– Временный чин, сэр.

– Нам тебя не хватало, когда тебя комиссовали. Тебе не следовало уходить из алебардщиков.

– И я не ушел бы, если бы не миссис и не мирное время.

– И что же теперь делаешь?

– Квартирмейстерские дела, сэр. Очищаю здесь кое-какое помещение.

– Отлично. Можешь продолжать. Продолжай.

– Я почти закончил, сэр. – Григшейв встал по стойке «смирно», коротко кивнул миссис и отбыл, однако покоя Джамбо не получил. Видимо, в этот день ему это было просто не суждено.

Не успела миссис Катберт покинуть помещение, как из-за спинки соседнего кресла возникла голова пожилой дамы. Дама кашлянула, и Джамбо одарил ее полным печали взглядом.

– Простите, – сказала дама, – я просто не могла не слышать. Вы знакомы с этим офицером?

– С Григшейвом? Один из лучших сержантов – инструкторов по строевой части корпуса алебардщиков. Весьма необычная система, надо сказать. Берут первоклассных унтеров и делают из них второсортных офицеров.

– Это просто ужасно. Я даже поначалу решила, что он переодетый преступник. Шантажист, грабитель или кто-то иной в том же роде. Это была наша последняя надежда.

Джамбо очень мало трогали дела других, но ему показалось несколько странным то, что эта приятной наружности леди столь пылко желала видеть в Григшейве самозванца. Неторопливо двигаясь по жизни, Джамбо время от времени встречался с вещами, которые ставили его в тупик, но он научился не обращать на них внимания. Вот и сейчас он ограничился кратким ответом:

– Знаю его более двадцати лет.

Джамбо приготовился встать, чтобы выйти на улицу и глотнуть свежего воздуха, но мисс Вейвсаур сказала:

– Понимаете, он хочет отнять у мистера Краучбека его гостиную.

Упоминание этого имени заставило полковника задержаться, и, прежде чем он успел оторваться от «противника», мисс Вейвсаур начала новое наступление.

Рассказ был страстным и весьма доверительным. В отеле «Морской» презрение к квартирмейстеру очень быстро переросло в ужас. Он явился ниоткуда, вооруженный неизвестными полномочиями. Вел себя злобно, был непредсказуемым и неумолимым. Мисс Вейвсаур была готова с радостью броситься на любого германского парашютиста и прикончить его ловким ударом хлебного ножа, а Григшейв казался ей подлинным воплощением гестапо. Вот уже в течение двух недель постоянные обитатели жили в состоянии ажитации, нервно перешептываясь друг с другом. Мистер Краучбек жил обычной жизнью, невозмутимо отказываясь разделять их тревогу. Он являлся подлинным символом общей безопасности. Если этот символ рухнет, то у остальных не останется никакой надежды. Не так ли? А это падение, судя по всему, уже предначертано.

Джамбо беспокойно слушал это повествование. Разве ради этого он, выполняя свое секретное задание, страдал в машине весь день? Он убыл из части, чтобы получать везде достойный прием. В последнее время в газетах появилось несколько анекдотов о самовлюбленных пожилых дамах, обитающих в безопасных гостиницах. Читая их, полковник частенько ухмылялся. Когда он уже был готов напомнить мисс Вейвсаур, что идет война, перед ними с кипой тетрадей в руках появился вернувшийся из школы мистер Краучбек. После этого все изменилось, и полковник вдруг почувствовал, что вновь обрел достойное общество, получает должный прием.

Мисс Вейвсаур их познакомила, и Джамбо, несмотря на некоторую замедленность своих реакций, сразу почувствовал, что на сей раз имеет дело с «правильным типажом» – не только с отцом алебардщика, но и с человеком, вполне достойным самому встать под знамена корпуса алебардщиков.

Мистер Краучбек сказал, что Гай в данный момент находится в Саутсэнде, во многих милях от отеля «Морской», где собирает вещи погибшего в бою собрата-офицера. Это была прекрасная новость, и Джамбо уже предвкушал несколько дней, а возможно, и недель приятных приключений. Он был готов до бесконечности продолжать свое путешествие по морским курортам.

– Нет-нет. Не надо ему звонить. Завтра я направлюсь к нему лично.

После этого мистер Краучбек позаботился о комфорте Джамбо. О том, чтобы провести ночь в ванной комнате, не может быть и речи. Гостиная мистера Краучбека в его полном распоряжении. Затем мистер Краучбек угостил его прекрасным хересом, а позже, уже на ужине, бургундским и портвейном. Джентльмен, естественно, не сказал, что это была последняя бутылка из его скромных запасов, пополнить которые он уже не надеялся.

Кратко обсудив положение страны, они обнаружили, что их взгляды полностью совпадают. Джамбо упомянул о том, что за последние годы ему удалось создать скромную коллекцию старинного серебра. Мистер Краучбек обладал весьма обширными познаниями о старинном серебре. Затем они безмятежно потолковали о рыбалке, фазаньей охоте, и при этом по всем вопросам их позиции совпадали.

Позднее к ним присоединилась миссис Тикеридж, и они втроем от души посплетничали об алебардщиках. После этого они более чем на две трети разделались с довольно сложным кроссвордом. Для Джамбо это было воплощением его представления о приятном вечере. Ни о Григшейве, ни о проблемах, с ним связанных, не было сказано ни слова, и в конце концов первым этого вопроса коснулся Джамбо:

– С сожалением услышал, что у вас возникли сложности с одной из комнат.

– На самом деле никаких сложностей. Я ни разу не видел этого майора Григшейва, о котором сейчас только все и говорят. Я думаю, что он всего лишь запутал Катбертов, а вы знаете, с какой скоростью в таких крошечных заведениях распространяются слухи и как в них из мухи делают слона. Бедненькая мисс Вейвсаур, как мне кажется, считает, что все мы скоро окажемся на улице. Лично я не верю ни единому слову.

– Я знаю Григшейва двадцать лет, и у меня создается впечатление, что сейчас он так надулся, что уже выпирает из своего мундира. Утром я перекинусь с ним парой слов.

– Только не обо мне, умоляю. Но было очень мило, если бы удалось успокоить мисс Вейвсаур.

– Все очень просто, если он будет следовать правилам. Ему лишь следует указать в докладе, что на момент обследования помещение было занято старшим офицером. Обещаю, что в связи с Григшейвом у вас не возникнет никаких неприятностей.

– Уверяю, что неприятностей он мне не доставил. Но, кажется, молодой человек немного резко ведет себя с Катбертами. Однако, как мне кажется, он считает, что всего лишь выполняет свой долг.

Когда на следующее утро Джамбо спустился вниз, мистер Краучбек уже ушел. Но Джамбо ничего не забыл. Прежде чем неторопливо отбыть, он перекинулся парой слов с майором Григшейвом.

Два дня спустя мистер и миссис Катберт сидели в своем «личном кабинете». Майор Григшейв только что ушел, заверив их, что обитающих в отеле больше никто не потревожит.

– А мы могли бы сдавать комнату, которую занимает старый Краучбек, по меньшей мере за восемь гиней в неделю. Постоянные гости перед войной были весьма состоятельными людьми. Они позволяли нам благополучно пережить зимние месяцы.

– Но сейчас идет война, и, как мне кажется, мы могли бы снова поднять расценки. Нам следовало бы провести полную чистку и впредь брать постояльцев на недельной основе. Так зарабатываются деньги. Некоторые из этих людей потеряли дома в бомбежках, и они будут благодарны нам в любом случае. И если посмотреть правде в глаза, этот Григшейв нас крепко подвел.

– Армии нельзя доверять. Особенно в тех случаях, когда речь идет о бизнесе.

– И все это устроил старый Краучбек. Точно не знаю, но думаю, что это так. Старик та еще хитрюга. Говорит так сладко, что в его рту даже и масло не растаяло бы. «Я прекрасно понимаю ваши трудности, миссис Катберт», «Весьма благодарен, миссис Катберт, за все ваше беспокойство».

– Он знавал лучшие дни, и нам это известно. В подобных ему людях есть какая-то специфическая черта. Они всегда верят, что для них все обойдется наилучшим образом, – такое, видимо, у них воспитание. И каким-то образом получается, что им все дается с легкостью. Будь я проклят, если понимаю, как им это удается!

Послышался стук в дверь, и в «личный кабинет» вошел мистер Краучбек. Ветер взъерошил его волосы, а глаза старика слезились, поскольку он довольно долго просидел в темноте на воздухе.

– Добрый вечер. Добрый вечер. Сидите-сидите, мистер Катберт. Я просто хотел бы поставить вас в известность о своем решении. Примерно неделю назад вы сказали, что кому-то нужна здесь комната. Боюсь, что вы это забыли, но я-то помню. Взвесив все, я пришел к заключению, что в такое время, как сейчас, весьма эгоистично с моей стороны занимать две комнаты. Мой внук находится в лагере для военнопленных, многие в результате бомбежек стали бездомными, а тем, кого изгнали из пансиона «Монте Роза», некуда идти. Совершенно неправильно, когда старик вроде меня занимает так много места. Я попросил в школе, и они готовы взять на хранение часть моей мебели. Таким образом, я явился, чтобы за неделю предупредить о том, что в будущем не буду пользоваться гостиной. В ближайшем будущем, я хочу сказать. После войны я с огромным удовольствием займу ее снова. Надеюсь, что это не причинит вам неудобств. Само собой разумеется, что я оставлю комнату за собой до тех пор, пока вы не найдете подходящего жильца.

– Это нам не составит труда. Премного вам обязаны, мистер Краучбек.

– В таком случае вопрос решен. Спокойной вам ночи.

– Воистину не поминай дьявола всуе, – сказала миссис Катберт, когда мистер Краучбек закрыл за собой дверь. – Как ты думаешь, почему он так поступил?

– Может быть, попал в стесненное положение?

– Только не он. Старик стоит значительно больше, чем ты думаешь. Он расшвыривает деньги направо и налево. Я это знаю, поскольку убираю его комнаты. Благодарственные письма со всех концов страны.

– Он, вне сомнения, парень непростой. И я его никогда до конца не понимал. Похоже, что просто его мозги устроены не так, как твои или мои.

5

«Таймс», 2 ноября 1940

Личные

Сидя в зале для завтраков «Гранд-отеля» в Саутсэнде, Гай довольно долго искал свое объявление в колонке «Разыскиваются». Наконец оно попалось ему на глаза.

КОРНЕР, Джеймс Пенденнис, известный под прозвищем Болтун и прибывший из Бечаунленда или иной подобной территории, установите контакт с почтовым ящиком № 108 и узнайте для себя нечто весьма полезное.

Грамматика, с досадой отметил он, никуда не годилась, но само объявление было таким же недвусмысленным, как трубный глас. В нем звучала нота отчаяния, словно послано было оно из Ронсевальского ущелья. Дело в том, что Гай сделал все возможное для обнаружения вещей Эпторпа и больше не мог ждать.

С момента отъезда Гая из казарменного городка прошло шестнадцать суток, а в Саутсэнде он находился вот уже одиннадцатый день. Первые этапы поиска оказались несложными. Брук-Парк, где Эпторп выбросил за борт остатки пожитков, которые почему-то считал для себя жизненно необходимыми, по-прежнему находился в руках алебардщиков. Имущество Эпторпа осталось в неприкосновенности, и доступ к нему был открыт. Дружелюбный квартирмейстер был счастлив расстаться с этим барахлом в обмен на «расписку в трех экземплярах». Гай подписал все, что надо. В чужом Офицерском собрании его приняли с необыкновенной теплотой, сдобренной изрядной дозой любопытства. Он был первым алебардщиком с новостями из Дакара. Они убедили выступить его перед батальоном с лекцией на тему «Десантирование при сопротивлении противника». Об обстоятельствах ранения Ритчи-Хука Гай не проронил ни слова. Его обеспечили транспортом и со всеми почестями отправили в дальнейший путь.

В Саутсэнде он нашел командора яхт-клуба, страстно жаждавшего избавиться от вещей Эпторпа. В своей крошечной спальне Эпторп оставил предметы, которые при благоприятных обстоятельствах можно было счесть излишними. Для того чтобы их перевезти, потребовалось всего три рейса на такси. Командор собственноручно помог ему снести вещи вниз и затолкать в машину. Когда все было закончено и коридорный отеля отвез пожитки Эпторпа в камеру хранения, командор поинтересовался:

– Вы здесь надолго?

– Сам не знаю, – был вынужден ответить Гай.

И до сих пор он продолжал пребывать в неведении. Совершенно неожиданно для себя Гай оказался в одиночестве. Линия связи между армией и им оборвалась, и он стал таким же недвижимым имуществом, как и пожитки Эпторпа. Оказалось, что в последнее время появились какие-то таинственные запреты на перевозки личных вещей. Гай обратился за помощью к офицеру, отвечающему за железнодорожный транспорт, но получил отказ.

– Ничего не могу сделать, старина. Перечитайте правила. Офицеры, убывающие в отпуск или прибывающие из оного, могут иметь с собой лишь вещевой мешок и чемодан. Чтобы вывезти весь багаж, вам следует получить специальное распоряжение о перемещении.

Гай телеграфировал начальнику штаба казарменного городка и через пару дней получил телеграфный ответ, где говорилось: «Продление отпуска разрешается».

И вот он продолжал торчать в Саутсэнде. На смену оживлению, которое он испытывал до этого, пришла апатия. Осень, как всегда неожиданно, превратилась в зиму. Штормовые ветры сотрясали двойные окна отеля, а через огневые точки и колючую проволоку на променаде перекатывались громадные волны.

Казалось, что он был обречен остаться здесь навсегда, охраняя тропические погремушки, подобно тому русскому караульному, о котором ему когда-то рассказывали. Пост ежедневно выставляли в течение многих лет вплоть до революции в царскосельском парке, в том месте, где Екатерина Великая когда-то пожелала сохранить полевой цветок.

Саутсэнд, хотя и не попадал под бомбежки, считался местом опасным и не привлекал беженцев, заполонивших другие курорты. Он оставался точно таким, каким Гай знал его девять месяцев назад: просторным, малолюдным, ветреным и изрядно запущенным. В глаза бросалось лишь одно изменение – закрыли «Ристоранте Гарибальди». Мистера Пелеччи, как узнал Гай, «увели» в тот день, когда Италия объявила войну. Ресторатора посадили на борт судна, отправляющегося в Канаду, и благополучно утопили в большой компании невинных людей где-то в центре Атлантики. Так погиб единственный итальянский шпион, которого удалось найти в Саутсэнде. Гай навестил мистера Гудолла, и тот, пребывая в состоянии чрезвычайного возбуждения, заявил, что очень скоро всю христианскую Европу ждет грандиозный подъем. Поляки, венгры, австрийцы, баварцы, итальянцы и отважные жители католических кантонов Швейцарии, ведомые своими священнослужителями и сквайрами, встанут под священные знамена и с мощами святых в руках двинутся спасать мир. Даже некоторые французы, делал смелое предположение мистер Гудолл, могут присоединиться к этому паломничеству во имя Господа, но Гаю места в нем он почему-то не обещал.