В Одессу на майские

Все переглянулись, удивившись такому непопулярному тосту, но выпили.

– Вы, Дмитрий Вадимович, просто как мой папахен, поднимаете тосты за мир, – все же не стерпел Петя.

– У наших родителей, переживших войну, это был главный тост. Помяните мое слово, скоро он и у вас станет самым главным.

Опрокинув стопку водки и тяжело поднявшись, он ушел в свою комнату.

– Не обижайтесь на отца, – извинилась за мужа Полина Ивановна, – очень он переживает из-за этого Майдана. Вчера позвонили поздравить наших друзей из Киева с Новым годом, так они нас буквально облили ушатом помоев. Обозвали оккупантами, лапотниками, коммуняками за то, что мы им в ЕС не даем войти. Отец все это выслушал, послал их и с горя напился. Он с похмелья такой сердитый. Так-то он у нас человек мало пьющий. Вы уж его, Петя, не дразните, имеете свои убеждения, старайтесь скрыть. Своим родителям рассказывайте, они простят, а ему не надо.

– Моим тоже этого говорит нельзя, типичные совки, им жесткую власть подавай. Я со своим батей тоже рассорился. Он говорит, что я предатель интересов своей страны, раз поддерживаю Майдан. Такого же мнения и моя мать, ее сестра с племяшом из Одессы накрутили. Говорят, что их западенцы забодали, требуют, чтобы все на украинском разговаривали. Я понимаю, это перегиб, так сказать, революционный, потом все устаканится и пойдет по-прежнему. Однако они имеют право на свой национальный язык и историю.

Однако время шло, а спокойствия на Украине не наблюдалось и, если Дмитрий Вадимович все больше мрачнел, то Петька ходил как именинник. Когда в конце февраля совершился правительственный переворот, он был счастлив.

– Представляешь, – кричал он, размахивая руками, – народ Украины победил! Ничего не смогла сделать власть. Ее просто под зад выгнали. Погибли бойцы, но дело их победило. Президент бежал, а народ выбрал свою власть! Я вчера ночью пришел со смены и до утра смотрел трансляцию с Майдана по «Дождю». Просто мурашки по коже бежали и слезы подкатывали, когда кольцо омоновцев стало сжиматься вокруг митингующих, а те зажгли покрышки, чтобы не подпустить к себе и пели свой гимн. Вот это настоящие патриоты! Нам бы так!

Ира его восторгов не разделяла, но и не возражала. Дома комментарии о победе Майдана были другие.

– Доигрался этот трусливый президент, прогнали его. Дождался, пока толпы вооружились, а сил их сдерживать не осталось. Сам все проиграл и людей погубил, – говорил отец.

Повеселел он только в марте, когда неожиданно для всех Крым присоединился к России.

– Вот это да! Я этой минуты двадцать три года ждал! – ликовал Дмитрий Вадимович, и затягивал песню: «Легендарный Севастополь…»!

– Что ваше поколение понимает о славе города-героя Севастополя? – спрашивал он у дочери и сам себе отвечал:

– Ровным счетом ничего, кроме того, что там море.

– Некоторые и этого не знают, – отозвалась Ира. – Тут на занятиях один парень спросил нашу преподавательницу по экономической географии: «Сориентируйте нас, где находится Севастополь?» Она буквально в осадок выпала. «Как, – говорит, – где? В Крыму». А тот: «А точнее?» Преподавательница стала рисовать на доске Черное море, Крым, Севастополь. Потом пришлось рисовать Симферополь, Киев и Москву, так как парень никак не понимал, где это.

– Сочиняешь! Такого быть не может! – возмутился Дмитрий Вадимович.

– Да нет, так и было, – преподавательница тоже очень возмущалась.

– Он что, из глухой деревни?

– Да нет, наш, питерский из очень обеспеченной семьи. Он потом объяснил, что никогда не был в Крыму, потому что родители считают этот курорт отстоем и ездят отдыхать в Европу или Турцию.

– Боже мой, я не мог представить себе такой дремучести! Разве этому в школе не учат?

– Учат. Но он говорит, географию закашивал.

– Вот я и говорю, разве сейчас образование дают! – возбудился отец в очередной раз и зашагал по небольшому пространству кухни, – как можно с такой подготовкой специалиста выпустить? Как можно ждать, что эти неучи будут патриотами? Ему что Крым, что Рым – все едино.

Потом, немного помолчав, спросил:

– А твой что, не рад Крыму?

Не успели прозвучать эти слова, как в доме раздался звонок и вошел сияющий Петька, затянув от порога:

– Легендарный Севастополь, Севастополь наш родной…

– Давно бы так! – обрадовался Дмитрий Вадимович и подпел будущему зятю.

По вопросу Крыма их мнения сошлись. Петька оправдывал это решение тем, что там восторжествовали демократия и справедливость.

– Люди референдум провели, большинство за отделение от Украины. Таким образом, демократия победила, а это главное. Если бы даже народ Крыма захотел отделиться от Украины и присоединиться, например, к Гондурасу, то и на это бы он имел право согласно идеям демократии.

– Ну, ты хватил, к Гондурасу! – засмеялся Дмитрий Вадимович. – Ну, уж ладно к Абхазии, все же рядом…

– Все равно: к Абхазии, к Гондурасу или другой стране. Главное – это воля народа, и никто не имеет права с ней не считаться, – настаивал Петр.

– Наивный ты еще парень, – скептически улыбнулся Дмитрий Владимирович. – Где была бы эта демократия, если бы в Крыму не стояли российские войска? Воля волей, но ее еще и кому-то обеспечивать надо. Вон, Запад говорит, что референдум прошел под дулами автоматов.

– Врут они все, под дулами так не голосуют, – возмутился Петька. – Вы видели, с какими лицами народ на референдум шел? Невозможно себе представить, чтобы можно было улыбаться и веселиться, стоя в окружении спецназа. Такое не сыграешь, да и зачем им играть? Они понимают, что победила справедливость. Крым Россия не для Украины долгие годы завоевывала. Мой отец какое-то время в Балаклаве служил в охране Черноморского флота, и мы жили с ним. Так он, когда мне, пацану, показывал памятники русским морякам, едва сдерживался от слез, говорил, что это чудовищная ошибка – отдать Севастополь и Крым Украине. Кто-то из генсеков, говорил, отдал.

– Хрущев отдал, у него жена была с западной Украины, он сам из Донбасса, наполовину украинец, а перед войной компартию Украины возглавлял. Видимо, по зову крови и отдал русский Крым республике, которая родилась через полторы сотни лет после завоевания этих территорий Россией. Вы наверняка не знаете, что Украина была создана решением трех генсеков: Ленина, Сталина и Хрущева. Даже нам этого в школе никогда не говорили. Вождь мирового пролетариата, памятники которому украинцы теперь валят по всей стране, создал Украину из Гетманщины и Новороссии. Сталин после войны присоединил к ней западные области, а Хрущев – Крым.

– А референдумы были по присоединению этих областей? – строго спросил Петя.

– Ну, ты даешь! Какие референдумы у тоталитарной власти? Захотели – присоединили, захотели – отсоединили. Детвора вы еще, ничего в этой жизни не понимаете, а еще демократию вам подавай. Вот о справедливости – это ты правильно сказал. Это высшая справедливость, что Крым к нам вернулся! А студенты это понимают?

– Еще как! Вчера вся общага гудела. И анархисты, и демократы, и коммунисты, и монархисты – все радовались. Песни пели. Никто толком советских песен не знает, так, по нескольку слов, а песню «Любэ» «Но мы вернемся, мы, конечно, доплывем…» орали так, что, наверное, и на Невском было слышно. Потом Матрос Железняк даже танец «Яблочко» пытался сплясать в своей коронной тельняшке.

– А хипстеры тоже веселились? – поинтересовалась Ира.

– Эти нет, они молятся на Запад и боятся, что им визы в Европу закроют. Мы даже хотели своего хипстеренка помять немного. Но передумали, вдруг памперса не хватит? Отмывай его потом. Решили лучше покатать народ на волнах.

– Как это? – удивилась Ириша.

– Традиция такая в общаге есть – спускать всех новоиспеченных инженеров на тазике с лестничного пролета вниз. Раз Севастополь – гордость русских моряков, то почему бы не доказать, что мы достойные потомки этих героев! Решили катания начать с крымчан (есть у нас и такие), но они, как настоящие герои обороны Севастополя, отбились от такого приятного действа. Тут Терминатор вдруг вспомнил, что я родом из Одессы, и предложил меня прокатить, но я им тоже не дался…

– Ну, вы придурки! – покачала головой Ириша. – Так ведь и разбиться можно.

– Придурки, конечно, но все живы, и тусняк классный получился, – сиял Петька. – К тому же мне великолепная мысль в голову пришла – реально покататься по волнам. Давай, Ириска, махнем на майские в город-герой Одессу, где родился такой славный сын страны как Пётр Шкодин!

– Ни в коем случае! – перебил его Дмитрий Вадимович, – на Украину сейчас нельзя.

– Почему нельзя? В Одессе все тихо. Я звонил тетке, она говорит, что ее сынок Сашка с друзьями ходит на демонстрации. Майдана у них нет, да и в их районе вообще тишина. Народ, в основном, за Россию или за вольный город Одессу.

– Понятно. Конечно, не вся страна пылает, но все же я Ирку в Одессу не отпущу, – твердо сказал Дмитрий Вадимович. – Вот если к лету все успокоится, тогда, пожалуйста, поезжайте.

– Да поймите вы, летом я не могу. До конца июня я защищаю бакалаврскую работу,

а потом сразу сборы на все лето. Когда ехать?

– Я бы рекомендовал вам поехать в Крым, но там еще не спокойно. Можно поехать в Сочи, на олимпийские объекты посмотреть, но наверняка дорого. Если, конечно загорелось, то езжайте лучше в круиз по Балтике. Я недавно рекламу видел по телику. Три города: Хельсинки, Стокгольм, Таллинн – посмотрите, а денег надо всего-то тысяч 12-15 на двоих в каюте с окном. Я вам на это дело подкину.

– Хорошая идея, но подкидывать ничего не надо. Я подал на расчет (летом все равно не поработаешь), и мне должны заплатить выходное пособие. Как раз на поездку хватит, но надо успеть получить загранпаспорт. Завтра займусь.

– Ну, он у тебя лихой, – сказал отец дочери, когда за Петром закрылась дверь. – «Подкидывать не надо!» Смотри какой, еще пацан, а уже сам за себя и свою девушку отвечает. Похвально! Поезжайте, посмотрите Прибалтику.

Через три дня Петька нашел на переменке Ирину. Вид у него был откровенно расстроенный:

– Не получается с паспортом. Я отпросился вчера, чтобы документы подать, а там очередь на весь день. Пропустил занятия, выстоял, а в итоге сказали, что готов будет только после майских. Так что плакал наш круиз. На Сочи моих заработков не хватает, я смотрел в инете. Проще в Италию сгонять, но тоже паспорт нужен, так что придется все-таки ехать в Одессу.

– Папа говорит, там опасно, – несмело заметила Ира.

– Я вчера опять звонил своим, говорят, все спокойно, их Киев не колышет. Я уже все рассчитал. Берем билеты на поезд в плацкарт туда и назад. Ты когда-нибудь ездила в плацкарте?

– Может быть, маленькой и ездила, но не помню, мы в основном самолетами летаем.

– Ну вот, заодно и прокатишься, как простой русский человек, – засмеялся Петька. – Все когда-то бывает в первый раз. Тем более, с милым и в плацкарте рай! Не так ли, Ириска? – прижал он девчоночьи плечики. Жить мы будем у тетки. Они с мужем едут на все праздники на дачу помидоры сажать, а мы с Сашкой останемся одни в большом доме. В этом доме несколько поколений маминых родственников жили. Там родились и она, и я, и Сашка. Не дом, а сказка! Представляешь? И в этой сказке ты, я и братан. Это не в общаге на проваленной кровати обниматься, это не в фанерном домике в Южном лагере ютиться. Здесь целый домина, стены – во! – широко развел Петька свои длинные руки. – Ну не во, но полметра точно. Пушкой не пробьешь. А Одесса весной? Это же диво! Тут холод и дождь, а там каштаны зацветают, и весь город пахнет весной и морем. Ты знаешь, как пахнет море весной? Оно пахнет не так как летом, когда от зноя и толп отдыхающих вода зацветает и начинает разить болотом. Весной оно пахнет по-настоящему: водорослями, рыбой и морской солью. Красота, понимаешь? Никакие «Хельсинки» в сравнение не идут. Какое может быть сравнение у Балтии с Причерноморьем? На Балтике так же холодно и дождливо, как у нас, в Питере. Так что, весной надо ехать к теплым морям, чтобы приблизить лето. Меня родители возили-возили по стране, одних только школ шесть штук сменил, а потом в Сибирь завезли. Наверное, надо там родиться, чтобы любить эти холодные места с низким небом, которое, кажется, можно потрогать рукой. В Одессе небо высокое, не дотянешься. Поэтому там и народ веселый, мрачных там вообще не видел. Люди даже не отдают себе отчета, шутят они или говорят всерьез – приколисты, в большинстве своем. Представляешь, целый город сплошных Жванецких и Ноннок Гришаевых! Представляешь? Чего молчишь, Ириска? Едем или не едем?

Ира, действительно, как-то притихла и не знала, что ответить. Перспектива провести майские праздники с Петей, да еще в легендарной Одессе, ее очень радовала, но по природе своей она не была авантюристкой, да и нарушать запрет отца на эту поездку ей не хотелось.

– А что я скажу родителям? Отец же не хочет, чтобы мы туда ехали, – несмело возразила она.

– Скажи, что едем в Лосиное в северный лагерь универа.

– А может, лучше сказать, в Балтийский круиз?

– Вернешься – будут расспрашивать, что да как? Запутаешься. Этот материал надо все же представлять. Я бы отмазался, а ты, моя честная Ириска, нет. Про северный лагерь спросят по максимуму: «Холодно было? Что ели? Комары жрали?» Одним словом, стандартный набор вопросов, на которые можно однозначно отвечать «нет» или «хорошо».

– Ладно, едем! – засмеялась Ира. – Ты и мертвого уговоришь, как говорит моя мама, когда папа начинает клянчить стопочку к ужину.

УКРПРОСВЕТ

Уезжали они 29 апреля с намерением попасть в Одессу накануне праздника. Просторный чемодан девушке пришлось набивать и теплыми, и легкими вещами. По прогнозу погоды в Одессе должно было быть +22, а Ленинградской области, куда они, вроде как, отправлялись, обещали не выше +10. Мама, которая обычно принимала активное участие в сборах единственной дочери в дорогу, в этот раз была отстранена от этой обязанности. Пришлось так же отказаться от предложения отца отвезти на вокзал, сославшись на то, что они едут всей компанией на машине Пашки. Тот, действительно, приехал в назначенное время и загрузил большой черно-оранжевый чемодан Ирины в багажник, пробухтев для отвода глаз:

– Ты что, Ириха, на месяц в Лосиное собираешься? Бальных платьев набрала, чтобы комаров соблазнять?

– Тебе-то что? – заступился за подружку Петька. – У нее все бальные платья на вате, чтобы комар не прокусил. Попросишь у костра согреться, она ни за что не даст.

Пашка, долго путаясь по пробкам, подкатил все-таки ребят к Витебскому вокзалу. Место было памятным, именно здесь два года назад состоялся митинг, отсюда забрали Петра и увезли в неизвестном направлении.

– Да, мрачное местечко, – подумал вслух Петька. – Здесь все и начиналось: революция, арест, тюрьма и письма молоком любимой на волю.

– Какие письма? – удивилась Ирина. – Ты там сидел всего одну ночь.

– Но зато какую! Вся жизнь, как говорят приговоренные к расстрелу, пронеслась у меня перед глазами: глазастая няшная Ириска у меня на груди, храпящий на ухо Матрос в обнимку с Танькой, крутая Пашкина тачка и он сам, питерский предприниматель, а в будущем – владелец фабрики по пошиву трусов.

– Почему трусов? – возмутился Пашка.

– Друг один рассказывал, мы с ним как-то в Артеке отдыхали. Этот Мишка сам из Харькова, но десять лет назад родители уволокли его в Израиль. Теперь общаемся «ВКонтакте». Так вот, его мать – пианистка – строчит своими длинными музыкальными пальцами трусы с люрексом и кормит этим ремеслом и его, обормота, и бестолкового мужа-скрипача, который вообще не работает, а лежит сутками на диване, проклиная Россию, Украину, Израиль и Америку.

– Ну и терпло ты, Петька! Надо идти загружаться в поезд, а ты сидишь и болтаешь, черт знает, о чем! – напомнил цель поездки приятель.

– Скучный ты человек, Пашка. Нет бы спросить, за что проклинает этот гений Страдивари супердержавы? А ты бухтишь! Тем более, до отправки состава еще полчаса.

– Ну, и за что? – поинтересовался Пашка, зная, что если уж Петька задумал рассказать какую-то историю, то непременно должен ее выложить.

– А за то, дорогой мой друг Паша, что отравили они ему жизнь. Америка – тем, что помогла создать это славное государство Израиль, где его, уважаемого Аркадия Исааковича, стали запросто звать Аркаша, не понимая и не принимая его талантов. Израиль – тем, что жена-красавица вынуждена денно и нощно сострачивать кусочки ткани, чтобы чья-нибудь еврейская попа красовалась в них перед своим мужем. Украина – тем, что она совершенно непригодна для проживания такого гения, как он.

– Ну, а Россия-то чем ему не угодила? – не вытерпел Пашка.

– А тем, что когда-то в восемнадцатом году она выделила из своих пределов государство и назвала Украина, а эта страна… И дальше опять по кругу. Мишку так зациклило, что он множество раз описал мне эту ситуацию.

– Он, небось, в армии служит? – поинтересовалась Ира. – У наших знакомых, уехавших в Израиль, даже дочка с ружьем ходит.

– Не, Миха не служил, он непригоден к строевой. Он как-то в теракте под раздачу попал. Арабы взорвали их автобус, едва выжил. Теперь в универе бесплатно учится за грант, как жертва террора.

– Россию все ругают. Одни за то, что образовали государство, другие за то, что самостийности не дают, третьи за то, что она все еще существует. Нам не привыкать. А как по мне, то нефиг было эти государства плодить, – сердито вставил Пашка. – Была бы единая и неделимая, сейчас бы не сидели в окружении врагов, а все твои дружки либералы. Давай, вали в свою страну победившей демократии. Посмотрим, что запоешь по приезде.

– Чего это он так рассвирепел? – спросила Ира, поднимаясь по крутой лестнице Витебского вокзала.

– Не обращай внимания. Я в общаге всех достал победой демократии в отдельно взятой Украине. Русофил монархист Терминатор темную обещал сделать, коммунист Матрос обещал матрас экспроприировать, который сам же мне когда-то отдал, считая, что не к лицу последователю идей марксизма-ленинизма нежиться на мягком. Пашка молчал все это время, а сам, вражонок, оказывается, тоже злился. А что тут злиться? Если бы правили демократы, разве было бы такое безобразие, чтобы президент Российских железных собирал бы коллекции дорогих шуб, а на одном из главных вокзалов Северной столицы не было б ни лифта, не эскалатора! Эскалаторы есть уже в любом затрапезном супермаркете, а здесь, где они просто необходимы, их нет! – топнул Петька ногой по ступеням серых вокзальных сходней, по которым, пыхтя и отдуваясь под тяжестью своих чемоданов, безропотно тащились пассажиры.

– Ну и причем тут демократия? – удивилась Ира.

– А при том, мой юный друг, что в демократической стране власть сразу же отреагировала бы на сигналы борца с коррупцией Алеши Поповича, вернее Навального, и поинтересовалась у железнодорожного президента: откуда дровишки, вернее, шубы? Он бы парочку продал и сделал эскалаторы. Правда, бабушка? – обратился он к старушке, чей чемодан подхватил еще на нижней площадке лестницы и тащил наверх вместе с огромным Ирининым.

– Ох, и не говори, сынок, тяжко совсем тяжко, – ответила старушка фразой, которую, судя по интонации, повторяла по любому поводу и без повода.

Поезд «Санкт-Петербург – Одесса» стоял на боковом пути, который ребята с трудом смогли найти.

– Странный какой-то поезд, – засомневалась Ира. – Ты уверен, что мы ничего не перепутали?

– Видишь, табличка висит: «Санкт-Петербург – Одесса». Разве есть на свете другие такие же два города? Что тебя не утраивает?

– Старый он какой-то. Мне кажется, я в военных фильмах такие же видела. Откуда этот здесь взялся?

Состав, действительно, новизной не отличался. Старые вагоны, запущенные в эксплуатацию, как минимум, полвека назад, окрашенные темно-зеленой краской, с давно не открывавшимися окнами, с потерявшими былую прозрачность стеклами в деревянных рамах, со специфическим запахом нечистот и мазутной смазки, исходившим из-под днища вагонов, производил не самое лучшее впечатление.

– Смотри, какая краля! – послышалось за спиной. – Поезд ей старый!

Это говорила стоявшая у дверей вагона высокая толстая проводница в форме, едва сходившейся на ее обширной груди.

– У вас в России власть народных денег не жалеет! Сделала такие цены на билеты, что народ перестал ездить, а у нас на Украине думают о людях, цены низкие, вот и нет средств новые составы закупить.

– Странно, зачем же вы тогда такую замечательную власть свергли? – поинтересовался стоявший у вагона мужичок спортивного вида.

– А кто ее свергал? Мы что ли? – взвилась проводница. – Это придурки майданутые устроили. Им больше делать нечего, только скакать! – с большим чувством высказала она и скомандовала:

– Заходите в вагон!

Внутреннее убранство вагона тоже комфортом не отличалось. Тяжелый дух плацкарта был замешан на различных запахах: еды, которую вытаскивали пассажиры из пакетов, лишь стоило тронуться составу; не совсем высохшего белья, стиранного дешевыми стиральными порошками; старых матрасов, лежавших в скатках на вторых полках, пропитанных за долгие годы эксплуатации потом многих тысяч спавших на них пассажиров.

– Да, вагоны из моего забытого детства, – произнес Петька, заталкивая Иринин чемодан под нижнюю полку вагона.

– Как это вы умудрились забыть то, что еще не прошло? – поинтересовалась сидевшая на соседней полке немолодая женщина.

Пока Петька собирался с мыслями, чтобы ответить на это провокационное замечание, в их отсек зашел еще один пассажир и недовольным тоном сказал:

– Молодой человек, если вы уже устроились, дайте это сделать остальным.

– Да, да, пожалуйста, мы выйдем на улицу глотнуть на прощание чистого воздуха. Идем, Ириша! – с готовностью ответил Петька и повернулся к стоявшей в ожидании девушке.

Когда они вернулись, соседи по купе – дама и строгий мужчина – уже сидели рядом на одной из нижних полок, а на боковом сидении примостился новый пассажир – мужчина лет сорока с большой гладкой лысиной, обрамленной густыми черными кудрями, и ярким сладострастным ртом с влажными пухлыми губами. Поздоровавшись с новым соседом, Петька, скользнув взглядом по новому соседу, подумал: «Чистый сатир с картин из «Эрмитажа», только козлиных ног не видно».

– Садись, Ириска, – показал он жестом на свободную полку.

– Ириска, я не ослышался? – спросил Сатир. – Очень мило. Это значит «Ирочка»?

– Кому как, – недружелюбно ответил за подружку Петька. – Кому Ириска, а кому и Ирина Дмитриевна.

– Вот как! – улыбнулась пожилая дама и тут же обратилась с вопросом к засмущавшейся девушке:

– Ирина Дмитриевна, я правильно поняла, что у вас с этим молодым человеком верхняя и нижняя полки?

– Да, – опять перехватил инициативу Петя. – А что?

– Да ничего, я хотела попросить поменяться со мной местами. Когда-то скакала как козочка с полки на полку, всем нижние места уступала, но вот пришел и мой черед просить о такой любезности.

Судя по отстраненному выражению лица, сидевшего рядом с нею мужчины, его соседка уже просила, но, по всей видимости, получила отказ.

– Ну что, Ириска, полезем вдвоем на верхнюю полку. Прикинь: плацкарт, верхняя полка, рядом я. Романтика! – и, не дождавшись ответа подружки, обращаясь к даме, сказал:

– Она не может отказаться от такого великолепного предложения – проехаться в первый раз в такой романтической обстановке. Ей эти самолеты и круизные лайнеры до смерти надоели, ей экстрим под названием «Укрзализниця» подавай! Ты же согласна, Ириска?

– Да, – безропотно кивнула та.

– Я тоже, можно сказать, впервые за долгие годы попал в плацкарту, – вдруг изрек сидевший рядом с дамой мужчина. – И просто в шоке от этого поезда.

– Зачем же ты взял сюда билеты? – ехидно спросил Сатир. – Вот я, например, хотел сэкономить и взял эти недорогие места, а ты, по всему видно, человек не бедный: или чиновник, или банкир, а ютишься здесь с народом. Непонятно!

– А почему не предприниматель? – поинтересовался мужчина. – Они тоже, вроде, не бедные.

– Не, для предпринимателя ты слишком важный. Предприниматели они крученные, им надо контакты налаживать. К тому же, они свободны в выборе, не полезут в плацкарту. Чиновникам, как русским, так и украинским, не время сейчас в гости друг к другу ездить, значит – ты банкир. Вернее, банковский служащий. Владельцы банков на собственных самолетах летают.

– Да, я действительно служу в банке, начальник отдела, – для веса прибавил Банкир, как его мысленно окрестил Петька. – Просто брал билет в последний день, ничего другого в кассе не было, хорошо хоть этот достался.

Было заметно, что он раздосадован тем, что сидит в этом замызганном плацкартном вагоне и вынужден опускаться до общения с каким-то непонятным народом. Однако прозорливость соседа его удивила, потому он не удержался и спросил:

– Вы что, практикующий психолог?

– Я университетов по психологии не кончал, но любого психолога за пояс заткну, – уверенно заявил Сатир.