Жемчужины Москвы. Часть 3

Александр Надысев

Жемчужины Москвы. Часть 3

Святой Трифон

Храм святого Трифона

Глава 1

1493 год. В Сокольниках раннее майское утро. Просыпаясь, природа старалась разогнать над болотистыми берегами озёр, висевшие огромными клоками туманы. Они, цепляясь за развесистые ивы, травы и камыши, сопротивлялись в надежде понежиться на дремавших болотах. Но вот проснулось лёгкое дуновение ветра, и туманное царство лениво стало расчищаться, а вскоре вообще растворилось в лучах восходящего солнца.

А на холме, вглядываясь в болотистые берега озёр, стояли конные охотники – московские бояре, во главе которых красовался на вороном коне великий князь Иван III Васильевич. Среди бояр выделялся своей богатой одеждой глава сокольничий охоты боярин Иван Патрикеев.

– Слава Богу, туманы сходят,– поглядев на великого князя, воскликнул Патрикеев. – Государь, охоту можно начинать?

– Готовь соколов и правь охоту, – ответил Иван Василевич и, нахмурившись, добавил, – только смотри, не спугни птицу на озёрах.

– Как можно, государь? – ответил испуганно Патрикеев и, махнув рукой, тихо приказал сокольникам: – Поднимай птицу с болот, живо!

И сокольники поскакали в объезд озёр, стараясь не растревожить дремавших там птиц.

Великий князь, поглаживая своего коня, нетерпеливо всматривался в рассеивающийся туман и думал: «Когда же поднимут птицу с болот? Ждать нет мочи!»

А в его голову лезли разные мысли: «Мои бояре своевольничают, и особенно Патрикеев. Ишь, как разоделся и сбруя на коне серебряная, вся каменьями сияет! Слыхал, что он за моей спиной «шашни» водит с иноземцами, можа заговор вьёт литовский прихвостень?»

И он, с недоверием посмотрев на Патрикеева, продолжал рассуждать: «Тяжело мне править на Руси, вокруг ссоры. Ведь после смерти моего сына Ивана Молодого возникло противостояние бояр, поддерживающих наследников, кто за внука Дмитрия, а кто и за сына моего Василия от второй жены Софьи. Князья Патрикеевы, Семён Ряполовский, и ещё дьяк Фёдор Курицын горой стоят за внука Дмитрия, хотя более достоин – Василий. Бояре клевещут друг на друга, и разобраться мне в этом труднее трудного».

Тем временем Патрикеев, чувствуя досаду великого князя, с дрожью в сердце соображал: «Видимо доложили о моих переговорах с литовцами, и не избежать мне опалы. Слишком переменчив наш Иван Васильевич, и рубит с плеча, не подумавши. Будь, что будет, а можа и обойдётся».

И увидев, наконец, над болотистыми берегами озёра поднимающуюся стаю птиц, он крикнул своему сокольничему:

– Подай мне великокняжеского сокола!

Когда птицу посадили на перчатку Патрикеева, тот спросил Ивана Васильевича:

– Государь, позволь пустить твоего любимца-сокола!

– Поспешай боярин, уж сокольники подняли птиц с болот, – быстро ответил великий князь. – Вона, какая стая летит к нам! Смотри боярин не промахнись!

– Будь уверен, государь, твой сокол не подведёт!

Патрикеев снял колпачок с головы сокола, отвязал шнурок с лапы птицы и вытянул руку. Сокол широко расправил крылья и, услышав протяжный свист Патрикеева, стремительно сорвался с руки, навстречу летящей стае птиц.

– Пошёл, родимый! Пошёл! – дружно кричали бояре, а вместе с ними свистел и улюлюкал Иван Васильевич. И вся эта разноцветная конная толпа бояр спустилась с холма, и помчались по лугу, на скаку любуясь соколиной охотой.

Сокол легко взвился ввысь. Птицы, увидев хищника, в ужасе стали разлетаться во все стороны, а сокол взмыл ещё выше и камнем упал на самого крупного гуся. И только перья полетели в разные стороны, а обе птицы сцепились и, кружа, стали падать на луг. Сокол придавил гуся к земле и, вцепившись в него клювом, не отпускал свою добычу. А по лугу к сцепившимся птицам неслись охотники. Первый к месту побоища прискакал Патрикеев. Он соскочил с коня и подсунул соколу перчатку с кусочком мяса, забыв привязать лапу птицы. Сокол отпустил свою добычу и, проглотив лакомство, вдруг, взмыл ввысь. Патрикеев, вытянув руку, стал призывно свистеть, но где там, сокол не вернулся. В этот момент, вдруг, над ним на вороном коне возник государь и, усмехнувшись в бороду, сказал с упрёком:

– Упустил моего любимца-сокола, приспешник литовский! Взять его под стражу!

Патрикеев встал на колени и стал умолять великого князя:

– Не губи меня, государь! – запричитал Патрикеев. – Дозволь искупить свою вину.

– Тогда сыщи сокола, не то лишишься своей головы! – усмехнулся Иван Васильевич.

Патрикеев вскочил на коня и, махнув рукой сокольникам, помчался с ними вслед улетевшему соколу.

Великий князь, увидев, что со стороны болот опять полетели стаи птиц, велел готовить соколов к охоте.

– Кажись, утки летят, государь! – крикнул кто-то из бояр.

– Живей, живей! – торопил он сокольников и, не выдержав, закричал. – Подайте мне кречета. Сам пущу птицу на уток!

Глава 2

Поиски великокняжеского сокола не увенчались успехом и Патрикеев, выбившись из сил, прилёг у дерева, и с молитвой обратился к святому мученику Трифону, покровителю сокольников и града Москвы. Ведь он знал легенду о Трифоне, уроженце Фригии из Малой Азии, который изгнал беса из императорской дочери, помогал людям и просил их веровать в Иисуса Христа. Когда же на престол сел жестокий император Декий, гонитель христиан, то Трифон был схвачен и казнён. Перед казней Трифон обратился к Господу, и попросил у него особую благодать – кто будет призывать его имя на помощь, тому помогать. А утром боярин Иван Патрикеев, проснувшись, закричал во весь голос:

– Мне во сне было явлено Чудо – сам святой Трифон в виде всадника с соколом в руках указал мне место улетевшей птицы. Вона на дереве! А я даю обет выстроить храм во имя мученика Трифона на месте обретения великокняжеского сокола.

Сокольники сняли великокняжескую птицу с дерева, а митрополит Симон, услышав крики боярина Патрикеева, благословил его на это святое дело –возведение храма. И в тот же день Патрикеев, выполняя обет, велел заложить фундаменты под строительство будущей церкви святого Трифона, а первый камень закладки храма освятил митрополит Симон.

Великий князь Иван Васильевич осерчал, когда узнал о новом самовольстве Патрикеева, который посмел строить храм в великокняжеском селе Напрудном. И только своими мольбами митрополит уговорил государя, чтобы разрешил Патрикееву за свои деньги строить храм божий. Он напутствовал великого князя:

– Ведь в великокняжеском селе Напрудном святой Трифон нашёл твоего сокола, так порадей во имя Господа.

– Уговорил, – хмуро ответил великий князь, и велел боярам направить в село Напрудное зодчего Фиораванти на постройку храма Святого Трифона и прибавил, – да чтоб храм был не хуже московских.

А ещё великий князь, нахмурившись, повелел:

– С великокняжеского герба снять всадника с соколом в руке, и заменить его на двуглавого орла.

Вскоре в селе Напрудном появился чудесный белый храм, выложенный из каменных блоков. Круглый барабан храма и сложный карниз зодчие выложили из мелкоштучного кирпича. Великолепные фасады с килевидными завершениями, пересеченные дивными лопатками, придавали храму необыкновенную стройность, вызывая восторги у государя и бояр, которые были традиционны для Москвы того времени.

– Хороша храмина, – радовался Патрикеев, в который раз обходя храм с боярами, – и государь меня простил. Надолго ли?

Несколько лет спустя, в 1496 году, Патрикеев со своим семейством всё-таки попал в опалу, и вновь митрополит Симон заступился за него. Великий князь, вспомнив святого Трифона, заменил смертную казнь боярину Патрикеева на монашеский постриг. Так в последний раз святой мученик Трифон спас жизнь Ивану Юрьевичу Патрикееву.

Настал XX век – век великих перемен.

В 1931 году храм был закрыт, а в 1932 году по настоянию реставраторов был взорван, но таким образом, что древнее сооружение освободилось от поздних многочисленных пристроек, в том числе и высокой колокольни. В 1940-х годах реставраторы Петр Барановский и Лев Давид реконструировали храм святого Трифона, освободив его от поздних наслоений, придав памятнику архитектуры первозданный вид времён великого князя Ивана III.

И опять звучит имя Пётра Барановского, замечательного архитектора-реставратора. Сколько же древних памятников архитектуры он сумел сохранить для нас потомков, и не перечесть, и потому низкий ему поклон!

Так что в Москве на Трифоновской улице №38 стоит небольшой, но редкой красоты храм святого мученика и чудотворца Трифона – жемчужина русского зодчества. Это один из самых древних памятников архитектуры средневековой Москвы XV века, которым можно полюбоваться, в храме у иконы помолиться, а может и попросить святого Трифона о помощи.

Потешный дворец Кремля

Потешный дворец в московском Кремле

Во все времена одни люди создавали памятники архитектуры, другие «улучшали», достраивали, а чаще всего уродовали их, переделывая под свои нужды. Так было и так, видимо, будет всегда. Но к счастью есть ещё энтузиасты-реставраторы, возвращающие первозданную красоту архитектурным шедеврам, претерпевшим изменения от хозяйственников и времени.

Самое масштабная реставрация в московском Кремле началась в 1783 году, после того как императрица Екатерина Вторая отказалась строить Большой Кремлёвский дворец по проекту Василия Баженова, хотя огромный дворец уже начали возводить на месте разрушенных древних построек Кремля. Императрица же повелела восстановить то, что сломали, а заодно отреставрировать все сооружения Кремля и воссоздать строения и не как-нибудь, а в их «первобытном виде».       Но время шло… В 1812 году, уходя из Москвы, Наполеон велел взорвать Кремль, и это ему частично удалось, а вот Потешный дворец был только разграблен, обезображен, но остался невредим. И опять архитекторы восстановили всё в «первобытном виде».

Затем грянула Октябрьская революция, и Кремль стал партийным и правительственным центром России, куда доступ туристам был запрещён. Но всё изменилось в связи со строительством Кремлёвского дворца съездов, и теперь Кремль стал доступен москвичам и туристам, жаждущим посетить лучший концертный зал России. Несмотря на возражения искусствоведов, дворец был сооружён на сносе исторических памятников Кремля, остатки которых портили общий вид, в том числе и унылые сооружения комендатуры Кремля.

– Что это за жёлтенькое здание? – спрашивали туристы.

Экскурсоводы объясняли:

– В этом примитивном сооружении затаились древние палаты боярина Милославского, зятя царя Алексея Михайловича. Позже палаты стали называться Потешным дворцом, потому что в них стали играть комедии и впервые был поставлен балет. И это в XVII веке! Представляете? Сейчас здесь находится комендатура Кремля.

Правительство решило, что Потешный дворец нужно реставрировать, и поручили эту работу Центральным научным реставрационно-проектным мастерским (ЦНРПМ).

Получив доступ к правительственному зданию – комендатуре Кремля, архитекторы и реставраторы принялись за работу. Срочно к зданию комендатуры были поставлены строительные леса, с которых стали делать шурфы, открывающие древнюю кирпичную кладку. Параллельно делали кроки1, по которым в мастерской №1 ЦНРПМ архитекторы вычертили фасады существующего здания комендатуры. Затем архитекторы приступили к главной работе. Они по планам этажей, взятым из АрхФонда, стали вычерчивать фасады Потешного дворца. Реставраторы зарисовывали резную кирпичную кладку колонок, наличников, открытых шурфами, и приносили в мастерскую рисунки, по которым архитекторы исправляли чертежи. Так постепенно вырисовывались древние фасады дворца с его богатым декором. Конечно, «белых пятен» на фасадах было предостаточно, и их приходилось заполнять архитектурными деталями, срисованными с храмов Москвы XVII века.

Главный архитектор проекта реставратор Елена Григорьевна Одинец торопливо дорисовывала только что вскрытую фигурную кирпичную кладку оконного наличника второго этажа. И вдруг вспомнив, она обратилась к своему коллеге Сергею Демидову:

– Сергей Васильевич, а я ведь пригласила на объект искусствоведа Владимира Скопина, чтобы вместе посмотреть интерьеры дворца и обменяться информацией. Он будет консультировать нас, и сопровождать проект реставрации Потешного дворца. Скопин скоро будет, и нам пора спускаться со строительных лесов. Вот, посмотри, он уже направляется к комендатуре.

– Владимир Владимирович Скопин, – представила искусствоведа запыхавшаяся Елена Одинец.

– Сергей Васильевич, – ответил лёгким поклоном Демидов.

Познакомившись, они вошли через проходную в здание комендатуры, и сразу окунулись в XVII век.

– Какие своды! – восхитилась Одинец и стала фотографировать. – Вот только жаль, что нельзя подняться на верхние этажи.

А Демидов только покачал головой:

– Хорошо, что нас пустили на первый этаж и разрешили фотографировать.

– Конечно, хорошо, ведь мы находимся на секретном объекте Кремля, – заметил Скопин, осматривая древние своды палат, оштукатуренных и окрашенных зелёной краской, – и видим ужасные вековые наслоения, но древние своды уцелели.

– Владимир Владимирович, пользуясь случаем, поведайте нам об этих древних палатах, – попросил Демидов, – не часто приходиться послушать искусствоведа.

– Что ж, с удовольствием. Вы знаете, что древние палаты возвели в 1651 году по указу царя Алексея Михайловича для дипломата Ильи Милославского, который был отцом первой жены царя, Марии Милославской. После смерти своего деверя и жены в 1671 году царь женился вторично на Наталье Нарышкиной. Алексей Михайлович велел присоединить каменным переходом к Теремному дворцу роскошные палаты Милославского и, потворствуя капризам своей молодой супруги, стал в них устраивать потехи и театральные представления, в том числе балет об «Орфее и Эвридике». С тех пор эти палаты стали называться Потешным дворцом. После смерти царя Алексея Михайловича и его сына Фёдора, разразилась «Хованщина», в результате которой царями стали малолетние Иван и Пётр, при регентстве царевны Софьи. В Потешном дворце всё было по-прежнему, продолжались потехи и спектакли. Конфликтуя с царевной Софьей, царица Нарышкина с детьми вынуждена была жить в селе Преображенском. Вскоре всё изменилось, в 1679 году возмужавший царь Пётр с матерью поселился в Потешном дворце, который был спешно перестроен. Подавив волнения стрельцов, поддерживающих царевну Софью, царь Пётр единовластно воцарился на Руси, и сразу прекратил веселье в Потешном дворце, поместив в нём Полицейский приказ. Вот так от потех, резко к застенкам. Я не утомил вас?

– Что вы, очень интересно!

– Тогда продолжу. В 1806 году Потешный дворец был реконструирован архитектором Иваном Еготовым под жилые квартиры и канцелярию комендатуры. К бывшему Потешному дворцу Еготов пристроил балкон на «кувшинообразных» колоннах, а со стороны Дворцовой улицы большой белокаменный портал главного входа, и восточный фасад стал входным. Верхний этаж дворца завершил теремом где прежде размещалась домовая церковь, которую ликвидировали, а над её трапезной остались лишь остатки бывшей колокольни в виде башенки. Короче, образ дворца стал неузнаваемым. Общественность Москвы возмутилась, и тогда в 1875 году архитектор Николай Шохин реставрировал дворец, пытаясь вернуть ему древний вид, но ему это не совсем удалось. Вот в таком виде Потешный дворец и дожил до наших дней.

– Что же было во дворце при большевиках? – спросил Демидов. – Говорили, что в нём остались квартиры?

– Да, – подтвердил Скопин, – после Октябрьской революции в Потешном дворце жили семьи партийных и государственных деятелей. Много слухов ходило в народе, говорили, что в этом здании, кажется в 1932 году, в своей квартире застрелилась жена Сталина Надежда Аллилуева и болтали многое другое. В те времена бывший Потешный дворец окончательно обезобразили, ровненько оштукатурив его со всех сторон. И только в семидесятых годах чиновники прозрели, увидев, что здание комендатуры действительно портит вид на Большой Кремлёвский дворец. Поэтому вы, архитекторы, получили заказ на эскизный проект реставрации Потешного дворца, а я буду консультировать вас, если позволите.

В 1974 году эскизный проект реставрации был выполнен и получил признание московской общественности. Но дальше проекта дело не пошло, ведь в бывшем Потешном дворце располагалась комендатура – охрана Кремля, которую не так просто было переместить.

И только в 2004 году были окончены кропотливые реставрационные работы по Потешному дворцу. Было воссоздано трёхглавие боярской домовой церкви Похвалы Богородицы и её колокольня. Так же был восстановлен северный фасад центральной части дворца в декоре XVII века, а реставраторы продолжали работать над южным фасадом двора, который когда-то был парадным и имел входное красное крыльцо.

Во время работ по очистке старой штукатурки на наличниках окон верхнего яруса дворца реставраторы, вдруг, услышали возглас Сергея Васильевича:

– Какое открытие!

И все дружно побежали к Демидову.

– Что там случилось? – кричали реставраторы с нижних этажей.

– Демидов что-то нашёл, бежим к нему.

Прибежавшие реставраторы увидели сияющего Демидова и спросили его:

– Что такое?

– Вот смотрите, это фрагмент древней белокаменной резьбы палат боярина Милославского, – ответил вспотевший Демидов, – да какой, с конями! Невиданный!

Когда все наличники освободили от штукатурки, то реставраторы собрались посмотреть на удивительные рельефы птиц, фантастических зверей, цветов и конного сражения.

– Какая тонкая резьба наличников окон, да ещё с изображением рыцарских турниров. Такой рельеф с конями не имеет аналогов в декоре московской архитектуры той поры, – восхищался радостный Демидов.

– Но откуда конные турниры? – недоумевала Одинец. – Надо бы показать искусствоведам.

Когда же показали эти рельефы Скопину, то через несколько дней он выяснил и сообщил:

– Оказывается, в сочинениях Ивана Забелина имеется вот такое сообщение: «В 1633 году, 18 июля, тешили Алексея Михайловича поручик Ану Зандерсон и золотых дел мастер Яков Гаст «долгою пикою и прапором, и шпагами», за победу Зандерсон был награждён 10-ю аршинами камки и 40 соболями, а побеждённому досталось только 40 соболей».

– Тогда понятно, откуда на фасадах палат появились конные бои. И такие роскошные фасады находятся во дворе комендатуры, – не переставал возмущаться Демидов. – Да, никто их и не увидит, кроме коменданта.

– Конечно, вовнутрь дворца и во двор никого не пустят, ведь это режимное заведение, – заверил Скопин.

– Тогда для чего же мы стараемся тут во дворе? – недоумевал Демидов. – Для кого мы восстанавливаем древние фасады?

– Поверьте мне не зря всё это, – успокоил его Скопин. – Я верю, что когда-нибудь в Потешном дворце устроят музей боярского быта! И тогда туристы будут восхищаться древними палатами, обходя их со всех сторон.

– Что ж, будем ждать,– вздохнул Демидов, – но я до этого не доживу.

Так в Кремле и стоит обновлённый Потешный дворец – ярко-оранжевый с белыми резными наличниками и с сияющим завершением золотых куполов церкви Похвалы Богородицы. Но доступа к дворцу пока нет, ведь там по-прежнему располагается комендатура Кремля. А туристы, прошедшие в Кремль через Троицкие ворота, восхищаются, увидев роскошный дворец:

– Какой красивый!

И тут же спрашивают:

– А как туда попасть?

Экскурсоводы, загадочно улыбаясь, отвечают им:

– Пока там не устроили музей, смотрите на Потешный дворец, но только издали. А если вам интересно, то прогуляйтесь по Александровскому саду и полюбуйтесь чудесным Потешным дворцом, который увидите за зубцами кремлёвской стены, между Троицкой и Комендантской башнями.

Каприз императрицы

Музей заповедник «Царицыно»

Глава 1

1785 год. Граф Григорий Потёмкин уговорил императрицу Екатерину Второю развеяться – поехать в увеселительную поездку в Москву, а заодно осмотреть императорские дворцы, недавно выстроенные в Подмосковье. Императрица любила путешествовать по стране и, конечно, сразу согласилась. И вот целый караван карет двинулся на Москву. Впереди скакал, сверкая конской сбруей, отряд драгун, за ним лихо неслась главная императорская многокомнатная карета, расписанная гербами, в которую были впряжены 30 отборных лошадей. А вослед им, чертыхаясь и еле поспевая, мчались придворные в своих экипажах. В карете с императрицей Екатериной, зевая, путешествовал князь Григорий Потёмкин, управитель Новороссии и Крыма, фаворит и её тайный муж. Он развалился на бархатном диване кареты и, улыбаясь одним глазом, льстил Екатерине, которая устала от дорожной пыли:

– Като, выглядишь недурно! А помнишь, как мы с тобой приметили усадьбу «Черную грязь» в Подмосковье?

– Да, а ты десять лет назад выкупил её у графа Кантемира и назвал усадьбу «Царицыно», – вяло ответила императрица, глядя в окно кареты. – Я тогда велела архитектору Василию Баженову построить в Царицыне увеселительный дворец, который вскоре мы увидим.

– Тогда же, Като, ты поручила и архитектору Матвею Казакову, выстроить при подъезде к Москве Петровский дворец, – напомнил Потёмкин, улыбаясь.

Вскоре, посмотрев в окно, он радостно объявил:

– Государыня, скоро Москва, но прежде нас ждёт Петровский дворец, в котором можно передохнуть с дороги и погулять в роскошном парке с дивными птицами. Да, вот дворец уж показался!

– Неужели?

– А вот и сам архитектор Матвей Казаков стоит в поклоне у входа и ожидает нас! – воскликнул Потёмкин, когда карета въехала в курдонёр Петровского дворца. – Смотри Като, для тебя Казаков создал изумительное произведение архитектуры.

– Замечательный замок, мне правится, – устало вздохнула императрица и, взяв под руку Потёмкина, направилась на встречу к Казакову. – Осмотрим, каков мой дворец изнутри. Показывай Матвей, удобен ли?

Императрица была в восторге от анфилады залов, и особенно понравилась ей личная спальня с роскошным балдахином. Придворные хлопали в ладоши, а архитектор Казаков был обласкан императрицей.

– Порадовал ты меня, Матвей, – уставшим голосом проговорила императрица и направилась в спальню.

Пробыв два дня в Петровском дворце, и сгорая от любопытства, императрица поспешила в Москву. Ведь там строился Московский дворец в Кремле по проекту понравившегося ей архитектора Казакова, который заранее выехал в Москву.

Масштаб строительства в Кремле поразил императрицу. Объёмы залов дворца просто ошеломили её своим великолепием. Она ходила по залам и постоянно хвалила Казакова, а тот краснел и, прикладывая руки к груди, робел и кланялся:

– Очень рад, государыня, что вам понравилось!

Но особенно её поразил главный зал с огромным куполом.

– Какого же размера купол? – рассматривая зал, поинтересовалась потрясённая императрица.

– Государыня, в диаметре почти 35 аршин (24, 7 метра), – ответил Казаков.

– Превелик и очень красив, – проговорила восхищённая императрица и, поблагодарив Матвея Казакова, продолжила осмотр дворца.

Глава 2

В Москве императрица Екатерина Вторая осталась только на одну ночь, промучившись в тесном царском дворце Кремля. И уже утром императорская кавалькада направилась в Подмосковье, где все желали поскорее увидеть детище Василия Баженова, загородную резиденцию в Царицыне. Императрица давно изучила проект усадьбы Царицыно, и почему-то велела въезжать в усадьбу с обратной стороны императорского дворца. Но кортеж карет был вовремя замечен встречающими, и у входа во дворец уже стоял архитектор Василий Баженов со своим семейством и радостно встречал, вышедшую из кареты, императрицу. Придворные, столпившиеся сзади, ожидали услышать восторги о чуде архитектуры. Но императрица, сдержанно поприветствовав встречающих, велела архитектору Баженову:

– Ну, Василий показывай, что получилось?

Императрица, бегло осмотрев фасады дворца, холодно улыбнулась и распорядилась:

– Идём, Баженов, смотреть мои хоромы изнутри. Потёмкин не отставай.

– С удовольствием, государыня, – ответил Баженов, пропуская вперёд Екатерину с Потёмкиным.

Екатерина сразу прошла по залам дворца, предназначенным для её личных покоев, заглянула в спальню и, не увидев туалетной комнаты, вздохнула, покачав головой. Затем она осмотрела дворец цесаревича Павла и, нахмурившись, прошествовала в Кавалерский корпус.

«Фасады стары, залы тесны, потолки низкие и жить здесь неудобно!»– подумала императрица и направилась к своей карете. На ходу она гневно приказала сопровождавшему её начальнику Экспедиции кремлёвского строения Михаилу Измайлову: