История болезни. Том 1. Педиатрия

Я хорошо помню тот день. Мы играли у Андрюшки в солдатиков, разыграли целую баталию. Их квартира и сейчас находится на четвертом этаже соседнего дома, из окон хорошо виден наш подъезд. Я видел, как возле подъезда стояла пожарная машина, потом ещё и "скорая" подкатила. Ещё подумал: к кому бы это? Оказалось, к нам. Мать ждала, когда я приду от Сафроновых, решила картошки на ужин сварить, поставила на газовую плиту ковшик с водой. И потеряла сознание.

Дальше сплошная цепь чудес. Вода выкипела, залила огонь. По всем законам жанра мать должна была погибнуть, надышавшись газа. Спасло её только то, что упала она не на пол, а на стоявший рядом стул. Кто-то из соседей по площадке (мы тогда жили в квартире одни) почувствовал запах газа, набрал 04. Вышибли дверь, обнаружили мать, вызвали "скорую"…

Возле раскуроченной двери квартиры меня встретила малознакомая женщина, тоже работавшая в жилконторе. Ночь в чужой квартире, в чужой кровати – и полная пустота. Впереди всерьёз замаячила перспектива угодить в детский дом.

И тут очередное чудо: утром за мной пришла мама. Слабая, бледная как полотно, она всё-таки упросила врачей отпустить её домой под расписку. Как она ночью добиралась до дому это отдельный длинный рассказ…

Через день в милицию поступила новая анонимка. Некий доброжелатель сообщал, что гражданка Уткина пыталась покончить жизнь самоубийством и потому должна быть лишена родительских прав. Под этим же предлогом попытались не оплатить больничный лист. Только когда из больницы, куда увозили мать, пришло заключение, что сперва был инфаркт, а уж потом отравление газом – только тогда заткнулись… Но как только мать уволилась, сразу стали требовать освободить служебную жилплощадь.

По просьбам трудящихся

Курить матушка начала задолго до моего рождения, ещё когда в деревне жила. Закурила не от хорошей жизни – табак, как известно, притупляет чувство голода. Жили впроголодь, есть хотелось постоянно. А поскольку денег в деревне зарабатывали тоже немного, то самым распространённым куревом был "Беломор". Так что матушке и выбирать особо не приходилось. Правда, поначалу стеснялась курить на людях, старалась уйти в укромный уголок. Так я с детства и запомнил: матушка отводит меня подальше от тротуара, достаёт папиросы и спички, закуривает. Мама всегда становилась так, чтобы ветер относил табачный дым в сторону от меня. А я в это время грыз горбушку ароматного хлеба…

Чаще всего это происходило в пятницу, когда матушка забирала меня из детского сада и мы ехали домой в Петрославянку. У платформы тогда был небольшой магазин, в котором можно было купить всё необходимое, от хлеба до мыла и спичек. Мини маркет, как сейчас сказали бы. И, конечно, папиросы. С того времени я и стал запоминать цены – хлеб шестнадцать копеек, батон двадцать пять, пачка "Беломора" двадцать две, коробок спичек копейка…

Кто-то сейчас скажет: автор, ты с какого дуба рухнул? "Беломор" всю жизнь двадцать пять копеек стоил!

А вот фигушки, ребята. Вплоть до 1977 года пачка папирос "Беломорканал" стоила двадцать две копейки. А к юбилею Великого Октября цены на ряд товаров повысили. "По просьбам трудящихся", как это тогда говорилось. И "Беломор" оказался в числе тех самых товаров.

Я бы не запомнил этого, наверное, если бы не случай. Дело было летом семьдесят седьмого, мы уже жили на Бела Куна, матушка дворником работала в местном ЖЭКе. Погнали дворников к детскому саду, траву косить. А в то время никаких бензокосилок в СССР не было, работали обычными косами. Конечно, кто умел. Матушка с детства косить была обучена, в деревне без этого никак, ей эта работа только в радость. Лето, солнце, воздух свежий, запах скошенной травы!.. Лепота! И, конечно, матушка взяла меня с собой.

А я, надо сказать, не отнекивался. Во-первых, я тогда ещё мало с кем был знаком во дворе и все ребята уехали на каникулы, кто в лагерь, кто в деревню. Во-вторых, по телевизору днём объявляли перерыв до трёх часов и смотреть было нечего. Но, самое главное, можно было вместе с дворниками прокатиться на ТУМе!

ТУМ – это тротуароуборочная машина. В разных городах и в разное время они были разные. Тех, что были в семидесятых в Ленинграде, я даже на фотографиях не нашёл, хотя перерыл весь Интернет. Поэтому попробуйте представить себе приземистую прямоугольную коробку, поставленную на четыре колеса. Никакой кабины над коробкой нет, два сиденья впереди открыты всем ветрам и дождям. Громадный руль, расположенный почти горизонтально, более всего напоминает руль троллейбуса. За сиденьями располагается громадный моторный отсек, на котором, как на телеге, можно было проехать ещё четырём пассажирам. Чаще всего к ТУМу прицепляли грузовую тележку, в которую складывался необходимый инвентарь, собранный мусор, скошенная трава, опавшие листья и т.д. Ехал ТУМ медленно, максимум двадцать километров в час. Но для мальчишек прокатиться на этой жёлтой черепахе было счастьем.

Так что я не стал отнекиваться и пошёл вслед за матушкой. День действительно выдался шикарный, работа шла быстро и я даже не успел заскучать, когда дворники решили устроить перекур. И тут маманька вспомнила, что папирос у неё почти не осталось. А, самое главное, дома нет хлеба. Правда, в кошельке оставалось всего сорок копеек до зарплаты, а зарплата только на следующий день. Но сорока копеек как раз хватало на пачку "Беломора", буханку хлеба и два коробка спичек.

Магазин "стекляшка" был поблизости. Оставив меня качаться на детсадовских качелях, матушка отправилась за покупками.

Вернулась минут через пятнадцать и сходу огорошила:

– Девчонки, "Беломор" подорожал.

"Девчонки" не поверили:

– Как подорожал? Ты шутишь, что ли?

– Да какие шутки? Двадцать пять копеек пачка. Дайте кто-нибудь три копейки, на кассе долг отдать.

Современная молодёжь про долг на кассе вряд ли поймёт, поэтому поясню. В те времена магазины самообслуживания были редкостью. Обычный советский магазин делился на несколько отделов, которые обслуживала одна или две кассы. Поэтому сперва ты пробивал чек, если только товар не нужно было предварительно взвесить. В матушкином случае это один чек в винный и один в хлебный. Цены можно было не называть, кассир знала их назубок, поэтому маманя привычно продиктовала:

– В винный пачку "Беломора" и две спичек, в хлебный один столовый хлеб.

И протянула два двугривенных, две монетки по двадцать копеек. А кассир в ответ:

– Сорок три копейки. Ещё три копейки давайте.

Конечно, матушка могла взять половинку хлеба, например. Или ржаной за четырнадцать копеек и один коробок спичек. Но это означало бы, что у кассира осталось бы два чека – никаких "сторно" в те времена не было. Если чек пробит, то в кассе должна быть сумма, соответствующая выбитому чеку. Иначе недостача и очень много неприятностей. Конечно, была какая-то схема, согласно которой ошибочно пробитые чеки списывались. Но, как любая советская схема, она имела кучу недостатков и проще было оставить чек на кассе и дождаться, когда кто-то пробьёт нужную сумму в нужный отдел. А, ежели покупатель знакомый, то можно поверить и подождать, когда он занесёт недостающую сумму. Матушку в магазине уже знали, дворники всегда у всех на виду. Так что три копейки поверили в долг.

Самое интересное, что цены на папиросы подняли, а на пачках ещё долго значилось "22 коп"…

Всё лучшее детям?

Где-то на сайте у меня выложена фотография, сделанная в начале семидесятых. На снимке виден наш дом 8 по Бела Куна и часть двора, на тот момент представлявшего собой обычный пустырь. Через семь лет, когда мы переехали из Петрославянки, площадка выглядела ненамного лучше: маленькая ржавая горка-ракета с порванными листами спуска; пустая песочница; пара качелей в виде лошадок. И громадные качели дурацкой конструкции – металлическая дуга и на ней пять качелек. Ни футбольных ворот, ни хоккейной коробки. Тоска смертная, особенно зимой. Поэтому когда во дворе построили нормальную горку, вокруг неё собралась детвора со всех окрестных домов. Всем же хотелось прокатиться. Мне, конечно, тоже. На вершине горки тут же образовалась давка, кто посильнее, норовили пролезть без всякой очереди. Меня отпихнули к краю и спиной прижали к перилам. Мне уже не хотелось кататься и я начал думать, как из этой давки выбраться. И тут на горку влезла Толстая Ленка. Её так звали, Толстая Ленка. Деваха лет тринадцати, Ленка ростом была чуть пониже моей матушки, зато в талии намного толще. Теперь представьте, что в битком набитую комнатёнку вваливается эдакая корова. И не просто вваливается, а, схватившись за перила, Ленка своей тушей даванула ребятню, будто поршень гигантского пресса. Я даже пискнуть не успел, как меня просто выкинуло с горки. Низенькие перила не были рассчитаны на такое давление и я перевалился через них. Сделав в воздухе полное классическое сальто назад, я брякнулся на спину. На моё счастье, свалившись с двухметровой высоты, я не получил даже синяка. А ведь запросто мог свернуть себе шею…

Дурацкая качель однажды мне просто чудом не пробила голову. Раскачался, попытался затормозить, а сандаль взял и слетел. Я как-то неловко повернулся и тут же оказался лежащим на земле. А над головой со свистом летала тяжеленная качель с острыми металлическими углами. Хорошо, что рядом была женщина, качавшая своего ребёнка. Я плохо соображал после падения и начал подниматься, несмотря на крик "Лежи! Не вставай!" Качель летела мне точно в темя и, если бы женщина не перехватила её, то кто знает, чем бы всё это кончилось. Несмотря на мгновенную реакцию женщины, качель была быстрее и крепко врезала мне по затылку. Признаться матушке я побоялся и врачу меня не показали. Так что сложно сказать, получил я тогда сотрясение мозга или нет. Ссадина на затылке была и голова какое-то время кружилась, это факт.

На горку-ракету взрослые старались нас не пускать, но разве за всеми углядишь? Компания девчонок лет шести устроили на ракете игру в "дочки-матери", в самой ракете сделали "дом", квартиру с кухней. Места внутри было мало, одна из девочек оступилась и нога прошла между металлическими прутьями. В это время другая девочка неловко повернулась и упала на первую. В итоге сложный перелом ноги со смещением. Никаких выводов из этого случая сделано не было, ракета стояла ещё лет шесть, пока окончательно не проржавела. Сколько на ней детворы получили ушибы, синяки и ссадины, знают только в местном травмпункте.

Это сладкое слово "дефицит"

Не было в планах писать этот рассказик, но так уж сложилось. Сперва в одной группе ВКонтакте некий деятель, увидев фотографию советской монетницы (кто-то ещё помнит, что это за штука?) с выбитой на тыльной стороне надписью "Цена 1 р. 50 коп.", радостно сообщил:

– Цена на товаре исключала возможность спекуляции!

Деятелю тут же объяснили, что дефицит легко мог продаваться и в два, и в три раза дороже государственной. И это ещё по-божески! Даже я удивился, когда в комментариях написали, что двухтомник Пикуля у спекулянтов шел по 120 рублей – при госцене два с полтиной.

А потом в коллекции советской электроники Сергея Фролова увидел игру "Электроника ИМ-28". Сама по себе игра интереса не вызывает. Даже когда пацаном был и в ДЛТ это чудо видел, не было ни малейшего желания такую игру купить. Поэтому и не узнал тогда, что для питания этой электронной коробки надобно аж 7 (прописью: семь) штук батареек 332. Вот про батарейки и расскажу.

Так случилось, что на новый 1979-й год матушка решила купить мне в подарок танк. Игрушечный, само собой. Но довольно дорогой. То ли премию внеплановую выписали, то ли подхалтурить где-то удалось, но в кои-то веки появились свободные деньги. И маманя, недолго думая, выложила энную сумму за пластмассовый танк на резиновых гусеницах. Который ещё и ездил! С кормы танка выходил провод, который заканчивался пультом управления. Танк исправно ездил и светил фарой около получаса. Потом встал. Фара ещё минут пять грустно светила тускнеющим огоньком, пока не потухла вовсе. Только тогда я догадался прочитать в инструкции, что питается танк от двух квадратных батареек и хватает их на двадцать минут беспрерывной работы. После чего батарейки надобно заменить.

Год, напомню, 1979-й, январь. Жили мы тогда на улице Бела Куна (это тогда так называли, теперь название подправили – Белы Куна), про которую я уже не раз рассказывал. Окрестности я знал отлично и где ближайший магазин игрушек и канцтоваров тоже знал. Там же, на углу Бела Куна и Софийской находился магазин радиотоваров. Где, по идее, должны были продаваться нужные мне батарейки. Взяв у матушки полтинник (батарейки тогда стоили 20 копеек за штуку, позднее цену подняли – стали стоить 30 копеек) и отправился в магазин.

Естественно, первым делом зашел в магазин игрушек. Там продавщицы снисходительно объяснили, что у них "батареек не бывает, иди, мальчик, в радиотовары". Делать нечего, пошел. Захожу в магазин, а там на прилавке табличка, на которой крупным шрифтом напечатано "Батареек НЕТ".

От досады хотелось зареветь. Наверное, на моей физиономии было такое отчаяние, что стоявший неподалеку молодой парень подошел и тихонько спросил:

– Что, батарейки нужны?

Я только головой кивнул.

– Какие?

– Квадратные, – просипел я.

– Рубль штука.

– Как рубль? – оторопел я. – Они же по двадцать копеек!

– Ну иди, покупай по двадцать копеек, – хмыкнул парень и отошёл, потеряв ко мне интерес.

Плоских батареек в свободной продаже я не встречал вплоть до развала СССР. Ну. почти не встречал – иногда под конец квартала в каком-нибудь магазине "выбрасывали", сразу же выстраивалась громадная очередь. Наученный горьким опытом, я всячески старался не связываться с игрушками и прочими приборами, которым требовались такие дефицитные батарейки. Даже девятивольтовые "Кроны" и "Корунды" было легче найти, чем плоские "квадраты". Подаренный мамой танк долгое время пылился под кроватью, иногда я его вытаскивал для игры в солдатиков. В конце концов танк был разбит вдребезги и отправился на помойку.

Книги и жизнь

В двухкомнатной квартире на Белы Куна жили две семьи. В одной комнате размещались мы с матушкой, а другую отдали слесарю ЖЭКа Ивану. Аккурат в момент нашего переезда Иван отсутствовал: взяв отпуск за свой счет, укатил в родной украинский хутор. Вернулся из отпуска не один, а с молодой супругой, Тоней. Которая уже была на сносях…

История стара, как мир. Иван любил другую, девушка отвечала взаимностью и все шло к свадьбе. Если бы не Тоня, которая решила во что бы то ни стало окрутить Ивана. Во время очередного приезда, Тоня подпоила Ваньку, благо тот на выпивку был падок. А у хмельного мужика, как известно, работает только одна голова. Та, что в штанах…

Быть может, Иван и плюнул бы с высокой колоколенки на поруганную девичью честь, да только Тоня умудрилась забеременеть. И молчала ровно до того момента, когда живот на нос полез и аборт делать было поздно. Тут уж Ивану деваться было некуда. В экстренном порядке пришлось оформлять внеочередной отпуск, справлять свадьбу и забирать нежеланную супругу в Ленинград. Вскоре Тоня родила Ивану дочку, Оксану. В жилконторе новоиспечённому папаше пообещали выделить отдельную квартиру, как только подвернется что-то подходящее. Пока же так и ютились втроём в двенадцатиметровой комнатушке.

Надо сказать, что в те времена ситуация с магазинами вообще была унылой, а в спальных районах, вроде нашего Купчино, так просто беда. С одной стороны – рядом сразу две "стекляшки", торговых центра. Чуть подальше были новый магазин и универсам "Купчинский". Вот только покупать там было практически нечего. А порой и не на что: зарплата у дворников была копеечной, если же я заболевал и матушке приходилось брать больничный по уходу за ребёнком, то становилось совсем худо. Болел же я часто. Во время очередной простуды кто-то из знакомых предложил привезти немного мёда. Это сейчас в любом магазине мёд спокойно стоит на витрине, а тогда натуральный мед разве что на рынке можно было увидеть.

Как уж там матушка сговаривалась и за какие деньги – не знаю, врать не буду. Просто в один прекрасный вечер на столе появилась пол-литровая стеклянная баночка с чем-то очень солнечным на вид. Содержимое тут же взялись проверять. Знаете, какой способ проверки мёда тогда считался самым точным? С помощью химического карандаша. Берете капельку мёда и опускаете в неё грифель. Если карандаш начал растворяться – вместо мёда вам всучили сахарный сироп.

Наш мёд оказался правильный и очень вкусный. Я проглотил чайную ложку мёда, запил кружкой горячего чаю и укутался в одеяло поплотнее. Всем ведь известно, что при простуде важно хорошенько пропотеть.

Матушка тем временем направилась на кухню, на ужин чего-нить состряпать и покупкой заодно похвастаться. Меня от мёда и тепла разморило, потянуло в дрёму… И уж почти совсем уснул, когда в комнату влетела матушка, буквально клокоча от еле сдерживаемого хохота.

На кухне сидел Иван, чаи гонял. Матушка ему к чаю предложила медок попробовать. А надо сказать, что отец Ивана ульи держал и Ваня сызмальства толк в мёде знал. Как заправский дегустатор Иван принял немного мёда, покатал его языком во рту, размазал по нёбу… И вынес вердикт: мёд высшего класса.

В это время Тоня решила посмотреть, чем супруг на кухне занят. Увидев баночку с мёдом, тоже попросила попробовать. После чего безапелляционно заявила:

– Это не мёд!

Иван чуть с табуретки не навернулся:

– А что же это тогда?

– Я не знаю, что это, – фыркнула Тоня. – Но это не мёд! Мёд горький!

Прохохотавшись, матушка так завершила рассказ:

– Видимо, Тоня Чебухайкиного мёда отведала.

– Какого мёда? – Не понял я.

– Ты лежи спокойно, не раскрывайся, а то всё лечение зазря! – Матушка поправила сползшее одеяло. – У меня в деревне книжка была, вот только название забыла. Там про одну бабу деревенскую рассказывалось. Если что-то не поймет, то вместо "Чего?" или "Что?" говорит: "Чё?" Если не поверит кому, то скажет: "Бу!" Это у нее вместо "Будет врать!" А смеялась она "Ха!" Ну и прозвали ее Чебухайкой. Жадная была эта Чебухайка. Раз на какой-то сельский праздник пошла, на дармовщину поесть-выпить. А тут принесли что-то незнакомое. Чебухайка спрашивает: "Чё это?" Ей говорят: "Мёд!" А она сроду мёда не едала, только слыхала, что очень де вкусно. Выбрала момент, когда никто не видел, полную ложку зачерпнула да в рот. И чуть не задохнулась от горечи! Вместо мёда полную ложку горчицы хватанула. С тех пор на селе горчицу не иначе как Чебухайкиным мёдом не называли!

Мы снова расхохотались.

– Вот Тоню нашу, видно, тоже кто-то Чебухайкиным мёдом угостил. Жаль только, что название книжки забыла, перечитать бы… Ну, может, попадется когда.

С той поры прошло без малого сорок лет. Мам! Я теперь знаю, как называлась та книжка! "Липяги", а написал её Сергей Крутилин.

Книжные дети

Кстати, о книгах.

Читать я научился рано. Я любил слушать сказки из "Весёлых картинок", постоянно просил маму почитать. Но ведь нужно ещё бельё постирать, еду приготовить, отдохнуть перед рабочим днём. И матушка стала показывать мне буквы, научила складывать их в слова. В пять лет я уже бегло читал. Мама рассказывала: в Петрославянке пришли к соседям, у них пацан моего возраста. Пока взрослые свои проблемы решали, нам дали какую-то детскую книжку-игрушку, где рисунков больше, чем букв. На глазах ошалевших хозяев я отодвинул игрушку в сторону и пошёл к книжному шкафу, достал толстый том со сказками Пушкина.

С той поры вопрос "что бы почитать?" стоял ребром. У нас в доме книжек было мало, мотаясь по общежитиям библиотеку не соберёшь. Поэтому читал я буквально что попадётся. Когда мы на Белы Куна жили, матушка прикупила книжку о революционере Василии Шелгунове. Долгое время любимой была книжка о какой-то стройке, которой руководил громадный дядька по прозвищу Голова. Книжка была довольно забавно написана и в сюжете присутствовал свой дед Щукарь по имени Ардальон Тимофеевич. Супруга Тимофеича не выговаривала несколько букв, что придавало комизма сюжету. Книжка потом потерялась, автора и название забыл намертво.

Когда мы переехали на Тверскую, я стал самостоятельно посещать Дом книги и магазин "Подписные издания" на Литейном. И практически всегда уходил с пустыми руками. Самые интересные и желанные книжки продавались только по подписке или в обмен на макулатуру. Оба варианта нам не подходили совершенно. В свободной же продаже чаще всего было то, что литературой назвать сложно. Скорее, как раз макулатурой… Почему нельзя было перестать печатать миллионными тиражами дерьмо, вроде педагогических мемуаров товарища Витченко, а сэкономленную бумагу и краски использовать для печати Дюма или Конан Дойла? Не знаю. Просто констатирую факт: купить хорошую книгу можно было только случайно. Как, например, томик рассказов Герберта Уэллса, который матушка купила в трамвайном парке имени Смирнова. В день выдачи зарплаты местный руководитель общества книголюбов выложил несколько книжек, среди которых был тот самый сборник. По какой-то причине я был вместе с мамой, увидел имя Уэллса на обложке и уговорил её купить. Ни в одном книжном магазине я этого сборника не встречал.

Если в книжных магазинах хороших книг нет, то читатель идёт в библиотеку. Я всегда записывался во все школьные библиотеки, был записан в детскую районную библиотеку и в городскую имени Пушкина. Позже записался в библиотеку имени Маяковского. По моей просьбе матушка записалась в библиотеку трампарка. Общий вывод: если книга пользуется спросом, то получить её практически нереально. Александр Дюма, Жюль Верн, Артур Конан Дойл – их можно было даже не заказывать. Впрочем, с Верном было чуть лучше, "Двадцать тысяч лье под водой" я вообще нашел на стеллаже Маяковки. В детской библиотеке на Четвёртой Советской мне как-то посчастливилось найти потрёпанный том "Незнайки на Луне". В остальном ситуация была немногим лучше, чем в книжных магазинах и порой напоминала разгребание кучи мусора в поисках жемчуга. Например, в Маяковке неожиданно откопал пару книжек Яна Линдблада. Но всё же основным поставщиком книг были друзья и знакомые. Мне повезло, что на Тверской наш дом соседствовал с "романовским" домом. У Андрюхи Кальченко удалось выпросить четырёхтомник Николая Носова, у Лёшки Смородникова было восемь томов сочинений Конан Дойла. "Три мушкетёра" и "Двадцать лет спустя" оказались в библиотеке у Славки…

Нехватку книг частично компенсировали журналы – московский "Пионер", питерские "Костёр" и "Искорка". Благодаря "Пионеру" познакомился с произведениями Крапивина, Томина, Железнякова. В "Искорке" больше всего запомнились повести Александра Житинского. Из взрослых журналов мне доводилось читать питерскую же "Аврору" – именно там я впервые прочитал "Хеопса и Нефертити" Житинского.

Часть книжек мне довелось прочитать благодаря больницам. Ведь что такое детская больница в СССР? Это смертная тоска, где нельзя посмотреть телевизор, даже если он есть. Никаких смартфонов, планшетов, интернетов и прочих развлечений. Лишь однажды на отделении, где я лежал, у пацана оказался транзисторный приёмник, иногда удавалось послушать. Остаются только книги. Хорошо, если родители принесут интересную книжку. Если нет, то просишь у соседей по палате. Однажды мне в руки попали "Волшебник Изумрудного города" и "Урфин Джюс и его деревянные солдаты". Но вплоть до девяностых годов я даже не подозревал, что Волков написал ещё шесть книжек. Только став взрослым, после развала СССР, я смог купить именно те книги, который хотел.

Человечьи очистки

Помните, как в "Собачьем сердце" пёс Шарик дворников определил?

"Дворники из всех пролетариев – самая гнусная мразь. Человечьи очистки – самая низшая категория".

Судя по всему, сейчас так считают не только собаки…

Не знаю, как при проклятом царизме, а в Советском Союзе на каждый панельный крупнощелевой дом полагалась целая бригада дворников. Один придомовую территорию убирает, другой лестницы моет, третий мусор возит. То есть, вроде бы и все работы распределены, а никто ни за что не отвечает. Как у Райкина: "Кто сшил костюм? – МЫ!"…

Маманю мою поставили на уборку территории, выделили участок аккурат вокруг нашего дома. Ну, летом все участки более-менее одинаково выглядели. Дворников, чтоб дурью не маялись, то на покос травы зашлют, то ещё какую непрофильную работу найдут… Но в целом лафа, рай для лентяев. Утречком пробежался по участку, мусор собрал, метлой махнул, кое-когда водой из шланга асфальт помыл – и день свободен.

Но, как это обычно бывает, вдруг зима неожиданно наступила. Матушка-то десять лет стрелочницей отпахала, привыкла снег лопатой кидать. Чего не скажешь о её коллегах. Моя часов с пяти уже на участке, дорожки разгребает, лёд песком посыпает, чтобы люди на работу не по сугробам лезли и ноги себе не ломали. А у соседей сугробы как в блокаду, только тропки посреди протоптаны… Люди матерятся, в контору жалобы пишут, а в конторе только отмахиваются и всех скопом премии лишают – и кто работал, и кто круглыми сутками водку пил…