Санаторий строгого режима

Наталья Мусеева

Санаторий строгого режима

Глава 1

– Как же больно, Господи, что со мной произошло? – Девушка, лежащая на кровати и почти полностью обмотанная бинтами, открыла глаза и попыталась дотронуться до головы, но не смогла, так как правая рука ее была прикована наручником к металлической кромке кровати, левая же была в гипсе от запястья и до самого плеча, что так же препятствовало движению.

Несмотря на такую неподвижность, она смогла все-таки собраться с силами и осмотреть место, в котором находится, хорошо, что хоть головой удалось повертеть. Похоже, это больничная палата, все говорит об этом и светлые стены и ее кровать и приборы, к которым она была подключена, вот только было и что-то пугающее в этом месте. Например, зачем наручники? И еще – во многих ли больничных палатах вместо двери, да и на окнах есть металлическая решетка?

– Что смертница, очухалась все-таки? А мы уже думали, что не выживешь. Ты зачем на Кукушку с кулаками накинулась, неужели жить надоело? Хоть бы о ребенке, дура, подумала. – Это заговорила странная женщина, отпиравшая ключом решетку и входящая в помещение. Она была бы очень похожа на медсестру, если бы ее наряд не был столь неопрятным. Высокая и довольно полная тетка была одета в некогда белый костюм, в которых ходят медики. Вот только он был до такой степени застиранным, что в некоторых местах уже расползался на нитки, да и цвет у него был скорее светло-черненьким, чем белым.

– Простите, вы со мной разговариваете? – Спросила девушка.

– Ух, нифига ж себе, это откуда такая интонация, может ты и слово «пожалуйста» в коме-то выучила? К тебе, к тебе. А ты что хочешь сказать, что не узнаешь меня или не помнишь, как сюда попала? – Ответила тетка.

– Нет, не помню. – Сделав над собой усилие, девушка попыталась восстановить в памяти события последних дней, но ей это не удалось.

– А имя-то свое хоть знаешь? – Прищурилась тетка.

– Да, – поспешно ответила больная, однако чуть помолчав, продолжила, – но не помню…

– Ну-ну, в твоем-то положении только амнезию разыгрывать и остается. Ладно, лежи – отдыхай, пока можешь, скоро Степан Степаныч придет – он тебя быстро из этого анабиоза выведет.

– А что случилось? Почему на мне наручники? И не могли бы вы дать мне воды? Я очень пить хочу.

– Ладно, ща принесу воды. А на счет наручников – это ты молодец, правдоподобно поешь. Только пойми, что пока ты в дурке будешь отсиживаться, твое дите нафиг никому не нужно, увезут его в приют, и никогда больше не увидишь. Ты это, кончай придуриваться, признайся во всем, раскайся и возвращайся к пацану, а то только хуже будет. Лучше пусть взыскание впаяют, чем ребенка лишат. – Сказав все это, тетка вышла, не забыв при этом, запереть решетку на ключ.

Девушка же приложила максимум усилий для того, чтобы вспомнить, как она сюда попала, и вообще – кто она. О каком ребенке говорит эта женщина, о каком Степан Степаныче. Что вообще происходит?

От серьезных усилий дико разболелась голова, а еще очень тяжело было лежать без движения, так как все тело болело и дико чесалось, но как бы она не старалась, так и не смогла пошевелиться, разве что только кончиками пальцев, да и то с усилием. От боли и собственного бессилия девушка тихо заплакала.

Не прошло и пары минут, как вернулась ее недавняя собеседница, в руках она держала стакан с соломинкой. Поднеся его ко рту девушки, она заговорила уже не так грубо:

– Ну-ну не реви, все в жизни ошибаются, правда ты накосячила от души, теперь разгребать будешь пару – тройку лет, но главное, что однажды это закончится, понимаешь и ты вернешь свою жизнь – выйдешь на свободу и станешь обычной, понимаешь, нормальной бабой, как все.

С трудом оторвавшись от воды, которая в данный момент казалась просто божественным нектаром, девушка начала быстро говорить:

– Вы не понимаете, я честно ничего не помню, куда и зачем я должна выйти, кто вы, о каком ребенке вы говорите, я себя не помню, я с ума сойду от этой боли и этих мыслей, – и снова зарыдала, или даже скорее завыла.

– Ладно, не ори так, а то сейчас вколю лекарство, и снова заснешь, лучше лежи и память напрягай, если конечно, это правда и ты реально ничего не помнишь. – С этими словами тетка снова вышла за дверь и на этот раз пропала надолго.

Она напрягалась изо всех сил, но память не хотела с ней сотрудничать, а еще постоянно отвлекала боль, и не было, пожалуй, такого места, которое бы не болело: голова, руки, ноги, живот и желудок, каждый орган, каждый сантиметр тела ныл, болел или просто разрывался.

Девушка долго еще лежала, пытаясь выдавить из себя хоть частичку воспоминаний, но в голове так и не родилось ни одного события из прошлого. От этого становилось с каждым мгновением все страшнее, но плакать сил уже не было, да и напряженная работа мозга отнюдь не способствовала восстановлению его прямых обязанностей, а только лишь наращивала вполне реальную боль. Однако она не потеряла способность говорить и мыслить, значит не все так ужасно, скорее всего, это и вправду амнезия, как и сказала та странная женщина, и остается лишь надеяться, что она носит временный характер. От всех этих переживаний, девушка очень устала и наконец, ослабленный организм, не справившись с нагрузкой, снова погрузил ее в сон. Однако этот сон был не таким как у обычных людей, без ярких цветов и знакомых лиц. Она перенеслась из места своего заточения в другую комнату серую и без какой-либо мебели, что было не намного лучше или даже еще страшнее ее сегодняшней реальности. Девушка, металась по этой комнате, пытаясь найти выход, но лишь снова и снова ударялась о стены, которые будто толкали ее, от чего на теле образовывались жуткие ушибы и ссадины. Ей было больно и страшно, но этот кошмар никак не заканчивался…

– Вера просыпайся, давай-давай, у меня времени мало, а ты тут разлеглась.

Услышала девушка голос сквозь сон и наконец, обнаружив дверь, будто кубарем вывалилась из своей комнаты-ловушки.

Открыв глаза, она увидела перед собой довольно приятного мужчину, на вид ему было около пятидесяти лет – аккуратный, интеллигентный и он улыбался.

– Зинаида сказала, что ты очнулась. Расскажи ка мне о своих ощущениях…

– Кто вы?

– Я Степан Степанович – врач нашей тюремной больницы, а ты меня совсем не узнаешь?

– Нет.

– А как тебя зовут – помнишь?

– Нет, – по щекам девушки снова потекли слезы, потому как она вдруг осознала, что сказал ей мужчина. – Я что в тюрьме?

– Да, дорогая, в ней самой, но ты не огорчайся сильно, скоро память к тебе вернется, и ты вспомнишь, что довольно хорошо тут устроилась, прям как в санатории.

– За что меня сюда упрятали?

– Ну, знаешь ли, я не твой духовник и не адвокат, о твоих злодеяниях я почти ничего не знаю, это ты потом сама выяснишь, от меня зависит только твое физическое здоровье. Хотя, откровенно говоря, я думал, что ты уже не выберешься из комы, ну а если и откроешь глаза, то превратишься в новорожденного ребенка, а ты вот какая сильная – проснулась и говорить начала и глазками хлопаешь.

– Что со мной? Почему все тело болит и чешется?

– У тебя переломов и ушибов много, когда тебя привезли, пришлось делать МРТ, была сильно повреждена голова. Я тебя подлатал, где понадобилось, швы наложил, а где надо было – гипс, в общем-то, его можно уже снять и тебе станет легче, а вот что с головой твоей делать, откровенно говоря, не знаю, пока понаблюдаем.

Доктор начал выключать оборудование, которое до этого мигало и жужжало у меня над ухом, он вытащил иглу из моей руки, а потом вышел, видимо за каким-то оборудованием.

Девушка чуть расслабилась, страшно конечно то, что с ней произошло, но главное, чтобы она снова смогла двигаться, а с остальным уж как-нибудь разберется и справится.

– Сейчас гипс снимем и посмотрим, что у тебя с костями и твоими ушибами, заодно и швы снимем.

– Ой, а это больно? – Пискнула девушка, зажмурившись.

– Ну, уж не больнее, чем момент, когда я собирал тебя по частям с «поля боя», потерпишь, зато потом сразу станет легче, – успокоил врач.

– Какого еще поля боя?

– Ну да, ну да, ты же не помнишь, ну я тебе чуть расскажу. Ты зачем-то решила напасть на одну из самых сильных и агрессивных наших заключенных. Бой был явно неравным и не продлился долго, буквально через несколько минут охранники оттащили Ирину от тебя, но было уже поздно. Когда я прибыл на вызов, ты лежала на полу, у тебя были множественные переломы и ушибы, частично повреждены даже внутренние органы, будто тебя каток асфальтный переехал. Но сильнее всего пострадало не тело, его-то я могу вылечить, хуже всего дела обстоят с твоим мозгом.

Рассказывая все это доктор, не отвлекаясь, разрезал гипс и снимал его один за другим.

– Вот так, теперь все это нужно обработать и проверить, что как зажило. – Наконец сказал он.

– Простите, а не могли бы вы мне заодно дать зеркало? Я очень хочу себя увидеть.

– Вряд ли тебе это сейчас как-то поможет, поверь, я видел тебя до драки, и ты выглядишь на самом деле совсем иначе, нежели сейчас. В общем, вряд ли сможешь вспомнить свое лицо, глядя на сегодняшнее отражение.

– Все равно, я хочу хоть понимать, как выгляжу и какие у меня повреждения.

– Хорошо, сейчас Зинаида придет, обмоет тебя и обработает все, а я когда приду снимать швы, захвачу зеркальце, хоть это и в нарушение правил.

– Спасибо!

Этот человек явно не ожесточился, даже не смотря на то, что ему приходится работать в таком страшном месте, как тюремная больница. А пока рядом есть вот такие адекватные люди, есть надежда на светлое будущее.

Буквально сразу за доктором в палату зашла та самая тетка, видимо ее и звали Зинаидой и, судя по всему, она работала тут то ли медсестрой, то ли санитаркой. Она принялась обтирать меня губкой и почти холодной водой, от чего я стала ойкать и подергиваться, так как процедура была весьма неприятной и даже болезненной. С другой стороны, уже через пару секунд я испытала облегчение зуд, мучивший меня с момента пробуждения постепенно начал проходить.

– Спасибо! – Искренне поблагодарила девушка Зинаиду.

– Ты точно больная, я в шоке, раньше от тебя слова доброго никто не слышал, а тут спасибо, пожалуйста, может и к лучшему то, что с тобой случилось и лучше твоей памяти не возвращаться.

– Не говорите так, мне нужно вспомнить, кто я, это сводит с ума, я не понимаю, как мне жить дальше и все что я узнала от вас и доктора никак не вяжется у меня со мной. Я, конечно, не помню, что делала до того, как тут оказалась, но понимаю, что не могла совершить преступление и уж точно не способна выжить в тюрьме. Еще мне не дает покоя ребенок – как я могла забыть ребенка, ну нет у меня ни малейшего ощущения, что я – мама. Если бы только память вернулась, я смогла бы разобраться во всем.

– Вернется, Степан Степаныч сказал, что ты сильная и организм молодой, если так быстро и легко вышла из комы почти без потерь, то и память восстановишь.

– А как меня зовут?

– Так Веркой, вспоминай-вспоминай, только после драки с Кукушкой тебя теперь тут никто иначе, как самоубийцей не зовет.

Эта женщина мне уже не казалась такой неприятной она, скорее всего, просто устала работать в таком сложном месте и нагрузка у нее, наверное, большая и люди, с которыми приходится общаться отнюдь не белые и пушистые.

Отмыв меня и обработав раны, Зинаида снова ушла и на этот раз девушка надолго осталась одна. Теперь ей уже было чуть легче, она могла шевелиться, да и чувствовала себя намного лучше. Вера с трудом села на кровати и смогла осмотреть свое тело, насколько это было возможно в таком неудобном положении. Руки и ноги в ссадинах, на животе шов, но похоже он уже зажил. Правильно сказал врач, она будто в мясорубке побывала, что ж там за Кукушка такая, что смогла так изувечить человека, тем более что, судя по всему, драка длилась всего пару минут. Да уж, тело-то заживет, как же теперь вспомнить все.

Изучив свое тело, и слегка успокоившись, Вера снова погрузилась в сон, надолго ли – неизвестно, но на этот раз все было иначе. Она увидела во сне парк, на дорожках которого лежали пожелтевшие листья. Она прогуливалась по территории и будто кого-то искала, вот он, сердце замерло, вдалеке появился едва различимый высокий мужской силуэт. Сердце наполнилось любовью и радостью, но в тот же момент она вынырнула из забытья, ее снова вырвали оттуда сильной рукой. Снова открыв глаза, Вера вернулась к своей новой такой нереальной реальности. Рядом с ней на кровати сидел Степан Степанович.

– Тебе, похоже, что-то приятное снилось, ты улыбалась.

– Да уж, странное чувство, я будто побывала в своей обычной жизни, вот только она никак не связана с тюрьмой.

– Ну, такое бывает, ты же жила как-то до заключения, возможно это хороший знак, может, через сны ты начнешь что-то вспоминать.

– Надеюсь, мне это очень нужно.

– Так хватит болтать, у меня работы еще полно, я хочу проверить твою двигательную активность и снять швы.

Доктор начал выполнять свою работу. Аккуратно сняв швы, он начал прощупывать все кости Веры, одну за другой, сгибая и разгибая поочередно каждую руку и ногу. Проверив все и кажется, оставшись довольным, он встал и уже готов был уйти…

– Подождите, пожалуйста, вы обещали принести зеркало, – напомнила девушка.

– Ах да, надеялся, что ты не вспомнишь. – Он достал из кармана маленькое складное зеркальце, какие носят девушки в своих сумочках.

Вера взяла его в единственную свободную руку и поднесла к глазам. Отражение мало ее порадовало, сквозь стекло на нее смотрело страшное опухшее создание с синевой вокруг глаз и распухшей с одной стороны скулой. Бровь так же видимо была зашита.

Степан Степанович проследив за ее взглядом тут же сказал:

– У меня был чуток само рассасывающихся ниток, так что бровь я тебе зашил ими, чтоб шарм в тоге был поменьше, когда все заживет.

– Спасибо! – Только и смогла вымолвить она, после чего захлопнула зеркальце и передала его доктору.

Она снова улеглась на кровать и, свернувшись калачиком, закрыла глаза, но тут же взвыла от боли.

– Что случилось? – Вернулся доктор.

Вера схватилась за запястье, которое было пристегнуто наручниками. Только тут он заметил, что оно сильно распухло и там, где металл соприкасался с кожей, проступила кровь.

– Да уж, сейчас и эту неприятность решим, у тебя зажила вторая рука, давай попросим охранника пристегнуть ее, а эту рану обработаем. – Так и поступили и, хотя наручники причиняли явный дискомфорт, все же стало намного легче, но надолго ли…

Чем заняться лежа в больничной палате и будучи прикованной к кровати? Правильно – думать, но о чем? В голове Веры вдруг возникла мелодия сперва тихая и ненавязчивая, а за ней начали всплывать и слова детской песенки, про облака, которые словно белогривые лошадки мчатся по небу. Настроение стало чуть лучше, это уже что-то мелкая, но все-таки победа, значит, память вернется, на это просто нужно время. Пребывая в таком приподнятом настроении, Вера решила продолжить мозговой штурм. Она начала произносить вслух свое имя на разные лады, прислушиваясь при этом к собственным эмоциям. Ну, должно же возникнуть хоть какое-то ощущение чего-то знакомого, но нет, собственное имя не вызвало никаких эмоций, она так и не вспомнила, чтобы кто-то ее когда-то называл Верой, Верочкой, Верунчиком.

Не важно, это была только попытка, нужно придумать еще что-то, например, попытаться вспомнить сына, уж рождение ребенка точно оставляет неизгладимый след в душе каждой женщины. Она снова напряглась что было сил, но ничего, абсолютно ничего не смогла вспомнить. Ни то, что самого сына, не было в душе ни малейшего ощущения нежности, никаких эмоций, связанных с тоской по ребенку и вообще ничего из того, что могла бы испытывать мать в разлуке со своим чадом. Что ж, тут тоже промах.

От этой долгой и напряженной работы над собой, Вера выбилась из сил, у нее было ощущение, будто она в одиночку поле перепахала. И девушка снова погрузилась в сон, на этот раз без всяких картинок и эмоций, она просто выключилась, забывшись на всю ночь от того кошмара, в который превратилась ее жизнь.

Утро было безрадостным, Вера проснулась так же внезапно, как и погрузилась в сон. Похоже, теперь этот «День Сурка», никогда не закончится и она так и станет засыпать и просыпаться, видя одну и ту же картинку и пытаясь справиться с собственной беспомощностью.

Что же ее разбудило? Ах да, этот ужасный звук скрежета, какого-то лязганья и криков какой-то девушки. Похоже, кому-то сейчас очень больно, в коридоре слышались еще какие-то голоса, и все они были мужскими. Вера прислушалась к разговорам, похоже, охранники привезли еще какую-то заключенную, то ли у нее рука сломана, то ли нога, но ей явно очень больно, потому как вой не прекращается уже минут пятнадцать и от него кровь в жилах стынет.

Но вот все стихло, похоже, девушке дали обезболивающее или успокоительное, но она затихла, и вой больше не возобновлялся. А вместе с ним затихли и остальные голоса, Вера слышала только изредка шаги тех, кто ходил по коридору и клацанье решеток которые, по всей видимости, запирали двери соседних палат, так же как и ее.

Чтобы хоть чем-то себя развлечь, Вера начала снова свой «мозговой штурм», все-таки вчера ей удалось добиться пусть минимальных, но все же результатов, а значит, память можно возродить, приложив к этому максимум усилий. Она снова напряглась, пытаясь представить свой дом, свою работу, родителей, погрузившись в состояние едва ли не близкое к трансу, но тут же услышала уже знакомый голос и как-то мгновенно вынырнула из своего забытья.

– Ну что тут у нас? Как спалось моей пациентке?

– Хорошо спалось, наверное, только вот лежать уже сил нет. У меня все кости болят, кажется не от повреждений, а от нехватки движения.

– Это да, я понимаю, как раз думал назначить тебе с сегодняшнего дня курс упражнений, с ними и развлечешься немного и заодно разработаешь застоявшиеся мышцы, так что попозже к тебе придет Валентин Ефимович, он поможет встать и выполнить то, что намечено. А еще я попросил руководство пригласить к нам мозгоправа, ты знаешь, мне даже не отказали, хотя я был уверен в том, что тебя никто не захочет лечить. Так что считай, что тебе повезло.

– Меня что считают психически больной?

– Нет, что ты, с тобой поработает специалист, у которого есть опыт именно по восстановлению памяти после подобных твоей, травм. Знаешь ли, я хоть и врач широкого профиля, но мозг – не мое направление, тут я бессилен, а Алла Борисовна как раз с подобными случаями и работает. Да и откровенно говоря, она единственный доктор, согласившийся приехать колонию, у нее тут личная заинтересованность, ну да нас это никак не касается, главное чтоб помогла.

– Это точно. А когда она приедет? Мне уже невтерпеж выбраться отсюда, хоть за пределами больницы, наверняка и не сладко, но лежать овощем на кушетке еще хуже. Лучше уж определенность, чем такое неведение, как у меня.

– Да вот как раз сегодня она и обещала приехать на первый сеанс, ну а дальше уж как пойдет. Пока ей нужно оценить твое состояние и решить, готова ли она в целом с тобой работать.

– Отлично, я очень надеюсь, что она возьмется за меня и главное поможет вспомнить все.

Все будет хорошо, отдыхай пока и Валентина Ефимовича, если будешь его слушаться, то скоро сможешь бегать.

– Где уж тут бегать? Я б и сейчас побежала, да некуда. – Грустно вздохнула девушка.

– Ну да, прости, что-то я совсем забылся, с сегодняшней утренней суматохой, странно, что еще имя свое не забыл. В общем, отдыхай пока. – Доктор встал и собрался выйти, но Вера его остановила.

– А что там за крики были?

– То подруга твоя Миронова сильно поранилась на производстве, но не переживай уже все хорошо, кровотечение остановили, жить будет, а повезет, может и руку спасем. Хотя да, ты же не помнишь.

– Нет, совсем не помню, странно у меня есть подруга, а я даже представить себе ее не могу. – Вера снова погрузилась в свои невеселые мысли, а врач тем временем удалился, заперев решетку на ключ.

Глава 2

Девушка, наверное, снова бы заснула, однако далее к ней начали приходить посетители. Сперва пришла медсестра, она разительно отличалась от вчерашней Зинаиды, во-первых опрятным внешним видом, во-вторых своим настроением.

– Здравствуйте! – Бодро сказала она, заходя в палату.

– Доброе утро, – Вера даже улыбнулась, увидев такое приятное доброе лицо.

– Сейчас я вам оставшиеся ранки обработаю, а потом к вам придет доктор, физкультурой с вами займется.

– Спасибо! А Зинаиды сегодня не будет?

– Нет, у нее смена закончилась. Сегодня с вами буду я. А вы и вправду ничего о себе не помните, и меня не узнаете?

– Правда. А мы с вами знакомы?

– Да уж, меня зовут Настей – улыбнулась девушка, – вы у нас частая гостья, то палец себе прострочите на швейной машинке, то упадете и что-нибудь сломаете, то подеретесь. И сынишка ваш такой же неугомонный, хотя его-то я видела всего пару раз, на мои смены он к нам редко попадал.

– Расскажите мне об этом месте, может, вы знаете и за что я тут… – С надеждой попросила Вера.

– Ой, нет, не скажу вам, за что вы тут оказались. Ну а место как место – это колония для женщин, которые преступают закон не в первый раз.

– Ничего себе, так я оказывается рецидивистка…

– Да, тут все такие, первоходок сюда не отправляют.

– А ребенок у меня, откуда разве в тюрьму можно сесть вместе с ним?

– Сесть нельзя, а вот родить здесь можно, и вы родили мальчишку. Вы что и его совсем забыли.

– Это меня и тревожит, вот и Зинаида мне вчера все про сына твердила, а я совсем ничего вспомнить о нем не могу, ни как зовут, ни сколько ему лет, даже лица не помню, и вообще факта его существования…

– Это ужасно, мальчика вашего зовут Никитой, ему вроде шесть лет, вы забеременели в первый же год, как сюда попали и рожали здесь у нас. Зинаида помогала, роды у вас принимать и уж очень она к ребеночку прикипела, потому и переживает, что вы его бросили, пойдя на такую авантюру.

– Да, я уже поняла, что я полезла в драку, но хоть убей, не представляю себе, зачем это сделала.

– А как же тут можно забеременеть, если колония женская?

– Ой, да мало ли, от кого вы все беременеете, тут же каждая вторая заключенная рожает, чаще ради смягчения условий пребывания, да и просто по глупости. Все находят себе кавалеров, кто на «вечеринках», они хоть редко, но случаются, когда на концерты к заключенным привозят таких же арестантов, но из мужского корпуса, да и охранники наши не промах, у каждого тут минимум по одной любовнице. Женщины они ж такие, везде любовь ищут, даже в этом страшном месте.

– Это вы правильно сказали, место страшное. Как же вас так угораздило устроиться сюда работать?

– Это дело случая, когда после института распределение было, меня парень как раз бросил, и я очень хотела подальше от своего города уехать. Все девчонки пошли скопом работать в нашу областную больницу, там как раз медсестер не хватало, а я вот согласилась на место здесь. Ну а что, не так уж все и плохо, живу в хорошем доме практически бесплатно, на работу меня возят, едой и всем необходимым я тут обеспечена. Да и отношение здесь к сотрудникам хорошее, даже пациентки в основном смирные, это только кажется, что те, кто закон преступил грубые и невежественные, ан нет, многие девушки тут с высшим образованием, а порой и не одним.

– И что никто не кидался на вас ни разу, не оскорблял?

– Ну, были, конечно, случаи, но это скорее исключение. Я на таких внимания не обращаю, мне их жаль, они просто отчаялись уже начать нормальную жизнь. Большинство же – адекватные интересные личности, так что я не считаю, что сделала какой-то неверный выбор, меня все устраивает.

– Но работая тут, наверное, и личную жизнь невозможно устроить?

– Не скажите, как раз легко, знаете, сколько у меня тут поклонников, – захихикала Настя, – просто отбоя нет. Но мне они все и не нужны, я с доктором встречаюсь, он мне уже и предложение сделал.

– Со Степаном Степановичем? – Удивленно спросила Вера.

– Нет, ну что вы с Валиком, точнее Валентином Ефимовичем, он сейчас с вами физиотерапией займется. – Чуть смутившись, ответила она.

Потом Настя как-то засуетилась, видимо испугавшись, что взболтнула лишнего, быстро собрала все свои инструменты в коробочку и, попрощавшись, ушла, а я стала дожидаться загадочного доктора.

Ждать пришлось совсем недолго, Валентин Ефимович пришел буквально через пятнадцать минут. Он оказался вовсе не таким словоохотливым, как его невеста. Напротив, едва поздоровавшись себе под нос, он перешел к своей работе. Тщательно промассажировав мои конечности, он помог мне встать, а затем позвал охранника, чтобы тот снял с меня наручники. Я, наконец, могла насладиться относительным состоянием свободы, но не тут-то было. Близость этого угрюмого человека с его ледяными и какими-то грубыми прикосновениями, меня только напрягала. На каком-то подсознательном уровне я чувствовала его агрессию, это вовсе не милый молодой человек, все – его взгляд, голос, движения просто сквозили ненавистью ко всему живому. Однако мне пришлось подчиниться, я встала на ноги и начала выполнять те упражнения, которые мне показывал врач.