Записки человека долга (сборник)

– И это позиция полицейского офицера? – спросил я. – Абсолютно не мотивированное убийство, а это всегда странно…

– Как вы поступите, если окажетесь перед глухой стеной, которую невозможно обойти или взорвать?

– Поищу калитку, – сказал я.

– А если калитки нет? Мы здесь стоим перед стеной, давно разбили о нее кулаки, а кое-кто и головы…

– Понятно, – сказал я. – Вы признаетесь, что увидели в случае с Тампом Нечто, но боитесь, что окажетесь бессильны что-либо выяснить… Что он говорил на допросах?

– Орал, чтобы его повесили… Вот, возьмите. Сделали специально для тюрьмы.

Он положил мне на колени бордовое удостоверение криминальной полиции, украшенное моей фотографией, заверенной двумя печатями. Очередная вымышленная фамилия в сочетании со званием старшего инспектора.

– Комиссар, что вы знаете о проекте «Гаммельн»?

– То же, что и все, – сказал он.

– То есть?

– Знаете что, поговорите вы об этом с мэром. Родилась эта светлая идея в его аппарате, они сами запрягли ученых и курировали всю работу до завершения проекта. Разумеется, в контакте с вашей Коллегией, как вы знаете.

Я ничегошеньки не знал, но не рассказывать же комиссару, что мне всего лишь подсунули альбом газетных вырезок о чудесах города и краткое изложение ученых дискуссий. Я и понятия не имел, что существуют некие проекты. Честно говоря, с таким я еще не сталкивался. Скрывать от офицера моего ранга материалы, касающиеся операции, которую ему предстоит отработать, – нечто ненормальное. Значит, у Святого Георгия были на то свои причины…

Зипперлейн тормозит перед железными воротами, и створки начинают медленно раздвигаться. Тюрьма выглядит как все тюрьмы, к сожалению, сохранившиеся еще на планете, – угрюмые здания с зарешеченными окошечками и вовсе без окон, ни клочка живой земли, сплошной бетон и асфальт, спирали проволоки по гребню высоких стен, сторожевые вышки.

Мы сдали на контроле оружие и направились к главному корпусу, эскортируемые сержантом в голубой униформе. Из вольера на нас залаяли здоровенные овчарки. Каждый раз испытываю досадный стыд и мучительную неловкость, шагая по этим коридорам. Немало народу попало сюда в результате моих трудов, но от этого не легче – всегда кажется, что мы работаем плохо, что все, кому надлежит здесь сидеть, еще сюда не попали…

У входа сержант препоручил нас молодому лейтенанту. Тот провел нас по длинному коридору с нумерованными дверями, мы миновали три препятствия в виде глухих решеток – при каждой имелся надзиратель со связкой магнитных ключей и «Штарком» через плечо, – спустились в полуподвал и вошли в маленькую комнатку с прикрепленными к полу столом и табуретками. Лейтенант жестом пригласил нас сесть, четко козырнул и вышел.

– Вам обязательно нужно, чтобы я присутствовал? – недовольно спросил Зипперлейн.

– Вы же печетесь о секретности, – сказал я. – Посудите сами: какой-то инспектор остался с подследственным, а комиссар ждет под дверью. Несуразица, а?

Он не нашел, что ответить, присел и зябко поежился. Ничего, подумал я. Происходящие вокруг чудеса – еще не основание для того, чтобы опускать руки и жаждать отставки…

Ввели подследственного. Мужчина несколькими годами старше меня, светловолосый, с аккуратной шкиперской бородкой. При других обстоятельствах производил бы впечатление приятного, обаятельного человека, души компании, хорошего семьянина и любящего мужа – каким он и был до недавнего времени, судя по досье…

– Садитесь, – сказал я ему. – Конвой свободен.

Зипперлейн откинулся к стене и прикрыл глаза – ах ты, сукин кот с тридцатилетним стажем…

– Садитесь, – повторил я. – Курите?

Он сел, положил на стол большие сильные руки и с гримасой принял от меня сигарету:

– Как в кино… Кто вы такой? Все вроде записали…

– Инспектор, – сказал я. – Хочу задать вам несколько вопросов.

Глаза у него были не просто отрешенные – какая-то немыслимая пустота, не отражавшая ни света, ни меня, склонившегося к нему, ничего.

– Какие могут быть вопросы? – сказал он. – Я во всем сознался, я психически нормален и требую, чтобы меня повесили.

– За что вы убили свою жену?

– Подите вы! – Он отвернулся.

Я встал, обошел стол и навис над ним, вплотную к нему:

– Тамп, что произошло с вашим будущим ребенком? (Он вздрогнул и сгорбился еще больше, и я понял, что взял след.) Что случилось с вашим будущим ребенком? Вы ведь ее убили из-за ребенка? Я знаю, что из-за ребенка! Ну! Тамп!

– Да при чем тут! – зло крикнул он, глядя на меня снизу вверх. – Она мне изменяла, вот что!

– Врешь, тряпка!

– Сам ты!

– Врешь, Тамп! – Я наклонился и заглянул ему в глаза. – Вы же любили друг друга, у вас все было хорошо! И ты еще на мертвую клевещешь, дешевка такая? Слюнтяй, баба! В петлю захотел? Так не будет петли! Получишь двадцатник, останешься наедине с собой, столько будет времени подумать – башку об стену расшибешь! Не будет петли! В лепешку разобьюсь, а добьюсь, чтобы петли не было! Жить будешь и мучиться, тряпка! Ну? Что было с ребенком? Ты ведь ее из-за ребенка убил!

Он закричал что-то непечатное в мой адрес и попытался встать, но я изо всех сил прижимал ему плечи и орал в лицо – провоцировал на истерику, на крик, чтобы он не выдержал, сорвался и в запальчивости выложил хоть что-то. Мы, раскрасневшись, орали друг на друга, комната наполнилась гулким эхом, кто-то в форме встревоженно просунулся в дверь, но я рявкнул на него так, что его словно ветром выдуло, и мы снова орали что-то, уже абсолютно бессмысленное – я должен был переломить его, переупрямить, пересилить, расколоть, и вдруг, когда мы одновременно замолчали, чтобы глотнуть воздуха, прозвучал тихий голос Зипперлейна:

– Адам, оставьте вы насчет ребенка. Она в тот день сделала аборт, мы вчера выяснили…

Отдуваясь, я плюхнулся на табурет и непослушными пальцами стал выковыривать сигарету из пачки, а Тамп уронил голову на стол, и его плечи затряслись.

– Комиссар… – сказал я.

Он тихонько выскользнул за дверь – как мне показалось, с огромным облегчением.

– Уйдите вы… – тихонько сказал Тамп, не поднимая головы.

– Не могу, – сказал я. – Не имею права. Поймите вы, я приехал сюда выяснить, что происходит с детьми и во что это может вылиться. Вы перенесли тяжелую утрату, я понимаю. Мне приходилось не единожды хоронить близких людей… Тамп, это ведь не только ваше горе. Завтра в таком же положении может оказаться кто-то другой, мы могли бы это предотвратить, если бы знали заранее, и потому вы не должны молчать. Простите за банальности, но вы должны… Неужели вам настолько все равно? Ведь кто-то будет следующим…

– Кто вы такой? – спросил он, к моей радости, почти нормальным голосом.

– Полковник Кропачев, Международная служба безопасности. Отдел кризисных ситуаций. Слышали, что это такое? Теперь понимаете? Неужели думаете, я пострадал, пусть теперь и другие помучаются? Если так, вы подлец, простите, подонок… Я не глажу вас по головке, да. У меня нет времени на дипломатию, нет времени быть добрым. Над городом висит беда. Что у вас вышло с женой?

– Вряд ли вы поймете, а если поймете, не поверите.

– Я уже успел понять, что здесь следует верить всему. Так что рассказывайте. Правду и внятно.

– Это началось с первых недель беременности, – тихо начал он. – Анита… Суть… Суть в том, что ребенок начал осознавать себя как личность и беседовать с матерью. Телепатически.

– Что?!

– Вот именно… Учтите, я мало что знаю, она рассказывала об этом неохотно и невразумительно, каждое слово приходилось клещами вытягивать. Плохо спала, плакала, жаловалась, что не выдержит этого ужаса.

– Но могло…

– Нет, – сказал он. – Психиатр у нее ничего не нашел. Думаете, я сразу не подумал? И еще… Ребенок… он говорил с ней и обо мне и при этом приводил такие факты из жизни моих отца и деда, о которых Анита никак не могла знать. Это к нему могло попасть только от меня. Наследственная память, очевидно. Генетическая. Вот так… А она кричала, что не выдержит этого ужаса…

– Почему ужаса? – спросил я довольно глупо.

– Ну, нам с вами никогда не приходилось быть беременными, так что представить ее ощущения и страхи мы не сможем.

– Резонно, – сказал я. – А вы? Вы тоже считали, что это ужас?

– Нет. Может быть, потому, что я наблюдал все со стороны, и мне, сами понимаете, было легче. Я категорически запретил ей делать аборт – когито, эрго… Он уже мыслил, он осознавал себя как личность, можете вы это понять? Я запретил. Она сделала. На меня что-то нашло, не мог совладать с собой… Я охотник, у меня был нарезной карабин…

– Получается, что она хладнокровно совершила убийство, вот ведь что, – сказал я. – Убийство мыслящего существа. Так ведь выходит?

– Да. Но и я совершил убийство. Разница только в том, что мое преступление предусмотрено Уголовным кодексом, а ее преступление – нет…

– Ваш случай единственный, других не было?

– Не знаю.

– Кто такой Даниэль Регар?

– Не знаю, – сказал он, и я понял, что доверительный разговор кончился, что пошла ложь. И позвал: – Зипперлейн!

Зипперлейн вошел и хмуро спросил:

– Вы закончили?

– Кажется, да.

– Можно в таком случае задать вопрос? Тамп, что вы думаете об исчезновении трупа вашей жены?

– Что? – в один голос спросили мы с Тампом.

– Труп исчез из морга сегодня ночью, – сказал Зипперлейн. – Вот так…

– Ничего я не думаю, – сказал Тамп, и его лицо окаменело. – Лично у меня непробиваемое алиби – я сидел в камере…

Зипперлейн крикнул охранника. Тампа увели, комиссар двинулся было следом, но я задержал его:

– Комиссар, я сейчас напишу отношение… Тампа нужно немедленно отправить в столицу, в нашу резидентуру.

– Ох, будут хлопоты… – покачал головой Зипперлейн. – Согласно существующему порядку ваше региональное управление должно обратиться в столичный…

– К черту, – прервал я его. – Город на чрезвычайном положении, вы не забыли? Обратитесь к начальнику тюрьмы, и чтобы Тамп через час ехал в столицу, под конвоем, понятно. И еще. Честно говоря, у меня чешутся руки немедленно взять вас под стражу как лицо, злостно мешающее ходу следствия, умышленно скрывающее важные данные. Я не шучу! Я старше вас по званию, просьба не забывать, а вы в данную минуту мне подчинены. Как вы могли умолчать об аборте и исчезновении трупа?

Он посмотрел мне в глаза без всякого страха и смущения. Тихо сказал:

– Вы думаете, мы с нашими погонами и пистолетами можем стать на пути промысла Божьего?… Мы…

Распахнулась дверь, и в камеру вошел молодой человек в штатском. Вошел – не то слово. Сей ладный мускулистый парень спортивно-полицейского облика не вошел, а бесшумно вплыл, медленно проплелся от двери к нам, именно проплелся невеликое расстояние в три шага, и бледен был как смерть. Он мельком глянул на меня, подал Зипперлейну какой-то синий бланк донельзя официального вида, вопреки уставу повернулся через правое плечо и покинул камеру, балансируя по невидимой жердочке. Дверь он оставил открытой.

Зипперлейн прочитал бумагу, побледнел и ватной куклой осел на табурет.

– Что? – бросился я к нему. – Комиссар, вам плохо? Кто-нибудь, эй!

В дверь просунулась любопытная физиономия лейтенанта.

– Адам, закройте дверь, – неожиданно сильным голосом сказал Зипперлейн. – Никого не пускать! (Я захлопнул дверь перед носом лейтенанта.) Идите сюда, я вам прочитаю…

Я подошел, и он прочитал вслух, негромко, жестяным голосом робота:

– «Совершенно секретно, криминальная полиция, группа „Болид“, комиссару Зипперлейну. Час назад задержана женщина, фотографию которой мы получили в связи с вашей ориентировкой о пропаже трупа. Задержанная назвала себя Анитой Тамп, личность идентифицирована по отпечаткам пальцев и спектру голоса, идентичность сомнений не вызывает. Согласно ее показаниям муж выстрелил в нее из охотничьего карабина, больше она ничего не помнит, как попала сюда, объяснить не в состоянии. При медицинском осмотре обнаружен шрам. Не исключено, что его происхождение – выстрел в упор из огнестрельного оружия. Нарезной карабин также не исключен. Судя по состоянию шрама, выстрел был произведен самое малое полгода назад. Срочно сообщите, как поступить. Гарта просят немедленно связаться с Центром. 264/5, Клебан».

Я глянул на код – полицейское управление окружного города, миль за пятьдесят от нас.

– Вот ваш труп и нашелся, – сказал я, чувствуя странное кружение в голове. – Правда, как я понял, она уже жива… Кажется, две тысячи лет назад в Палестине случилось что-то похожее?

– Но ведь она тридцать восемь часов лежала в морге, – говорил Зипперлейн, медленно комкая бланк. – Я ее видел. Это был труп. Врачи констатировали смерть. «День гнева, Господи… Ниспошли просветление на души наши и мысли, отведи адский огнь, Боже всемилостивейший, ибо вездесущ и всевидящ еси, будь же милосерден к рабам Твоим…»

Он бормотал молитву и смотрел на меня стеклянными глазами. И что тут поделать? В мою задачу не входит вести антирелигиозную пропаганду среди комиссаров полиции. Самому вдруг ужасно захотелось искать поддержку и опору в ком-то сильном, большом, всемогущем, способном защитить и уберечь от безумия.

Вот вам и великолепные гепарды… Один журналист, не из самых талантливых, в одном трескучем репортаже как-то окрестил нас «великолепными гепардами эпохи». Название, прямо скажем, неточное, ибо гепард знаменит стремительным бегом, а мы бóльшую часть времени работаем скорее как ищейки, распутывая сложнейшие петли «заячьего скока». Но все равно слово многим нравилось. Великолепные гепарды. Щенки слепые…

Рука не поднялась надавать ему оплеух, хотя это и апробированный метод обрывать истерики. Я молча сидел рядом, время от времени покрикивая на возникавшего в дверях лейтенанта. Комиссар понемногу отошел, но стал чересчур уж невозмутимым и очень уж покладистым. Мы вместе отправились к начальнику тюрьмы и всего за пять минут уладили все насчет отправки Тампа в столицу. Потом Зипперлейн из кабинета начальника позвонил в секретариат мэра и предупредил о моем визите. В машине он совсем оттаял и здраво, трезво рассуждал, какой получается парадокс – ведь если жена Тампа чудесным образом воскресла, какие у нас основания держать Тампа под стражей и предъявлять ему обвинение в убийстве? Головоломный юридический казус… Как ни странно, он явно воспрянул духом и избавился от страхов. Видимо, признав происходящее Божьим промыслом, он решил, что отныне следует покорно плыть по течению. Спасибо и на том.

Вторая моя беседа с Центром была лаконичной. Меня спросили, вышел ли я на Регара. Я сказал, что вышел, но контактировать пока не собираюсь. Святой Георгий попросил сказать честно, какое у меня настроение и каково мое состояние. Я честно признался, что успел увидеть немало странных вещей, порой открыто противоречащих современной науке и попахивающих мистикой. Но остаюсь на позициях материализма и готов работать далее. Тут я не удержался и заявил, что мог бы работать, сдается мне, гораздо эффективнее, будь заранее проинформирован и о присутствии в городе Чавдара со своими людьми, и о сути проекта «Гаммельн». Впрочем, мне кажется, что проект этот представляет собой попытку как-то урегулировать положение. Скажем, эвакуировав отсюда детей, то бишь ретцелькиндов, – созвучие названия проекта с известной сказкой наталкивает на такие именно расшифровки…

Святой Георгий ответил, что каждый знает ровно столько, сколько ему необходимо знать в данную минуту. А завтра, в восемь часов утра, мне надлежит встретиться на площади у собора с Ксаной Монаховой. Конец связи и наилучшие пожелания.

Настроение у меня чуточку поднялось – Ксану не пошлют сюда по пустякам. Что-то у них есть, что-то изменилось, так будем бодрыми и целеустремленными, господа великолепные гепарды…

Я остановил такси и поехал в ратушу. Ратуша оказалась красным кирпичным зданием, позднейшей подделкой под Средневековье. Тем не менее она была красива. Даже свои химеры имелись на крыше, а в стену было вделано чугунное ядро, якобы угодившее сюда во времена старинной войны. На стоянке рядом с цивильными автомобилями помещался джип с эмблемой Войск ООН, в нем сидели пятеро солдат, и пулемет был развернут в сторону площади. Вот это мне очень не понравилось. Солдаты появляются возле административных зданий в преддверии серьезных событий строго определенного разряда. Что же здесь назревает?

Я расплатился с шофером и поднялся по мраморным ступеням, чувствуя на себе пристальные взгляды солдат. В большой приемной, чья аскетическая сухость несколько смягчалась произраставшей в майоликовой кадке пальмой, за полированным столом сидела милая девушка в сиреневом платье. Посетителей не было. Мертвый сезон, очевидно.

– Что вам угодно? – обаятельно улыбнулась девушка.

– Адам Гарт, обозреватель «Географического еженедельника», – улыбнулся я не менее обаятельно и подал ей визитную карточку. – Господин мэр предупрежден о моем визите.

– Простите, кем предупрежден? – Она опустила под стол правую руку – нажимала какую-то кнопку.

– Комиссаром полиции Зипперлейном.

– Простите, вы политический или научный обозреватель?

– Какое это имеет значение?

– О, никакого, – с улыбкой сказала девушка. – Просто я иначе представляла себе обозревателей.

– Более вальяжными, с благородными сединами?

– Что-то вроде того…

Игра в вопросы и ответы начала мне надоедать. Да и никакая это не игра. Девица неумело тянула время. Интересно зачем?

Ага. С грохотом распахнулась дверь из приемной в коридор, влетели двое крепких парней в штатском, один остался у косяка и навел на меня «Штарк», второй подошел и деловым тоном предложил, поигрывая наручниками:

– Прошу сдать оружие.

Я медленно вынул «хауберк» и отдал ему. Девица взирала на сцену разоружения с восторженным ужасом. На моих запястьях впервые в жизни защелкнулись браслеты, и меня повлекли в коридор. Я, конечно, не сопротивлялся. Вот так. В приемной, несомненно, был выявляющий оружие детектор.

Меня провели на третий этаж и втолкнули в комнату с изящной, но надежной решеткой на окне. Среди сейфов и дисплеев восседал краснолицый мужчина в штатском.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.