Полная версия
Двойня в подарок-2. Семья
– Хорошо, – улыбаюсь я, смаргивая слезы. Обняв мужа, утыкаюсь лицом ему в грудь. – Тимочка мой, – в диком порыве обхватываю его лицо ладонями. Покрываю небритые щекипоцелуями.
В душе мгновенно растворяется ком обид и подозрений.
Мы вместе! Мы – семья!
Получив легкий шлепок по попе, радостная несусь наверх. Муж любит меня. Все хорошо. Хорошо.
Первым делом отправляюсь в душ. Стою под теплыми струями в предвкушении жаркой ночи.
– Тима-Тима, не пройди мимо! – напеваю я, расчесывая волосы. Завернувшись в банное полотенце, выхожу в спальню.
Пусто. Муж еще не появлялся. Немного коробит. Но это же пустяки. Правда?
«Вот и хорошо! – решительно обрываю я стон разочарования. – Еще есть время приготовиться».
На цыпочках бегу в гардеробную. И выудив новую красную ночнушку, купленную незадолго до болезни дочек, внимательно смотрю на тонкую сетку и кружево. Такая вещица не скрывает, а выставляет напоказ.
Но это сейчас то, что надо!
Улыбаюсь плотоядно, словно истинная жрица любви.
Морозову должно понравиться!
Осторожно заглядываю в детскую. Девчонки спят. Муж вот-вот придет.
А что еще надо для счастья?!
Подойдя к зеркалу, снова разглядываю себя. Накручиваю на палец послушные волосы и улыбаюсь довольно.
Хороша!
«Муж, ну где же ты?» – зову мысленно. И проверив радио-няню на тумбочке, падаю в постель. Накрываюсь одеялом чуть ли не с головой. Вдыхаю аромат свежего белья. И задыхаюсь от томления.
– Тима, я жду, – бурчу я недовольно. Вздохнув нетерпеливо, ворочаюсь в постели. Провожу ладошкой по гладкому сатину. И пытаюсь представить себя со стороны.
Красивая женщина в красном лежит на белоснежных простынях.
«Может, раскрыться?» – Представляю, как Морозов входит в спальню и застывает обалдело. Убрав в сторону одеяло, переплетаю ноги, выгибаюсь дугой. Красное кружево выгодно подчеркивает грудь. А сетка скрадывает небольшой животик. Замираю в странной позе, увиденной на странице глянцевого журнала. И снова прислушиваюсь.
Тишина!
Никто не бежит по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Не врывается в спальню. Не прыгает в кровать с разбега.
«Не спешит он ко мне. Что могло произойти за две недели?» – спрашиваю я себя и не нахожу ответа.
Умерла свекровь. Мне бы быть рядом с мужем в такой момент. Поддержать. Просто обнять. Но судьба распорядилась иначе. Никто не виноват… И так переволновались за девчонок.
И сейчас бы кинуться друг к другу…
«Спи уже», – приказываю я себе. Спина покрывается колючими мурашками. Да и все тело дрожит от озноба. Замерзла и не заметила! Накрывшись одеялом, словно попадаю в теплое облако. Утыкаюсь носом в подушку.
Вот что он там делает, а?
Подскочив с кровати, трясущимися руками надеваю халат. Голой ступней нащупываю шлепки, разлетевшиеся в разные стороны. Один нахожу сразу. А второй…
Ладно! Некогда искать!
Откинув в сторону тапок, несусь босиком к лестнице. Неслышно спускаюсь вниз. Даже сама своих шагов не улавливаю.
Заглядываю в кухню, слабо освещенную подсветкой. На столе все так же стоит ноутбук. А рядом пепельница и кофейная чашка. Улавливаю легкий запах кофе и сигарет.
Морозов курит? Никогда не видела!
Замираю лишь на мгновение, любуясь мускулистой фигурой мужа. Вытянув ноги и положив голову на спинку дивана, Тимофей с кем-то разговаривает по телефону. Внимательно слушает собеседника. Глаза прикрыты, а губы постепенно разъезжаются в довольной улыбке.
– Я постараюсь, Ань. Правда! – заверяет он кого-то полушепотом и добавляет лениво: – Но и ты не продинамь меня, ладно?
9. Мама
Лера– Что-то ты неважно выглядишь, – роняет мама, расставляя на столе чашки и тарелки. Деловито режет принесенный из кондитерской мясной пирог.
Залив заварку кипятком, кошусь угрюмо. Знаю наперед, что заботой тут и не пахнет. Сейчас последует какая-то гадость. Мне бы сгруппироваться и отразить отпор, но я не успеваю даже подумать, как мама тяжело вздыхает.
– И майку эту смени. Смотреть тошно. Тебе же розовый не идет, Лера. Ты в нем свинку Пеппу напоминаешь…
Задыхаюсь от горькой обиды.
– Уходи, – шепчу я, глотая слезы. – Слышишь? Уходи и больше к нам не возвращайся!
– Так-то ты с матерью, Лера, – поджав губы, кивает мама. Укладывает пирог обратно в коробку. – Мы с Ниночкой поедим, – произносит решительно.
И окинув меня презрительным взглядом, заявляет:
– Думаешь, если за мэром замужем, так тебе все дозволено? Но я так тебе скажу, Лера… Ты в этом доме долго не задержишься. Выкинет тебя Морозов за ненадобностью или в служанку превратит. Ты на себя посмотри, клуша! И на него. Думаешь, влюбился он в тебя. Ага! Как же…
Мать шипит, не скрывая ненависти. А я таращусь на нее обалдело и даже слова вымолвить не могу.
– Тимофей любит меня и дочек, – выдыхаю я, собравшись с силами. Голос звенит от уверенности.
– Утешься этой мыслью, – отмахивается от меня мама. – Развестись он с тобой не разведется, наверное. Такую вторую дуру еще сыскать надо. А таскаться будет. Вернее, он же и так от тебя гуляет.
– Что? Да кто тебе сказал?! – выкрикиваю я в отчаянии.
– А мне и не нужны чужие сплетни. Собственными глазами видела. Я ж не такая дура, как ты…
Мама укладывает пирог в пакет и демонстративно шествует к выходу.
– Бред какой-то! – теряя остатки сил, опускаюсь я на край табуретки. – Ты врешь… Все ты врешь!
– Нет, к сожалению. Хочешь, у Нины спроси, – передергивает плечами мама. – Ты когда с девочками в больнице лежала, тут к Морозову забегала одна…
– И кто же? – спрашиваю я, не скрывая сарказма. Умом понимаю, что это все чушь. Не станет Тимофей приводить в дом посторонних женщин.
Это же Шанск! Сарафанное радио быстро разнесет по городу сногшибательную новость. Сразу все местные кумушки примутся обсуждать новую пассию мэра. Тимофей этого никогда не допустит.
Во-первых, дорожит своей репутацией, а во-вторых – действительно любит нас.
Закусываю губу, вспоминая, как пару недель назад, в ночь нашего возвращения домой, мы выясняли с Морозовым отношения.
Вернее, я пыталась поругаться, а муж, сграбастав меня в охапку, нежно чмокнул мой нос.
– Я думал, ты спишь…
– Без тебя не могу, – признаюсь как на духу. Обвив руками мускулистый торс, заглядываю в уставшее лицо мужа. – Ты почему спать не идешь… Я ждала…
– Да с Аней Аркелиди надо было перетереть, – прижимает меня к себе Тимофей. – Там в Дашином деле столько подтасовок. Литвин, конечно, скотина бешеная…
– Ты им поможешь? – выдыхаю я с надеждой. А с души сваливается огромный булыжник.
Аня – Аркелиди, слава тебе, господи!
– У нас с Анькой взаимозачет, – хрипло смеется муж. В глазах веселятся озорные чертики. – Я ее консультирую и свожу с нужными людьми, а она, раз все равно застряла в наших краях, подменит меня в конторе. Пока я тут мэрствую.
– А она здесь надолго решила остаться?
– Да-а, придется, наверное. Литвин, сучий потрох, уперся рогами. Вернее, даже не он, а его мамаша… – Пальцы мужа скользят по моей шее, губы безошибочно находят эрогенную зону за ухом. – Пойдем спать, Лер, – выдыхает Морозов. – Устал я как собака. Измучился тут без вас…
Всхлипывая, кидаюсь мужу на шею. Реву, внезапно осознав, какая я дура.
– Лер, да ну что ты, – бормочет Тима, подхватывая меня на руки. А я, растворившись в его объятиях, забываю обо всех своих подозрениях.
И сейчас с недоверием смотрю на маму. Она, конечно, не врет. Но скорее всего, ошибается.
– Рот закрой, – устало вздыхает мама. Решительным жестом возвращает обратно на стол пирог и велит мне: – Садись уже. Сейчас расскажу.
Тяжелым кулем опускаюсь на стул. Тупо смотрю, как она наливает в чашки чай. Кладет мне на тарелку кусок пирога.
– Мутный твой Морозов, – смотрит она в упор. – Тебе лапшу на уши вешает. А сам девок водит…
– Нет, – мотаю я головой. – Ты ошибаешься…
– Ну конечно! У тебя мать дура, а муж просто золото, – едко замечает она, разворачивая шоколадную конфету. Аккуратно откусывает кусочек. Жует тщательно. И сделав небольшой глоток, шепчет вкрадчиво: – Мы же с Ниной его видели, Лера! Сюда к нему девка приезжала. Из калитки такая деловая выскочила. А он ее нагнал. Прижал к черному внедорожнику и принялся целовать прямо посреди улицы.
– А потом?
– Она уехала. А Тимофей твой в дом зашел. В старом красном пуховике был. В тапках на босу ногу…
На автомате мешаю чай. Даже сахар в чашку положить не удосужилась. Тупо таращусь на жидкость цвета охры. Безотчетно кладу дольку лимона. И все пытаюсь сообразить, что мне делать с этой информацией?
На огромном черном внедорожнике ездит Анна Аркелиди. Но чтобы Тимофей бегал за ней и целовал на улице? В жизни не поверю.
– Девушку можешь описать? – заикаясь спрашиваю я мать.
– Невысокого росточка. На огромных каблуках. Блондинка с длинными волосами. Очень модно одета… Знаешь на кого похожа? На Милочку Старшинову!
Во взгляде матери явно читается торжество.
– Я говорила, – произносит она вкрадчиво.
А мне остается только молить бога, чтобы у маминой истории имелось хоть какое-то объяснение.
На Милу Старшинову похожа только одна женщина в Шанске. И это Анна Аркелиди.
«Нужно спросить Тимофея, – мелькает среди охватившего ужаса одна здравая мысль и тут же ее заглушают другие. – Так он тебе и сознается! Опять наврет с три короба!»
10. Улика
Закрыв дверь за матерью, прижимаюсь лбом к холодному оконному стеклу. Наблюдаю, как она деловито спешит по дорожке. Не оглядывается. Будто от чужих уходит. Через силу отлепляюсь от окна. Бреду на второй этаж к дочкам.
Малышки спят как зайчики. Им невдомек, какая беда свалилась на наши головы.
Тимофей и эта зараза Аркелиди!
Аж зла не хватает!
Вспоминаю, с каким упоением о любовнице мужа рассказывала мне мама. У нее даже глаза светились от счастья.
«За что же ты меня так ненавидишь?» – вздыхаю я по привычке. Вопрос риторический. На него нет и не будет ответа. Как дочка – давно уже свыклась. Как мать двоих детей – отказываюсь понимать.
Конечно, мама могла и наврать. Но сейчас я верю каждому ее слову. Она понятия не имеет, кто такая Аня Аркелиди. Не знает, какая у нее машина, а все описала в точности. Да и старую Тимину куртку тоже никогда не видела. Она с зимы в кладовке висит.
Хотя с другой стороны, зачем Морозову надевать пуховик в мае? Бегать за Аней по улицам и целоваться на виду?
Странная история. Ничего не понимаю!
«Может, спросить у соседей? – вздыхаю я, перебирая детские вещички, и тут же обрываю себя. – Ты в своем уме, Лера? Мало тебе позора?»
На автомате мну в руках розовые ползунки с мишками. Порывисто отбрасываю их на пеленальный столик. И прижав холодные ладони к пунцовым щекам, тупо гляжу на нарядные одежки дочек.
Для семьи все самое лучшее, Тима, неужели? Любишь нас, правда? Или это образ такой. Порядочный мэр-семьянин! Сплошная показуха и лицемерие. А на деле…
Я же верила каждому слову! Радовалась, что встретила своего принца. А выходит, Юнона Петровна была права.
Тимофей как гулял, так и продолжает. Дочек не отобрал и на том спасибо!
Вытирая слезы, усмехаюсь горестно. Морозов на мне женился по необходимости. Ни свадьбы, ни нормальной регистрации. Обещает. Говорит о любви. Но он же адвокат. И этим все сказано.
С трудом переставляя ноги, плетусь в спальню и, упав на постель, пытаюсь сообразить, как поступить. Уехать бы подальше. Никогда больше не встречаться с Морозовым!
«Вряд ли получится», – вступает в диалог трезвый рассудок.
Тимофей не позволит забрать дочек. Он только с виду мягкий. Но если задеть за живое, вцепится как клещ.
Обняв подушку, тупо гляжу в потолок. Душу сводит от резкой боли. Нутро скручивает судорогой. Даже дышать не могу от отчаяния. Сейчас бы заорать во весь голос. Вломиться в мэрию и потребовать от мужа объяснений.
Давай, расскажи, гад!
Вытирая слезы, усмехаюсь горько. Во всей красе представляю скандал в мэрии и заголовки в желтой прессе.
«Мэра Шанска в кабинете избила жена!»
Свернувшись калачиком, утыкаюсь носом в подушку и улыбаюсь печально. Скандал и дома можно устроить. Разбить бы об голову любимого пару тарелок. Заорать в голос от отчаяния и боли.
Но умом понимаю – это не выход. Морозов вывернется и еще меня обвинит в инсинуациях. Нет, нужно молчать. Никому ни слова. И обязательно найти работу. Пусть даже удаленку.
Резко подскакиваю с кровати. Аж голова кружится. Схватив с комода сотовый, лезу на ХэдХантер. Вбиваю «Переводчик с китайского». И как только вываливается список, внимательно вчитываюсь в каждое предложение.
Нет, всякое мне подойдет. В первом случае нужно постоянно сидеть в офисе, а в остальных не указана зарплата и в перечне предпочтений стоит стрессоустойчивость и ненормированный рабочий день.
Зато в двух других есть возможность работать он-лайн! Отправляю резюме и, заслышав кряхтение в детской, бегу к дочкам.
– Ты чего такая? – настороженно бросает Надежда, заходя следом.
– Какая такая? – усмехаюсь я, не собираясь вдаваться в подробности.
– Взъерошенная и сердитая, – улыбается Надежда, доставая из кроватки Аленку.
– Дремала, – сообщаю я натянуто, беря на руки Анечку. – Голова разболелась.
– От Ольги Владимировны и у меня мигрень начинается, – насмешливо признается Надежда. Усаживается с малышкой в кресло. Дает ей соску. Маленькие пальчики деловито обхватывают бутылочку.
– Маман давно отчалила? – спрашивает Надежда, не скрывая любопытства.
– Чай попили, и ушла, – замечаю я равнодушно. А у самой на душе кошки скребут.
Прикладываю Анечку к груди. Всматриваюсь в улыбающееся детское личико. И меня отпускает.
Девочки мои маленькие! Солнышки мои! Мама выстоит. Обещаю.
Да и отец Морозов хороший. Или тут тоже вранье и работа на публику? Сердце снова сжимается от обиды. А кровь закипает от злости. Пока мы с детьми лежали в больнице, Тимофей тут развлекался. Смаргиваю слезы, предательски заполонившие глаза. И изо всех сил пытаюсь сосредоточиться на дочках.
Я справлюсь. Просто должна. Полетала немного в розовых облаках. А теперь добро пожаловать на землю.
Ношу Аленку столбиком. Глажу по спинке. Жду, когда выйдет воздушек. А сама мысленно окидываю дом придирчивым взглядом.
Где они тут…
В нашей спальне или в гостиной? А может быть, в бане?
– Я сейчас… Побудь с ними, – уложив малышек на коврик, прошу я Надежду.
Со всех ног несусь вниз.
В нашу спальню Морозов не привел бы любовницу. А вот баньку точно проверить нужно. Наверняка в комнатах Тимофей ликвидировал все улики. Он перед нашей выпиской клининг вызывал, кажется. А вот в сауне и в бассейне могло что-то остаться.
Размышляю на ходу и сама себе противна от дурацких мыслей.
Что же это я как ищейка!
Замираю около двери, обитой грубыми дубовыми досками, словно перед чертой. Войду – и жизнь точно разделится на до и после.
«Возвращайся к детям! – молит чуйка. – Остановись!»
Отметая глупые страхи, делаю шаг. Жить в неведении и закрывать глаза на измены мужа я точно не желаю. Не хочу я так!
Или по любви, или врозь! Лучше одной с двумя детьми, чем с мужем-предателем. Еще одну семью, где меня не любят, я не вынесу.
На ватных ногах прохожу в предбанник. Осторожно ступаю по идеально подогнанной лакированной вагонке. Вдыхаю запах дерева, смешанный с пряными благовониями.
«А ведь мы тут когда-то с Тимофеем… – вспоминаю неожиданно. – Может, он так всех через баню пропускает?»
Закусываю губу, стараясь не разреветься.
Внимательным взглядом пробегаюсь по всем поверхностям. Нервно сглатываю, чувствуя как из глубины души поднимается отвращение к самой себе.
Стыд! Самый настоящий стыд!
Мне бы выйти… Забыть об этой злосчастной бане! Сосредоточиться на дочках и будущей работе.
Но ноги сами несут меня в парилку. Тупо смотрю на чистенькие полки, и в глазах темнеет, стоит представить два обнаженных тела…
«Уходи! Уходи сейчас же!» – вопит чуйка.
Но что-то удерживает. Как во сне медленно разворачиваюсь к выходу. Залипаю взглядом на приборной доске, висящей на стене. Часы, термометр, барометр. Все собрано на одной панели. Провожу пальцем по золотым ободкам и сложным узорам. Очень красиво.
Свекор делал. Тимофей рассказывал. И аж весь светился от гордости.
«Что же ты так, Тима? – упрекаю я мысленно мужа. Безотчетно шмыгаю носом и неожиданно замечаю тонкий русый волос, зацепившийся за шероховатый край деревянной обшивки. Явно длиннее моих, и оттенок отдает рыжиной.
«Кто ищет, тот всегда найдет?» – усмехаюсь горько.
Вот только как жить теперь? Знать правду и молчать? Или устроить Морозову королевские разборки?
Но какой от них толк? Отношения выясняют с одной целью. Хотят их продолжить.
А я?
Не прощу. Не смогу жить во лжи и двуличии. Я, еще когда из дома уходила, поклялась.
Сжимаю кулаки инстинктивно. И вздрагиваю, услышав сзади шаги. Вздрагиваю, словно меня застали на месте преступления. И вылетев из парилки, нос к носу сталкиваюсь с Богданом Столетовым.
– Ты чего здесь? – бурчит он недовольно.
11. Опрос свидетеля
Лера– Ничего! – роняю я впопыхах. Вылетаю из баньки, будто за мной черти гонятся. И вбежав в кухню, застываю на месте.
Что теперь делать? Что?
Выбор невелик.
Терпеть мужнины гульки и жить в достатке? Или собрать немногочисленные пожитки и свалить?
В груди закипает злость. Пальцы сами сжимаются в кулаки. Как ты мог, Тима?
– Лер, – раздается сзади настороженный голос Столетова. – Ты чего такая?
– Ничего. Я же сказала… – огрызаюсь я на ходу. Тоже мне, надсмотрщик выискался!
Как фурия взлетаю в детскую. Только метлы не хватает!
И увидев дочек на развивающих ковриках, выдыхаю. Тренькает незамысловатая детская песенка, звенят погремушки. И на душе сразу становится легче. Только где-то на сердце давит камень. Больно. Очень.
– Можно, я сегодня раньше уйду? – просит Надя и поясняет поспешно: – Витя меня в ресторан пригласил.
– Свидание? – улыбаюсь я через силу.
– Ой, от Торганова дождешься! – весело отмахивается Надежда. По лицу лишь на секунду пробегает обиженая гримаска.
Видимо, наш Виктор Петрович не спешит жениться. Завидный жених Шанска номер два. Тот еще красавчик!
– Да у него коллеги с женами приезжают. Вот и просит составить компанию.
– А ты?
– Ну хоть вместе время провести. Он же вечно занят. Как твой Морозов!
«У этого на все время найдется!» – Сердце затопляет неведомая доселе ярость. Тяну губы в улыбке, стараясь не выдать себя. Боюсь разреветься. Выдать свою боль, затопляющую душу и убивающую кровяные тельца.
– Ага! – усмехаюсь я недобро. – Один Столетов – вольный художник.
– Ну не скажи, – встает с коврика Надя. – Дан у нас герой. Когда участковым работал, многим помог. А потом с начальством поругался и даже из города уехал.
– Бывает, – передергиваю я плечами.
Ложусь на ковре рядом с дочками. Будто слепая, на ощупь веду ладонью по вышитым на коврике зверушкам.
Пальцы натыкаются на выпуклую фигуру на толстых ногах и с хоботом. Слон. А дальше пушистое облако на тонких ножках. Овечка.
Дочки весело сучат ножками, словно бегут куда-то. Потом переворачиваются, как по команде. И подняв головки, взирают на нас с Надеждой с любопытством.
Смешные! Любимые!
– Я с вами, мои хорошие, – шепчу я, укладывая руку под голову.
– Со дня на день поползут, – радостно сообщает Надежда. – Вот тогда точно начнется веселье.
– Мы с Тимой решили загородку перед лестницей поставить. Есть такие модели с калиткой…
Осекаюсь на полуслове. Ну какие «мы с Тимой»?
Морозов, сволочь, что же ты наделал?
– Все. Убежала, – машет от двери Надежда.
– Пока-пока, – роняю я на автомате.
Аленка снова переворачивается на спинку. Крепенькой ручкой дотягивается до самой ближней игрушки. Дергает ее. Маленькая обезьянка подпрыгивает, приводя в движение остальные игрушки. Дергает хилыми ножками котик. Трепыхаются птички. Старшая дочка смеется радостно. А ее младшая сестричка смотрит с интересом.
– А теперь ты, доченька, – перевешиваю я чуть ниже по дуге собачку. Анечка смотрит на меня внимательно. Затем повторяет за сестрой каждое движение.
«Какие же они разные! – размышляю я, наблюдая за дочками. – Нужно Тиме вечером рассказать…»
Обрываю себя. Как же! Тиме!
Больно ему интересно!
И неожиданно ловлю себя на простой до безобразия мысли.
Пока мы живем под одной крышей, все наши отношения сведутся к быту и детям.
Пусть так. Пока.
Простить Морозова все равно не смогу. И развод уже дело решенное.
Пульс бьется как сумасшедший. Руки дрожат. И честно говоря, хочется позвонить мужу и заорать: «Я все знаю!». Потребовать объяснений.
Жена я или не жена?
«Погоди, – останавливает меня здравый смысл. – Ты цепляешься за косвенные признаки. Остановись. Понаблюдай. Правда все равно выплывет. Да и куда ты сейчас подашься с двумя детьми? Кто подставит плечо? Наде платить придется. А мать и сестра не в счет…Подумай!»
Можно переехать в квартиру на Моторной. Район мне знакомый. Да и с соседями там хорошие отношения. Даша съехала. А маме с Ниной квартира не подошла. Далеко от центра, видите ли!
«Точно! Даша!» – словно железной гирей бьет по голове.
Подскакиваю с пола под удивленные взгляды дочек.
– Я с вами, маленькие, никуда не уйду.
Схватив телефон, судорожно ищу нужный контакт.
– Даш, привет! – лениво тяну я в трубку.
– Ой, Лера! – звонко отзывается Дарья. – Как хорошо, что ты позвонила! Я хочу вам с Тимофеем передать гостинцы. Мне мама сушеных белых грибов прислала и брусничное варенье. Вы такое едите?
– Спасибо, Даша! Ну конечно! – восклицаю я поспешно. – Кто ж не ест такую вкуснятину!
– Тогда я завтра с Аней пришлю. Она ко мне приедет документы подписать. А на обратном пути вам завезет.
– Погоди, – пытаюсь я сообразить. Даже лоб тру от усердия. – Какая Аня?
– Да наша, – смеется Дарья. – Аркелиди! Она же в Шанске теперь живет.
– Странный выбор, – с трудом перевариваю я новости. – Аня из Москвы. У нее там контора своя. И муж вроде…
– А в Шанске любовник, – весело сообщает Дарья. – Вот они там спелись. Та-а-ка-ая любовь!
– А кто? – охаю я порывисто. Голова идет кругом. Тут все, оказывается, давно налажено. Наверняка весь город знает. Одна я в неведении.
– Точно не знаю, Лер, – смеется Дарья. – Кто-то из окружения твоего мужа… Очень крутой мэн.
– Ничего не знаю, – стараюсь я казаться веселой. Но голос предательски дрожит.
– Морозова спроси, – заговорщицки предлагает Даша. – Потом мне расскажешь. Интересно же. Я за нее рада очень. Девчонка хорошая. А в личной жизни невезуха. Сейчас хоть глаза загорелись. А то ходила унылой амебой.
– Хорошо, – мямлю я сквозь слезы. – Ждем от тебя посылку…
– А ты чего звонила? – спохватывается Даша.
– Просто поболтать, – отзываюсь я на автомате. И откинув в сторону сотовый, кулем опускаюсь на пол.
Вот еще одно подтверждение! Это не просто случайный перепихон. А связь…
Рядом слышится кряхтение и возня. Смаргивая слезы, обалдело смотрю на подползающих близнецов. Снова всхлипываю. Теперь уже от вселенского счастья.
И подхватив дочек на руки, утыкаюсь носом в маленькие макушки.
– Мамины умнички, – шепчу я, не таясь слез. В порыве бьющего через край восторга хватаю трубку и сразу отправляю сообщения. Мужу. Надежде.
«Они поползли!»
«Вау!» – тут же приходит ответ от нашей нянечки. А Морозов молчит, хотя и в сети.
«Он занят. Еще ответит», – пытается образумить меня здравый смысл.
«Нет, – усмехаюсь я горько. – Если человек в он-лайне, это еще ничего не значит. Просто он не желает с тобой говорить».
12. Комбинат. Чтоб ему!
Тимофей«Они поползли!»
Восторженное сообщение от Леры приходит во время совещания по судьбе комбината.
– Руководство представило нам результаты исследований, – бодро рапортует глава комитета экологии. – Все данные в пределах нормы…
– Только при условии, что комбинат не работает, – роняю я негромко. Но подчиненные ловят каждое мое слово.
Приходится обдумывать каждое предложение. Любую фразу тут же вырывают из контекста и постят все кому ни лень. От блогеров до солидных изданий.
Шаг вправо, шаг влево – сплошная засада.
Ясен пень, главный эколог уже положил в карман увесистый сверток. Поэтому и тараторит деловито и слегка нервно.
Мэр у нас новый, из дурачков. И так схвавает.
«Эх, дядя-дядя, – усмехаюсь я, оглядывая худого мужичка в золотых очках и костюмчике от Армани. – Взять-то ты взял. И сейчас чувствуешь себя самым умным. Думаешь, обведешь меня, как пацана, вокруг пальца. Ты и старше, и мудрее…Вроде бы. Вот только нервишки шалят. Ох, шалят нервишки! И выдают тебя с потрохами».
