Журнал «Юность» №04/2022

Журнал «Юность» №04/2022

© С. Красаускас. 1962 г.

Поэзия

Катя Малиновская

Поэт. Родилась в Красноярске в 1990 году. Финалист Литературной премии «Лицей». Автор поэтических книг «Юник», «Полая структура», переводчик книги стихов Давиде Кортезе «Мое имя – прощай» (Россия – Болонья), книги «36 стихотворений» Патрика Дюбоста. Стихи опубликованы в журналах «Эмигрантская лира», «Юность», «Паровозъ», «Формаслов», «Образ», «Енисей», «Revista Kametsa» (Перу), переведены на испанский язык.

ИЗ ЦИКЛА «КОЕ-ЧТО О КЕЛЛИ» ТЕМНЫЙ РЕЧНОЙ КРОКОДИЛ Сегодня во сне Келли вновь стала участницей странной встречиНа этот разПод старым шкафом из черного дерева ее поджидала другаяНовая для Келли рептилияТемный речной крокодил Келли лежала на койке в номере не известной ей гостиницыМучительно ерзала на сбившихся сырых простыняхИ вдругУслышала слабенький жуткий звук Чуть приподнявшись, она посмотрела направоИ утомленные яблоки глаз замерли, остекленелиИз-под старого шкафа прямо по направлению к КеллиМедленно-медленно полз, едва шевеля лапамиТемный речной крокодил Он был не очень больших размеровЕго блестящая толстая кожа имела темно-зеленый оттенокТемный до тошнотыДо сводящего скулы ужасаДаже можно сказать грязныйЕго желтая пастьБыла открытаА глазаБольше всего напугали Келли именно его глаза Красные безумные тупыеОни были как будто слеплены из мерзкой густой слюны Крокодил приближался медленноКеллиВстала во весь рост на кроватиПерешагнула как великанша на соседнююИ вышла вон из гостиничной комнатыТварь осталась в гадкой зловещей тьмеА КеллиНагнуласьПодняла с пола ржавый изогнутый гвоздьИ высекла на стене корявыми буквами предупредительное назидательное стихотворение: Осторожно, потомки! ЗдесьТемный речной крокодилЗооморфное воплощение грязных ползучих мудилЖаждущих залезть на меня своим липким поганым теломРазомкнув безъязыкую пастьА я бы хотелаЦеловатьЦеловатьЦеловать! СОН О СМЕРТИ (ЧАСТЬ ПЕРВАЯ) Сегодня ночью Келли вдруг умерлаОна лежала мертвая на улице было летоЛето в деревнеКажется это был внутренний двор деревенского дома в которомЖила ее, Келли, семьяБыла там бабушка пара каких-то мужчин и ребенокВроде бы младший братКелли лежала на кривой длинной лавке скрестив на груди молодые красивые рукиКак полагается новопреставленным божьим рабынямНа ней было платье из ситца такое простое голубенькое в цветочекВолосы были убраны в две косичкиС темно-красными бантикамиКажется такой цвет называется терракотовыйИ да, почему-то Келли была шатенкаТак вотОна умерлаИ к ней подбежали родные и начали плакать хвататься за щеки кричать причитаньяА Келли лежала и думала – как же их жалкоПлачут о том, что ее больше нетА она была, и ее новое бытиеХоть и началось вот-вот, совсем недавноНравилось ей больше прежнего ведьВ теле было такое неведомое классное ощущениеОтсутствия телаОно еще было но уже нетКелли не понимала что делать но чувствовала – надо еще полежатьА потом можно будет уже полететь причем быстроГораздо быстрее обычного бега ногамиИ это будет легко так легко так легкоКелли хотела даже зажмуриться от радости этих мыслей но вспомнила чтоУ нее совсем нет больше глаз значит жмуриться нечемОна даже чуть-чуть расстроиласьВдругКелли почуяла – кто-то идет к ней услышала шум голосов и шагиЧерез мгновение Келли с ужасом поняла: ее близкиеТупо угрюмо несут ей корявый и узенький гробКак-то нелепо видимо наспех сколоченныйНеаккуратно так выкрашенный черной краскойОт одного его вида Келли как будто бы вновь ожила испытавЗабытое с радостью человеческое отвращенье такой силыЧто чуть не поверила вновь в тошнотуУжас сковал то, что не было теломИ она поняла – медлить больше нельзяКелли дождавшись когда гроб приблизится к ней окруженный роднымиВдруг налилась вся решимостью смелостью иБыстро уверенно всталаИ отошла от себяЕе тело осталось на лавке (продолжение следует) ПРОСТИ, ВОЛК

Мне жаль, рыба, что все так получилось. Ты уж прости меня, рыба.

Хемингуэй. Старик и море Сегодня ночьюКелли встала на защиту какого-то неизвестного племениЕй пришлось бороться с захватчикамиСо страшными дикими чудищамиОни проникали сквозь закрытые двериВыламывали деревянные ставниУбивали без размышлений Она была частью этого племениИногда в полусне ей казалось что жители – просто ее друзьяКакие-то людиКакие-то лицаКакая-то матрица Многие то ли враги то ли наоборотБыли облачены в лохматые толстые шкурыИми когда-то убитых зверей Ничего особенного не было в томЧтоб защищаться от диких полулюдейИли каких-то животныхПокаДо тех порПокаКелли не сделала странную вещь В какой-то моментСкрываясь от захватчиков по узким тропинкамСкользя по мокрой грязиКелли с ножом в руке застылаОна почувствовала:К ней приближалсяОдин из страшных врагов Келли всматривалась в темное мутное пространство перед собойБольное пространство снаИ увидела не очень большого странного волкаПохожего на собаку Его шерсть была серойМестами белойНе прикасаясь Келли почувствовала: шерсть зверяМягкая и приятная на ощупьЕй захотелось погладить животное ноОтовсюду как будто полезли противные мерзкие голоса враг враг врагэто враг враг враг Застывшая Келли зналаСейчас она сделает то чего требуют мерзкие шепоты враг враг враг доносилось со всех сторонзащищай себя защищай насзащищай себя защищай насзащищай нас это враг враг враг Почувствовав кожей холодную рукоятьКелли приблизилась к волкуОн выглядел злым но не нападалА просто щурил темно-коричневые глазаСловно всматривался куда-то Отследив его взгляд Келли вдруг поняла:Он направлен на острое широкое лезвие в ее ладониНевольно Келли сама стала вглядываться в металлИ заметила на краю мелкие-мелкие буквы Она поднесла нож ближе к глазамИ прочла про себя: chaos reignsChaos reigns? – произнесла онаХаос правит – как будто ответил зверьПодчиняясьПокорно поджав хвост Прости, волк – прошептала КеллиИ улыбнулась ему сжав рукоять ножаКелли приблизилась к зверю. * * * Новой бессонной ночью Келли вдруг понялаЧто чистое а что грязьСтало жалко невинного детского тела наверное в первый разНе захотелосьКое-что повторитьНовой бессонной ночью ей наконец разрешилиЗабытьИ голова перестала болеть как-то сама собойКелли тихо спала до утраНе запоминая снов

Александр Логунов

Родился в Москве в 1975 году. Окончил Литературный институт имени Горького. Стихи публиковались в газете «Литературная Россия», «Литературной газете», журнале «День и ночь». Автор книги стихотворений «Ковчег» и нескольких альбомов песен.

* * * Континент Евразия видится мне человеком,раскинувшим руки,чтобы обнять полмира.С левой руки он в Америку шлет корабли,Правой рукой – держит ее за Аляску.Он видится мне человеком,стоящим в соленой воде океанаИндийского.Некуда больше идти.Он созерцает свет Полярной звезды,отраженный в арктических льдах.В холоде разум питая.Витают кругом головы егошестикрылатые воины Герды.Сердце его бьется от века свободно,пульсируя сменами времени года.Дыханье его – расцветы империй и их угасанье Никакая другая земля не кажется мне столь живой и антропоморфной.Но дело не в этом.Меня заботят вопросы праздные и риторическиКогда свитком станут привычные небеса,Новое небо – какого оно будет цвета?И станет ли суша единым материкомпланеты обетованной? * * * Прозрачный лес вливается в окночуть приоткрытое, и тянет прелью.Скрипят неубранные на зиму качели.Твои календари сулят метели,и что там после, в общем, все равно. И дождь – не дождь, – сочение водыв холодном небе над моей землею,тоскливой, бесприютною, пустою.И все, что было выращено мною,приносит непотребные плоды. Так редко долетают голосаИ отсветы садов нерукотворныхСюда, где стынет палая листва,И холодом сквозит в деревьях черных,И лес – не лес, а лесополоса.

Стефания Данилова

Санкт-Петербург. Была участником шоу «Бабушка Пушкина», «Посмотри на меня» и «Суперстихи» на ТНТ Music. Автор 19 книг стихов, в том числе в издательствах «АСТ», «Рипол Классик» и «Пальмира». Победитель Всероссийского семинара-совещания «Мы выросли в России», премии «Пушкин и XXI век» и международного слэма Дениса Рубина Metaverse. Участник международных форумов писателей РФ и СНГ и Школ СЗФО.

Небо становится проще

КАРЕЛЬСКИЙ ЛЕС Я-одна открывает окна, чтоб я-втораяулетала спокойно, куда так давно хотела —на таинственный перекресток между мирами,из больного, ненавидимого ей тела. И, пока я-одна грустит и болеет дома,я-вторая к тебе Рускеальским летит экспрессом,выходя из окна девятого, как из комы,едет рядом с тобой, и шутит, и пьет эспрессо. Я-одна просыпается утром и слышит лето —так об стол в поездах подстаканник стучит железный.В этом доме, где воздух морщится от таблеток,почему-то отчаянно пахнет карельским лесом… 2021 РЕТУШЬ Из гусиных перьев счастливец творит крыло.И еще одно, чтоб пуститься в большой полетне Икаром, который падает, а орлом.Если падаешь вверх, об землю, асфальт и лед, невозможно разбиться, как ни старайся ты.Перьев, карандашей и ручек там, наверху,не найдешь, равно как и гаджеты, и листы.Там поют Аллилуйю и Ом мани падме хум. На руках ты несешь меня в спальню, леса, поля,ретушируешь травмы детства и стыдобу.Буду стихотвореньем из горного хрусталяна небесной бумаге звездами вместо букв. 2016 СТРАНА ТОГО, ЧТО МОГЛО БЫ БЫТЬ А теперь закрывай глаза и открой их там,где твоя любовь за тебя все еще в ответе,где идешь за ней, не спрашивая, куда,где кроме вас нет вообще никого на свете. Где не помнишь, какой он, мир за пределом штор:солнце рядом, чтоб засыпать с ним и просыпаться.Где страшнейшие обстоятельства ни за чтоне посмеют противиться вашим сплетенным пальцам. Где собачий лай, песни ветра и стук копыт,вместо сердца на части разбилось на счастье блюдце.Уезжая в Страну Того, Что Могло Бы Быть,разреши себе…Разреши себе не вернуться. КРЫМСКОЕ мне нравится здесь я стала опять никемв огромной нелепой рубашке курить во двортаская ангедонию на поводкене видимую собеседниками в упор смородиновое небо – да звезд не счесть…забывшая про бессонницы и ноябрьто падать в песок хочу то на крышу лезтьсверчками гремит перуанская степь моя мне нравится что выходишь во двор а тамрастет не нарисованный виноградтак быстро как огонь бежит по листам и сказке – начало. кто слушает, тот и прав… 2018 ПОЭТЫ ЛГУТ один поэт сказал, что поэты лгут.может быть, в нем поэта на деле нет?но пишет он даже excellent, а не good,и мне очень хочется верить, что он поэт. один поэт сказал, что поэты лгут.а истина, согласитесь, везде нужна.вот пишет поэт, к примеру, «я все могу»,но думает по-другому его жена. мои стихи вперед от меня бегут,как от гусиного крика проклятый галл.один поэт сказал, что поэты лгут,и мне очень хочется верить, что он солгал. 2014 ВРЕМЯ почему время лечит?потому что давным-давноу него спросили, что делает, мол, онои сказало время им «я лечу»и крылом похлопало по плечу значит, время не лечитоно летита за ним несется собачий лайтак вперед не дай же ему уйтибрось лассо гарпун подбей его оседлай я кидаюсь ему на шеюоно же прочьне дается выскальзывает хитрита потом в очередную ночьпонимаешь времени целых три и одно представь летит у тебя внутри 2013

Проза

Александр Беляев

Журналист, музыкальный обозреватель, переводчик. Родился в 1975 году в Москве. Окончил МНЭПУ. Сотрудничал и работал в штате в разных газетах и журналах («Московские новости», «Ведомости», «Время новостей», «Российская газета», Where Moscow, Play, Billboard, «Музыкальная жизнь» и т. д.). В его переводе опубликованы автобиографии Эрика Клэптона и Мэрилина Мэнсона, биографии Джона Леннона, Робби Уильямса, Led Zeppelin, AC/DC и др., а также исследования «Как музыка стала свободной» Стивена Уитта, «Тинейджеры» Джона Севиджа и др. Автор документального романа «Человек в бандане» о борьбе с раком. Лауреат премии журнала «Октябрь» в номинации «Критика» (2017).

Пинг-понг, или Где мои

…Ну шо ты, пацан, гоношисся, шо ты скочешь, як вошь, пузом стол отираешь? Отступи взад на метр, подбежать проще, чем отбежать, – тебя шо, тренер тому не учил? А, ты не с секции, не с спортшколы, самоучка… Ясно. Ну, держи, моя подача. Я ж выйграл, а енто тоже скушно, пацан, выйгравать все время! Ну ты, камон, подавай, «давай-давай», как орали в юности моей, на танцполах, авось меня и обыграешь… И девочка твоя порадуется… Или ей по хер весь этот теннис настольный… Или она не твоя.

Так, подача. Раз. Два. Чик-так. Насухую. Н-ну, извини. «Н-ну, иии-ззвини» – так в одном фильме говорил персонаж один. Привязалось вот с детства…

Ты вообще в который раз в пинг-понг играешь, пацан? Ого, всего-то? Неплохо. Нет, правда, держи петуню. Ну, тада щас кончим… закончим. Нет, ничья позор для обои… обеих… Для двух сторон, короче. Я лучше проср… извиняюсь, барышня, проиграю. Ну и какие мои годы, господи, на пенсию скоро, наср… Извиняюсь, барышня, что, Олеся? О’кей, ага. Красивое имя!

Мои подачи. Три один. Молодца! Да, Олесь? Так дядю обыграет! Разрядника!

Нет, правда ж пацан быстро учится. Вбирает. Сколько ему, 17, 19? Да хоть двадцать, дите по-любому. Рвется доказать, что он тоже уже… Ну а как еще. Если первокурсник, приехал в спортлагерь, который уже не спорт- и не совсем лагерь, а просто дом отдыха за свои деньги, просто по линии института проще… Это и в мое время было, точнее, в наши первый-второй курс и началось, какой год – точно не скажу, но 90-е, это понятно, тема эта гнилая… Почему гнилая, а потому, что спорт у них тут литробол, но это ж и у нас, и у меня, точнее, было, че я гоню…

Этих компашка тут, стайка, вижу, ходят, стадо такое маленькое, парни разного вида, пара девочек высоких-худых, телочки вроде бы, но не ихние, тоже видно…

Этот чемпион мой тоже пытался выиграть у высокой, у Олеси этой, ну, выиграл, на кураже чисто, молодец, она совсем никакая в пинг-понг, не мы выиграли, а вы проиграли, из серии… Но ты тоже не Джон Макинрой… Лана, уступлю, не ссы… Я ж говорю, ничья унижает – как будто оба ни на что не способны. Я лучше в одном проиграю, в другом выиграю. Я, кстати, выиграл уже, по жизни, кстати, где мои-то, ушли мороженое кушать… Это ж обожраться. И слова не скажи: дорогая, доча много мороженова кушает – а тебе че, жалко мороженова для ребенка? Тьфу, хер с вами, жрите что хотите. Я пока в пинг-понг с молодежью. Сам не старик, кстати. Поняла, бабуля?!

Не, как ему ни проиграй, перед Олесей ему не выделаться. Шансов никаких. Спроси, кто вы че, просто друзья. Ну, с таким настроем, знаешь… просто дружбы не бывает, пацан. Тут либо любовь взасос целую-в-десны, либо кому-то что-то надо от другого, а другой рад, что донор. Третьего не дано.

О, еще раз твои подача? Мала-дец! Олесь, как он, а?.. Так, ага… Не-не, признаю, все видели. Держи петуха, чемпион! Спасибо за игру. Олеся, вам-то как? Ну, что парень ваш у разрядника выи… Разряд есть, ага. Ну давно ж это было, слушайте, я вам в отцы гожусь, чего теперь… Давайте, отдыхайте, всего, как говорится…

Так, и где мои-то? Где мои?

Браток, пивка мне… какое есть похолоднее… «Рогань» типа специфика местная, ага, название, как и вкус, как ры… Не, ничо. Хотя тепловато. На такой-то жаре льда хочется. Жидкого льда. «Ботшкуу», кег в смысле, подожду.

Блин, тут все меняется и все то же самое. Как же мы тут пили пиво это тепловатое днем и крепленое вино вечером и ночью? Это ж невозможно: печень прищурилась. Где мои, а, нормально, надо уже на обед идти, в кафе-гриль «Кубаночка», кабаночка, как я говорю, и все ржут.

Пивко ничего… грубовато, но ничего. Горькое. Натурпродукт. А Олеся эта ничего, сиськи маленькие, первачок, но свои, бедра коровьи, но тоже на пользу… Тебе, чемпион, ничего не светит, ибо нежели выше тебя на полголовы, а дылды коротышек не любят, по себе знаю. Хотя когда как.

Мы тут тоже резались. Я-то по настольному теннису ок, я тут всех и подбил, после второго курса чтоб смотаться в спортлагерь, хотя только паре человек вышло бесплатно, за остальных предки пробашляли, но это ж 90-е, тут по-любому плати, никто никому ничего не должен. А у нас там Полинка такая… Нет, у русских ни ума, ни фантазии – имена во всех поколениях как под копирку. В моем все Насти и Полины, раньше Юли, потом Софьи, Олеси через «о» и «а», офигенная разница, а моя вполне с нейтральным именем. Библейским. Надеялись. Оказалось, песня, говнороманс или шансон, «Анна / На кушетке бездыханна». Мне откуда такое говно знать, я – Nirvana, Guns N’Roses… Я тебе покажу бездыханна, чмошник, токо пальцем тронь… Кстати, где они? Браток, давай еще стаканчик, нагревается быстро… О, новый кег, отлично, освежусь… Блин, чо это?.. Ладно, ладно, никаких претензий…

Олеся… тоже песня была такая советская, дебильная. Дважды дебильная: как советская и как пункт бэ, песня с именами. «Алисааа умееет в блокнотыии…» Позорище. Кстати, Алис тоже развелось, видать, миелофонами уже перестали дразнить, наконец-то. А так рифма дебильная к имени присохнет – не отвяжется.

Я-то лично на секции с 10 лет. Родоки отдали, чтоб дома не отсвечивал. А мне и по кайфу там, а то дома делать нечего – родоки до ночи в кооперативе своем, потом у них платка, тогда у все палатки у метро или точка на Лужниках или Черкизоне. Переход к рынку. Перешли вот…

Все-таки сказали иди в технический вуз. Ну, пошел, благо конкурс никакой. Поток – все парни, пара девочек. Реально красивые! Нет, точно! Не знаю уж, за что нам так повезло… или мне не повезло. Нет, я знаю все эти присказки: хочешь стать красивой – поступи в технический вуз. «Девушка, вы в МИФИ учитесь? – На себя посмотри, уродина!!!» Полинка звезда реально. Конечно, хотелось перед нею… И получилось. Тоже какой-то дядя пожилой за тридцать с нами играть ввязался, я его, конечно, насухо – ни хрена не умеет! – а он такой, спасибо, парень, за игру, и купюру кладет на стол. Я тут же в карман шорт джинсовых обрезанных ее сую и Полинке подмигиваю. Она плечами пожимает. Вечером она на танцах с этим не танцевала, нет, всего-то о чем-то говорила недолго, потом оба исчезли, я пошел поискать, но нажравшийся упал в кусты, «вертолет» утянул, и до утра пролежал… Очнулся не до того, как будто ничего и не было, а может, и не было, мне уже пофиг. Вообще двадцать пять лет тот эпизод не вспоминал. Вернулись в Москву, доучились, военные сборы, диплом, распределения нет, ничо не должен государству, дальше трудоустройство по блату, там своя семья… Где мои с курса, не знаю, интересно, но искать по соцсетям лень, сюда вот заехали по старой памяти, все равно никуда не выпускают…

Не, ну где мои-то, где мои? Волнуюсь!

27.02.2022

Никто не совершенен

Рассказ

Я не узнал Роджера: вместо легендарного барабанщика стадионной группы семидесятых в студию вошел старичок, какой-то очень маленький, худой до угловатости.

«Вот это наш второй звукоинженер», – представил меня продюсер.

«О’кей, cool», – улыбнулся Роджер. Знаменитая улыбка, лукавая, двусмысленная – на всех обложках альбомов, и постерах, и значках, и прочей продукции. Улыбка сводила с ума и девочек, и мальчиков. Еще – ямочки на полных щеках, вместо них теперь глубокие морщины. Некрасиво постарел. Я устыдился этой мысли. Сколько ему сейчас, 70? Как говорится, дай нам бог в его годы сочинять и выступать. Правда, он несколько лет молчал, ничего не было известно о его проектах, и вот этот новый альбом, на который меня пригласили поработать эдаким техническим продюсером, – он, я так понял, готовится втайне. Ну это меня не очень удивило: пиар-ход, значит, такой. Хотя, может, еще что.

Да, так вот я пришел, когда Роджер уже уходил. Бледный, с потом на лбу. В цветастом кашне на плечах – хоть в студии тепло, да и зимы у нас мягкие, не в России живем. Надел тонкое кашемировое пальто и, как говорится, покинул здание. Совсем не похож на рок-звезду.

Я тут же проверил, сколько лет – 69. Через полгода семьдесят. Ого. Я, между прочим, сам фанат его группы, с детства. Живи до ста лет! А этот альбом с рабочим названием «Nobody’s Perfect» пусть будет подарком на семидесятилетие.

Моя задача как звукоинженера – собирать и микшировать партии, гостями записанные. Но мне интересен исходный материал. А он вообще-то полностью готов. Роджер в домашней студии сделал очень высококачественное демо. Сам сыграл все, понятно, барабаны, но также и бас, ритм-гитары… На соло-гитары он, вполне логично, позвал своих друганов типа Эрика Клэптона и Джеффа Бекка – они должны были прислать свои записи из Англии позже, это не мое дело уже. Бас, ритм-гитары и клавиши должны были переписать местные музыканты, обязательно – молодые и виртуозные. «Но чтоб точно все мои штрихи снимали!» – велел Роджер. То есть играет вроде как он, но – не он. История знает кучу альбомов, полностью сочиненных и записанных одним человеком – от Пола Маккартни до Ленни Кравица. Роджер так не хочет: «На всем сам клево не сыграю. Никто не совершенен!»

Вокал у него удивительный. Это вокалом назвать нельзя – хрипловатый шепот. Чем тише – тем лучше. Как будто тебе в ушко говорит. Но, конечно, устает. Несколько дублей – на последнем уже… даже ноты врет. Я удивился, когда понял, что отбираются именно эти, последние дубли, усталые и с «лажей», так сказать.

Но барабаны его звучат как тогда. Гром и молния. Одно прикосновение палочкой к тарелке: и шум – как град по жестяной кровле… Это его, фирменное. Барабаны Роджера пробивали стадионы. И дело не в аппаратуре – это в пальцах. Он и ведром ржавым стадион пробьет. Как Кит Мун или Джон Бонэм, друганы его покойные.

Я послушал первым делом мультитрек, отметил странное: барабаны загоняются. О чем, пересекшись с Роджером, попытался ему сказать.

– Мистер Карпен…

– Роджер, – оборвал он меня. – Зови меня Роджер, дорогуша.

Роджер для всех, Реджи для близких. Я не близкий.

– Да, прости, что хотел сказать?

Я начал объяснять, что в таком-то треке, называется, кажется, «Heaven Is…», то есть «Here in Heaven», простите, барабаны «загоняются» в финале, такт как будто обрывается, и что это так и надо ли, и в горле у меня пересохло: какая чушь, с таким банальным перфекционизмом только с молодыми группами работать (что я и делал ранее), не с корифеями. Он слушал, наклонив голову, нахмурившись и покусывая кулак. Потом вдруг улыбнулся:

– Ну, никто не совершенен!

И – покинул здание. А я все свел очень легко и просто в итоге. Все «село» куда нужно.

Да, вопросов я особо задавать не мог бы. Роджер работал по странному расписанию: с 11 утра до 3 часов дня. Время, когда рок-музыканты только просыпаются, и раньше пяти в студии ждать некого.

В одном треке Роджеру нужен был синтезатор. Старинный аналоговый. Сейчас все это можно сделать на компьютере – собственно, в демозаписи звучит комп, но он четко продюсеру приказал: винтажный Oberheim OB-Xa. У него звук такой, знаете, булькающий, смешной. Куча хитов 80-х с ним записана, сейчас не вспомню, что именно, но голос прям характерный. И вот такая фигня старомодная Роджеру нужна зачем-то. Там партия к тому же примитивная: ты-ды-дыры, тырыдым. Буги-вуги такое, только электронное. Прикольно, правда.

Ну, в нашем мировом мегаполисе, столице мира, любой инструмент можно найти за денежку. А музыкантов – за гроши, только брось клич – очередь у входа в студию.

Продюсер нанял некого Адама Лейкмана, под тридцатник парня. Он мне рассказал, что Роджер когда его увидал, говорит: ох, ты ж небось сын Дика Лейкмана, клавишника такой-то группы, ну прям spitting image, вылитый отец! Мы ж с ними в турне ездили в каком году… семьдесят… тебя еще на свете не было, наверное! А старик твой мне с тех пор ящик виски должен, напомни при случае, я не пью, здоровье не позволяет, но тут дело принципа! И это, знаешь: играй от души, как ты сам чувствуешь, как надо… Никто не совершенен, несовершенства делают личность.

Адам так испугался, что сыграл аж двадцать дублей этого «тыгдыма» – а он реально мастер всех этих синтезаторов, что понятно: сын своего отца, вырос в домашней студии, набитой этой параферналией. Роджер также оценил его игру как совершенную. И я дико удивился, когда мне велено было миксовать последний дубль, усталый и с ошибкой на коде… Кто я такой, чтобы спорить?

Через пару недель такой работы мне позвонил продюсер, ну, тот самый, главный:

– Не выехал еще? Хорошо. Сегодня не приходи, Роджер не смог… В общем, делать нечего пока что. Нет-нет, все нормально, все по плану, просто ему надо там по личному вопросу… Короче, я тебе позвоню завтра, скажу, что куда.